скачать книгу бесплатно
«Опять до утра не спится…»
Опять до утра не спится,
Все давит многоэтажность.
Мне кажется, я стал птицей.
Но только, увы, бумажной.
На крыльях – слова, заметки.
Твой почерк. Косой, бескрайний.
И даже не нужно клетки,
Бумажные не летают.
Измятые белые перья,
Я, кажется, оригами.
А раньше тебе я верил,
Пока мы не стали врагами.
На вызов – улыбка мелом,
Сражение – каждым словом.
Возможно, что я был белым,
Теперь – до груди разрисован.
Скажи мне, любить бумагу
Легко? Или все же сложно?
Возможно, что я был мягок,
Теперь я намного строже.
Но эта война иная,
Система моих поцелуев,
Побег от прицела к раю,
И карим огнем – по июлю.
Мы все еще жаждем сжиться,
По старой больной привычке.
Мне кажется, я стал птицей.
Но ты зажигаешь спичку.
«На сцене ночь. На сцене только замысел…»
На сцене ночь. На сцене только замысел,
До действия, до акта, до имен.
И зряча тьма, и воздух – осязаемый,
И каждый звук – до боли окрылен.
Мы пишем жизнь, мы отсекаем лишнее.
Эссенция страданий и любви
Становится листовками, афишами,
Становится наследием земли.
Здесь каждый миг уже раздет до зоркости,
Здесь разжигают тысячи костров.
Здесь даже кровь на пальцах – бутафорская.
Но это наша, слышишь, наша кровь!
Я жизнь, я роль, я плачу вдохновением,
Я возвращаю, отдаю вам все.
Да будет слово. Истина. Вступление.
Но на стене уже висит ружье.
Да будет свет. Движение. Риторика.
Да будем мы. Пусть так, из-под кнута.
А я на сцене. Я играю Йорика.
Не Гамлета, но мертвого шута.
«Сколько лиц в пустоте, сколько бледных встревоженных губ…»
Сколько лиц в пустоте, сколько бледных встревоженных губ,
Сколько жадных, крикливых желаний и сколько трагедий.
Сколько темных отметин следов на лежалом снегу,
Это жизнь заболела. И стонет, и жалостно бредит.
Это жизнь, это ты за минувшим по нотам спешишь,
Это ты постигаешь науку молчать неизменно,
Потому что гуманнее слова прозрачная тишь,
Потому что судьба состоит из прошедших мгновений.
Ты когда-то мечтал, чтобы правда тебя позвала,
Ты когда-то хотел улететь, не валяться под плитами,
Но стремление вверх выжигает до срока глаза,
Потому что ты сам научился держать их закрытыми.
Это жизнь, это ты, это новая форма добра,
Ты смеешься до хрипа, пиная рассветы на выселках,
Потому что на голой груди вырастает дыра,
Она ширится с каждым движением, выдохом, выстрелом.
Она ширится, зреет, чернеет и больно сквозит,
Она родственна тем, пожирающим свет во вселенной.
Это ты, это жизнь, это новый ее реквизит,
Привыкай, привыкай, и дыши, и люби вдохновенно.
Это жизнь, это ты, это прошлого веретено
Распускается шерстью, ложится на раны повязками.
Сколько лиц в пустоте… Я смотрю в них и вижу одно:
В каждом спит человек, под прибитыми к черепу масками.
«Ты смотришь в бездну. Она порождает страх…»
Ты смотришь в бездну. Она порождает страх.
Пытается сбить, поглотить, оборвать со строп.
Ты выдох ее, ты гортанный тревожный «ах»,
Ты семя ее, ты ничто, пустота, микроб.
Ты смотришь в бездну. Она проникает вглубь.
Ты хочешь сродниться, вживиться ей в эпифиз,
Ты смотришь в бездну, ты равен ее числу.
Когда-нибудь ты сорвешься и камнем вниз.
Ты смотришь в бездну. Она изменяет пульс.
Она загоняет ритм и сбивает с нот.
Она твоя terra unique, твой инсульт,
Она тебя переварит, пожрет, сомнет.
Ты смотришь в бездну. Ты видишь в бездне себя.
