Развод. Маски и тени

Лана Полякова

Развод. Маски и тени

Глава 1

– Я развожусь с тобой, Нила. Прояви мудрость и сдержанность. Не устраивай публичных истерик, сцен и трагедий, пожалуйста! Не при всех! После объяснимся! – Негромко произнёс муж, наклонившись к моему уху.

И глянул на меня остро. Предупреждающе. Зло.

Мы находились на праздновании тридцатилетия предприятия. Накрытые столы чуть в отдалении ждали своего часа, сверкая хрусталём и фарфором. Гости и родственники стояли вокруг нас и негромко переговаривались, создавая фоновый шум, но не заглушая приглашённый струнный квартет.

И среди всех этих звуков, перед тем как выйти на небольшое возвышение, импровизированную сцену в центре зала, Иван, чуть брезгливо, видя, как я пытаюсь вытолкнуть из лёгких воздух, чтобы спросить, чтобы понять, что происходит, проговорил, глядя мне в глаза:

– Ты услышала, что я тебе сказал, Неонила?

Его голос пробивался ко мне, словно сквозь вату, и он повторил, зло и явно раздражаясь:

– Ты поняла меня?

Посмотрел еще мгновения, словно пронизывая меня своими черными глазами навылет, и резко отодвинулся в сторону, как от чумной. Будто с облегчением оглядываясь вокруг.

Затем, поискав глазами, улыбнулся, сделал шаг к незнакомой девице и утащил её за собой на сцену. Оставив меня в абсолютной растерянности и непонимании ситуации посреди полного зала людей.

Он улыбался и скалил зубы не сцене, шевелил губами, но я не слышала ничего. Только заполошный стук своего раненого сердца. Брошенная и жалкая, я стояла прямо перед ним и его, так понимаю, любовницей среди полного зала гостей и не могла пошевелиться.

– И, друзья мои, ещё одно маленькое, но очень важное объявление! – обратился со сцены мой муж Иван, сияя дурацкой неуместной улыбкой, завершая искрящуюся шутками и поздравлениями речь перед сотрудниками фирмы и нашими родственниками.

И кстати, пока Иван произносил короткую, отредактированную и написанную мной речь, сверкая улыбками и глазами, он ни на секунду не отпускал руки девицы. Я видела ясно и чётко, словно при увеличении, как нежно он поглаживает большим пальцем её ладонь. Успокаивая. Знакомым мне до боли жестом.

Перед всем миром. Напоказ. Наотмашь.

– Пользуясь, случаем, хочу представить вам, мою будущую жену. Прошу любить и жаловать – Анастасия Михайловна, – веско сказал он.

Иван, нежно приобняв за талию, вытащил вперёд на всеобщее обозрение свою девку, гордо вывалившую немаленький беременный живот. И поцеловал её при всех в стыдливо алеющую щёчку. А затем приобнял бережно. При этом, не забывая зорко вглядываться в зал. Высматривая в звенящей тишине, кто посмеет что-либо сказать о его выходке.

А я стояла, словно примороженная к полу. И не могла вдохнуть воздух в разрывающиеся от боли лёгкие. И только тонкий звон всё громче звучал в моих ушах.

Что это? Что он придумал? Это шутка такая, да?

Кровь стучала в висках всё сильнее, и зал, полный родственников, сотрудников и просто друзей стал отдаляться от меня. Я словно издалека и немного сверху заворожённо смотрела, как спешит ко мне мой старший сын, брезгливо усмехается его брат, как в отчаянии закрыла ладонями свекровь свои губы, как некрасиво хмыкнул, кривя рот, недавно вернувшийся из-за рубежа брат Ивана. Поймала нечитаемый взгляд свёкра.

Голоса людей стали глуше, сливаясь в неясный шум, земля ушла из-под ног, и звенящая струна в голове, наконец-то, лопнула, заливая меня болью, жаром.

Только звонкий крик младшей дочери пробился к угасающему сознанию:

– Скорую!

