скачать книгу бесплатно
– Это не кровь, а икра! Рыба им на перепонки икру мечет. А они по воздуху самолётом переносят её в другие водоёмы. Так и караси у нас расплодились. Только карасей нам сейчас не поймать. Они все на глубину ушли. Жарко, а там вода попрохладнее, – пояснил всезнающий Сенька, успокаивая сердобольных друзей.
Рядом со стайкой плавающих гусей-гостей бултыхнулись несколько камней, запущенных с противоположного берега.
Лёнька с Семёном разом предупредительно пронзительно свистнули, нахмурившись на ту сторону.
Алка свистеть не умела. Она просто грозно погрозила хулиганам кулаком, заступаясь за братьев наших меньших.
В ответ на это снаряды полетели камнепадом уже в сторону заступников.
Сенька швырнул в отместку комок грязи. Но, не долетев и половины пути, он шлёпнулся в воду.
Обстрел всё усиливался и заставил троицу выскочить на сушу. Но и здесь, несмотря на приличное расстояние, снаряды доставали до берега. И со свистом проносились мимо пока.
Ленька, приглядевшись, догадался в чём дело:
– Из пращи палят, да ещё камнями!
Не мешкая, он выдернул ремень из джинсов и сложил его вдвое, хлопнув несколько раз для размягчения. Подобрав прилетевший голыш, он с прищуром вложил его в импровизированное орудие. И раскрутив над головой, ловко отправил его обратно на тот берег.
У Семёна штаны поддерживались на шнурке. И Алёнка для благородного дела отдала ему свою косынку.
А сама принялась собирать падавшую гальку и снабжать ею мальчишек, помогая отражать атаку.
Силы были явно неравные, ввиду численного превосходства противника. С той стороны обстрел вёлся намного интенсивнее, и некоторые снаряды пролетали совсем близко.
Бесстрашная Алка, в очередной раз нагнувшись за камушком – вдруг ойкнула, схватившись за поясницу. И резко присела на корточки, от боли сквасившись в гримасе. На раненой Алкиной ноге заметно наливался синюшностью огромный синячище.
Лёнька, загораясь местью, подобрал снаряд, попавший в Алёну. И посильнее раскрутив его, прицельно направил в самую гущу стана злорадствующих врагов.
Спустя секунду-другую на той стороне – та самая фигура, запустившая его сюда – схватилась вдруг за адекватное место и с воплями повалилась на землю. Нападавшая шайка сразу прекратила обстрел и кучкой собралась вокруг предводителя, катающегося от боли по траве.
Инцидент был исчерпан. Каждая из сторон поняла опасность грозного вооружения и чем оно грозило.
Алкин синяк был отомщён. И собратья подхватили раненую боевую подругу, повисшую на их руках, и понесли её подбитую вглубь тыла, к себе в лагерь в Лёнькин дом. …Не забыв попутно прихватить, нанизанный на пруток, скудный сегодняшний улов.
Алёнка держалась молодцом – совсем не хныкала, только изредка морщилась от боли. Путешествие на руках товарищей ей явно понравилось. Она уже не постанывала и не корчила болезненные гримасы, а весело посматривала благодарными глазами на «медбратьев-санитаров».
Друзья притащили подружку к Лёнькиному подворью. Но не донесли изрядно тяжёлый груз до хаты. Заметно подустав, они зарулили в ближайшее строение – в покосившуюся старую баньку. И взгромоздили Алку на полок.
– Больно? – участливо поинтересовался Лёнька, отдышавшись.
Алка с грустью осмотрела своё ранение. На видном месте красовалась внушительных размеров синюшная ссадина.
– Ага, – кивнула Алёна, притворно скуксившись.
– Полечить бы надо, – деловито заметил Семён.
– Лечите, – согласилась пациентка.
Семен закатил глаза в потолок. И подумав недолго, сорвался наружу. Через минуту он вернулся с огромным листом подорожника в руке. Чуток помешкав, он плюнул в пыльный лист и деловито пришлёпнул лекарство на больное место, предвещая выздоровление заговором:
– До свадьбы заживёт!
Алёнка сразу повеселела, благодарно выздоравливая.
– Спасибо, мальчики, вылечили.
А меж пацанами вдруг пробежала собака.
Шкода виновато вильнула хвостом, и понуро опустив серьёзную морду, подобострастно побрела к выходу.
…В проёме двери предбанника, подбоченясь, стояла нахмурившаяся бабка Марья.
– Вот вы где, негодники! Везде обыскалась. Вас только с собаками искать, – погладила она невольную предательницу. И, заметив Алкину рану, озадачилась подозрениями: – Что такое?!
У мальчишек слов для оправдания не нашлось, одни слюни. Одним словом – не уберегли.
И нахмурившаяся бабушка, подобрав валяющийся в углу берёзовый веник, с грозным видом протиснулась в узкую дверь предбанника!.. Заслонив своим тучным телом единственный путь для отступления.
