скачать книгу бесплатно
– А Служба семьи вездесущая куда делась?
– Несколько месяцев назад контора их свернулась. Туда отправились, что ли? Ведь там – что страна другая, – Серафима кивнула в сторону Колоний, – но в Центре их нет. Детский дом тоже брошен. У вас-то как? Отцы как?
– Да у нас слава Богу! Отцы живы. Служим. Живём тесновато. Нам ведь тоже попало: часть гостиницы осталась только. Но в лесу, чай, – не пропадаем. Лес кормит. Ягод вам принесу в следующий раз. В том году, правда, морозы уже в сентябре вдарили, сама знаешь. Грибы только пошли – снегом завалило. Ягодок ранних запасла немного. Но для болящих принесу. За письмишком приду, принесу.
– Далеко! Неужто одна ходишь?
– Одна. Зимой на лыжах. Прячу их на подходе с ружьецом вместе, без него – никак. Снег стает, тяжелее будет добираться. Ну ничего, ноги пока носят. Вот она, силушка-то моя, и пригодилась! Тут у меня бизнес. По секрету от отца Георгия. Он-то думает, что письма от Лизки люди добрые так приносят. Ага!..
– Не боитесь ягоды есть?
– Нет. Грибы поначалу не ели, опасались. А потом за милую душу пошли. С молитвой – ничего. Да и всё-таки самое страшное нас миновало.
– Молиться начала, значит?
– Начнёшь при отцах-то… И вообще, одной тебе поклоны бить?
– И как ты теперь без дорам[1 - Дорама – японские телесериалы. У нас дорамами называют все азиатские сериалы: южно-корейские, тайваньские, китайские. – Прим. ред.] своих живёшь? – мать Серафима лукаво покосилась на Марфу.
Та хмыкнула, вздохнула:
– Да ладно, живу. Жалко только последнюю не досмотрела. Теперь и не узнать, вместе они остались или нет. ГГ, главные герои, то есть…
– Слов у меня нет! – мать Серафима рассмеялась, помолодев сразу и став настоящей красавицей. – Ой, Марфа! Конец света на дворе, а она переживает, что дораму не досмотрела!
– А что, «ой, Марфа»? Она же уехала, героиня эта, вожжа под хвост попала, обиделась, дура. Он туда-сюда… Нет её! С лица спал. Не ест, не пьёт. А вокруг неё один такой хлыщ вьётся. И только ГГ этот узнал, где она, – бац, нэтик грохнулся. Всё!
Марфа стукнула ладонью по столу.
– Ладно, – смеясь, сказала Серафима, – там, в этих дорамах, всё хорошо заканчивается. Хеппи-энд.
– Ну не скажи! У главного героя ещё комы не было и амнезии. А должны быть по всем правилам! Потом в этих дорамах иной раз такой хепи энд, что и не поймёшь, хепи или не хепи… А я люблю, чтобы определённость была – свадьба! И чтобы хоть немного после свадьбы показали, как они, ГГ, в радости живут. Чтобы пересмотреть по новой захотелось…
Обе посмеялись.
– Вот, Оля, у тебя и любовь случилась до гроба, можно сказать, и монастырь потом… Людка, подруженция наша любимая, тоже замужем. Жива ли? А у меня… – Марфа снова сморщилась, вздохнула, но тут же довольно заулыбалась. – А у меня – Лизка, Лёшка, Тимка, малые, ну и прочие, прочие…
– Не держишь на меня обиды?
– Да… Может и держала раньше, грешна. Только ведь правильно он тебя выбрал. Вон ты какая до сих пор!.. А я? Тьфу! Да и не в моём вкусе он, знаешь, был. Я к блондинам равнодушна.
Ещё посмеялись.
Потом Серафима спросила, враз опечалившись:
– Что с Лизкой-то делать будете?
– Да только ждать. Я письмецо посмотрю, сил нет терпеть.
Марфа торопливо полезла в карман за футлярчиком. Сняла крышечку. Подтянула поближе свечу. «Ага! Вот оно, вот оно!» Отстегнула от шалёнки булавку, остриём подцепила крошечный листочек бумаги, прилепленный к помаде, сложенный в несколько раз, вытянула, развернула дрожащими пальцами на ладони.
