скачать книгу бесплатно
Так он прошёлся по кругу, заставляя очередную жертву – подпрыгивать сидя на месте и непроизвольно ронять еду на пол. Пока не подошла очередь деда…
Цапнув по запарке – и его, Батон был с позором вышвырнут к порогу, поддетый ловкой ногой Кузьмы. И поглядывал теперь исподлобья зелёными глазищами на сурового хозяина, недовольно урча и облизываясь, с мстительным прищуром утирая морду лохматой лапой…
– Деда, расскажи чего-нибудь? – нарушая тишину чинного ужина, попросила Алёнка.
– Так вот, я и говорю!.. – с готовностью откликнулся Дед Кузьма.
Он ненадолго задумался воспоминаниями. И глянув на сгустившийся сумрак за окном, таинственно поведал ненадуманную историю:
– Давно это было…
Неимоверной силищей обладал один наш односельчанин. Ручищи у него были размером с лопаты, да и ростом Бог не обидел.
Как-то в старину повадился какой-то ворюга коней из ночного воровать. Вот и пришёл к Василию народ на поклон: «Посторожи табун, Василий Егорович, будь милостив!».
Надо сказать, что прежние сторожа никак не могли поймать ворога. Лишь издали видели они его.
Они возвращались по утру поседевшими, и с ужасом в глазах часто крестились на святые образа, никак не желая отвечать на расспросы односельчан. И наотрез отказывались от дальнейшей пастушьей службы.
Василий был не робкого десятка. Отложив свои личные дела, он внял просьбам общества и пошёл в ночное.
Коней тогда пасли на дальнем пастбище, возле Чёртова болота. Места там глухие, но больно луга хороши – заливные…
Идти надо было долго, через старинное кладбище. Ночь выдалась тёмная, но полнолунная. И лишь луна, изредка появляясь из-за туч, освещала путь меж покосившихся крестов.
Аккурат это было в канун Ивана-Купалы, когда зацветает папоротник!.. А всякая нечисть, как известно – его охраняет!
А тут ещё ветрило сильный встречный поднялся. И пахнуло смрадом с Чёртова болота.
Поплыло, помутнело вдруг в голове от этой вони. В глазах всё, как в расплывчатом тумане. И кажется Василию, что закачались старые кресты и зашевелились холмики могильные. Поползли из них тени тщедушные с невообразимым зловещим воем. И зацеплялись они за одёжу и в волосы его крючковатыми своими лапами.
Бегом он преодолел остаток пути. И очутился на лугу у чистого лесного озера, где паслись лошадки.
Наметил Василий коня покрасивши, намотал его хвост на ручищу и ухватился за него ладонью покрепче. Прислонился он к большой берёзе, стоящей возле времянки-кузни, обнял её свободной рукою, чтобы не упасть случайно уснувши, и бдительно наблюдать-сторожить стал.
Смотрит Василий – забурлила вдруг вода на озере и окуталось оно сизым туманом.
Озеро то давно слыло недоброй славой. За озером тем находится Чёртово болото! Поговаривали деды – живут там ведьмы с ведьмаками!.. Появляются они изредка на этом берегу и баламутят пастухов и другой честной народ.
Опять потянуло смрадом. Совсем Василию дышать стало нечем, а службу-то нести надобно. Помочил Василий полу одёжи, да и прикрыл ею нос от угару.
Вдруг, с озера издалёка, доносится пение. Протяжное такое, красивое, но слов не разобрать. И сквозь пелену тумана, на воде появился небольшой островок. Всё ближе и ближе приближается он к берегу. А на островке том, будто русалки хороводятся!
Чувствует Василий, что сон его морит. И задремал он постепенно…
Очнулся Василий от грома громыхающего. Видит он на фоне сверкающих молний, сквозь хлынувшие струи дождя, что на коне его – сидит чудо-юдо мохнатое, с огромными глазищами и хоботом вместо носа!
Похолодела спина у Василия. Но не испугался он страшного чудища, и не задрожала его сильная рука. Упёрся он ногами покрепче что есть мочи, одной рукой берёзу обнял, другой коня держит за хвост.
Хлестнул вор коня, чтобы ускакать… Да ни тут-то было – конь как вкопанный ни с места!
