Графиня Шатобриан

Когда они сели, император несколько минут молча слушал своего противника и, по-видимому, отыскивал его слабую сторону, чтобы начать нападение. При этом в спокойных и твердых глазах императора мелькнуло свойственное им неопределенное и неприятное выражение, которое не раз заставляло его окружающих предполагать в нем наследственную склонность к сумасшествию. Но это продолжалось всего несколько секунд; он овладел собой, сознавая, что холодный разум – его единственное оружие против поэтического короля Франциска.

Он дал ему высказаться и отвечал короткими фразами на его любезности. Пока все преимущества величественной осанки и ловкого обращения были на стороне французского короля, что видно было и по лицам испанских грандов, которые с заметным презрением смотрели на невзрачную фигуру своего повелителя. Но, тем не менее, настоящая победа все-таки осталась за императором, слова и обещания которого были заранее взвешены и обдуманы.

– Я надеюсь, – сказал в заключение Карл V с явным желанием положить конец бесплодному обмену любезностями, – что бывшее между нами недоразумение разъяснится само собой и мы расстанемся друзьями. Нам поможет в этом ваша сестра, герцогиня Алансонекая! Она писала мне и просила дозволения приехать сюда; я скоро буду иметь удовольствие познакомиться с этой даровитой женщиной и привести ее к вам.

С этими словами император поднялся со своего места. Наступила решительная минута, когда более чем когда-нибудь король Франциск мог заручиться формальным обещанием относительно своего освобождения. Все с нетерпением ожидали, что скажет пленник, который, благодаря нервному возбуждению, чувствовал себя настолько бодрым, что мог стоять без посторонней помощи. Сам Франциск, видя необходимость отступить от принятой им тактики, возразил, что свидание с сестрой доставит ему большое удовольствие и он надеется, что с ее приездом будут окончательно определены условия его освобождения.

– Вы не можете сомневаться в моей искренней готовности возвратить вам свободу, – сказал поспешно император. – Герцогиня будет посредницей между нами; она сообщит вам самые новые известия из Франции, и вы, сообразно с этим, предложите мне свои условия. Германская ересь с ее неизбежными последствиями и суровой крестьянской войной проникла и через вашу лотарингскую границу, так что мы, в силу настоятельной необходимости, должны действовать заодно, и я надеюсь иметь в вас союзника против нового вторжения варваров.

Отстранив, таким образом, всякие дальнейшие переговоры, император пожелал своему пленнику скорого выздоровления и вышел из Альказара.

Король Франциск, Монморанси и Брион остались одни в Звездной зале. Все трое были довольны тем, что в этом свидании соблюдено было достоинство французской нации, но вслед за тем, взглянув друг на друга, они разразились громким хохотом.

– Мы ничего не выиграли от этого свидания! – заметил со смехом Брион, – и можем утешать себя тем, что честь наша осталась нетронутой! Этот хитрый римский император ухаживает за нами как лисица, которая боится напасть на добычу и выпустить ее.

– Foi de gentilhomme (Вера дворянина), – сказал король, – во всяком случае, можно надеяться, что скоро наступит конец нашим бедствиям! Карл V мог убедиться сегодня, что мы не намерены просить у него помилования; к тому же за нас общественное мнение, и он должен будет сделать известные уступки!

Легкомысленные французы должны были скоро убедиться в несбыточности своих надежд.

Король Франциск опять чувствовал себя бодрым и здоровым. Подкрепив свои силы веселым обедом с товарищами своего бедствия, он решил снова заняться любовным приключением, которое было прервано пароксизмом его болезни и свиданием с императором. Когда Брион и Монморанси ушли из Альказара с наступлением сумерек, в нем проснулась неудержимая потребность прижать к своему сердцу таинственную певицу, которая теперь казалась ему очаровательнее, чем когда-либо.

«Да здравствует любовь и красивые женщины!» – мысленно воскликнул король, возбужденный сытным обедом и вином, и отправился в сад с твердой решимостью взять приступом балкон.