Мать Серафима смотрела, затаив дыхание.
На листочке была нарисована крошечная фигурка – улыбающаяся во весь рот девушка с шапкой коротких кудрявых волос бежала, вытянув вперёд руки, словно к кому-то в объятия.
– Художница! – восхитилась Марфа. – Талант! Не пропадёт. Э, а косы-то куда дела? Ещё в прошлом письме с косами была. Ну, Лизка…
Часть первая
Цыплёнок
1
…А ещё, разлюбезная моя Любовь Ивановна, хочу повиниться: терпение моё снова лопнуло. Хотя папка, конечно, сказал бы, что терпения у меня и в помине нет. Не зна-а-ю! Без него здесь и дня не проработать. Значит, капля терпения (и большая капля, я тебе скажу) всё-таки есть.
Не хвастаюсь, честное слово! Вернее, капля была. Она сегодня в очередной раз на крошечные капельки разлетелась. Сначала хотела сказать, как шарик, лопнула. Но шарик что – пустота. Лопнул – и всё! Ничего не осталось. А потом, «капля лопнула» как-то не по-русски звучит. Да? Ой, с русским у меня просто беда!
А капелька к капельке притянутся, сольются в одну каплю – ия опять при своём терпении. Без него и правда – никак!
Может быть, меня переведут на кухню. Но, имей в виду, таких быстрых официанток, как твоя дочь, в нашем кафе, да и не только в нашем, нет! Опять же не хвастаюсь! А всё потому, что Кэт подарила мне роликовые коньки из своих запасов, ещё довоенную модель. Ботиночки лёгонькие, удобные, я на роликах даже танцую, когда никто не видит. Помнишь, как ты учила меня кататься возле фонтана, мы ещё тогда в городе жили? Давным-давно…
В кафешке, где я работаю, – два зала. В маленьком стоит рояль за ширмочкой, а столиков всего пять – там собираются редко. Народ гнездится в большом. И вот здесь я от столика к столику езжу на роликах (Надо же! Прямо стих получился!): туда-сюда, туда-сюда. С подносом в руках. Тут главное – всё замечать, ухитряться смотреть под ноги, потому что развлекуха есть такая – подножки подставлять. Я, конечно, у тебя остроглазый орёл, вернее, орлиха. Объеду, перескачу! Но сегодня сплоховала, потому что неожиданно для себя скосила глаза на братца. Он в своём любимом кресле – Гамлет, Чайльд Гарольд, Онегин, Печорин (made in Тайвань, конечно) и кто там ещё? – несколько в стороне от всех. Чтобы не беспокоили лишний раз болтовнёй! А Майк с Тэдди в обнимку, Сьюзи и Рита развалились на диванчиках и смотрят на это чудо в перьях, вернее, в кружевах, с обожанием.
Скосив глаза, ногу, подставленную Ритой (или Сьюзи, путаю их всегда – они одинаковый макияж делают – двое из ларца…), не увидела. Не представляешь, какие па я выделывала, чтобы не уронить поднос! И всё же уронила. И сама грохнулась. Все так радовались, словно получили долгожданные подарки. Даже в ладоши хлопали.
Пиво, иногда натуральное (где достают, интересно?), в нашем элитном кафе разливают в стеклянные бокалы.
Пока подбежавший Поль раскланивался, извинялся за мою неуклюжесть, я ползала по полу (а на роликах это ещё то занятие!) и собирала осколки.
Мамуль, я не плакала! Честное слово! Давно не плачу по таким пустякам. Как выражается баба Марфа – «врёшь, не возьмёшь!».
Самый крупный осколок закатился за ножку кресла, в котором сидел братец. Я всё-таки не удержалась и подняла голову – посмотрела на Лиса.
Вся его поза выражала отстранённость от происходящего и на лице – абсолютный пофигизм. Даже полумаска не могла его скрыть. Лучше бы хлопал в ладоши, честное слово! Ведь смешно – полёт цыплёнка!