А я, пошатнувшись, осела на руки старшего сына.

Глава 2

– Совсем ополоумел, сын? Что тебе в мозг ударило? Для чего ты устроил это представление? Неужели обязательно было очередную шалаву выставлять на всеобщее обозрение?

Шипение свёкра пробивалось сквозь шум в ушах, словно через толщу воды. Причём ответ мужа я не разобрала. Попыталась пошевелиться, и голову словно пронзило спицей. Насквозь, от виска до виска.

– Тише вы, ироды! – проговорила надо мной свекровь и добавила, – успеете ещё сказать друг другу все свои лучшие слова.

– Нилочка, ты меня слышишь? – обратилась она ко мне совсем рядом, сочувствующим тоном – потерпи немного. Сейчас подъедут врачи.

– М-а-ам! – всхлипнула неподалёку моя дочь.

Испугала я ребёнка, похоже.

Сжала зубы и открыла глаза, стараясь отвлечься и не обращать внимания на стреляющие болью виски.

Рядом со мной на диванчике в незнакомом помещении сидела Алла Андреевна и легонько, успокаивающе поглаживала мою ладонь. Мой муж Иван, набычившись, пыхтел в отдалении и зверем смотрел на старшего сына, разминающего костяшки кулака. А между ними стоял монументальной скалой Илья Иванович. Свёкор как бы создавал барьер между моими мужчинами. Моими…

Игольчатый ком, что ледяным осколком копошился в груди, забился суматошной птичкой, раня в кровь моё сердечко, и я застонала сквозь зубы.

– Я тебя просил по-человечески, не устраивай сцен! – услышав меня, рявкнул муж и повернулся ко мне лицом.

Под левым глазом у него наливался кровью синячище.

Я прикрыла веки, принимая реальность.

Наш сын ударил отца, а дед встал между ними.

Прекрасно… Только такого ужаса мне не хватало!

– Неужели сложно было дождаться конца этого вечера? Я же сказал тебе, что всё объясню после! – продолжал орать муж, распаляясь с каждым словом всё сильнее и шагая ближе ко мне, – ещё десять минут, и мы бы все обсудили с тобой спокойно! Так, нет же, тебе обязательно было всё усложнить и выставить меня монстром. Святая Неонила!

– Сын! Прекрати немедленно кричать! – воскликнула свекровь и крепче сжала мою ладонь.

А затем встала, преграждая Ивану дорогу. Загораживая меня от него. От его ярости и от его упрёков.

Муж замолчал, дыша тяжело и шумно. Будто бежал в гору, будто ему не хватало воздуха. И смотрел на меня, злобно сверкая глазами из-за плеча своей матери. Желваки ходили на скулах, покрытых некрасивыми красными пятнами. Он сжимал и разжимал кулаки, и страх шевельнулся в моей груди.

– Мужчины после пятидесяти предпочитают юных девочек с упругим и молодым телом, которые смотрят им в рот и ловят каждое слово. И я не исключение! Я тоже хочу прожить остаток своих лет с удовольствием! – заговорил Иван, не отводя взгляда от моего лица.

Иван был таким чужим сейчас. Холодным. Мне показалось, что он меня ударит, если представится такая возможность. И несвойственный мне страх холодными щупальцами заполнял меня изнутри. Вымораживая.

Лежать перед мужем сейчас беспомощной и жалкой было унизительно, ужасно. Я, стиснув зубы и опираясь на спинку диванчика, осторожно приподнялась, кривовато усаживаясь с помощью свекрови. Голова кружилась до тошноты. Но больше боли физической меня ранили сейчас его несправедливые и злые слова.

– Мы женаты с тобой двадцать шесть лет! Это целая жизнь, Нила! И я знаю в тебе каждую чёрточку, морщинку. Я прекрасно представляю каждую твою реакцию. Как ты отреагируешь на мой смех, как ответишь на мою шутку, – тем временем говорил муж, продолжая заводить себя каждым словом, – Мне тошно с тобой, Нил! Муторно от стабильной определённости наших отношений. Я еще не старик! Мы же с тобой давно как друзья живём рядом, как брат с сестрой!

