Читать книгу Слеза Иштар (Lark A. Bratenska) онлайн бесплатно на Bookz
bannerbanner
Слеза Иштар
Слеза Иштар
Оценить:

3

Полная версия:

Слеза Иштар

Lark A. Bratenska

Слеза Иштар

Когда семь станет одним, и одно станет семью,  

Когда текучий соединит несоединимое,  

Когда зеркало отразит истину, а не иллюзию,  

Когда волк и лиса найдут общий язык,  

Когда порядок примет хаос, а хаос признает порядок,  

Тогда Слеза богини воссоединится,  

И реальность обретет новую форму.

Из пророчества о Слезе Иштар

Пролог: Прыжок в неизвестность

Тим впрыгнул в этот безымянный город, город-набросок на белом листе, отпружинил и завис в воздухе. На миг его сознание раздвоилось: одна часть кричала от ужаса и непонимания, другая – наблюдала с отстраненным восторгом.

«Это что, я создал? Или это оно создало меня?»

Мысль промелькнула и исчезла, оставила после себя смутное беспокойство. Тиму срочно нужно к Часовщику. Зачем? Он не знал. Это стремление было сильнее разума, оно вырывалось из самой его сути.

Парень огляделся по сторонам. Вокруг – сероватая вуаль тумана. Тим сморгнул и провел ладонью по воздуху… («А если так…») на месте хмары возникла мощенная булыжником улица.

«Ух ты ж!» – Тим радостно запрыгал вперед, лишь внутри него сжалось странное чувство дежавю. Мысль тут же ускользнула, растворилась в тумане, который клубился на краю сознания.

Спустя три прыжка, Тим понял – мир черно-белый, как старая фотография, подернутая желтизной. Грани зданий расплылись, углы казались тупыми, а окна – слепыми пятнами.

Художник взглянул на руки: «Так вот в чем дело…» – угольный мелок, теплый, пульсирующий, живой, рвался прочь из правой ладони.

Тим сжал рашкуль и мир дрогнул.

Линии протянулись из ниоткуда, дома выросли прямо на глазах. Улицы закрутились в причудливые завитки. Тут же появились запахи: масла, сажи, влажного камня, какой-то кислятины из переулка. Заскрипела вывеска.

Тим почувствовал, как внутри щекочет то самое чувство, когда берёшь в руки карандаш и знаешь: вот-вот родится нечто новое.

Город зашевелился вокруг него, становясь ярче и реальнее. Тим понял, что не просто очутился здесь. Что-то важное, что-то настоящее притянуло его в этот город.

– Хэй, хэй, хэй, малец! – пророкотало сверху, – куда же ты так спешишь?

Тим запрокинул голову, придерживая потрёпанную твидовую шляпу.  Над ним, на ажурном балкончике-облачке, стоял седовласый красавец.

Тим молча смотрел из-под косой разноцветной челки на незнакомца.  Тот нисколько не смутился, улыбнулся шире, выпустив клуб дыма из изогнутой трубки. Дым пах вишневым табаком и чем-то древним, пыльным, возможно, полынью.

– И всё же…

– Что? – буркнул Тим.

– Кто таков и куда путь держишь столь стремительно? – спросил седовласый, дым кольцами уплывал в серое небо.

– А кто спрашивает? – буркнул Тим, переминаясь с ноги на ногу. Зуд в икрах усиливался.

Незнакомец рассмеялся густо и бархатисто, неожиданно для его внешней легкости:

– Малыш, да ты с юмором. Лорд Вульф к твоим услугам.

– Давно Вы здесь, лорд…?

– Вульф. Минут десять, не больше. Только что был в Древней Месопотамии. Щелк – и здесь. – Он стряхнул невидимую пыль с рукава норфолкского пиджака. Пыль пахла речным илом, глиной и жареным ячменем. – Привык путешествовать налегке: трубка, плащ… рюкзак. – Лорд похлопал по потертой кожаной сумке за плечом.