Лёнька с Сенькой быстренько шмыгнули под полок – в самый дальний уголок, от греха подальше. Оставив обездвиженную Алёнку – в одиночестве отдуваться в сложившейся обстановке.
И Алка сумбурно залепетала, спасая друзей, но ни словом ни обмолвившись о «войне» с «врагами»:
– Бабуль, меня ушибли сильно. Мальчишки донесли, и полечили!
Не разобравшись кто кого ушиб, бабка Марья сделала какие-то свои выводы. И замахала веником, протиснув руку в узкий лаз под полком, пытаясь зацепить притаившихся лекарей. Между делом приговаривая:
– Ах вы окаянные!.. Управы на вас нету, бездельники!.. Я вот родителям пожалуюсь, будете знать!
Её попытки не увенчались успехом. И вскоре она бросила свою бесполезную грозную затею и своё устрашающее орудие возмездия.
Не добившись какого-либо наглядного результата в наказуемой воспитательной работе, бабка Марья подхватила подбитую Алёнку в подмышку и направилась восвояси, причитая мимоходом:
– Моя маленькая! Что они с тобой сделали, изверги! Пойдём, Алёнушка, внученька моя ненаглядная. Не связывайся больше с ними, с фулюганами.
Прихрамывающая Алёнка походя оправдывала своих друзей:
– Они не хулиганы, бабушка. Они наоборот…
Оглянувшись, она помахала пацанам на прощание ручкой из-под бабушкиного крылышка.
– Чуть не влетело нам, причём за зря, – поёжился Лёнька.
– …И авторитет у бабки Марьи потеряли, – посетовал Сенька.
И ответно отсалютовали ей руками, провожая её бесстрастными взглядами исподлобья.
***
Отец приехал не один. Вместе с ним, на этот раз выбрались за город дальние родственники, со своим сынком домоседом-эрудитом толстым Борькой.
Лёнька мало его знал. Борька-«профессор» был по братской линии «седьмой водой на киселе». И в суматохе городской жизни они встречались очень редко, хотя и были одногодками-ровесниками.
Собрат Борис был несоразмерно упитанным, очень избалованным очкариком-ботаником и прослыл среди родни маменькиным сынком. Тем не менее, учился он в какой-то продвинутой школе и считался вундеркиндом.
Мамаша его – тётя Тома – не могла нарадоваться на своё образованное чадо, и чуть ли ни пылинки сдувала со своего любимого сынули.
И вот, по строгому повелению его отца – дяди Феди – он должен был пройти экзекуцию в спартанских условиях неизвестной деревенской жизни, на попечении старожилов брательников.
Для самого Борюсика это показалось интересным, хотя до этого он никогда не посещал свою прародительскую вотчину и знал уклад деревенской жизни только по картинкам. Он до конца пока не осознавал – куда он попал и зачем безропотно согласился на эту авантюру.
Но была одна веская причина, заставившая его покинуть насиженные городские места.
Как-то по весне его отец по работе заглянул в инкубатор одной из птицефабрик. Там в это время проводили выбраковку цыплят, нещадно поливая «бесперспективных» холодною водою. И какой-то мокрый желторотый заморыш прибился к его ногам и жалобно запищал, взывая о помощи. Дядя Федя внял его писклявым мольбам и спас его от неминуемой погибели, засунув за пазуху.
С тех пор курёнок жил у них в квартире. И подрос он совсем немного, из жёлтого цыплячьего комочка – в белого петушка размером с голубя, со скрипучим не звонким голосом. Несмотря на свою неполноценность в росте и весе, он был довольно сообразителен и общителен со своими хозяевами. И не зная общения со своими пернатыми собратьями, он необыкновенно сильно приручился к людским рукам.
Борька всё это время заботливо и скрупулёзно ухаживал за ним. И считал себя теперь – искушённым фермером. Поразмыслив, он здраво рассудил, что свежий воздух и общение с себеподобными на лоне природы – пойдут «Цыпе» только на пользу.
«Фермер»-Борька гордо, под пристальными завидущими взглядами ребят – прохаживался по сельской улице с Цыпой на плече. …Пока неосмотрительно ни поравнялся со стайкой гусей, щиплющих рядом мелкую травку.
Самоуверенность его вмиг пропала. И, морщась от болезненного щипка, он опасливо запрыгнул на ближайшую дежурную скамейку, стоящую возле забора. Но хныкать он не стал, стойко пережив укус-конфуз. И терпеливо потирая укушенную щиколотку, обескуражено посматривал на повеселевших собратьев, наблюдавших за новым потенциальным «клиентом» поодаль.
Неожиданно посреди улицы раздалось негромкое нежное мычание.
И Борька, забыв о боли – кубарем перевалился через забор, вместе с подлетевшим от неожиданности Цыпой. И, опасливо оглядываясь, бросился к маменьке, со страхом показывая на улицу.
– Мамочка бык!
…По улице, помахивая хвостом, мирно брела мелковатая тёлка…
Его мамаша взглянула на объект устрашения и умиленно просвятила напугавшееся чадо:
– Это не бык, сынуля, это тёлочка. И рожки у неё совсем ещё не подросли. Она ещё маленькая и не бодается. Иди лучше с мальчиками познакомься. Они тебе всё расскажут и покажут.