Между тем в замке Инфантадо заметно было необычайное движение; в окнах мелькали свечи и темные тени бегавшей взад и вперед прислуги. Король Франциск не придал этому особенного значения, предполагая, что у герцога остановилось несколько господ из императорской свиты. Он знал, по рассказам Бриона, что это обстоятельство не может помешать его плану, потому что жилище таинственной красавицы находилось в отдаленном углу замка и, выйдя за садовую решетку, он мог беспрепятственно проникнуть туда по наружной лестнице. Он решил начать осаду с этой стороны, как только удостоверится в присутствии Дамы на балконе, если не будет возможности встретиться с ней иным способом или взобраться на невысокий балкон.

После визита императора Франциск уже не считал нужным упорствовать в своей решимости: не переходить решетки сада. Между тем ничто не могло более скомпрометировать его, как это намерение в такой день, когда весь Мадрид и замок Инфантадо были переполнены народом. Но не было человека смелее и предприимчивее короля Франциска, когда дело шло об исполнении его желания. В этих случаях он хотел тотчас же достигнуть своей цели, хотя бы от этого зависело благосостояние или злополучие целого света, и через день получить желаемое без малейшего препятствия.

У него едва хватило терпения выждать на каменной лестнице Альказара появление признаков жизни в комнате с балконом. Решимость действовать еще более усиливала его нетерпение. «Романическая мавританка, – шептал он про себя, улыбаясь, – ты ошибаешься, если воображаешь, что можно безнаказанно начать со мною игру. Я не принадлежу к числу томящихся в бездействии трубадуров. Или быть может… испанская кровь горячее нашей… давно пора было приступить к решительному шагу! Она, вероятно, сердится, что я тогда не воспользовался удобным случаем и не ворвался к ней по лестнице или через балкон. Foi de gentilhomme, я сделался жалким трусом в этой ужасной тюрьме! Я должен во что бы то ни стало восстановить мою репутацию смелого искателя приключений!..»

В этот момент свечи показались на левой стороне замка; они мелькали и исчезали то в тех, то в других окнах; наконец осветилась комната с балконом. Король вскочил со своего места и поспешил к решетке; он увидел в окне женскую фигуру, но дверь оставалась закрытой и никто не показывался на балконе. Нетерпение окончательно овладело королем Франциском; он открыл железную решетку и поспешно подошел к балкону, но взобраться на него не было никакой возможности, так как на стене не видно было ни малейшего выступа. Он быстро повернул назад и вошел в сени замка, где совершенно неожиданно встретил своего врага, герцога Бурбона, который только что сошел с главной лестницы и направился к выходной двери. Они тотчас же узнали друг друга; герцог на минуту остановился, король инстинктивно последовал его примеру, но тотчас же овладел собой и пошел по лестнице налево от входа, неприятно взволнованный встречей, которая могла иметь для него дурные последствия.

«Впрочем, стоит ли беспокоиться о таких пустяках! – сказал про себя король, ускоряя шаг. – Пусть он говорит обо мне, что хочет. Положение вещей изменилось с сегодняшнего дня; Бурбон все-таки нуждается в моем благоволении, хотя, быть может, в силу какого-нибудь пункта трактата он и будет водворен в своих прежних владениях. Как бы ни был увеличен его Бурбонне, он по-прежнему останется моим вассалом и моя милость будет иметь для него значение».

Размышляя, таким образом, король быстро прошел по длинному коридору в полуосвещенную переднюю, за которой была большая комната в три окна, также полуосвещенная. За нею, по расчету короля, должна была находиться комната с балконом, где теперь слышался говор женских голосов. Сердце влюбленного Франциска замерло от беспокойства. Значит, его очаровательная незнакомка была не одна и ни в каком случае не ожидала его посещения. Если с нею была служанка, то последняя должна была пройти мимо него. Он хотел вернуться назад, но в это время ему показалось, что кто-то идет по коридору, и, видя невозможность отступления, он остановился в нерешимости среди комнаты. «Должно быть, счастье окончательно покинуло меня! – подумал он с досадой. – Моя первая попытка нарушить однообразие несносного существования приводит меня к необходимости лгать и обманывать! Будь проклята такая жизнь! Я скажу, что отыскивал Бриона и Монморанси и заблудился в коридоре. Кажется, идут!..»

