скачать книгу бесплатно
Соберутся в гостиной на коктейль, и начинается:
– Ах, Кэт, ваш Люк просто красавчик! Какие глаза!
– Не понимаю только, для чего они все так красятся? К чему столько косметики?
– Да, да! Я порой не могу отличить кто из них кто? Вы меня понимаете?
– Люк и без макияжа хорош, но так принято. И это заба-а-вно!
– Да, в наше время были мальчики и девочки. Теперь просто приятели.
– Ха-ха! И всё же не буду возражать против его гетеросексуальной ориентации!
– Тише, тише!
– А Люк родной сын Ника или приёмный?
– А какие у него скулы! Овал лица бесподобен!
– А рот (тут Кора всегда начинала хихикать), губы – нечто!
И всё в этом роде! Уши вянут! Рот! Губы!
Ест плохо, говорит ещё хуже и не улыбается ни-ког-да! И на кой ляд ему этот рот?
Бедная Кэт сидит, глазами хлопает. Вот овца, честное слово!
Прости, мам! Я давно не «солнышко» и не «цветочек». Но ты сама подумай! Ноги о Кэт вытирают все кто хочет. Лис, по-моему, её просто ненавидит. А уж сам Барлоу! Я не знаю, как он относился к матери Лиса, но до Кэт ему дела нет. Домой прилетает редко: у него отмазка одна и та же – работа государственной важности. Какое на фиг (ой!) государство! Объединённые Колонии? Он может неделями жить в 1-й, в своих лабораториях пропадать.
А Кэт терпит. Лишь бы Шуанг не отобрали. Она и перед Лисом пресмыкается. Лопочет: «Лей, Лей…» Это китайское имя Лиса. А он башки не повернёт в её сторону.
…Именно сейчас, когда я смотрела на него спящего, вспомнилась одна из вечеринок у Кэт. Она попросила меня испечь печенье.
Видите ли, все теперь любят только домашнее угощение. Настоящая мука – редкость! Вот и соревнуются тётки, у которых она есть, друг с другом.
Кэт сама не печёт, а у меня, мамуль, сама знаешь, – школа Марфы Петровны.
Я несла поднос наверх из кухни. Голос Коры разносился по всему дому.
Вылетев в коридорчик, ведущий в гостиную, увидела Лиса. Он стоял, прислонившись к стене, в тёмном плаще, голова опущена, руки в карманах. Меня не увидел, а я почему-то не пробежала, как ни в чём не бывало, мимо него, а юркнула обратно за угол.
– Кэт, ты ведь переехала из Харбина в Тайбэй? – звучала любимая тема Коры. – И мать Люка была с Тайваня. Говорят, умопомрачительной красоты. Бедняжка. Мне её жаль!
«Нет, вы подумайте, Коре кого-то жаль!»
Должно быть, её спросили что случилось.
– Она заболела. Рак. Естественно, Нику пришлось оставить её снаружи.
– А как вы думаете, Тайвань ещё существует? – кажется, это Люси, толстая смешная тётка откуда-то из Штатов.
– Да кто знает, дорогуша, что там ещё существует? Но – тсс! – сами понимаете, мы не должны рассуждать на эти темы. Мы здесь, старый мир остался снаружи.
Старый мир остался снаружи. Мама Лиса осталась. Моя мама…
Я перехватила поудобнее поднос, шагнула вперёд, и тут из-за угла выскочил Лис. Оттолкнув меня в сторону (печенье разлетелось по полу), – пулей понёсся по лестнице вниз.
9
Лампочка-«паучок» светила Лису прямо в лицо. Ниточка шрама на лице совсем незаметна. Если только приглядываться… Как можно так крепко спать?
– Эй, проснись!
Даже не пошевелился. Не трясти же мне его!
Отцепив лампочку, я повесила её подальше от братца в угол и села на пол. Терпение опять заканчивается. Если сейчас же не посмотрю, что в футлярчике, то лопну сама.
Руки тряслись, пока отвинчивала крышечку.