А Василий ему и говорит спокойным гласом: «Слезай басурманин с насеста, разбираться будем!». И сгрёб его за шкирку своей ладонью могучей, да и повалил наземь.
Сник сразу ворюга, узрев богатыря. И взмолился утробным голосом: «Отпусти меня мужик, век благодарен буду. И всех коней верну!».
«Если коней вернёшь, отпущу. Но наказать за воровство, не обессудь, всё равно придётся. Чтобы запомнил – где своё, а где чужое!» – ответил ему Василий.
Оторвал он притвор кузни, накрыл им поверженного вора. Да как вдарил сверху увесистой наковальней!.. Чтобы выбить из того прохвоста злой его воровской душок.
Как заорал злодей от боли!.. Да как выскочит!..
– А-а-а!!! – подпрыгнув, заголосила вдруг Алёнка. И ухватилась за мизинец на ноге, укушенная котом.
Сосед Лёнька от неожиданности тоже подскочил. …И наступил на хвост, незаметно подкравшемуся, котяре.
Теперь благим матом во всю свою котиную голосину заорал – и уязвлённый Батон.
Старинная длинная дубовая лавка, потеряв двойной противовес из Алки с Лёнькой – не выдержала веса грузной бабки Марьи. И перевернувшись в воздухе, вместе с притихшим Семёном – с грохотом прихлопнула брякнувшуюся на пол старуху… Подминая под себя, в общую кучу всех подскочивших съёжившихся седоков. И посреди горницы, под громоздкой скамьёй закопошились оглоушенные – бабка Марья с внучкой и вместе с гостями пацанами.
Только Батон – виновник инцидента, остался при своём и с выгодой. Он резво обогнул кучу-малу и с хвостом рыбёшки в зубах, упавшей из Алкиных рук – воровато шмыгнул в узкий лаз подполья.
Да и дед Кузьма усидчиво усидел на месте, довольный своим потрясным рассказом.
Очнувшаяся молодёжь кое-как освободилась из-под лавки и подняла охающую бабушку Марью. И все дружно гуськом ринулись во двор, выветрить свой ужас.
На улице начинал накрапывать крупными каплями дождь. Ветер усиливался, предвещая грозу.
Под впечатлением рассказа, все кучно уселись на крыльце под навесом, освещенном тусклым светом от окна; напряжённо молча всматриваясь в темень усиливающегося дождя.
Хитрый Батон, вылезший из подполья с довольной мордой – сладко облизывался, безмятежно потягиваясь.
Где-то вдали сверкнула молния, ненадолго осветив темноту двора. …И внушительный силуэт тени неизвестного чудовища, крадущегося по двору к крыльцу!
Зоркий котяра сразу вдруг вздыбился, зашипев. И, задрав хвост, трусливо вновь слинял в подполье.
Опять взвизгнула Алка, задрожав от страха. И на всех остальных передалась навязчивая трясучка. Слышно было даже, как зубы застучали от вселившегося ужаса.
…Среди тёмной-тёмной ночи, под чёрной-чёрной тучей, промеж частых-частых струй дождя – чмокали слякотью четыре лапы неведанного зверя, приближаясь всё ближе и ближе…
Наконец из-за угла проявилась промокшая серая знакомая физиономия! И отряхнувшись, разбрасывая многочисленные брызги, забежала на крыльцо к ребятам. Облизав розовым языком по очереди – каждого оцепеневшего, Шкода устроилась у их ног.
Сердца и душонки быстренько вернулись из пяток и с задворок.
Сенька, обрадованный благополучным исходом, от пережитого стресса наглаживал мокрую собачонку по голове, ласково приговаривая:
– Ах ты, Шкода!.. Шкодливая моя.
На Сенькины речи из просвета двери осторожно появилась подглядывающая голова бабки Марьи и строго приказала всем:
– Айда спать, постелила я вам кровать. Поздно уже, а домой по такому дождю недосуг идти, промокните.
В хате было тепло и уютно. Стол был прибран. И на застеленной софе мирно посапывал дед Кузьма.
Гостям хозяйка предоставила широкую кровать, застелив себе узкую односпальную.