Он услышал шаги в соседней комнате, и знакомый голос таинственной красавицы произнес загадочные слова: «Не падайте духом! Может быть, счастье опять улыбнется вам!» Король был уверен, что вслед за тем Дама его сердца появится на пороге, но вместо этого кто-то вышел из двери с противоположной стороны и в комнате наступила мертвая тишина. «Наконец она одна!» – подумал Франциск и, проскользнув чуть слышными шагами к полуотворенной двери, заглянул в комнату. У стола сидела стройная женщина и перебирала свои драгоценные вещи, повернувшись к нему спиной; он видел только изящную головку с темными волнистыми волосами и роскошный стан, охваченный черным шелковым платьем. Все это представляло для него теперь особенную прелесть после долгого заключения, когда он не видел вблизи ни одной женщины. Несколько минут он стоял неподвижно и жадно следил за легкими движениями красивых рук, но потом, отдавшись порыву своей впечатлительной натуры, быстро вошел в комнату. Дама оглянулась и в тот же момент бросилась к нему на шею с горячностью, которая заставила усиленно биться его сердце.

Это была Франциска.

Король в первую минуту искренне обрадовался этой встрече. Он с любовью расстался с графиней Шатобриан и, кроме мимолетных увлечений, ничто не нарушило его отношения к ней. Романическая склонность к таинственной незнакомке была не более как игра его фантазии, разгоряченной уединением. Он думал теперь об одной Франциске, которая, казалась ему красивее и привлекательнее, чем когда-либо, в изъявлениях своего преданного сердца, чуждого всякого эгоизма. Ее страстная любовь с опьяняющей силой охватила все его существо. Со времени битвы при Павии счастье оставило его и только она одна осталась верна ему и явилась как добрый гений, чтобы возвратить ему полной мерой радость жизни, светлые надежды и душевное спокойствие.

Ее искренность и веселое расположение духа благотворно действовали на короля, и он чувствовал себя бесконечно счастливым, что судьба опять соединила его с Франциской. Но такое добродушное настроение не могло быть продолжительным, так как оно было чуждо характеру французского короля, который постоянно стремился к перемене и новым приключениям. Быть может, под впечатлением радостного свидания, он окончательно забыл бы о таинственной певице, если бы Франциска позаботилась о том, чтобы ничто не напоминало ему о ней. Она могла увести его к герцогине Маргарите, которая приехала вместе с ней и поселилась на другой половине замка, или найти какой-нибудь другой предлог, чтобы удалить короля из таинственных комнат, где жила романическая героиня, созданная его воображением. Она только что вышла отсюда перед входом короля и могла опять вернуться по какому-либо поводу. Но Франциска забыла о существовании Химены; мысль об измене казалась ей невозможной в эти минуты, когда она держала в объятиях своего возлюбленного после долгой разлуки. Между тем подобная предусмотрительность была необходима ей, и в этом заключалась для нее единственная возможность привязать к себе короля Франциска более или менее прочным способом. Кокетство не только в хорошем, но и в дурном смысле было необходимо относительно этой художественной натуры. К несчастью, лучшие женщины не верят тому, что любовь есть своего рода искусство и что этим обусловливается ее прочность, и обыкновенно ставят себе в заслугу полную искренность отношений. К числу таких женщин принадлежала и Франциска. Не задаваясь никакой предвзятой целью, она хотела сначала свести короля к его любимой сестре, но тотчас же отказалась от этого намерения. Он казался таким счастливым и довольным в ее присутствии, что у нее не хватило решимости нарушить его хорошее настроение духа. Она рассказала ему, что Бюде и Маро приехали вместе с ними и что поэт составил искусный план бегства и все так ловко подготовил, что если король Франциск согласится на то предложение, которое ему будет сделано, то он может смело рассчитывать на свое освобождение.

– Лошади уже заранее приготовлены в Наварре, – добавила она.

– Для французского короля? – спросил Франциск.

– Нет, для Маро, который приехал сюда под чужим именем, в качестве посланника правительницы, и должен на днях вернуться во Франциюс ответом императора. Король Франциск может незаметно уехать с ним, так как его сопровождает многочисленная свита, и через несколько часов, переехав испанскую границу, очутиться на свободе!

– Но прежде я должен выйти из этого замка, который охраняется таким тщательным образом, и освободиться от обещания, данного мною императору, что я буду его пленником до заключения мира.