– Рюкзак?! – Тим исподлобья уставился на странного дядьку, – в Месопотамии? Из шкуры бегемота, что ли?

– О, ты еще не видел моих снов, любезный…, – Лорд Вульф многозначительно приподнял бровь. В его глазах, глубоких и слишком старых для моложавого лица, мелькнули тени глинобитных стен, зиккуратов, пламя масляных светильников. – Там возможно всё. Даже рюкзаки из шкуры гиппопотама времен Хаммурапи.

Лорд усмехнулся, но в усмешке притаилась тень усталости.

Тим поморщился. В висках заныло – надо скорее…

– Зачем Вам мое имя? Лучше подскажите, как попасть к Часовщику.

Седовласый тщательно выбил трубку о чугунную решётку балкона, спрятал в изящный в футляр, который поместил в карман плаща.

– Сначала налево, затем по прямой через Квартал Спящих пружин. Упрешься в Мост Бесконечности, а там – рукой подать до Башни Часовщика. Тебе назначено?

– Вроде того… – Тим огляделся.

Город снова поплыл у него перед глазами, краски поблекли. Он торопливо достал из парусиновой сумки-портфеля планшет с листом бумаги, угольный брусок и… Как только шершавый мелок коснулся бумаги, город проявился, словно фотокарточка.

Вот проступила мокрая брусчатка, в пятнах масла и сажи, в некоторых лужах отразился свет газовых фонарей и витрин.

Серыми тушами нависли округлые балконы «домов-шкатулок» или «домов-термосов» с миниатюрными глазницами окошек: будто сварщик, что паял, утомился делать дырки в жестянке, да так и бросил.

«Странный вкус у здешнего заклепочника», – подумал Тим, но карандаш продолжил путь.

Тут же появились фигурки людей-муравьев (стаффаж), глазеющих на омнибус. За его неуклюжей спиной, в дымке, выплыл острый Шпиль Времён. Птицы вились вокруг, как запятые на бесконечном свитке неба. Тиму нужно было туда.

Он убрал в сумку рисовальные принадлежности, встал, потянулся и… вновь увидел Лорда Вульфа, сидящего за столиком напротив.

– Ну что, готов к приключениям, малец? – Волк снова закурил любимую трубку и слова вместе с дымом закружились вверх.

Тотчас же город обрушился на Тима запахами и звуками: скрежет, стук, гул ветра в трубах, вопли, хохот и свисток… Кто-то прямо перед ним выплеснул ведро с мутной жижей. В нос шибануло запахом серы и аммиака. Парень замотал лицо шарфом до самых глаз и ускорил шаг, перейти на прыжки не получалось.

Из лавки зеленщика пахнуло тухлым луком и гнилой картошкой. Рядом с мясницкой расплескались лужи крови, вокруг – тучи мух и ос. Как ни старался, но Тим не миновал зловонные потеки. Нос отказывался вдыхать мерзкие запахи.

Чем ближе становилась Башня, тем меньше людей встречалось.

«Квартал Спящих пружин?» – догадался Тим.

Дома покрыла паутина, в одних – окна заколотили досками крест-накрест, в других – туманная темнота вылезла наружу. В воздухе повисла золотистая пыль, похожая на песок из часов.

В какой-то момент художник понял, что звуки будто отдалились. Вместо них Тим ощутил легкую вибрацию и гудение. Ноги сами собой перестали передвигаться.

Парень остановился и поднял взгляд вверх. Башня «выросла» втрое и занимала целый квартал. До нее оставалось пара десятков шагов. Только ноги словно примагнитились к земле.

– Часовщик! – крикнул вверх Тим, – я пришел!

Звук голоса показался ватным. Художник открыл сумку и нырнул туда правой рукой.

– Стой! – раздался сверху сиплый скрежещущий голос.

Тим ухмыльнулся, но руку из сумки убрал. Пустую.