В моей «норе» то жарко, то холодно. Сегодня – жарко.
Я сидела в майке и всё равно чувствовала, как горела кожа на лице и груди.
Тоненький клочок бумаги пришлось разворачивать аккуратно, чтоб не порвать, а потому – медленно. В глазах потемнело, и я не сразу смогла рассмотреть что там.
На листочке был изображён овальный стол. Вокруг стола – смешные человечки, нарисованные так, как рисуют дети: ручки, ножки, огуречик. У одного из человечков была борода – чёрные чёрточки. У другого, у которого огуречик покруглее, голубел платочек.
Рядом с этим человечком были нарисованы два маленьких, с косичками. Две фигурки – одна длинная, с ёжиком на голове, другая в очках – сидели напротив, слева от человечка с бородой. Чуть поодаль был нарисован ещё один человечек, в красной косынке и длинной юбке, с палкой. Баба Марфа, дорогая! Я пересчитала всех, тыча пальцем в рисунок. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. По-прежнему все дома, все вместе. Моя родная семья.
Почти сразу после того, как я попала в Колонии, начался Второй этап войны. Но здесь про неё не говорили, как будто она шла где-то далеко-далеко, на другой планете. Через полтора года нам сказали, что военные действия на Земле прекращены. Войны закончились. Колонии, закрытые Щитом, не пострадали.
Вспомнилось, как после войны в первый раз получила от вас письмо. «Почтальон», естественно, привёз. И узнала, что все живы, и Алёшка с Тимохой с вами. Тогда я даже плакать не могла. Смотрела тупо на крошечный листочек, не веря своим глазам. А сейчас почему-то слёзы, которые обычно сидят у меня глубоко внутри, хлынули по щекам. Я закрыла рот ладонями.
– Ты мешаешь мне… спать мешаешь.
– Что?! – я в ужасе обернулась. – Мне послышалось?
Лис лежал, закинув руки за голову, и смотрел на меня.
Это он мне сказал?! Не может быть!
Подобрал с пола ещё одного «паучка». Подкинул вверх, лампочка вспыхнула.
– Это ты сейчас говорил? – я не верила своим ушам. Даже поток слёз иссяк.
За всё время, пока я живу здесь, Лис не сказал мне ни слова. Ни одного! Я была пустым местом. Он и смотрел почти всегда мимо меня. Даже если стоял или сидел передо мной.
– Ты меня разбудила.
Он говорил очень медленно, почти по слогам, и тихо. Не на «общем» – на английском. Произношение было ужасное. Сел и не спеша стал натягивать рубашку, нисколько не стесняясь меня.
– Шрам на лице почти не виден, – сказала я, чтобы хоть что-нибудь сказать, и отодвинулась к стене.
Мой английский тоже не ах. В лесах школ не было.
Всё-таки «норка» очень мала. Двоим здесь тесно.
– Плечо заживает хорошо.
Лис кивнул, медленно застёгивая серебряные пуговицы. Застегнул.
– Это что у тебя? – быстро протянул руку и провёл пальцем по двум маленьким царапинкам – полосочкам крест-накрест – на моей груди в вырезе футболки. Фыркнул, когда увидел, что я покрылась гусиной кожей.
– Поцарапалась, – я попыталась отодвинуться.
Никогда не видела лица братца так близко. Обычно, как глаза его увижу, так сразу не по себе становится, поэтому физиономию и не рассматриваю. Когда он глазищи свои подводит, да ещё тени разноцветные накладывает, смотреть страшновато. А так, без макияжа, сносно. Может быть, и правда красивый? Хотя мне-то что? Красивый и красивый! Кожа довольно светлая, с лёгким искусственным загаром, ровная, нежная, прямо девчачья. И зачем, спрашивается, такую кожу покрывать всякой дрянью? Взгляд тяжёлый, вопросительный какой-то… Лис как будто все время о чём-то хочет спросить.
Я в глаза Алексу смотрю с удовольствием. Лису в глаза смотреть, оказывается, невозможно.