Да, я уже рассказывала про новую «фишку» местной «золотой» молодёжи. Но расскажу ещё раз. Я вообще все новости пересказываю, сама знаешь, не по одному разу. Месяц назад братец со товарищи пришли в маскарадных полумасках типа венецианских. Красота неописуемая! Народ в кафе ахнул. Девицы растерялись. А на следующий день Сьюзи (или Рита?) пришла в такой же полумаске. И началось! Словом, мамульчик, у нас в кафе маскарад каждый день. Они даже по улицам так ходят.
Я немного отвлеклась.
Не подумай, что заговариваю зубы, придумываю, как соврать получше или выгородить себя. Просто вспомнила, что пыталась разглядеть на физиономии Лиса какие-то человеческие эмоции и не преуспела в этом.
Глянул быстро, фыркнул. И я услышала тихое-тихое:
– Чикен!
Как плюнул, честное слово!
Тогда терпение и лопнуло. Я подъехала к стойке, где делаю заказ, попросила налить пиво не в стеклянные бокалы, а в большие пластиковые стаканы. Нарезала огромную пиццу, покружилась по залу и опрокинула поднос на стол перед их компанией. Бах-х! Полный восторг! Чтобы всем досталось! И братцу тоже.
Да, я не была в состоянии аффекта. (Во что помню! Дяди-Ёсино словечко!) Я же специально попросила пластик. Во-первых, ещё раз осколки собирать не хотелось, во-вторых, мне и так за четыре бокала расплачиваться…
2
…Мамуль, меня не выгнали. Думаю, что Поля эти детки достали тоже!
Он даже шепнул: «Давно бы так!» И подмигнул.
Вот классный мужик! Он, конечно, в зале мне выговор сделал, но я-то знаю – это так, для порядка. Зовут его, думаю, по-другому, но представился, когда знакомились, именно так: «Хозяин ресторана или, на худой конец, кафе должен носить имя Поль. Не будем изменять традиции».
Ну, Поль так Поль. И ролики – это его идея. Твоя дочка – единственная официантка на роликах во всех кафешках наших Колоний.
Временно удалённая из зала, я зализывала раны у входа в подсобку. Дула на ушибленное колено. Конечно, можно надевать наколенники, но к форме официантки – фартучек и прочее – они как-то не идут. И вообще, кое-кто может подумать, что я струсила. Пластырь телесного цвета – и всё в порядке! Да и падаю не так часто.
В зале вместо меня хозяйничал робот-официант. Опять же в обычных кафе только роботы – и каких только нет! – летают, ползают, бегают. А у нас официантки, как в старину. Роботы только на подмену. Над ними ведь не поиздеваешься.
Ты всегда говорила, что ничего случайно не происходит. Ты права как всегда! Если бы Рита (или Сьюзи) не подставила мне подножку, если бы я не сотворила всё остальное – пропустила бы приход спецназовца. Я его Здоровяком прозвала.
А тут глянула на улицу – он! Каланча. Стоит, оглядывается. Глазки-алмазки.
Сначала так обрадовалась, что чуть было сразу не вылетела на улицу. Вовремя остановилась. Сняла фартук и шапочку, схватила плащик с вешалки и сумку, не торопясь открыла дверь и не спеша проехала мимо – так, чтобы он меня разглядел.
На улице здесь всегда прохладнее, чем в помещении. Я обычно плащик надеваю, как сегодня.
Улицы в Колониях гораздо уже, чем в городах на Земле. И машины размером поменьше, напоминают гоночные кары, но двухместные: сиденье шофёра, а за ним одно пассажирское кресло. Обычно на заднее молодёжь забирается парами, а Тэдди ещё и рядом с собой на водительское место кого-нибудь сажает. Майка, например.
Вообще, машины здесь котируются как предмет роскоши. Тем более что после Второго этапа войны их больше не выпускают. И «стрелки», маленькие летательные аппаратики, сконструированные специально для сообщения между Колониями, тоже довоенного образца. Нам, «цыплятам», права пилота не выдают и машины водить не разрешают. Так что я летаю на общих «стрелках» и езжу на маленьких автобусиках: мест на десять.