И вдруг понимаешь: ты только что стал другим.
Нельзя остаться, вернуться назад нельзя,
Ты миф, иллюзия, сказка, ты псевдоним.
Ты смотришь в бездну. Ты смотришь в нее давно.
Ты был здесь когда еще не случился мир,
Когда еще не было тел, векторов, сторон,
Когда еще не было женщин, имен, квартир.
Ты смотришь в бездну. Ты штрих, ты ее дитя,
И бездна поет тебе тысячей сшитых ртов.
Ты смотришь в бездну. А бездна смотрит в тебя,
Но ты читаешь во взгляде ее любовь.
«А знаешь… К черту эту боль…»
А знаешь… К черту эту боль,
Тоску, печаль и листопады,
Скулеж ленивых недовольств,
Здесь павших столько – негде падать.
А ты пока что жив, растрепан,
Бинтуешь слов своих разрез.
Давай по миру автостопом?
Давай смотреть в глаза небес?
Ты пахнешь страстью и обидой,
Ты новый мир, ты ранний джаз.
Сотри огонь с лица. Ты видишь?
За нами солнце. Солнце в нас.
Вставай. Иди. Пинай инертность,
Дыши, пока хватает сил.
Еще люби. Люби бессмертно,
Люби, как раньше не любил.
Ну сколько там – пешком до рая?
Верст пять по чахлому вранью.
Давай под музыку, по краю,
Давай станцуем на краю.
Душа – единственный твой пропуск
Из мира взяток и простуд.
Шагай, шагай в любую пропасть.
А крылья… Крылья отрастут.
Не веришь мне – спроси у Бога,
Взломай вселенскую консоль.
Возьми гитару и в дорогу.
И знаешь, к черту эту боль.
«Мой мальчик, ты живой, скажи мне…»
Мой мальчик, ты живой, скажи мне?
Ты дышишь. Ты еще кровишь
Всей юностью на теле жизни.
В тебе еще ни дна, ни ниш.
Стоишь. В своем сумбурном веке,
Но все быстрее, все жадней
В тебя уже впадают реки
Всех человеческих страстей.
Не умоляй, не жди, не требуй,
Мой мальчик, ты пока что жив.
Ты расплескался вплоть до неба,
Ты половодье, ты прилив.
В тебе все судьбы, все начала,
В тебя впадает рай и ад,
Все радости и все печали,
И ты уже восходишь над.
Над миром плач. Над спящим миром
Слова, слова. Над миром взгляд
Сквозь города. Строкой, пунктиром.
Над древним миром новых дат.
Над миром смех. Он пахнет вишней.
Над миром рушатся мосты.
Над миром песня. Слышишь? Слышишь?
Над опустевшим миром – ты.
Мы здесь останемся чужими,
И мы срастемся до души.
Мой мальчик, ты живой, скажи мне?
Пока что жив. Пока что жив…
«Ты прячешь в плед растрепанное пение…»
Ты прячешь в плед растрепанное пение,
Ты греешь плечи, ты боишься зим.
Ты мне читаешь Блока и Есенина,
А я глотаю горький теплый дым.
Я слушаю твой голос неразборчивый
И город, распростертый за окном,
И шорох крыльев заспанного творчества,
И жизнь соседей в мареве дневном,
Осенних птиц, стихающих, смолкающих,
Свист ветра, гул далеких поездов,
Вокзалы, вздохи вечных провожающих,
И крики ребятни из детсадов.
Весь мир шумит. Я замираю, слушаю.
Он говорит. Он столько говорит…
Он переполнен, пересыщен душами,
Он переводит чувства на санскрит.
И в мире ты. Во всем огромном космосе
Есть только ты. И только у меня.
Я ведь узнал, узнал тебя по росписи
Холодного прозрачного дождя,
По книгам этим, в доме твоем спрятанным,
По точкам дней, взаимно болевым,
По следу, по наитию, по памяти,
По голосу, скользящему в мой дым.
Ты сядешь рядом. Жизнь в одно касание.
Ты улыбнешься. Смерть в единый взмах.
И наше время сложится в молчание,