Темно-карие глаза пронзительно смотрели на Тима. Горбатый длинный нос. Седая борода лопатой и усищи. На голове непонятное сивое гнездо из волос. Обе кисти рук в бинтах. Из одежды темно-синий балахон. Вот и весь Часовщик.

Художник невозмутимо оглядел хозяина Башни:

– Тебе бы прикид поменять…

– Мне и так хорошо, – просипел Часовщик. – Ты не торопился…

Тим хмыкнул.

– Лорда Вульфа уже встретил? – старик нажал «невидимый» рычаг, и они «взлетели» вверх.

Почти всю комнату заняли какие-то мудрёные механизмы. Хитросплетение трубок, манометров, поршней, цилиндров и колбочек.

Часовщик по-хозяйски осмотрел агрегат, удовлетворенно крякнул и повернулся к Тиму, который нетерпеливо раскачивался, готовый прыгать дальше.

– Так, парень, присядь. Голодный, небось? – хозяин Башни придвинул круглый табурет, – сейчас сообразим чайку… Где-то тут у меня были сухарики…

Часовщик прошкрябал в темный закуток, погромыхал там и с довольным видом вернулся. На столике перед Тимом выросли чашки, заварник, баночка с джемом, две чайные ложечки, вазочка с «сухариками». Последним на стол хозяин водрузил кипящий чайник.

– Ну вот, сейчас подкрепимся и дело веселее пойдет, – проскрежетал Часовщик, разливая кипяток по чашкам, – налетай!

– А разбавить есть чем? – Тим не спешил приступать к чаепитию.

Старик недоуменно посмотрел на него, мол, что ты имеешь в виду.

– Я не пью горячий чай, – пояснил художник, – есть холодная вода?

Часовщик прищурил левый глаз, дотронулся пальцем до чашки Тима. Над ней сначала перестал подниматься пар, а потом чай и вовсе покрылся корочкой льда.

– Ой, перестарался, – хозяин недовольно посмотрел на гостя.

– Давайте без этих учтивостей и этикетов, – Тим вскочил, сделал два прыжка и упёрся в жестяную, всю в заклёпках, стену.

Он оттолкнулся и поскакал в обратную сторону. Правый указательный палец он согнул и суставчиком упёрся в зубы. Взгляд устремился «в себя».

Тиму не нравилась обстановка, не нравился город и Часовщик. Ему до зуда в пальцах хотелось всё перерисовать. Он машинально достал из сумки бумагу и карандаши.

Часовщик на глазах стал преображаться. Борода-лопата уменьшилась и превратилась в «утиный хвост», маленький и аккуратный. Цвет глаз поменялся на бледно-васильковый, из-за чего в них чётче проступила сумасшедшинка. В растрёпанной пепельной шевелюре появился пробор посередине. Вместо балахона на Часовщике красовался строгий сюртук с отложным воротником цвета корицы. Из-под него выглядывал темно-коричневый жилет путешественника и кипенно-белая сорочка с воротником-оборкой. Завершали образ темно-серые в полоску визиточные брюки и мягкие оксфорды. На лбу – очки с окулярами.

Комната тоже изменилась. В ней появилась мебель в стиле Честерфилд с характерной каретной стяжкой. Деревянный пол покрывал круглый половик-циновка. Огромное витражное окно, похожее на иллюминатор, занимало почти всю стену, поперечную мебели. Солнечный свет заполнил пространство.

Тим подошёл вплотную к витражу, побарабанил пальцами по разноцветному стеклу. За окном распростерся город. Клокхолл. Его Клокхолл…

– Так-то лучше, – пробормотал художник, убрал планшет в сумку и собрался на выход.

Часовщик ошеломлённо огляделся, откашлялся, но тем же скрежещущим голосом спросил:

– Так что там с Волком?

– Вы об этом долговязом господине в деревенском прикиде? Так он выкурил трубку, попрощался и ушел. Думаю, мы с ним больше не встретимся.

Часовщик странно проскрипел. Тим не сразу разобрал, что старик смеется.