– Я убеждена, что Маро найдет средство, как устроить это дело; он неистощим на выдумки. Ты должен, во всяком случае, выслушать его. Я не понимаю, почему тебе кажется невозможным выйти отсюда. Мне кажется, что это легко устроить даже сегодня, потому что, благодаря нашему приезду, слуги постоянно бегают из замка в город и обратно с разными поручениями. Может быть, уже не представится больше такого благоприятного случая!

– Должно быть, поэт окончательно обворожил тебя! На словах все делается легче, нежели в действительности. Маро не отличается опытностью в подобных делах. Пойми, что я буду в самом нелепом положении в случае неудачи! Я не могу без ужаса представить себя в роли кающегося грешника перед этими гордыми испанцами!

– Почему ты не допускаешь возможности удачи? Все удивляются странному поведению императора! После битвы при Павии он не извлек никаких выгод из своей победы, хлопочет только о том, чтобы вынудить у тебя тяжелые жертвы, и за полтора года не завоевал во Франции ни одной деревушки, так что твоя умная мать успела в это время обеспечить свои границы мирными договорами с разными европейскими государствами и собрать новое войско. Таким образом, если только тебе удастся переступить испанскую границу, не связав себя никакими условиями с императором, то он лишится всех преимуществ, приобретенных им при Павии!

– Давно ли ты начала заниматься политикой, Франциска?

– С тех пор как ты оставил меня, потому что я умирала от скуки. Однако не будем терять времени. Пойдем к твоей сестре и переговорим с ней.

Король поцеловал Франциску и встал со своего места, но в эту минуту отворилась дверь в глубине комнаты и он увидел на пороге ту таинственную даму, которая так занимала его в последнее время. Он тотчас же узнал ее по ее изящной фигуре, одетой в белое платье. Франциска, которую он вел под руку и за минуту перед тем любил всем сердцем, была забыта. Душа его стремилась к прекрасному молодому существу с большими темными глазами, легким румянцем на щеках, густыми бровями и блестящими черными волосами, которые развевались длинными локонами по ее плечам. Он едва узнал ту Химену, которую видел в Фонтенбло в день своего отъезда. Девочка превратилась в женщину: серьезные глаза выражали энергию, шея и плечи округлились; сохранилась только прежняя грустная улыбка. Она оказалась лучше идеала, созданного его фантазией; звучные низкие ноты знакомого голоса, который он услышал вблизи, приятно поразили его слух.

– Простите мою невольную нескромность, – сказала она. – Помимо моего желания я слышала ваш разговор и вполне разделяю мнение графини Шатобриан. Спасайтесь бегством, король Франциск!

– Надеюсь, вы отправитесь вместе с нами?

– Я узнала, что сказал император после своего визита в Альказар, – продолжала она краснея и делая вид, что не слышит сделанного ей вопроса. – Судя по его словам, он не намерен щадить вас и не согласится ни на какие уступки. Поэтому вы имеете полное право отрешиться от своих рыцарских понятий, по которым вы считаете себя обязанным оставаться его пленником до заключения мира.

– Сделай одолжение, Химена, расскажи, что сказал император, – попросила графиня Шатобриан, видя, что король настолько занят созерцанием молодой девушки, что не обратил никакого внимания на ее слова.

– Император приказал моему отцу удвоить караул и сказал при этом, что у французского короля составились какие-то странные иллюзии! Вероятно, с прибытием герцогини Алансонской, когда придется говорить о деле без уверток, он почувствует себя разочарованным и сделает какую-нибудь отчаянную попытку освободить себя… Боже мой, что это? – воскликнула она, оглядываясь и быстро отворяя дверь.

– Что с вами? – спросил с живостью король. – Разве вы хотите уйти от нас?

– Нет, но мне послышался шорох за дверью. Эта часть замка вся искрещена потаенными ходами, так что здесь трудно уберечься от подслушиванья. Я заметила сегодня вечером несколько новых лиц, которые, вероятно, посланы сюда императором. Пойдемте к герцогине Алансонской; там мы будем в безопасности.

Химена была права. Ее отец, который с ее детских лет относился к ней недоверчиво, заметил ее сношения с Альказаром и, узнав от Бурбона, что французский король прошел в эту часть замка, отправился туда же потаенным ходом. Но Химена вовремя услышала шорох и поспешила увести своих гостей. Когда они вышли, в стене отворилось круглое отверстие, полузакрытое портретом Химены, и желтое, исхудалое лицо испанца выглянуло с высоты; он окинул внимательным взглядом всю комнату, как будто хотел убедиться, не остался ли тут кто-нибудь. Через минуту он исчез бесследно вместе с отверстием в стене.