Он вновь повысил голос на последних словах.

Обида выжгла огнём все мои страхи, и боль ушла на второй план.

– То есть, ты меня как сестру свою этой ночью обнимал? – не выдержав, вытолкнула из себя слова сквозь почему-то осипшее горло и продолжила:

– Как друга ты меня этой ночью любил, и… – я осеклась, увидев побелевшее лицо моей дочери.

Катерина стояла, прислонившись к стене, и смотрела на нас широко распахнутыми глазами раненого животного.

– Я хотел сделать всё по-честному! Мне надоело скрываться и врать. Постоянно врать! – хрипло проговорил Иван, сдерживая себя.

Вены вздулись на его лбу, а капля пота, выпутавшись из волос, стекала на пульсирующий висок.

А у меня все острые слова, что я приготовила для изменника и предателя застряли на языке. Перед глазами остались только ужас на лице дочери и ладонь свёкра на груди моего старшего сына, сжимающего кулаки. Я хотела крикнуть, чтобы Иван замолчал немедленно, но свёкор опередил меня:

– Прекрати сейчас же! Что ты творишь? Замолчи!

– Да уж, пап. Не тебе меня затыкать! Я не хочу, как ты, всю жизнь тянуть во вранье…

– Детей своих не пугай, правдолюб! – рявкнул Илья Иванович, перебивая истерику моего мужа.

– Не указывай мне, отец! Мои дети уже взрослые, они наверняка слышали и не такое… – начал Иван, но свёкор не дал ему сказать, наседая и выговаривая:

– Что же ты здесь с нами распинаешься? Иди и утешь свою будущую жену. Тебе предстоит вновь отцовство, папаша. Не стесняйся, здесь все свои. На прошлую, старую и использованную жену можно махнуть рукой и вбросить в утиль, как ненужный хлам. А после и родителей сплавить куда подальше. Они же тоже тебе мешают, не так ли?

Может быть, я и дальше услышала много интересного, но дверь распахнулась, и в комнату шагнул мой средний сын.

– Скандалите? Я вам докторов привёл, – с ухмылкой произнёс Кирилл.

– Что здесь происходит? – в комнату быстрым шагом вошла бригада скорой помощи и попросила всех освободить помещение.

Глава 3

Пока врачи крутились вокруг меня, измеряя давление и снимая кардиограмму, я старательно отгоняла от себя все мысли и дышала, пытаясь унять непонятно откуда поднявшийся животный ужас. Руки похолодели, словно ледышки, и дышать было больно.

Постепенно меня попустило, а после уколов, так вообще почувствовала себя немножко человеком и сделала попытку подняться.

– Лежите, женщина. Вам не стоит двигаться, – пресекла мои потуги усталая женщина-врач скорой помощи и добавила, – не нужно волноваться. Сейчас прокатимся к больнице, и там всё окончательно выяснится. А пока давайте не будем усугублять!

Больницу? Я не могу! Не время мне болеть…

У меня муж, оказывается, изменник. И судя по оговоркам свёкра не в первый раз. Мой мир ухнул в пропасть. Разбился на мелкие осколки. Какая больница? О чём вы?

Пока я собиралась отказываться от госпитализации, в комнату принесли носилки, трансформирующиеся в каталку, и врач строгим голосом приказала:

– Осторожно, без резких движений перекладываем! Женщина, не паникуем, всё под контролем! – обратилась она уже ко мне, и вдвоём с фельдшером они ловко переместили меня на каталку.

Я не успела и мяукнуть, как загрохотали колёсики по кафелю пола и замелькали надо мной светильники коридора. Прикрыла веки, чтобы не так кружилась голова, и сжала губы плотнее. Меня подташнивало.

