Развод. Маски и тени

Прости, мам. Я не представлял, что он решил, честно. Был уверен, что отец одумается!

Илья повернулся ко мне всем корпусом и сощурил глаза. Я успела прочитать в них решимость и злость.

– Илюш, не надо! Не ругайся с Иваном! Пожалуйста! – попросила я сына.

– Я не собираюсь с ним вообще больше разговаривать и потребовал от деда перевести меня в филиал. Не хочу работать в одном здании с отцом. – Фыркнул Илья, вскидывая подбородок жестом Ивана.

Вздохнула, принимая позицию сына. Пожалуй, это разумно после всего случившегося. Во всяком случае, Илье будет спокойнее и комфортней вдали от Ивана.

– Катерина тоже знала о любовнице отца? – спросила, вспоминая перевёрнутое лицо дочери в той коморке, где Иван кидался в меня упрёками.

– Нет. Только мы с Киром, – отрицательно покачал головой сын, и я выдохнула с облегчением.

Катюшка хоть и топорщит свои пёрышки, стараясь всем вокруг продемонстрировать, какая она взрослая, но по сути – она ещё совсем ребёнок. Избалованный, капризный, но ребёнок…

– И, мам. Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. Я с тобой! – твёрдо проговорил сын, подойдя ко мне ближе и прямо глядя в глаза.

– Спасибо, сынок, – ответила, и от смущения и остроты момента постаралась перевести тему на другое, – Как там твоя Алина? Я давно не видела её.

– Она сейчас у родителей, – улыбнулся светло Илья, – мам, я собираюсь делать ей предложение. Как думаешь, она согласится? Вот прямо сейчас и поеду просить руки дочери Сергея Васильевича и Ангелины Вячеславовны.

– Ты у меня самый лучший и самый красивый мальчик в мире! Конечно, она согласится! Я буду держать за тебя кулачки, Илюш, – ответила, обнимая склонившегося ко мне сына.

Илья ушёл, а я никак не могла отключиться от нашего разговора, от его признания. Вспоминала, как сын говорил, каким тоном, какими словами. Щурил глаза абсолютно так же, как и Иван. И так же, как он, вскидывал подбородок.

Я всё никак не могла поймать за хвост, что же меня тревожит? Где-то проскочила нестыковка, а я не улавливала в чём и где.

Устроилась на кровати, закопавшись в одеяло и, прикрыв глаза, вспоминала.

Крошечного младенца трёх месяцев от роду я впервые увидела в доме свёкра. Брат моего мужа, Алекс в этот день уехал учиться на программиста в Австралию и оставил своего сына в доме родителей. Мама младенца, как мне сказали, сбежала неделю назад, бросив документы и ребёнка.

Сейчас воспринимается дико и странно, а тогда я как-то не акцентировалась на этом.

На тот момент мы с Иваном были женаты уже больше года. Но с детьми пока не получалось, хотя я очень хотела. Возможно, поэтому, увидев хныкающего Илью, моё сердце дрогнуло и забилось сильнее.

Мальчишка кряхтел и куксился. Но стоило мне взять его на руки, так сразу успокоился и доверчиво уснул на моём плече.

После был разговор с дедом, сложный и тяжёлый. Заплаканные глаза свекрови и суровые желваки на скулах мужа. Но я всё равно настояла на своём.

Так, у меня появился старший сын. Мой первенец, несмотря ни на что.

Глава 6

Пять дней в больнице пролетели как один день. Больше ко мне родственники не приходили. Детей я сама попросила не беспокоить, а муж… Похоже, доктор как-то сумел оградить меня от его внимания.

Или ему некогда бегать к брошенной жене. Не померла? А жаль… было бы так удобно.

В больнице, пользуясь возможностью побыть одной, я постаралась взглянуть на ситуацию без эмоций. Трезво.