Мальчишки, раздевшись, быстренько юркнули под пухлое невесомое одеяло, растянувшись в блаженстве на взбитой пуховой перине.
Аленка забралась на застеленную лежанку русской печки. И, страдая от страшной бессонницы, спросила оттуда бабушку:
– Бабуль, а правда то, что дедушка рассказывал?
– Да сочиняет много старый. И страху больше нагоняет, – ответила бабушка Марья, устало зевнув.
– Ничего не привираю! – живо откликнулся притворный дед Кузьма, – Я там был и сам всё видел!.. И сам Дед Василий мне потом ещё всё дорассказывал. Только вместо русалок, мне всё больше кикиморы всякие казались, – и подкрепил своё утверждение фактом: – Вон, и противогаз тому доказательство.
Но Марья развенчала большей частью страшилки Кузьмы, дополнив рассказ действительностью из его биографии:
– Он в детстве пастушонком подрабатывал. И в тот день как раз там был. Как потом выяснилось, газ там какой-то ветром с болота приносит. Не часто правда, но случается. А в тот день особенно сильный выброс был, вот и причудилось им обоим. Кузьма ещё под вечер угорел, не смог домой пойти. Василий спас его от угара и холода. Нашёл под утро, противогаз надел, который снял с конокрада, и шубейку шиворот навыворот тоже с него. …Скот пасти там потом не стали. А в честь Василия речку «Васинкой» назвали!
– Взаправду всё было! – настаивал дед Кузьма, хорохорившись из своего угла. – И остров там плавающий есть! И где-то там, на Чёртовом болоте, папоротник цветёт в ночь на Ивана-Купалу! Кто найдёт цветок папоротника, говорят, колдовать сразу сможет! Я тогда, и остался, чтобы сорвать его. И сорвал бы, если бы какая-то нечисть меня за ногу не хватанула. Ох, и улепётывал я тогда, что есть мочи, пока не оказался на пастбище.
И вполголоса напомнил надуманную деревенскую сплетню:
– …Ядвига, поговаривают, нашла цветок то. Сейчас, то свиньёй, то вороной обернуться может.
– Ты чтоб свою «бабу-Ягу» не упоминал мне больше!.. Особливо на ночь. Знаем, как ты по молодости с ней куролесил, пока со мной не сошёлся, – вполголоса зашипела на Кузьму Марья, плюнув в темноту: – Тьфу, на тебя! …Прости меня Господи.
Перекрестившись, она отвернулась к стене. И угомонилась, мирно засопев.
Кузьма расдасованно крякнул. И перевернувшись с боку на бок на софе, дал понять, что на сегодня разговор окончен.
Лёнька, смыкая веки, рассматривал доисторический противогаз с большущими стёклами глазниц, и длиннющей трубкой-«хоботом», висевший на гвоздике в стене. Немудрено в его обличии сойти за чудовище, да ещё и ночью. Полусонный взгляд скользнул по громоздкой побеленной печи, на которой уже мирно спала Алёна. И уставился дальше – на прокуду Батона, сидевшего на охотной стрёме в лунной полоске света.
Сзади котяры-охотника быстрой тенью бежала серая мышь. И кот, невозмутимо сидевший доселе, в ловком сальто, бесшумно перевернувшись в воздухе назад – ловко накрыл обнаглевшую дичь.
***
Утром, плотно позавтракав, помощники пошли к себе восвояси, проведать осиротевшую на ночь хату.
Отпросившись у строгой бабушки, Алка увязалась за ними.
Солнышко светило вовсю, согревая многочисленные лужи, разлившиеся после вчерашнего дождя. Всё предвещало жаркий денёк.
По сравнению с ухоженным домом вчерашнего ночлега, Лёнькина лачуга предстала глазам настоящим бедламом.
И окинув критическим взглядом свой заброшенный быт, на правах хозяина Леонид постановил:
– Порядок надо навести. Выходные впереди, ни сегодня завтра родичи приедут! А у нас посуда не мыта, полы грязные.
Вместе с Сенькой, не сговариваясь, они дружно посмотрели на Алку.
– Посудой займусь, а полы мыть не буду! Мне это занятие ещё в городе надоело, – сказала, как отрезала она, припомнив основное своё наказание.