У машины скорой материализовался Иван и попытался забраться внутрь. Но я поймала ладонь врача и попросила, стараясь говорить твёрдо:

– Только не он. Это из-за него со мной случилось. Пожалуйста!

Женщина посмотрела на меня долгим сочувствующим взглядом и, повернувшись, загородила вход.

– Мужчина? Вы куда собрались? – строгим голосом спросила врач, продолжая, – освободите машину. Не нужно нервировать мне пациента! Ещё не хватало по дороге поймать обширный инфаркт!

– Я муж, – начал Иван, но его перебили:

– Тогда тем более должны осознавать всю серьёзность положения! Я, так понимаю, вы уже сделали все, что могли. Дайте мне закрыть двери!

Муж что-то говорил, грозился, но дверь наконец-то захлопнулась, и мы поехали по забитым пробками московским улицам.

В больнице всё закрутилось очень быстро и плотно. Улыбчивые медсёстры, серьёзные врачи, обследования. Меня вертели так и эдак, что-то просили, о чем-то спрашивали,… но рефреном ко всему происходящему звучали в моей голове слова мужа: «Мне тошно с тобой, муторно…»

О каких обследованиях или предвестниках боли можно при этом говорить и вспоминать?

Только злость и отчаянность во взгляде любимого мужа. Только нашу прошедшую ночь и его нежность сегодня с утра. Я потерялась в своих эмоциях. Не понимала, как можно настолько хорошо притворяться?

На дне моей души тихо умирала надежда, что это какое-то недоразумение и ошибка…

Вероятно, если бы не уколы, не лекарства, мое сердце просто разорвалось бы на ошмётки. В буквальном смысле. Но врачи знали свое дело и, кроме того, я так устала от всего, что уснула, как только оказалась в палате, не дождавшись окончания капельницы.

Разбудили меня перед приходом врача. Я всего лишь и успела, как осмотреться, мельком, отмечая отдельную палату, и распаковывала салфетку, чтобы протереть лицо, когда дверь распахнулась и около меня образовалась толпа в белых халатах.

Обожаю, когда о тебе говорят в третьем лице, не обращая внимания на твоё присутствие. Причём в терминах, недоступных моему пониманию! Начала злиться, и тут же над головой запищал какой-то датчик.

Врачи замолчали, и ко мне обратился один из них. Моложавый, судя по улыбающимся глазам:

– На что жалуемся? – спросил он.

– Я хочу поговорить со своим лечащим врачом, – твёрдо сказала и зачем-то приподняла подбородок.

Пусть я неумытая и лохматая, но…

– Не волнуйтесь. После обхода я подойду к вам, и мы все обсудим и обговорим. Десять минут, ок? – подмигнул мне доктор и похлопал ободряюще по руке.

Ну, вообще!

Когда все ушли, я, наконец-то встала привести себя в порядок. Отражение зеркала меня напугало, и я впервые всерьёз задумалась о своём здоровье.

Нужно постараться и сдохнуть, на радость Ивану. Ванечке… да уж. Для него, наверное, это был бы самый удобный вариант…

Врач пришёл после уколов, когда я просматривала телефон свободной от капельницы рукой, изо всех сил стараясь отвлечься от навязчивых мыслей, что с безысходностью осла на привязи так и крутили проклятое колесо вчерашних событий перед моим внутренним взором.

– Вам очень сильно повезло, Неонила Валерьевна. Ещё несколько минут и, возможно, последствия были бы весьма серьёзными. Но микроинфаркт – это тоже совсем не шутки. Вам просто жизненно необходимо научиться контролировать свои эмоции. Научиться беречь своё здоровье. Это не сложно, если представлять, какая жизнь в ином варианте вас ждёт.

Он помолчал немного, глядя на меня серьёзно, и продолжил:

– Что бы вас ни расстроило, это чуть не сделало вас инвалидом. Беспомощным человеком, за которым нужен уход. Вы это осознаёте?

