Развод. Маски и тени

Неудивительно, что в этой атмосфере притворства и обмана не родилось обычное человеческое доверие среди моих детей. И простое уважение ко мне. Как они меня могут уважать, если видят с молодых ногтей всеобщее двуличие вокруг?

Я, пожалуй, приму предложение свекрови. И перееду в её квартиру. Хватит с меня разрушений и копания до сути вещей. Наелась досыта.

Новые знания не изменят прошлого. Они не повлияют на моё решение уехать из города подальше.

Утром, приведя себя в порядок, я поехала в офис нашего предприятия. Увольняться.

Ехала знакомой дорогой, автоматически и привычно перестраиваясь где нужно, заученно и уверенно следуя в потоке. И думала над тем, что и в офисе, вероятно, многие в курсе похождений моего мужа.

С главным бухгалтером, женщиной прямой и резкой, иногда до грубости, у нас сложились вполне рабочие, спокойные отношения. Я всегда знала, что на неё можно положиться и можно услышать прямой ответ на заданный вопрос. Вот к ней я и собралась.

Поднялась на знакомый этаж, спиной ощущая любопытные липкие взгляды сотрудников.

Противно. Ведь все эти люди уверены в том, что я знала о похождениях супруга и намеренно закрывала глаза на его скотство ради сохранения видимости семьи.

Какое уж в этом случае ко мне может быть уважение?

Так мерзко от всего этого!

Шла я к кабинету Вероники Витольдовны, как королева Мария на эшафот. Словно сквозь строй недобрых и колючих взглядов и досужий шёпот сотрудников.

Но всё рано или поздно заканчивается, и бесконечный коридор в том числе.

– Пришла? – сурово спросила бухгалтерша.

Женщина она была монументальная. Высокая, статная, она всегда ходила с прямой спиной и высоко поднятой головой. Коротко стриженная, сложно окрашенная голова её возвышалась над всеми, и яркие льдисто-голубые глаза смотрели на мир остро. Будто препарируя всех встречных и поперечных.

– Да, – ухмыльнулась, приветствуя, и подтвердила, – Я напишу заявление на увольнение. Подпишите его сами у директора, хорошо?

– Подпишу. – Ответила Вероника Витольдовна, царственно махнув головой, соглашаясь.

Она подвинула мне лист бумаги, перо и молча смотрела, как я, чуть дрожа рукой, писала известный текст. Затем удовлетворённо кивнула и, уложив моё заявление в слюдяную папку-уголок, покрутила в руках, как бы раздумывая, что дальше с ним сделать.

– Не переживай. Я понимаю и сама пройдусь по всем с твоим заявлением. С удовольствием полюбуюсь гримасой твоего муженька-балбеса, уж извини старуху за прямоту.

– Спасибо, – ответила я, стараясь не расплёскивать эмоции.

Сдерживаться, как предупреждал доктор. Нет никого и ничего в мире, что было бы важнее, чем я сама.

Вероника Витольдовна не была сплетницей. Но и подругой мне она тоже не была. Поэтому и откровенничать с ней я не собиралась.

– От нас уходят люди. Сотрудники и некоторые заказчики.– После молчаливой паузы заговорила он тоном главного бухгалтера, и я подняла на неё глаза, стараясь понять, отчего этот резкий переход?

– Я тоже подумываю, – тем временем продолжала Вероника Витольдовна, прожигая меня бухгалтерским взглядом, – подыскиваю местечко. Я живу неподалёку, и здесь мне было удобно работать. Но если генеральный так может некрасиво и грубо подставить собственную жену, то что можно ожидать от него, по отношению к рядовым сотрудникам?

Я пожала плечами, не понимая, зачем она мне всё это говорит. Мне-то какая разница, что будет с предприятием? Пусть у Ивана болит голова об этом. Или у свёкра. И тут у меня щёлкнуло! Блин!