Мне мало что удалось в этом направлении. Вместо ужаса и непонимания, вместо обиды и ступора, накатила ярость. Злость на себя и свою слепую веру в мужа. В его любовь и незыблемость наших отношений. В его порядочность и благородство.

Всякий раз, когда я вспоминала обидные слова Ивана, когда перед моими глазами всплывало его перекошенное от презрения и злости лицо, я сжимала зубы и, пропуская сквозь себя волну ярости, усиленно готовилась.

Очевидно же, что муженёк не теряет времени понапрасну, и выйду я из больницы к подготовленному им соглашению о разделе имущества и разводе.

Сложность в том, что по факту ничего моего в нашем совместном быте и не было.

Дом, в котором мы живём со времён свадьбы, принадлежит свёкру. Как и предприятие, на котором мы все работаем. Иван – генеральным директором, а я так… на подхвате.

Последние пять лет я только числюсь кем-то вроде помощника на удалёнке. На копеечной зарплате, которой хватает лишь на незначительные подарки детям и родственникам.

Квартира рядом с офисом, в которой периодически ночует Иван или ещё кто из родни, тоже принадлежит деду.

Да, мы не бедствуем. Сыновья обеспечены отдельным жильём, дочь учится в платной гимназии… но лично я даже не знаю, на что смогу претендовать при разводе. На часть накоплений Ивана? Так, я уверена, что он подготовился к разводу и этих накоплений и не сыскать теперь.

И что остаётся? Делить совместно купленную мебель, технику и автомобили?

Как я могла быть такой доверчивой дурой? Ведь Иван, по отношению к другим, к своим коллегам, к брату, к родителям никогда не был бескорыстен. Так, отчего я решила, что со мной он особенный. Не такой? Что за юношеская глупость свила гнездо и теплилась в моей душе? Почему я думала, что Иван такой же, как я, и ему важно мое благополучие? Вчера – мое, а сегодня уже Настеньки…

На второй день, чувствуя непреодолимое желание сделать хоть что-нибудь, я позвонила в известное адвокатское агентство по разводам, попросила консультацию.

Адвокат приехал ко мне в отделение, и мы проговорили с ним два часа. По итогам разговора я подписала договор с оплатой по факту процентами от суммы, что сумеем отстоять у мужа.

И в этот же день я узнала, что муж на развод уже подал. Развод, выделение содержания и определение места жительства Катерины в одном иске. Мы выставили встречное заявление с просьбой разделить эти процессы.

Посмотрим, что мне предложит Иван.

Через пять дней, собранная и с выпиской на руках, я позвонила среднему сыну с просьбой помочь мне добраться домой.

Илья сегодня, так получилось, был занят. Они с Алиной и её родителями поехали во Владимир к бабушке. Приглашать на свадьбу. Это важно для Илюши.

Конечно, стоило мне заикнуться, что в этот день меня выписывают, и сын отложил бы поездку. Но я не стала его беспокоить.

В конце концов, он же не единственный сын у меня!

Но Кирилл мне отказал.

Он объяснил, что его машина требует ремонта, на который я не захотела выделить денег. И поэтому встречать меня ему не на чём. И вообще, он занят. У него учёба, а после – работа. А я вполне смогу и самостоятельно добраться до дома на такси.

Вот так.

Сбросила вызов и задумалась.

Кир родился раньше срока и был до переходного возраста очень болезненным мальчиком. Постоянные простуды и воспаления, регулярные вирусы и всевозможные болячки преследовали нас. И в результате Кирюша рос очень избалованным мальчиком. Особенно после рождения Катюшки. Кир ревновал сначала.

Немалую роль сыграло и то, что у нас в семье появились деньги.

Вернее, у Ивана появились деньги, которые он с лёгкостью выдавал детям на всё, что они не попросят. Любой каприз, любой конфликт Иван решал с помощью денег, и с ним в этом плане было очень сложно бороться. Ведь всё, что он зарабатывает – это для детей. Так зачем отказывать? Он ведь хочет счастья своим детям…

Вот и вырос свинёнок.