– Впрочем, – добавил он строго, вставая, – я надеюсь на ваше благоразумие.

Давненько так прямо со мной никто не разговаривал.

– Как долго я останусь в больнице? – спросила, пока врач не ушёл, и добавила, – и я могу ограничить посетителей? Мне не стоит видеть сейчас мужа. Мы разводимся, и спокойствия его посещения мне не принесут.

– Я вас услышал и сделаю всё от меня зависящее, – улыбнулся врач и добавил, – минимум пять дней, Неонила Валерьевна. Отдыхайте!

У него на бейджике было имя, но буквы расплывались, и я не могла никак их прочитать. Марат, Макар, Матвей… и длинное нерусское отчество. Впрочем, это не важно. Ещё успею узнать.

Отдыхайте… легко сказать.

Свернулась на кровати в комочек, обняв колени, и прикрыла глаза.

В памяти тут же всплыл день нашего знакомства с Иваном. Иваном Ильичем. С моим Ваничкой. Красивый, как греческий бог, он ворвался в мой мир с первой фразы. С первого взгляда. Покорил моё сердце навсегда… до вчерашнего дня. Я дышала своим мужем, боготворила его. Он заменил мне весь мир. Мне не нужно было рядом с ним ни друзей, ни подруг. Даже дети, мои замечательные повзрослевшие мальчики и умница-дочка пятнадцати лет значили для меня, как это ни ужасно, меньше, чем любимый муж.

А теперь меня выбрасывают из жизни, словно отслужившую своё клячу.

Вздрогнула от стука в палату и постаралась быстро оттереть лицо от слез.

Глава 4

– Ма-а-ам? – голос Катюши дрожал от волнения и слез.

Моя вредная и временами несносная дочь рывком бросилась ко мне и прижалась, со всхлипами дыша в шею.

Катерине пятнадцать лет исполнилось недавно. И уже почти полгода, как она испытывает родительские границы и нервы, лелея свой переходный возраст и капризы.

То мы шокировали школьных учителей бирюзой волос, то требовала от нас разрешения на татуировку и пирсинг. А когда я ей сказала, что только с совершеннолетием, то был скандал до небес и сторговались в результате на трижды проколотых ушах. С условием самостоятельной обработки проколов. А через неделю, когда естественно ранки без должного ухода загноились, была новая истерика и обвинения меня лично в желании ее угробить. В общем, девочка бунтовала вовсю.

Но сейчас, напуганная и заплаканная Катерина забыла все свои упреки и крепко вжималась в меня, шепча несвязно. Что испугалась моих синих губ и скорой помощи. Что боится потерять меня. Просила прощение за все сразу.

А когда успокоилась, проговорила:

– Мам, я хочу чтобы мне врачи исправили нос! Смотри – какое уродство!

И повертела головой, демонстрируя чуть вздернутый и еще детский профиль с пухлыми щечками.

Ох, ненадолго же ее хватило!

– Кать, давай не будем об этом говорить сейчас. Хорошо? – тихо попросила я дочь и тут же пожалела.

Катерина взвилась моментально, заводясь как мотоцикл с пол-оборота.

– Почему? Тебе жалко, что ли? Ты…

– Я сейчас в больнице с сердечным приступом, Кать, – перебила я ее, продолжая, – придержи, пожалуйста, на время свои капризы и слова.

Дочь посмотрела на меня исподлобья и буркнула:

– Тебе уже лучше и ничего не угрожает. Так сказал врач!

К счастью в этот момент в палату вошли мои сыновья и Катерина затихла.

– Мам, ну ты отожгла! – с восторгом хмыкнул младший под осуждающим взглядом старшего сына.

– Ты не представляешь, какой скандал разразился после того, как тебя увезла скорая! Дед так разошелся! Грозился лишить нашего отца наследства и не признавать его ребенка от Настены, прикинь! Так вопил, что его успокаивал дядя Алекс, – продолжал Кирилл, не замечая ничего вокруг.