Герцог Инфантадо по своему характеру вовсе не был склонен разыгрывать роль тюремщика или шпиона. Ему было неприятно следить за каждым шагом французского короля; и даже когда император Карл заявил Инфантадо о своем желании поместить пленника в его замок, он ответил с неудовольствием: «Дом мой к услугам вашего величества, но я выеду из него или прикажу срыть, как только обратят его в государственную тюрьму». Таким образом, императору стоило большого труда уговорить герцога оставаться в замке и поместить у себя пленного короля.

Герцог незадолго перед тем должен был сделать еще одну уступку императору – вызвать из Франции нелюбимую дочь, на которую он смотрел, как на кару, посланную ему с неба, и был убежден, что благодаря ей рано или поздно его постигнет какая-нибудь страшная катастрофа. Он следил за нею с недоброжелательством Аргуса, особенно с тех пор как она наотрез отказалась поступить в монастырь и с твердостью, несвойственной ее летам, объявила, что будет жить в комнате своей покойной матери.

Герцог ничего не знал о предполагаемом бегстве французского короля, которое могли приписать его податливости, но он, во всяком случае, употребил бы все усилия, чтобы помешать ему. Должность тюремщика была ненавистна ему, но, взяв ее на себя, он выполнил бы свою обязанность с неумолимой строгостью.

Обе дамы и король прошли беспрепятственно в комнаты герцогини Маргариты, которая была в сильном беспокойстве, узнав, что. короля нет в Альказаре, и тем более обрадовалась его появлению. Король, благодаря своему возбужденному состоянию, поздоровался с любимой сестрой нежнее обыкновенного и с большим участием расспрашивал ее о герцогине Ангулемской, так что сама Маргарита свела разговор на главную цель своего приезда в Испанию и спросила его, согласен ли он бежать из своей тюрьмы. Затем, не дожидаясь его ответа, она воскликнула с живостью:

– Пожалуйста, не возлагай никаких надежд на бледнолицего императора; он бессердечен и расчетлив как купец. Я виделась с ним; его люди встретили меня у городских ворот и отвели во дворец. Он ни на волос не отступит от своих требований! Я никогда не забуду, каким ледяным тоном он объявил мне, что я только тогда достигну цели своего приезда, если уговорю тебя согласиться на предлагаемые им условия, и что, в противном случае, ты навечно останешься у него в плену.

– Какие же это условия? – спросил король равнодушным тоном.

– Ты должен уступить Бургундию, Фландрию, Артуа, выдать в качестве заложников своих друзей: короля Наваррского, герцога Гельдерна и ла Марка, возвратить все прежние владения коннетаблю и его сообщникам и заплатить 500000 экю…

– Еще что?

– Кроме того, ты должен жениться на сестре императора, хотя рука ее обещана Бурбону.

– Я должен жениться на Элеоноре? Foi de gentilhomme! Это уже слишком! – воскликнул со смехом король. – Я слышал, что у нее совсем белые волосы и такая же толстая нижняя губа, как у ее брата.

– Не смейся! – сказала Маргарита. – Это горькая действительность. Рука ее была обещана Бурбону, который из-за этого получил Миланское герцогство. Коннетабль провожал меня до ворот этого замка и объяснил мне весь ужас нашего положения. Несмотря на его гнусное поведение, он все-таки остался французом и сердце его дрогнуло при встрече с нами. Он чувствует себя несчастным и глубоко раскаивается, что император бессовестно обманул его. Этот бессердечный Карл не имеет никаких понятий о чести и не сумел оценить единственного человека, которому он обязан своим успехом при Павии. Бурбон советовал мне во что бы то ни стало уговорить тебя к бегству, так как это твое единственное спасение, а для него удобный случай для мести.

– Месть изменника! – пробормотал король. – Я очень рад, что он наказан за свою измену. Что скажет Европа о моем бегстве, после того как я сам добровольно отдал себя в руки императора!