– Какой ты забавный, парень. Ты умеешь менять все вокруг, а простых вещей не понимаешь. Лорд Вульф – твой наставник, будешь у него учиться…

– Погодите-ка, любезный, – перебил старика Тим, – я правильно понимаю, что Вы решили, будто это я вам подчиняюсь?..

Часовщик перестал улыбаться. Его глаза сузились, словно две щели в маске. Он медленно поднял руку и щелкнул пальцами.

Тим почувствовал, как нечто холодное проникает в сознание, как туман заполняет все уголки его памяти. Он попытался сопротивляться, но мир вокруг уже поблек.

Последнее, что художник увидел перед тем, как его поглотила тьма, было лицо Часовщика – не перерисованное, а первоначальное, с карими глазами и бородой-лопатой. Во взгляде застыло… сожаление?

Тим кричит. Или думает, что кричит. Но звука нет. Вокруг пустота, затем темнота. И голос Часовщика:

– Спи. Забудь. Рисуй заново.

Мир схлопывается. Появляется дверь. И за ней – мастерская.

Глава 1: Пробуждение

«Какой странный сон… Будто настоящий… Да ну… Чтобы я самому Часовщику перечил?! Хмм…» – Тим потянулся и взъерошил и без того растрепанные волосы.

«А было бы неплохо одним «взмахом» карандаша переделывать реальность…» – Художник смачно зевнул.

Жаль покидать теплое покрывало спросонья, но дела не ждут. Тим глубоко вдохнул знакомый запах льняного масла и пыли, приоткрыл левый глаз. На полу повсюду наброски, куча каких-то тряпок, на табурете – палитра с засохшей краской…

«Еще какой-то странный звук в конце, будто тараном в железные ворота: бум, бум, БУМ!.. Стоп, кажется, это уже не сон».

Кто-то яростно тарабанил в дверь, рискуя сорвать ее с ржавых петель.

– Да открывай ты уже, чертов щенок! – Медведь терял остатки терпения. – У меня и без того полно дел.

Тим перестал дышать и подавать признаки жизни. Меньше всего ему хотелось именно сейчас встречаться с этим неотесанным мужланом.

– А-а-а-э-эх… Дело твоё, щенок, сам отчитывайся перед Часовщиком! А послание я доставил.

В щель под дверью просунули огромный крафтовый конверт.

Написанное убористым каллиграфическим почерком Часовщика письмо гласило:

«Проспект с зиккуратами подрихтуй, цветовая палитра должна быть более спокойной, палевой. Ее придерживайся!

Сегодня же заверши картину!

Аллея с сакурами получилась достойной, но какой-то уж слишком воздушной. Добавь немного землицы в композицию. Твои чайные домики слишком изящны и напыщенны, сделай их более скромными, а матии, наоборот, – более элегантными. Не жалей природных красок и красного.

P.S. Положил тебе еще пару холстов, но впредь будь аккуратен и экономен. Твой Часовщик».

– Ак-куратен и эк-кономен… – перекривил Тим, – спасибо, что пока хоть прыгать не запрещают. Погрызть бы чего для начала…

– Яблоки! Сочные и свежие! Яблоки! Кому яблочки… – с улицы послышался бодро-протяжный голос разносчика.

– О! Как раз! Мне… Мне! Нужно! – Тим выскочил на балкончик.

Хрумтя краснющим яблоком, довольный вернулся в мастерскую через некоторое время. Достал из карманов еще четыре фрукта, разложил на столе натюрморт. Замер. Схватил еще одно яблоко и надкусил.

– Мм-м… Вкуснятина! Нужно чаю! Где же ты, заварник… – Тим запрыгал по комнате.

Искомый сосуд обнаружился возле таза для умывания. Художник, расплескивая драгоценный запас воды, наполнил почти до краев чайник и водрузил на чудо-печку – подарок Часовщика. Нажимаешь на рычажок и появляется пламя, ставишь емкость с жидкостью, через пять минут она закипает, а печка сама выключается. Очень удобно для такого растяпы как Тим. Также специально для него у чудо-машины имелся запасной режим работы – охлаждение до определенной температуры. Ведь парень любил теплый чай, а не горячий. Сладкий и с лимоном.