Я перевела взгляд на посмурневшего старшего сына и прикусила губу.

Получается, сыновья знали о том, что у отца есть женщина. Беременная от него любовница. И давно? Как долго это происходит? И почему я ничего не замечала…

Я так ушла в себя, что когда Кирилл обратился ко мне, не могла понять, что он спросил и попросила:

– Повтори, пожалуйста.

– Я немножко помял свою машину, – поджал губы сын и, вскинув подбородок, попросил, – ты не могла бы дать мне денег на ремонт? Батя отказал мне, прикинь! Совсем уже!

Он был так похож сейчас на своего отца и при этом таким же эгоистом, что я растерялась и не успела никак отреагировать, потому что мой старший сын посмотрел мне прямо в глаза и перебивая брата:

– Мне нужно обсудить с мамой личные дела. Ребят, погуляйте полчасика по территории.

И добавил, придавливая, абсолютно Ивановским тоном:

– Пожалуйста!

Катерина фыркнула, а Кирилл криво усмехнулся на это и хмыкнул:

– Илюх, не мешай мне, а?

– Кир, тебе двадцать три года, а ты просишь денег у родителей, словно малолетка, – не выдержал Илья, и добавил, – иди работать! Дед тебя пристроит к делу, сможешь приносить пользу.

– Ну, конечно! Как умненький-разумненький старший братец, – противным тоном протянул Кирилл и добавил, – я пока молодой хочу развлекаться и жить, а не корпеть на производстве. Еще наработаюсь…

В палате повисла на минуту вязкая, липкая тишина.

– Ма-а-ам? – Кир, чувствуя, что переборщил, сделал просительное выражение на лице и полез ко мне обниматься.

Видно очень нужны деньги…

– Задушишь, лосик! – я попыталась высвободиться и отодвинуться, – понятия не имею, что у меня теперь будет с финансами, сын. Возможно, я останусь ни с чем. Ты же понимаешь, при разводе мне не стоит рассчитывать почти ни на что…

– Да, ладно, мам! Не говори ерунду! Ничего в твоей жизни не поменяется! Отец так сказал, и значит так и будет! – хмыкнул сын, отстраняясь.

Я зажмурилась и с такой силой прикусила губу, что почувствовала вкус крови на языке.

Иван бездушно и цинично обсуждал с детьми, как меня лучше бросить? С чем оставить?

– Кир, – рявкнул Илья совсем рядом, – ты совсем уже? Не видишь, как маме больно слышать твои откровения? Хочешь добить ее? Выйди! И Катьку с собой прихвати!

– А че такого я сказал? И что это ты тут раскомандовался? Не много ли на себя берешь, братец? – набычился Кирилл, глядя зло на брата.

И я не знаю, чем бы все закончилось, но дверь в палату распахнулась, и быстрым шагом вошла медсестра, возмущаясь с порога:

– Что происходит? Почему у пациентки пульс зашкаливает? Освободите все немедленно помещение!

– Все хорошо. Не беспокойтесь, – заговорила я и, с мольбой глядя на старшего сына, попросила:

– Не уходи, пожалуйста!

– Я вернусь через несколько минут, – пообещал он.

Дверь хлопнула. В палате повисла тишина. Бесшумно двигалась медсестра, раздвигая жалюзи и приоткрывая окно.

– Вам нужен свежий воздух, – улыбнувшись, проговорила она и добавила с чуть уловимым упреком, – Я сейчас вернусь с уколом. Марат Мухаметдинович велел поставить, если вы опять начнете нервничать!

Илья пришел через час. Вошел в палату, и устало устроился рядом со мной на стуле. Я попыталась встать, но он тронул меня за плечо и сказал:

– Сиди, мам. Береги себя!

Помолчал и добавил:

– Ты для меня навсегда будешь мамой, заботливой и нежно, любящей. Женщиной, что подарила мне счастье детства и ощущение семьи и любви.