Ну, конечно же! Мне прямым текстом в лицо говорят, что работать в этом предприятии ей удобно. Но генеральный директор не устраивает. Потому что в последнее время он не совсем адекватен. И нет на него надежды. И меня просят донести, можно сказать, чаяния сотрудников до владельца прямым текстом!

Ох!

– Я вас поняла, – проговорила я с облегчением Веронике Витольдовне в лицо и, попытавшись улыбнуться, добавила, – я обязательно передам, что творится в конторе Илье Ивановичу.

Моя собеседница величественно качнула головой и, отложив уголок с моим заявлением в сторону, сказала веско, как и все, что она делает:

– Я желаю тебе удачи. Жизнь, как говорили в кино моей юности, только начинается в сорок лет. И помни: ещё ни одна женщина не пропала без мужчины!

Я не успела выйти от главного бухгалтера, как меня настиг взъерошенный Иван. И прямо при Веронике Витольдовне, в её кабинете, под её осуждающим взглядом, набросился с обвинениями:

– Зачем ты пришла? Неужели нельзя было перед визитом позвонить? Что за срочность?

Глава 15

– Ты, Ванечка, не кричи и не беспокойся, – запела я сладким голосом, вызывая в муже зубовный скрежет, – я уже ухожу. Всего тебе наилучшего. Милый!

И шагнула в сторону выхода.

Поскольку в проходе двери стоял муж и сдвигаться не собирался, я подошла к нему вплотную. И, ткнув пальцем в грудь, пропела:

– Отодвинься с дороги. Ты мне мешаешь.

Помолчала мгновение и выдохнула, мурлыкнув:

– Пожалуйста!

Немного ошалевший от моего поведения муж хмыкнул и спросил:

– Нила, ты моё предложение посмотрела?

Я смотрела на него, чуть улыбаясь, и ничего не говорила. Только немного покачивала головой из стороны в сторону и представляла, что передо мной несмышлёныш. Маленький капризный малыш, который требует купить ему срочно игрушку.

– Почему молчишь? – сдвинув брови, спросил Иван, но я видела, что он растерян.

Я, честно сказать, сама от себя обалдела. Просто муж так стал в двери – типа весь из себя хозяйский хозяин. И навострившие сотрудники кругом затаились в предвкушении. В общем, оно само так получилось, интуитивно. И мне нравился эффект. Потому как Иван нервничал и злился.

– Посмотрела, – наконец-то, пропела я ангельским голоском и добавила, хлопнув ресничками, – Я пока не могу дать тебе ответ. Мне нужно показать эти бумаги кое-кому. И посоветоваться. Послушать, что мне умные люди по этому поводу скажут.

– Кому ты собралась показывать? – муж обрёл почву под ногами и зарычал в известной ему манере.

Ага, сейчас!

– Ванечка, дай пройти. А то ты так близко ко мне стоишь на виду всего офиса, что кто-нибудь из сотрудников обязательно передадут твоей будущей жене, как ты меня касаешься и насколько нежно воркуешь со мной. И тебе дома грозит скандальчик. С битьём тарелочек. А у тебя уже возраст, и всё такое…

Я неопределённо повертела в воздухе рукой и неожиданно положила ладонь на грудь пока ещё мужа.

Он вздрогнул, напрягаясь. Потемнел глазами и севшим голосом проговорил:

– Что ты несёшь?

А я шагнула совсем вплотную и, поднявшись на цыпочки, произнесла громким шёпотом прямо в ухо Ивана:

– Как тебе без меня спится, милый? Как живётся с молодушкой? Сладко тебе в её нежности?

Шептала я, горячим воздухом своего дыхания обжигая его шею и с удовлетворением замечая, как поползли по его коже мурашки, убегая под воротник.

Так-то, родной. Двадцать шесть лет в одной постели – не просто так забываются.