Пришлось это неблагодарное дело пацанам взять на себя. Они отобрали у жадных кур, собравшуюся в плошках, дождевую воду. И дружно принялись за непривычную работу.
У Алёны дело спорилось. Чего нельзя было сказать об неискушённых в этом ремесле дилетантах собратьев. Они наскоро повозили тряпками по деревянным доскам с облезлой краской. И с разочарованием заметили, что только развезли грязь, густо прилипшую многочисленными разводами на высыхающем полу.
Снова проворачивать эту неблагодарную работу было ох как лень. И Лёнька с досадой выплеснул целое ведро на непромытый пол.
К радости неумех грязь улетучилась!.. И вместе с потоком воды растеклась по углам, ниспадая сквозь щели в запустевший подпол. Оттуда быстренько даже мыши убежали.
И проблема уже вскоре была решена.
Обильно политые полы блестели первозданной чистотой. И парились, высыхая от падающих в окна лучей жаркого июльского солнышка.
Лёнька с Семёном невольно залюбовались своей работой. Их распирала гордость за вклад в наведённую чистоту и придуманный эффективный способ мытья полов.
Но надо было подумать и о хлебе насущном. И компания отправилась к небольшому озерку порыбачить, захватив с собой широкую полоску старой тюли, которая служила им рыболовной сетью.
Озеро располагалось посреди деревни, через четыре подворья от Лёнькиной усадьбы. Оно служило наиболее популярным летним бассейном для местной детворы. И негласно разделяло их на два лагеря, на тех – кто жил «по ту сторону», и – «по эту».
Заозёрников возглавлял задиристый мальчуган, постарше Лёньки. Но совсем уж щуплый и пониже ростом. Вокруг него хороводились несколько таких же деревенских забияк, враждебно настроенных к приезжим.
С Сенькой они не якшались и постоянно подтрунивали над ним, за то что он дружит с городскими сверстниками. Но в прямой близкий конфликт вступать не решались, предпочитая делать это исподтишка, или издали. Так как Семён был силён не по годам и, несмотря на свой младший возраст, зачастую выходил победителем в прежних стычках.
Сенька не раз поколачивал их, и порознь, и вместе. А вкупе с рослым Лёнькой, им и подавно бояться было нечего. Хоть и превосходили те их гораздо большей численностью.
Сейчас «враги» развлекались на своём противоположном берегу. И безвредно пока принимали водные процедуры…
На ходу скинув шмотки, друзья сбежали по пологому берегу и с разбегу нырнули в желанную прохладу тёплой воды.
Они вдоволь накупались где поглубже. И потом, чуть в стороне, по мелководью завели свой тюлевый бредень.
Алка с силой принялась лупить по воде подобранной палкой, гоняя навстречу рыбакам – предполагаемый баснословный улов. Несмотря на её весомую помощь, рыбакам за несколько заходов удалось поймать лишь несколько невесомых рыбёшек: три гольяна, мелковатого пескаря, да одного вьюна, которого они сразу же выбросили, по причине его противной чрезмерной вертлявости.
Но они не разочаровались, и упорно продолжали рыбную ловлю.
В который раз уже, не разгибая спины, они тащили под водой свой куцый бредешок, сопротивлявшийся мелкой сеткой. И услышали внезапный хлопот за спиной.
Со стороны болот, на озерко – вытянув длинные шеи, планировала стайка крупных серых птиц. Одна из них, распластав широкие крылья – доверительно скользнула краем своего крылатого оперения поочерёдно по головёнкам троицы друзей. На гусиных, растопыренных навстречу воде, перепончатых лапах отчётливо блестели заметные мелкие красные бусинки.
Стая с шумом приводнилась ближе к центру озера, неподалёку от семейки домашних гусей. И принялись оживлённо гоготать промеж соседей.
– Дикие гуси! – объяснил Сенька, – Они частенько наведываются сюда, поговорить с сородичами. Сманивают их лететь с ними. Только домашние не могут, шибко толстые.
– А почему у них на перепонках кровь? – нахмурился Лёнька.
– Они, что раненые? – со слезой в глазах спросила Алёнка.