Отхлебнув бодрящего напитка, художник хрумкнул яблоком и уставился на холст с зиккуратами.

«Блин… И почему они какие-то… картонные?»

Тим схватил палитру и начал яростно месить краски. Подошел почти вплотную к большому полотну – фантастический пейзаж с огромными ступенчатыми зиккуратами, окутанными розовато-лиловым «мистическим» туманом. Лицо сосредоточилось на секунду. Потом он отскочил назад, прищурился. Схватил тряпку и начал снимать целый участок неба, размазывая краску по холсту.

«Нет, нет, все не так!» – пробормотал под нос.

Зачем-то нарисовал крошечную, очень детализированную птичку на ближнем зиккурате. Тут же попытался поймать кистью жужжащую у окна муху, но лишь оставил синюю кляксу на подоконнике.

«Часовщик прав! Этот туман – дешевка. Где жизнь? Где пыль веков? Надо больше охры и умбры жженой для земли и оснований! Света на ступенях сделать теплее – вот туда охру и сиену жженую! А тени холоднее, глубже… Эта тень слишком плоская… А птичка вышла отлично! Хм. Но она не главная… Фокус! Фокус, Тим! Муха… навязчивая. Как мои мысли. Яблоки! Сочные… Красные. Красный… ЯПОНСКИЙ пейзаж! Тот маленький этюд… Он слишком… Как там Часовщик выразился… воздушный? Нет земли под ногами. Чайные домики ему напыщенны! Сам ты напыщенный! Но им точно нужен красный – цвет тории, фонарей… Но сегодня срочно рихтуем зиккураты! Ах да, птичка…»

– Хороша! – произнес Тим вслух и снова подошел к большому холсту, энергично размазывая масляную краску по участку с туманом. Руки и тряпка мгновенно покрылись жирными разводами. – Вот так. Пыль. Горячий воздух. И вот эти ступени – они же должны быть изношенные, тысячами ног! Добавлю фигурки рабочих… с корзинами. И ослика! Ослик – это жизнь! И тень от него должна быть насыщенной, сложной… в цвет ослика добавить ультрамарин, рефлексы от земли, от неба… всё отражается во всем! О, облако кривое!

Но из головы никак не шел японский этюд. Может, заново его? Тогда нужен чистый холст, а Часовщик велел быть экономным. И пусть! Тим потянулся за «утренним конвертом», но задел какую-то коробку. В ней обнаружились старые гравюры.

Тут же забыв обо всем, он уселся на пол, разглядывая их. Пальцы в краске оставили отпечатки на белой бумаге. Но Тим, не замечая, сравнивал виды Фудзи, дома, мосты, детали. Вдруг вскочил:

– Цвет! Им не хватает земли!

Подбежал к полке с пигментами, рассыпав по дороге кучу охры. Принялся растирать на палитре охру светлую, умбру натуральную, умбру жженую, киноварь с кармином.

«Так-так-так… Вот он! Домик с соломенной крышей… Матия? Да! Не просто силуэт, а объем! Стены – не просто белые, а теплые, охристые, с тенями. А крыша – темная, тяжелая, солома настоящая. И вот тут… маленький чайный домик у ручья. Дерево насыщенное, глубокое, почти черное, но дверь… дверь должна быть красной! Замес на основе киновари с кармином, с рефлексами от дерева, от воды… чтобы заиграла! И фонарик рядом – тоже красный, но другого оттенка. А зелень… не просто изумрудная. Добавить желтой охры, чтобы чувствовалось солнце, тепло. И мох на камнях… серо-зеленый, глубокий, сложный замес. Фудзи… она величественная, но пусть будет дальше, а на переднем плане – жизнь: лодка рыбака, женщина с корзиной в кимоно цвета увядшего клена… с проблеском красного пояса! Да!»