– Но не в качестве узника! Разве он не обманул вашего доверия? – заметил Маро, который совершенно преобразился благодаря своему богатому наряду и приобрел некоторую самоуверенность осанки.

– Маро, разумеется, прав! – сказал Брион. – Но интересно было бы знать твое мнение, Бюде? Чувство справедливости развито в тебе более, нежели во всех нас.

– По моему мнению, чем скорее король вступит на правый берег Бидасса, тем лучше для Франции.

– И тем менее потеряет она провинций, – добавил король. – Но ты не дал прямого ответа, Бюде! Теперь твоя очередь, Монморанси. Ты должен решить этот вопрос. Дамы уже освободили меня от данного слова…

– Ваше величество, я не могу иметь никаких обязательств относительно человека, который не доверяет мне, – возразил Монморанси.

– Вопрос решен! – воскликнул король. – Приступим к делу.

Общее молчание было ответом на эти слова. Несколько минут спустя король добавил:

– В случае нужды можно пожертвовать и жизнью ради свободы! Приготовьте ваши шпаги, господа! Если нам загородят дорогу, то это не должно остановить нас…

– Значит, мы отправимся вместе с вами? – спросил Брион.

– Само собой разумеется. Кто останется здесь, тому придется плохо. Много ли у тебя приготовлено лошадей, Клеманс?

– Десять лошадей, ваше величество.

– Отлично! Наша союзница, герцогиня Инфантадо, может отправиться вместе с нами; я надеюсь, что она не захочет покинуть нас. По моему мнению, дамы должны прямо отправиться на первую станцию по дороге в Каталонию; им спешить нечего, потому что погоня будет главным образом отправлена за нами.

Химена не возражала, хотя она вовсе не намерена была провожать беглецов до Франции. Она хотела только освободить короля и соединить его с графиней Шатобриан, к которой по-прежнему чувствовала самую нежную привязанность, хотя та не раз была несправедлива и холодна к ней. Ей и в голову не приходило задать себе вопрос, считает ли она короля достойным любви и желает ли его привязанности к себе? Сделаться соперницей Франциски было преступлением в ее глазах, и чем яснее король выказывал ей свое расположение, тем более утверждалась она в своем намерении вернуться во дворец отца после освобождения пленника и принять на себя вину его бегства. Подобный подвиг не мог испугать молодую девушку, ожесточенную с детства суровым обращением отца и полным душевным одиночеством; она считала жертвы всякого рода своим прямым назначением. Что могло ожидать ее во Франции? Легкомыслие короля приводило ее в ужас; она вряд ли могла увлечься им даже при других условиях, а теперь его ухаживанье могло лишить ее дружбы Франциски, которая была для нее самым дорогим существом в целом мире.

Из боязни, что ее отказ может поколебать решимость короля, Химена старательно следила за собой, чтобы не подать ему никакого повода к сомнению, и приняла деятельное участие в приготовлениях к бегству. Королю принесли его широкий бархатный плащ, который он носил в лагере при Павии и ни разу не надевал в Альказаре, где он провел только жаркое время года. Монморанси дал ему свою шляпу с широкими полями, которая закрывала ему лицо.

Было около девяти часов вечера. Это был момент, наиболее удобный для осуществления смелого предприятия.

Все молча подошли к окну, из которого видны были внутренние дворы замка. Каждый мысленно взвешивал шансы успеха и неудачи предполагавшегося бегства, хотя никто не возражал против него. Для короля Франциска это был вопрос жизни, так как он ставил на карту свою честь. До сих пор сознание своей правоты поддерживало его; он мог гордиться нравственным превосходством над императором, который так невеликодушно пользовался правами победителя. В случае успеха он приобретал свободу и мог доказать целому свету, что вынужден был решиться на такой шаг, чтобы противодействовать низким поступкам императора. А если бегство кончится неудачей? Эта мысль одинаково пугала всех; она казалась такой же грозной, как черная масса туч, нависших на горах Гвадаррама, которые виднелись из окна по ту сторону Мадрида. При лунном свете тучи настолько сливались с горами, что трудно было различить, где кончались горы и где начинались тучи. Ни король, ни его товарищи по заключению не могли дать себе ясного отчета, что было причиной давящей тоски, которую они ощущали в эту минуту: долгое ли заключение, или боязнь быть пойманными.