Борька насупился и поплёлся вглубь двора. Досада от очередного конфуза не давала ему покоя. И, скрывая раздражение, он решил реабилитироваться на курицах. Возникшая спасительная мысль придала ему уверенности, и он снова заважничал, возомнив себя докой в куриных вопросах.
Степенно прошагав мимо хихикающих собратьев, он мимоходом деловито осведомился:
– Где тут у вас курятник? – и интригующе проследовал в указанном направлении, разговаривая со своим нахохлившимся кочетом: – Пойдём, Цыпа, я тебя с друзьями познакомлю. Будешь жить в стайке, на природе, как настоящий боевой петух! Может, и подрастёшь ещё немножко.
Цыпа недовольно что-то квохтал ему в ухо. Нервно перебирая худыми лапками, он настороженно озирался по сторонам, предчувствуя недоброе. И опасливо косился с заплечного высока – на крупного краснопёрого соплеменника.
Борька по безрассудству слишком резко открыл дверку стайки, всполошив несушек внезапностью.
Потревоженные куры, хлопая крыльями и поднимая тучи разноцветных пёрышек – залетали взад-вперёд вверх-вниз, беспокойно закудахтав.
Невзирая на переполох, Боря всё же спустил упиравшегося Цыпу на пол, к новоявленным подружкам.
Но привередливые клуши – недовольно заквохтали, пытаясь клювом достать неприглядного мелковатого бесцветно-белобокого замухрышку-петушка.
И Цыпа, испугавшись – быстро ретировался по руке хозяина. Он забрался ещё выше своего привычного места, вцепившись когтями в темноволосую шевелюру на Борискиной наивной башке.
Настала Борькина очередь расплачиваться за необдуманную выходку.
Краснопёрый сзади с разбега клюнул хозяина конкурента, посягнувшего на чужую собственность.
И Борька с воплями кинулся бежать, сбросив с себя всю напускную напыщенную спесь…
Краснопёрый вдогонку не раз ещё пускал в ход своё грозное оружие – острый клюв и когтистые шпоры, в атакующем полёте пытаясь достать – и своего белобокого собрата-наездника. …Пока гости-новички, обомлевшие от такого «радушного» приёма, с позором не скрылись в дверном проёме хаты.
Кочет-забияка ещё долго задиристо бился в яростном порыве о захлопнутую дверь. Ну, наконец, угомонился. И грозно проорав во всё горло победное: «Кукареку!», удовлетворённый, чинно зашагал в курятник успокаивать свой разволновавшийся гарем.
Пристыженный Борис, почёсывая обклёванные ссадины, насупившись обескуражено уселся за накрытый уже стол. Все его зоологические познания рассыпались мифом о суровую правду жизни.
Понурый Цыпа, нервно мигая, разместился рядышком, на спинке софы. И с нервной дрожью поглядывал округлившимся глазом за окно во двор на Краснопёрого.
***
Застолье затянулось. На улице уже давно стемнело.
Громогласно, протяжно и несвязно взрослые проорали по традиции и для души – пару-тройку дежурных песен. И один за другим, ничком и рядком – повалились спать в комнате. Оставив деткам в распоряжение – душную столовую-горницу.
Подхалим Борька во время концерта подвывал тактично отдельные куплеты. И сполна компенсировал свой подхалимаж, притулившись рядом с мамкой на застеленные чистенькие простыни. И тоже вскоре засопел, причмокивая губами и пуская слюни в сладком сне на мягкую подушку.
Обездоленные хозяева-старожилы – Лёнька с Сенькой – забрались на полок русской печки. И тоже улеглись, смыкая веки от впечатлений минувшего дня.
…Лёньке приснился страшно здоровенный кабан. Он угрожающе рычал и хрюкал. Всё громче и громче, приближаясь всё ближе и ближе…
Как не хотелось просыпаться, но опасность пересилила сон и заставила проснуться от страха.
На удивление – рыканье со сновидением не пропало. И Лёнька, не понимая, уставился на лежащего рядом Семёна.
Семён бодрствовал и, по-видимому, давненько. Он отсвечивал падающий лунный свет, таращась в темноту своими осоловелыми глазами.
– Слышишь, или мне кажется? – спросил у него спросонья Лёнька.
– Слышу, слышу… – недовольно объяснил Сенька, – храпит кто-то.
Храпение постепенно стихало. И Лёнька, сомкнув веки, попытался снова заснуть…
Но очередное громкое и внезапное: «Хр-р-р!» опять разбудило его, заставив подскочить от испуга.
Семен тоже привстал и раздражённо позавидовал:
– Тебе повезло ещё, успел подрыхнуть немного. А я почти с самого начала эту музыку слушаю, и никак задремать не могу.
– А мне жутики снились. Зверюга-скотина-свинтус! – оправдался Лёнька, чтобы он не слишком уж расстраивался.