Солнце уже садилось. Мастерская постепенно погружалась в тяжелый полумрак, но Тим все еще прыгал между двумя холстами. На большом: зиккураты теперь не мистические башни, а монументальные, но «обжитые» сооружения. Туман заменен маревом горячего воздуха, пылью. Появились крошечные фигурки людей, ослик с поклажей. Цвета стали теплее, землянее, тяжелее. На маленьком этюде: японский пейзаж преобразился. Исчезла стерильная воздушность. Появились четкие, «приземленные» формы домов с темными крышами и теплыми стенами. Ярким акцентом светилась красная дверь чайного домика и фонарь рядом. Красный пояс на фигурке женщины у ручья. Зелень приобрела глубину и разнообразие оттенков – от охристо-желтых до глубоких изумрудных с примесью синего. Тим то тщательно прописывал деталь кистью, то отпрыгивал на несколько шагов, прищуриваясь, то снова бросался к холсту, чуть не опрокидывая мольберт. Он размашисто мастихином положил густые мазки теней под крышу японского дома.

«Да! Вот так! Зиккураты – труд людей. Пыль, солнце, тяжесть камня… Ослик – гениально! Теперь Япония… Глубже тень под крышей! Еще! Чтобы чувствовался вес соломы. И этот красный… Точно! Он как удар сердца в спокойствии. Киноварь с кармином – огонь жизни. Надо добавить отражение фонаря в воде? Микроскопический блик… Смогу ли? Попробую! Ой, слишком много белил… Черт, ладно, смою потом… Или оставлю как блик луны? Нет, лучше фонарь… Срочно! Руки уже дрожат от усталости… Но надо закончить! Пока вижу! Пока чувствую!»

Глубокая ночь. На столе догорала свеча. Тим сидел на полу, прислонившись к стене, устало наблюдая за двумя холстами. Одежда вся в краске – охра на рукаве, киноварь на штанине, капля ультрамарина на щеке. Вокруг еще больший хаос: выдавленные тюбики, горы тряпок, разлитый разбавитель, книги, яблочные огрызки. Но на холстах – жизнь. Зиккураты стояли под палящим солнцем, монументальные и «человечные». Японский пейзаж дышал умиротворением, но с теплом земли и яркими вспышками красного. Тим зевнул во весь рот, потирая глаза, оставляя разноцветные разводы.

«Готово… Вроде. Зиккураты теперь поспокойнее, натуральнее. А Япония… пахнет деревом, чаем и мхом. Этот красный… он попал туда, куда нужно. Как кровь под кожей. Жизнь. Настоящая. Завтра посмотрю свежим глазом… Облака на зиккуратах еще подправить… и отражение фонаря… Может, добавить дыма из трубы чайного домика? Серо-голубой… Или это перебор? Ладно… Сейчас… спать…»

***

Опаздывать на занятие к Лорду Вульфу не стоило (тот еще зануда), еще же Часовщику картины отправить!

Хорошо хоть одеваться не нужно, потому что заснул Тим в чем был. Оставалось плеснуть в лицо воды и…

Постучали. Или показалось? Скорее, поскребли.

Да, Тим – художник, но со слухом у него всё настолько хорошо, что не все звуки он мог стерпеть, особенно фальшивые.

Снова поскребли.

Тим воровато оглянулся в сторону черного хода. Вздохнул. Пожалел, что не проснулся раньше. Прошлепал до двери. Приоткрыл ее на ладонь и выглянул из-под длинной разноцветной челки.

На него смотрели два больших радужных глаза.

– Хм… – произнес вместо приветствия Тим.

Конечно, в их мире встретить можно и не такое, но сразу после пробуждения немного жутковато.

– Доброго здравия! Мне Вас рекомендовали, – глаза сделались серо-голубыми и уменьшились до приятных размеров.