Я очень надеюсь, что время расставит всё по местам.

Сейчас Кириллу двадцать один год. Последний курс университета, компания таких же бездельников, как и он, и нежелание задумываться ни над чем. Хотя, сын что-то пробормотал про работу. Не знаю.

Впрочем, пожалуй, что ничего я уже с этим поделать не могу. Он, в конце концов, взрослый и совершеннолетний парень, мужчина. Пусть живёт свою жизнь. Совершает свои ошибки. Мои советы и моё вмешательство ему не нужны и раздражают.

Я всё это понимаю. Умом.

Но обидно. До слёз. До самого донышка.

Отказ сына, несмотря на вполне благовидный предлог, всё же так похож на предательство.

Перед тем как уйти из больницы, со мной ещё раз поговорил врач, напоминая о необходимости пересмотреть своё отношение к жизни и прекратить нервничать. Нагруженная рекомендациями и с пакетом откуда-то образовавшихся вещей, я на такси подъехала к дому. И минут пять сидела в машине, не решаясь выйти.

Дом, мой милый дом, в который вложено столько любви и заботы, смотрел на меня слепыми, неживыми провалами тёмных окон.

Глава 7

Дом гулкой пустотой эха отражал мои шаги.

Встречал меня чуждыми тенями из неосвещенных углов, запахом незнакомой отдушки клининговой компании, что старательно обезличила пространство. Я смотрела словно иными глазами на всё вокруг, примечая, запоминая. Прощаясь.

Двадцать шесть лет прожила я в этих стенах. Столько событий! И радости, и горя было много рядом со мной. И детский плач, и болезни, и боль от потери отца, счастье рождения и первый наш ремонт с Ваней. Много видел этот старый дом.

Даже хорошо, что никого нет, и я могу позволить себе капельку ностальгии, немного слёз и печали.

 Но времени не так много. Вечером наверняка явится Иван с разборками. Не может не появиться.

Я прошла в нашу гардеробную и, отмечая, что часть костюмов мужа пропали, критически осмотрела свою одежду. Нет смысла забирать всё. Зачем мне, к примеру, вот это сливовое вечернее платье? Разве я собираюсь в ближайшее время на светские мероприятия?

Перебирала плечики с чехлами, вспоминая, какой наряд и, к какому случаю я готовила. А затем, усмехнувшись, направилась в кабинет мужа.

Сейф, к моему изумлению, я не смогла открыть. Иван поменял пароль. Конечно, у него теперь от меня секреты. Я ведь теперь враг и оппонент в суде!

Этот жест, показавшийся мне мелочным и гадким, окончательно встряхнул меня.

Иван приехал ровно в семь вечера один.

– Где Катя? – спросила с порога, не здороваясь.

Я, как и ожидала, встретила мужа у двери, ведущей из коридора в гараж. Стояла, облокотившись к стене плечом, и думала, что я готова к нашей встрече.

Как бы не так!

– Катя пока поживёт с нами, – ухмыльнувшись, ответил Иван и, зная, что делает мне больно, продолжил, как мне показалось глумливым тоном, – Ты после больницы, тебе не стоит волноваться, вот и поживи одна в спокойствии и тишине.

– Ты поселил мою дочь с твоей девкой? – от изумления у меня перехватило дыхание, и возглас вышел шипящим и жалким.

Иван ухмыльнулся правой половиной рта и, резко шагнув ко мне, зло сказал:

– Во-первых, не смей говорить о Насте гадости, а, во-вторых, Нила, Катя и моя дочь!

– Она же ещё совсем девочка! Какой пример, какой образец семьи ты прививаешь ей как нормальный? Зачем унижаешь меня перед ней? Ты отдаёшь себе отчёт, что ломаешь дочери психику, папаша?

Иван закатил глаза и со смешком ответил:

– Ну, что ты опять начинаешь свои морали? Оставь это. Тоже мне, доморощенный психолог.