Потолки над улицами низкие, но их подсвечивают так, чтобы иллюзия неба сохранялась. Даже облака плавают. И кажется, что плывут высоко-высоко! Утро, день, вечер, ночь – по земному времени. Потом, говорят, это отменят. Когда все окончательно адаптируются.
Ехала тихонечко, поглядывала в стёкла витрин. Здоровяк шагал за мной. Молодец, соображает! Мне он в прошлый раз не очень понравился. Смотрел как-то неприятно – пристально. Предыдущий «почтальон» был симпатичнее.
Но тот пропал куда-то. А колонистов, которым разрешён выход наружу, – мало. И все они или в 1-й или во 2-й Колонии работают, а живут в других. Вычислить «почтальона» – труд ещё тот!
Заехала в «Киви», большое кафе, куда ходит народ попроще – всё больше из обслуги.
В масках здесь никого не увидишь.
Здоровяк плюхнулся напротив меня.
Ну и глазки у него! И мускулы под серой курткой – буграми.
У нас договорённость – расплачусь колечком. Пять моих зарплат ушло на фигульку с изумрудиком. Колечко, завёрнутое в фирменную салфетку «Киви», лежало в сумке с тех пор, как я начала ждать возвращения Здоровяка. Всё было продумано заранее.
Я заказала кофе и пиццу. Здоровяк добавил ещё парочку салатов и пиво. Стол был заставлен. Футлярчик с гигиенической губной помадой подкатился к моей тарелке. Я достала из сумки косметичку, вывалила на стол содержимое. Улыбаясь смущённо, припудрила лицо, кося при этом глазами по сторонам. В косметичке, правда, кроме зеркальца и носового платка, до недавнего времени ничего не было. Но дней пять назад – как чувствовала! – купила пудру и тушь для ресниц. Хотя до сих пор не крашусь, честное слово!
– Всё нормально, – Здоровяк хохотнул. Подвинул к себе салфетку с кольцом. – Маловат изумрудик-то!
– Нормальный изумрудик! – возмутилась я. – Слушай, спецназ, цену мы с тобой обговаривали!
– Жизнь дорожает, деточка! Да и колечки эти теперь не в цене. И за риск доплатить нужно. Посидим где-нибудь в укромном месте? Поговорить есть о чём.
Неприятный тип. Но выбирать было не из кого. Мам, это, как говорится, издержки, в смысле – такие накладочки случаются. И тебе беспокоиться не о чем. Правда, правда!
Хмыкнув, я мгновенно собрала содержимое косметички, не забыв футлярчик. Набрала цифры своей платёжной карты на панели стола – расплатилась. Обычно убегаю быстро. На роликах как-никак! Даже не оглянулась.
Но век живи, век учись! Правда, есть такая пословица? Или поговорка? Помню, баба Марфа всегда добавляла при этом: «А всё равно дураком помрёшь!» Так вот, и Здоровяк оказался не промах, и я ухитрилась споткнуться. Прямо на ступеньке.
Вывернуться из рук Здоровяка, конечно, вывернулась, – припустила по улице во весь дух.
Но знакомую красную машинку у тротуара разглядела. И взгляд братца. Вот, мам, поставь передо мной человек сто в масках— я братца всё равно узнаю. Таких блестящих глаз ни у кого нет. И взгляда такого. Бр-р-р!
Но, с другой стороны, я в последнее время, как только братца узнаю – это когда они толпой меня окружат где-нибудь в переходах Колонии (пугают, уроды!), – сразу успокаиваюсь. Если он среди них, поржут, вокруг поносятся, рожи покорчат, что-нибудь покричат глупое, обкидают какой-нибудь дрянью (Лис, конечно, только издали глазищами зыркает) – и всё! Разбегаются. Первый класс, начальная школа, блин! А вот если этого Гамлета недоделанного нет поблизости, тогда – беги, Лизка, спасайся! Ну, ролики и спасают.