Мой взрослый, двадцатичетырехлетний сын, скользнул на пол, опускаясь передо мной, и уткнувшись головой мне в колени глухо проговорил:

– Я не предам тебя! И всегда буду на твоей стороне, мама! Ты для меня родная, та, которая меня вырастила и научила любить.

– Откуда? – задохнулась я, прижимая пальцы к губам, – кто сказал тебе?

– Дед. Мне сказал дед, что я по крови не твой сын.

Глава 5

– Когда? – спросила я ставшим сухим горлом, с трудом выдавив из себя глухой звук.

И хотя я понимала, что всё уже произошло и Илья давно всё знает, но всё равно, словно морозным воздухом протянуло по спине. Я не успела испугаться, как Илюша ответил:

– Как только мне исполнилось восемнадцать, мам.

Он поднял лицо, улыбнулся и продолжил, глядя на меня снизу вверх:

– Помнишь, я на первом курсе устроил у нас в доме вечеринку? Мы тогда ещё перебили почти все твои бокалы и устроили знатный разгром, помнишь? Отец заставил меня лично чистить бассейн, а дед вызвал к себе. И провёл воспитательную беседу, расставив всё по местам.

– Мы с Иваном тогда посовещались и купили тебе отдельную квартиру. Раз уж ты такой взрослый и самостоятельный, – проговорила я и провела ладонью по короткому ёжику каштановых волос сына.

Постаралась улыбнуться. Но, похоже, получилось неубедительно и жалко.

Илья взял мои ладони в свои руки и, поцеловав мне пальцы, проговорил:

– Я тогда решил, что ты выгнала меня из своей жизни. И от обиды отказался от содержания. Напросился к деду на подработку. Вкалывал после занятий. И, ты знаешь, через несколько месяцев стал что-то понимать. Оценивать более здраво поступки других людей.

Вспоминать нашу жизнь. Как ты возилась со мной и как защищала меня. Помнишь, как на меня при всех начала орать завуч, когда я набил морду Махе?

Сын усмехнулся и глядя в мои глаза проговорил:

– Я навсегда запомнил, как ты рявкнула тогда: «Не смейте орать и третировать моего сына! Он никогда не обидит невиновного»

И когда я ушел, ты ведь по-прежнему продолжала заботиться обо мне. Старалась, не нарушая моего личного пространства, помочь с бытом. Всегда ровно и доброжелательно поддерживала. А помнишь, как ты ругалась с дедом, что он не выплатил мне премию под Новый год?

Ворвалась к нему в кабинет, разъярённой валькирией, и требовала объяснений. И, что удивительно, дед стушевался перед тобой.

Я тогда случайно подсмотрел эту сцену и запомнил.

Сын вздохнул, потёрся чуть пробившейся щетиной о мои ладони и улыбнулся мне.

– А сейчас, когда Алекс вернулся, ты говорил с ним? – тихо спросила я и замерла в ожидании ответа.

Затаила дыхание. Как родной отец отреагировал на моего мальчика? Обидел? Я его придушу тогда…

–Нет, мам. Зачем? – пожав плечами ответил сын удивляя меня.

Илюша замолчал, выдохнул и, вставая с колен, заговорил уже абсолютно иным тоном:

– Отец сильно не прав, и придёт время, когда он пожалеет. Очнётся от морока и будет сожалеть о своём выборе. Какие уж там у него бесы в рёбрах завелись, я не знаю, но таких людей, как ты нельзя обижать. Вселенская справедливость не простит этого.

Я вновь прикусила губу, ловя слёзы. Не время для них сейчас! А сын, глядя в окно, сказал:

– Я узнал о существовании Анастасии полгода назад. Застал их на работе. Они целовались в отцовском кабинете. Бесстыже и откровенно при распахнутых дверях. Отец просил меня не вмешиваться и не говорить тебе. Взял с меня слово и обещал сам всё уладить.