И прошёл в дом. Не разуваясь. Как будто это уже не семейное гнездо, а чужой офис. Или гостиница.

Я вынужденно поплелась следом за ним, стараясь не концентрироваться на эмоциях.

Я тщательно вспомню всё потом, после. Когда это будет не так остро и больно.

Мой пока ещё муж привычно сел в английское каминное кресло у окна и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза.

Я пристроилась напротив. Молча. Это ему нужен разговор. Подожду.

Иван выглядел уставшим и каким-то несвежим. Даже с учётом, что он весь день работал. Сорочка мятая и явно вчерашняя, да и брюки уже пузырятся на коленях. Непросто жить без отлаженного постылой женой быта, милый? Юная любовница не ухаживает за одёжкой, а самому непривычно? Свежие сорочки же сами собой, автоматически появлялись в гардеробной…

– Нила, мы должны с тобой серьёзно поговорить, – начал Иван, открыв глаза.

Я молчала. Говори, если тебе надо.

– Развод – уже решённый вопрос. Думаю, через три недели всё образуется, и ты должна подумать, как будешь жить дальше. Я подготовил для тебя предложение, – он достал прихваченную с собой папку и, небрежно бросив её на столик, продолжил, – не тяни с ответом, Нил.

Посмотрела на папку и не стала даже прикасаться к ней сейчас. У меня есть время!

– Открой, пожалуйста, наш сейф, Иван. Я хочу забрать свои украшения, – спокойно попросила, не интересуясь, на фига было вообще менять шифр.

И так всё понятно.

– Какие украшения?

– Ты и свои подарки тоже собираешься отобрать у меня? И подарки Ильи Ивановича? Думаю, ему будет это интересно узнать, – усмехнулась в потемневшее лицо.

– Я перенёс всё в банковскую ячейку, – ответил мне Иван, отводя взгляд и вставая, добавил, – на днях я завезу всё тебе. Не переживай.

– Неужели ты дошёл до того, что подарил своей девке мои побрякушки? – ахнула, не сдержавшись.

– Закрой рот! – гаркнул Иван, – Я просил, не называй её так!

А мне стало смешно. И отпустила давящая боль в горле.

Я проводила мужа до двери и спросила в спину:

– Я всё понимаю. Надоела и всё такое. Но ответь мне. За что? Почему так цинично и при всех. Словно на лобном месте, на плахе? Зачем ты так омерзительно сообщил мне о разводе?

– Чтобы наверняка, Нила. Да и я думал, ты знаешь. – Ответил Иван, дрогнув плечами.

– Откуда? Я и предположить не могла, что ты так не ценишь своё слово и свой выбор. Я боготворила тебя! – практически закричала я в сутулую спину мужа.

– Все так живут, Нил. – Проговорил устало Иван и развернулся.

– Все живут по уши в кредитах и тянут лямку нелюбимой семьи и работы. Значит, тебе ещё есть к чему стремиться, – я взмахнула руками и замолчала.

О чём это я? К чему?

– Ты всегда изменял мне? Ответь! – спросила то, что не давало мне спокойно спать.

– Какая разница. Нас ждёт развод. – Иван пожал плечами и продолжил уже иным тоном, нападая. –  Зачем ты подала встречный иск?

– А ты думал, я просто сдохну там, на юбилее? Вот удобно было бы, верно? – я отчаянно скалила зубы, чтобы не заплакать перед ним.

Но муж действительно знал меня прекрасно. И ясно видел, как он меня задел. Сильно и больно.

–Не говори ерунды, – ухмыльнулся он, продолжая с покровительственной интонацией победителя, – Ты прекрасная женщина и замечательная мать. Из тебя выйдет чудесная бабушка. Что всё ноешь, да стонешь? Прими свою судьбу и смирись.

Ах! Смирись! Вот… Как же он меня бесит!