Я прижалась к стенке.
– Ты перестал краситься? Смотришься белой вороной.
– Тебе ведь не нравился мой макияж.
– И что? Если мне не нравится, краситься не будешь?
– А если не буду?
– Да мне-то что? Какое мне до тебя дело?
– Совсем никакого?
– Не смотри на меня так. Пожалуйста!
– Как «так»?
– Как маньяк. Вот как.
Я сжала кулаки и выставила их перед собой. Если начнёт приставать, буду бить.
– Не смотри так, говорю! Я тебе не Тутта Карлсон!
Глаза Лиса округлились.
– Какая Тутта?
Тьфу! Как разговаривать с необразованным человеком?
Лис взял мою руку, разжал кулак, перевернул ладонью кверху. Глубокий красный шрам выглядел отвратительно.
– Чикен! Ты дура!
Взлетел наверх по скобам. Лист-крышку просто вышиб кулаком. Через секунду свесился вниз и сказал по слогам:
– Эй, Чикен, камеру на кухне я отключил. Со своего компьютера. Пол года назад.
– Так огонёк горит.
– А огонёк горит.
Конечно, я дура, кто бы сомневался. И почему это я решила, что он будет ко мне приставать? Разве такие пристают к девочкам? Или к девушкам?
Всё-таки надо быть добрее! Могла бы сказать, что тебе, мол, лучше без косметики. Совсем даже хорошо! И не надо больше краситься! И папа бы моё поведение одобрил…
Интересно, про сегодняшний случай в кафе – ни слова. А костюмчик-то я ему здорово попортила!
Странно, я получила от вас письмо, а думаю о Лисе.
В моей «норке» пришпилен к занавеске большой лист бумаги. Это окно. Сейчас там у вас началась зима. И у меня зима. Я нарисовала в «окне» падающий снег, монастырь, каким его запомнила, дорогу, домик у дороги, изгородь, деревья… У меня есть несколько зимних видов из окна.
У Кэт в комнате в «окне» – берег океана. Всегда один и тот же пейзаж. Океан шумит еле слышно, вернее, шумит компьютер.
У Шуанг – сказочный лес.
У Лиса – не знаю.
10
Кэт всего боится. Боится, что Ник её бросит. Боится, что Шуанг отберут. Думаю, она и с Ником живёт из-за дочки.
Шуанг у нас странненькая. То есть внешне всё нормально. Хорошенькая куколка. Но за ней глаз да глаз нужен. Такое учудит! То кашу по углам раскладывает – мышек кормит. Крысок то есть. Колонии всё-таки на Земле стоят. А крысы непобедимы! И попробуй эту кашу убрать. Такую истерику закатит! Я уж и так и этак: мол, у нас живёт только одна крыса, с красивым именем Шуша, ей много не надо. Пришлось даже крыску позвать.
А Шуша на меня сердита из-за Лиса, из-за того, что в «нору» его пустила. Но вышла.
Шуанг обрадовалась, засюсюкала, хотела беднягу схватить. Пришлось уговаривать Шушу разрешить погладить её по спинке.
То проберётся в комнату к Лису и костюм его зальёт красной краской.
А Лис трясётся над своим антиквариатом. Он это барахло или на аукционах покупает, или шьёт на заказ. И всегда всё тёмное.
То молчит целыми днями – ни со мной, ни с Кэт не разговаривает. То разговаривает с кем-то. И никого вокруг уже не видит.
Однажды пришла Тина. Посмотреть на моё житьё-бытьё. Кэт мне дифирамбы поёт. Тина с постным видом кивает. И тут выходит из комнаты Шуанг. В руках детское ведёрко. Встала возле Тины и будто бы воду с пола черпает и в ведро сливает. Ладошкой туда-сюда. И приговаривает:
– Здесь тёмная вода и здесь тёмная вода.
Наберёт как будто ведро, в угол выльет и опять наливает. На Тину и Кэт – ноль внимания.
