скачать книгу бесплатно
В котором больше смысла, чем в словах.
«К тебе придет твой лучший день…»
К тебе придет твой лучший день,
Простой, большой, удобный, сытый.
Сотрет со лба озноб, мигрень,
Подарит жизнь. Взаймы. Со скидкой.
Уладит быт.
Уложит спать.
Залижет боль.
Заложит меру.
Придет твой день.
Примерно в пять
Он постучится в твои двери.
Ты спросишь: кто?
Он скажет: я.
Не верь, я – здесь.
Я жив, я взвешен:
Сто грамм тоски, хорей и ямб,
Одна любовь, одна усмешка.
И скорость – сотни стертых шин
В секунду? Миг?
И вой набата.
И беспрерывный бег души,
И возвращение обратно.
И слово.
Как же без него,
Когда вся кожа в буквах дрожи,
Когда я чувствую родство
С травой,
С тобой…
Да с каждым, Боже.
Когда висит в душе петля,
И рот от горя перекошен.
Но кто-то любит и меня,
Как любят стариков и кошек.
«Я тот, кто не здесь. Я из тех, кто проходит мимо…»
Я тот, кто не здесь. Я из тех, кто проходит мимо.
Едва задевая крылом паутину дней.
Я тот, кто остался вовне, между сном и миром,
Я до или после, но вечно – среди людей.
Ругалась любовь, чертыхалась и крыла матом,
Кривила помаду, текла черной тушью в грудь,
И сердце сводила мне так, что выл каждый атом,
Потом остывала, спекаясь в тоску и нудь.
И Бог собирал с нас долги до рубля торгашно,
И ангелы-скупщики сыто смотрели вниз,
И старость скреблась. Боль в предплечье, усталость, кашель.
А может быть, это не старость, а только жизнь.
И злой фанатизм под вуалью икон нательных,
И зев пустоты под оберткой прекрасных слов
И кто-то еще из имен, что меня хотели,
Из рук этих жадных, из этих пустых голов.
Да много их было, желающих выпить дочиста,
Пожрать, подстрелить, взять себе, уложить в траву,
Но я все равно остаюсь человеком творчества,
Оно не отдаст, не отдаст меня никому.
«Окно открыто…»
Окно открыто.
Дует ветер.
Окно в душе моей сквозит.
В нем виден мир.
Он чист, всесветен,
Он неразменен, неразлит.
Ты собираешь в сумку солнце.
Да, я возьму его с собой.
Оно – предсердие эмоций,
Оно – преддверие, предбой
Любой судьбы.
Еще? Сложи мне
Немного нот,
Немного слов.
Ведь ими мы свой век вершили
В застенках пыльных городов.
Сложи мне скорость.
Сто по встречной.
Брось в сумку весь беззвучный крик.
Любовь? Любви подвластна вечность.
И рядом с нею жизнь – лишь миг,
Она дается так, впридачу,
В довесок, в досыпь той любви.
А знаешь, брось еще удачи.
И оставайся.
И живи.
Мой поцелуй – в твоей ладони.
На память.
Ну! Не плачь, не трусь.
Я был в раю. Дорогу помню.
Не провожай, я доберусь.
«Проступает в глазах ребячество…»
Проступает в глазах ребячество,
Как ни прячу, ни крою в грусть.
Потому и глаза – горячие,
Потому нараспашку – грудь.
Все вокруг еще двойственно, девственно,
Все вокруг – семь шагов на гриф.
Потому-то и снится детство мне,
Что тот мальчик остался жив.
Тот, казавшийся давним, пройденным,
Тот, бежавший по брызгам луж
Через сломленный и соломенный
Сухостой измельчавших душ.
Может, стоит ему довериться,
Закатать рукава, запеть
И в улыбку шального месяца
Вцеловать листопадов медь.
А под вечер – сбежать на улицу,
Где аптека, фонарь, на ту.
И поверить, что все окупится.
И придумать себе мечту.
Просто так.
Не на ты, на я.
И придумать себе – тебя.
«Вползла ко мне в душу, всю грудь расцарапала…»
Вползла ко мне в душу, всю грудь расцарапала,
Свернулась, уснула. Я только вздохнул,
Как в горло – интимность. Нагая. Две капсулы.
И тянется сладкой помадой до скул.
Инъекция чувств – чтобы сердце забилось,
Рот в рот – ностальгию по жадным губам.
И меткие пальцы, уверенно, с силой
Уже прижимают ее. Не отдам
Ни гари, ни горю, ни боли, ни убыли.
Она меня лечит. Духовно. Собой.
Вдыхает весь мир. В полумыслие? В губы ли?
И скальпель по коже – лиричной резьбой.
Разряд красоты, восемь кубиков творчества,
Огонь внутривенно, озноб по груди.
Из сердца все пьет – до небесного, дочиста.
Но с ней я как-будто уже не один.
Но с ней мне – что в ад, что на небо, без разницы.
Но с ней я могу оставаться собой.
Слова отражаются, время смеркается…
Такая у нас, что поделать, любовь.
«Исписанными желтыми страницами…»
Исписанными желтыми страницами
Осенних листьев и осенних лиц
Мы станем завтра. Плакать? Веселиться ли?
Бежать до новых мысленных границ?
Любить или вернуться в одиночество,
И молча видеть, как тоскует век,
Как Богово немыслимое зодчество
Ломает неуместный человек.
Мы потеряли что-то между смыслами.
Душа ушла, в бездомный дождь ушла.
Бог прячется, как только слышит выстрелы,
И в мире наступает тишина.
И в мире все – непонято, не принято,
И в мире мы – чужие для чужих.
И мир разрезан по законам прибыли,
И в мире я – над пропастью во ржи.
А в пропасти – глобальная кастрация
Ума и чувств. Постой, останься тут.
Бог умер? Скальпель. Свет. Реанимация.
Рот в рот. Вдыхая жизнь и красоту.
«Пару строчек зимы – это все, что тебе обещаю…»
Пару строчек зимы – это все, что тебе обещаю.
Пару строчек снегов, пару строчек веков и грехов.
Пару строчек лишений, мишеней, прощений, прощаний,
Пару строчек, написанных рябью стареющих слов.
Опоздает письмо. Время сложится в лед и застынет,
Превратится в итог и исток, в бесконечный вокзал,
На который надышит слежавшийся к вечеру иней:
Опоздали стихи. Опоздали. И ты опоздал.
Это выстрел судьбы, это выстрел, оставшийся в прошлом,
Чтоб догнать и убить тебя здесь, на руках у зимы.
Это самая крайняя, самая злая оплошность.
Это голос из тьмы, это плачущий голос из тьмы.
Это чувство вины. Это смотришь кругом обалдело,
А вокруг – это жизнь, это ночь, это ты и толпа,
Это небо вокруг, это звезды, и нет им предела.
Это люди вокруг. Все чужие и нет им числа.
А на рельсах – слова. Их читатель не совесть, а поезд.
А на рельсах – слова, лабиринт кровеносных систем.
Пара строчек зимы. И под ними – знакомая подпись.
Пара строчек зимы, не прочитанных больше никем.
«Тебе хотелось жить. Но жизнь сжимала жгут…»
Тебе хотелось жить. Но жизнь сжимала жгут
На горле у любви, выдавливая хрип.
Разложена постель. Но: время, деньги, труд.
И вечный недосуг, и вечный недосып.
Тебе хотелось жить. Но не хватало жил,
Они рвались на раз и шли для новых струн.
Ты пел и обнажал, ты пил и ворожил,