– А из тебя вышел плохой муж, и дедом ты будешь отвратительным! – Не осталась я в долгу и ответила, вскидывая подбородок.

А затем, глядя на Ивана, чуть прищуриваясь, как бы оценивая, добавила:

– Потому как человек ты так себе. Легковесный, жадный и злой.

Муж вспыхнул моментально. И куда только делась его вальяжность и ленивая снисходительность:

– Если бы ты не закатила сцену и приняла бы мои условия, то всё могло быть иначе, Нил. Всё бы было по-человечески!

– Люди не бросают своих верных жён публично и не отмахиваются от них. Не унижают мать своих детей. Люди не напрыгивают на молоденьких девчонок, словно кобели на запах течки. Потому что они люди и умеют держать слово. Люди понимают сердцем, что значит верность и честь. Ты не меня унизил в том зале, а себя! Вспомни, ты ведь внимательно отслеживал лица, как смотрели на тебя партнёры? Вспомни и пойми: тебе уже никогда не отмыться, Ванечка! – звенящим голосом практически орала я ему в лицо.

По-человечески он поступил, скотина!

– Ты пожалеешь об этом, я тебе обещаю! – прошипел мне в лицо побелевшими губами Иван и, сжав кулаки, продолжил страшным, тихим голосом:

– А теперь освободи, пожалуйста, дом. До конца бракоразводного процесса. Можешь забрать отсюда всё, что тебе захочется. Свои любимые тарелочки, вилочки, скатёрки. Всё своё барахло. Я приведу новую жену в свой дом. И ничего не должно ей напоминать о тебе и нервировать! Ты поняла меня?

Глава 8

– Ты… – голос мой сел, и из горла вырывалось лишь шипение, – ты будешь спать с ней в нашей кровати, нацепив на неё мои украшения? Будешь завтракать на моей кухне среди подобранной мной мебели, и сидеть в креслах, которые я раскопала на барахолке и реставрировала? Жить будешь со своей девкой здесь? Не побрезгуешь целовать другую женщину в окружении с любовью собранных мной вещей? Кувыркаться в выпестованном мной доме, с другой? И это тебе нормально?

Воздух закончился в лёгких и я, сделав судорожный вздох, продолжила:

– А, впрочем, тебе, похоже, всё равно с кем и где. Главное – потешить своё эго и немедленно удовлетворить своё желание. О чём это я, правда? Это для людей немыслимо притащить девку в койку к жене, а для кобелей – самый смак. Утверждение своего статуса. Лишнее подтверждение, что ты главный вожак стаи.

Лицо Ивана пошло некрасивыми пятнами. Он крепко сжал губы, превращая свой рот в провал, в щель, а глаза потемнели от злости. Но я не могла остановиться.

– Только ты – никто! – выплюнула ему в лицо, подаваясь вперёд, прошипела, – слабая тень своего отца! Даже этот дом принадлежит ему, а не тебе!

Я мгновенно поняла, что задела его за живое. Попала! И это понимание только подстегнуло меня, открывая шлюзы моей обиды и невысказанной боли.

– Думаешь, что сможет заменить только жену, а всё остальное останется прежним, и твоя жизнь не изменится? Глупец! Никто и никогда не заменит тебе меня! И придёт время, когда ты пожалеешь о содеянном скотстве!

Я замолчала. Выдохлась. Выплюнула, кажется, всё и даже немного больше, чем могла.

– Дура ты, Нилка. Как есть, дура! – заговорил Иван после тяжёлого, вязкого молчания, – Была бы по-женски понимающей и податливой, то жила бы как в раю. Но нет. Даже сейчас, осознавая своё шаткое положение и зависимость от моей доброты, ты не в состоянии усмирить свой характер. Могла бы попросить меня как следует, или хотя бы промолчать. Так нет, тебе нужно попытаться укусить.