Муж отстранился от меня так резко, что чуть не снёс хлипкую офисную дверь вместе с косяком. Практически отпрыгнул. Проняло тебя, Ванечка? Вспомнил, с кем разговариваешь?

– Пойдём, я провожу тебя, Нила, – хрипло проговорил Иван, откашлявшись, свергнув на меня глазами.

– Это лишнее, Ванечка. Я сама доберусь, не беспокойся, – нежно проворковала, складывая руки на груди так, чтобы подчеркнуть эту самую грудь.

Иван сглотнул и предсказуемо уставился по адресу.

– Я как раз собираюсь в налоговую – подала голос Вероника Витольдовна из глубины кабинета, прерывая нашу пантомиму, и попросила, – Неонила Валерьевна, Вы не подвезёте меня?

– Конечно, с удовольствием! – откликнулась я с благодарностью и повернулась к бухгалтерше, успевая заметить озорную улыбку на её губах.

Мы шли вдвоём с Вероникой Витольдовной по коридору, как два линкора в проливе Босфора. Величественно и неторопливо. А в нашем фарватере, потерявшись среди габаритов главного бухгалтера, следовал Иван, недовольно сопя.

В прекрасном настроении я запрыгнула в свою машину и, дождавшись, когда устроится рядом моя попутчица, рванула с места, перегазовывая. С пробуксовкой. Подальше от нечитаемого взгляда моего мужа.

Как он от меня отпрыгнул! Это же просто песня! Скотина похотливая!

С Вероникой Витольдовной мы попрощались тепло, и я пообещала ей, что встречусь со свёкром прямо сегодня. А что откладывать?

– Алла Андреевна, Илья Иванович дома? Мне нужно с ним поговорить. Лучше сегодня. Я подъеду? – позвонила, стоило только выехать на проспект.

Я не очень любила бывать у свёкров. Пафосный дом с башенками в стиле начала века, серьёзная охрана, соседи опять же, непростые. В общем, я всегда чувствовала там себя не в своей тарелке. Бедной родственницей и самозванкой.

Сейчас, когда я приехала сюда, вероятно, в последний раз мне было даже немного смешно вспоминать свои ощущения в этом пристанище тщеславия.

Не откладывая и не растягивая визита, я практически сразу напросилась на разговор, и свёкор пригласил меня в свой кабинет.

Я была здесь только однажды. Когда Илья Иванович вручал мне документы на моего маленького Илюшку. И вот сподобилась сейчас. Напоследок, так сказать.

Дед не стал давить на меня авторитетом и по-простому усадил в кресло, пристраиваясь в соседнее. Так сказать, для более душевного и семейного разговора.

Он подробно рассказал мне о школе, которую выбрал для Катерины, уверил, что нашёл для неё достаточно весомый стимул проявить все свои способности и прилежание к учёбе.

Я выслушала его внимательно, соглашаясь. Ну… не знаю. Но и сделать что-либо я тоже не могу. Остаётся надеяться. Что я и буду делать.

И в ожидании нотариуса я пересказала Илье Ивановичу всё, что услышала от бухгалтера.

Свёкор внимательно выслушал с каменным лицом. Я так и не поняла, что он будет делать с этой информацией. Но, успокаивая себя, что это не мое дело, отмахнулась от нехорошего предчувствия.

Уже после подписания всех документов вне кабинета, обстановка которого могла придавить любого, свёкор веско проговорил:

– Я благодарен тебе. Спасибо, что рассказала о делах на фирме. Для меня ценно, что, несмотря на обиду, ты все же нашла в себе силы поделиться со мной проблемами.

Помолчал, пропуская меня вперёд, на веранду, где для нас уже накрыли все к чаю и продолжил:

– У меня к тебе просьба. Наше имя и так изрядно потрепали в последнее время. Пожалуйста, Нила, соглашайся на предложение Ивана.

Глава 16

Я вспыхнула вся разом. Невысказанные слова клокотали в горле осколками стекла. Даже руки вспотели. Но я сумела