– Спешу… – буркнул Тим и уже было перешагнул через порог, но…

«Дырка. Досадно».

– Если позволите, я Вас сопровожу…

«И откуда у них этот невообразимо устаревший напыщенный язык?»

– А вы по какому вопросу, собственно, – Тим прыгал на одной ноге, пытаясь надеть на дырявые носки не менее дырявые башмаки.

– Меня должны определить…

– Так это к Часовщику. Были у него? – Тим нахлобучил твидовую шляпу так, что челка закрыла левую половину лица до самой шеи, затворил дверь и зашагал прочь.

– Так он же мне Вас и рекомендовал!

Тим резко остановился и обернулся. Уперся взглядом в собеседницу. Это однозначно была пришелица, как и многие здесь, но новенькая. Потерянная. Во всех смыслах. В человекоподобном образе какая-то невыразительная дама, но не дама. То есть женщина, но не дама. И одета не как дама. Тут таких полно в Квартале Равноправок. Но у этой взгляд другой, на волчий смахивает. У Тима глаз наметан.

Он скептически окинул спутницу взглядом с головы до ног. Задержался на мгновение на ее лице – что-то в нем было… неуловимое. Словно она видела его насквозь, но тут же отвела взгляд. Странно.

«Да уж, Часовщик еще тот шутник».

– Ладно, – больше самому себе сказал Тим. – Вас как зовут?

– Орисс.

Имя отозвалось странным эхом в его сознании. Орисс. Он точно слышал это имя раньше. Но где? Когда?

– Тим, – он ускорил шаг, не заботясь о спутнице. Если нужно, догонит.

Он не заметил, как Орисс на мгновение сняла очки и посмотрела на него своими настоящими глазами, глазами, которые видели его истинную сущность. И не увидел грустной улыбки, которая появилась на её лице, когда она снова надела очки и последовала за ним.

***

[Орисс]

Я привыкла мимикрировать. Во всяком случае мне так кажется. Уж подстраиваться и приспосабливаться я умею. Так мне кажется…

При этом никого обманывать или вводить в заблуждение у меня и в мыслях нет. Просто хочется слиться с толпой, не отсвечивать, чтобы не таращились, будто на голове у меня ноги или рога. Я за честность, только последняя – слишком дорогое удовольствие во всех мирах и во все времена. А я человек бедный, даже нищий (и не только духом), но об этом как-нибудь потом.

К чудаковатому художнику Тиму меня послал вовсе не Часовщик (даже не знаю, кто таков и как выглядит). Просто постучала в первую попавшуюся дверь. Почти удачно. Ладно-ладно, очень удачно. Ведь открыли, не накрыли и ничем не огрели. Плюс человек (хотя тут вопрос спорный весьма). Все и всё совсем не то и не те, кем кажутся.

Но Тим молоденький, даже если и тролль какой или дракон. Собственно, чего мне этих троллей с драконами бояться? Как говорится, тоже люди, хоть и драконы\…

Мне нужен был обыватель, в меру дружелюбный и не пройдоха. А что немногословный, вообще красота! Удача интроверта.

Только бегает быстро, приходится вспоминать молодость.

Думаю, все бывали хоть раз в незнакомом городе. Интересно, на что вы обращаете внимание в первую очередь? Я вот, признаться, больше под ноги стараюсь смотреть, потому как моей неуклюжести мог бы позавидовать самый злостный Неуклюжец.

Но Клокхолл не просто незнакомый город, он слегка чудной.

Здесь прямые, словно под линеечку, мощеные проспекты с монументальными, вавилонского масштаба, зданиями перемежаются с извилистыми улочками – лесными тропками. Так и кажется, ступишь на такую дорожку, и лесная чаща засосет тебя в свои крепкие еловые объятья.

И вдруг усыпанная песком просека «перетекает» в деревянную или каменную. И сразу чувствуется дуновение горного воздуха, запах цветущей сакуры и слышатся мелодичные всплески журчащей в речке воды.

bannerbanner