Он говорил, разглядывая меня, словно неведомую зверушку. Прищуром холодных злых глаз навсегда выжигая во мне нежность к нему. Вытравливая кислотой своей нелюбви.

– Вернёшься туда, откуда я тебя вытащил. В свой зажопинск. – Хмыкнул некрасиво и зло мой так, преданно любимый муж, ради которого я ещё неделю назад была готова на всё и немного больше.

Он нависал надо мной всей своей мощью. И, если раньше мне нравилось, как Иван заматерел с возрастом, то сейчас, когда вся эта махина угрожающе и резко придвинулась, я вздрогнула, испугавшись.

Чужие, злые глаза смотрели на меня с пренебрежением. Словно препарируя и решая, как и куда припрятать мой труп.

За грудиной кольнула боль, и я вспомнила совет врача – не нервничать. Ага.

А психовать и орать можно?

Иван усмехнулся, считывая мой страх и, качнувшись от меня в сторону, подчёркнуто спокойно вышел из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь.

А меня затрясло. От бессилия и обиды. И я завыла, захлёбываясь слезами и горечью, сползла на пол, закрывая лицо ладонями.

За что?

Я не понимаю! Это бесчеловечно и больно. Несправедливо…

Не знаю, сколько я выла на коврике перед дверью, как раненая собака, но всему приходит конец. И я, с трудом вставая на трясущиеся затёкшие ноги, доковыляла в ванную.

Подставила под ледяную воду ладони, подождала, пока холод проник под кожу и начало ломить суставы, и опустила лицо в воду. Подержала несколько минут и, распрямляясь, посмотрела на себя в зеркало.

Опухшее лицо, морщинки вокруг глаз, резче обозначившиеся носогубные складки выдавали возраст. Как там сказал Иван? Не помню точно, но по смыслу старуха только и пригодная читать внукам сказки.

Только зачем было так нежно и настойчиво целовать меня перед тем злополучным вечером? Зачем демонстрировать полночи близость, зажигая меня своей страстью и убаюкивая затем в заботе и неге? Что за жестокость?

Словно чумная, с тяжёлой после рыданий головой, я прошла по дому, трогая вещи. Прикасаясь к своей счастливой прошлой жизни, в которой так важно было создать уют для моего Ванечки. Чтобы ему было комфортно и тепло. Чтобы хотелось возвращаться домой. Ко мне.

Добрела в спальню и застыла, глядя на неправильно заправленную кровать.

Значит, так? Не смог дождаться, когда я свалю?

Хмыкнула и дёрнула на себя несчастный текстиль.

И откуда только силы взялись?

Я с упоением сдирала постельное бельё, шторы, вытряхивала содержимое комодов! Огромная гора вещей росла посредине гостиной, а я и не собиралась останавливаться. После нашей комнаты настала очередь гардеробной, а затем и гостевых спален. Дурной хмель бродил в моей крови, и азарт разрушения кружил голову. Я хотела уничтожить всё, к чему прикасалась моя рука.

Иван ведь попросил освободить квартиру!

Вылетела на улицу, во двор, оглядываясь. Где-то здесь стояла большая железная бочка под сжигаемый мусор. Ага! Вот она-то мне и нужна!

Я сидела в беседке рядом с зоной барбекю и регулярно подкармливала жадно сжирающее пламя в бочке собранным и ободранным текстилем. При этом чувствовала удивительное освобождение с каждой сгоревшей тряпкой. С каждым уничтоженным артефактом моей прошлой жизни мне становилось легче!

Бочка догорела, выплёскивая последнее тепло, и я поняла, что подмёрзла и пора возвращаться в дом.

Дома, упав в то самое кресло без сил, я вяло подумала, что его тоже нужно обязательно сжечь! Но это – завтра. Сладкое оставлю на потом.

И вздрогнула от громкого дребезжания входящего звонка телефона.