3
…Мамуль, я с тобой или с Марфой обычно начинаю разговаривать с утра, как проснусь. И говорю, говорю, – иногда вслух даже. Бормочу под нос, когда никого рядом нет. А порой и когда есть. Тихонечко. Иначе по-русски говорить перестану. На русский здесь – табу. А «общий» – это нечто! Как понимают друг друга – непонятно. Правда, беседы не ведут: «общий» для этого не создан. Так, перекидываются отдельными словечками. Местный стёб.
А с папой почему-то разговариваю редко. Долго собираюсь с духом и говорю всегда вечером перед сном.
Вот и сейчас сижу в кухне, жду момента, когда можно будет юркнуть в «норку» и поговорить с тобой, папка. Представить, что ты сидишь напротив, от тебя вкусно пахнет, особенно борода, если к ней прижаться. Ты устал, покачиваешь головой, у тебя даже сил нет меня поругать. А ругать, как всегда, есть за что.
Но сначала открою футлярчик. Скорее бы!
Он в лифчик засунут, почти под мышку. Так надёжнее.
Я уже ношу лифчики, мам. Мне Кэт подбирает. И вообще, я так выросла – не узнаешь!
Квартирки в Колониях небольшие, даже у самых-самых богатеньких, – в основном двухуровневые, с гаражами. А у некоторых, у нас, к примеру, ещё и балкон специальный для «стрелок». С рукавом, какие раньше были в аэропортах на Земле.
«Стрелка» садится бесшумно, а если кое-кто и ходит бесшумно, то уши всегда нужно держать на макушке.
Шуанг сейчас уже в постели, вставать ей не разрешено. Кэт после вечеринки, пожалуй, тоже в своей комнате. Молочный порошок для них я развела и отнесла наверх. Хотя Кэт больше нравится черпать из винных запасов своего бойфренда. Мистер Барлоу, который этот бойфренд и есть, месяц не вылезает из своих лабораторий.
Остаётся Лис. Машина в гараже. «Стрелка» на месте. А дома ли он? В его комнаты мне дороги нет. Вечером я братца не видела. К ужину не выходил. Но это не факт, что его нет дома. Лис может быть где угодно. Ты думаешь, что он за тридевять земель, ан нет: оглянешься – он тут как тут! Стоит, смотрит: то ли на тебя, то ли куда-то поверх твоей головы – не понять. Молча.
Все вышеперечисленные – это моя так называемая условная семья. То есть люди, с которыми я живу. Николас Барлоу, знаменитый учёный, архитектор и один из самых влиятельных людей в Колониях. Говорят, что он родом с Тайваня. Кэтрин – маленькая, красивая, очень добрая и пугливая китаяночка. Не спрашивай, почему Ник и почему Кэтрин. Они все здесь Ники, Майки, Барлоу, Спенсеры, а посмотришь – сплошной интернационал.
Меня отобрали для Колоний в детском доме, там, на Земле. Заставили сдавать разные анализы, проходить медосмотр. Шептались, что отбирают только девочек. Ну, ты понимаешь. Помнишь, когда я попала в детдом, мне едва исполнилось пятнадцать.
В детском доме я прожила полгода, самые страшные полгода в моей жизни. Об этом тебе, когда увидимся, говорить не буду. Пришлось научиться царапаться, кусаться и драться, как дикой кошке. По-настоящему. Что бы сказал папа, увидев мой хук правой? Сказал бы, наверное, что нужно убеждать словом. Пыталась, честное слово! Но заканчивалось всё дракой.
Первые три месяца в детдоме я постоянно сидела в изоляторе, наказанная за попытки к бегству, где твердила все молитвы подряд, которые знала наизусть. А потом у меня появился друг. Настоящий парень. Очень хороший, мам, правда! Он старше меня, такой сильный и высокий, что его никто не смел обижать. Мой защитник. Его зовут Алекс. Из парней для Колоний отобрали несколько человек, и Алекса в том числе.
Из всех детдомовок сюда попала я одна.
Даже радовалась, прощаясь с детдомом. Всё равно, думала, сбегу. Не знала, что это такое – Колонии.
В 11-й Колонии мы жили раздельно с мальчиками, камеры Контроля висели повсюду.