Глава 9

– Мам! Что такого ты сделала с папой, отчего его бомбит весь вечер? Он так орал на Настю! А теперь хлопнул дверью и ушёл непонятно куда. Я ни разу в жизни не слышала, чтобы он так кричал. Мам, мне страшно, можно я приеду к тебе сейчас? Мне не хочется оставаться с ним, – зачастила Катюшка.

Я посмотрела на часы, время неумолимо приближалось к полуночи. Ничего себе, я засиделась!

– Конечно, котёнок! Я сейчас приеду за тобой. Скажи мне адрес, – ответила дочери, поднимаясь на деревянные ноги.

Всё тело стонало и ныло от непривычных нагрузок. Мышцы на ногах подрагивали, и голова кружилась. Нет. За руль я не сяду в таком разобранном виде!

Записала надиктованный дочерью адрес и вызвала машину. Торопливо оделась, как придётся, осмотрелась, отмечая несвойственный бардак в доме. Затем скрутила небрежно волосы, закрепляя их первой попавшейся под руку заколкой, усмехнулась, мельком глянув на себя в зеркало, и вышла на улицу, встречать такси.

Ехать было недалеко. Всё-таки мой муж предсказуем до тошноты, и больше всего в жизни ценит комфорт. Свой комфорт. Поэтому квартиру он снял около офиса. Кто бы мог подумать? Оказывается, любовницу удобно держать под боком. Тем более, если у тебя слепоглухонемая жена-дурочка. Саркастически хмыкнула своим мыслям и набрала Катюшке:

– Я почти подъехала, Кать. Выходи за территорию комплекса. Буду ждать тебя напротив ворот. – Проговорила спокойно, выползая из машины.

– Минутку, мам! Подожди меня немного, ок? – весело протараторила дочь и бросила трубку.

Не очень-то она похожа на испуганного ребёнка.

Сердце внезапно остро резанула ревность. Это с любовницей мужа моей дочери сейчас так весело? С ней она смеётся и шутит? С ней она не оговаривается и не спорит, не злится на неё. Делится своими милыми девчачьими секретиками и слушает советы от девицы, без зазрения совести завалившейся под чужого женатого мужика?

Я остановилась и схватилась рукой о решётку, огораживающую жилой комплекс, с благодарностью чувствуя её ледяной холод. Пропитываясь им и впитывая всем существом лёд безразличия и отстранённости. Мне это нужно сейчас. Лёд спасёт сейчас моё сердце от боли. Если было бы возможно, я бы прижалась к этой решётке так близко, как только могу. Чтобы выстудить хотя бы одну ревность из себя. Может быть, после и с обидой было не так горько сосуществовать.

Дочери всё не было, и я от нечего делать рассматривала комплекс домов, прикидывая, а не купил ли здесь Иван квартиру для своей зазнобы? Если и купил, то это хорошо. Будет что делить при разводе, даже если и приобрёл хатёнку на её имя.

Холод пробирался под одёжку, выстуживая спину.

Странно, но прозрачными ночами второй половины июля даже среди каменных джунглей столицы уже чувствуется острый запах осени и увядания. Запах сухих листьев, ненужных уже деревьям, влажной земли, грибницы и дыма. Или это я пропахла насквозь дымом своего сжигаемого прошлого?

Катерина вышла через полчаса. Она улыбалась во весь рот и шла подпрыгивающей, неровной походкой.

За время ожидания ко мне два раза подходил таксист, интересуясь, долго ли мы ещё будем ждать. И с недовольным видом усаживался обратно. Его нервозность передалась и мне. Поэтому, когда дочь шагнула мне навстречу, я резче, чем обычно, произнесла:

– Я замёрзла тебя ждать, Кать!

– Ой, мам! Ну, что такого? Мы с Настей только один прикольный ролик досмотрели до конца и поэкспериментировали со стрелками, как там советовали. Посмотри, как тебе? – прощебетала дочь и, прикрыв глаза, придвинулась ко мне ближе, спрашивая, – ну, как?