Нулевой архетип

Он поморщился, словно от зубной боли.

– Вы выглядите нелепо, когда пытаетесь учить меня жизни.

– Правда? – Сигарета наконец закончилась, и Кейн бросила окурок в урну. – Извините, профессиональное. В конце концов, я скучная преподавательница университета. А Эрике… Эрике это нужно, несмотря на опасность.

– Это вы скажете себе, если она не вернется? – равнодушно поинтересовался он.

– Не знаю, – пожала плечами Кейн, – наверное. Я скажу, что ей это было нужно. И нам тоже. Эрика права, мы не можем знать, сколько у вас времени. Я не хочу тратить его на поиски координат.

Атрес достал небольшой сигнальный медиатор, посветил в небо, чтобы вызвать небесный экипаж, и только потом ответил:

– Если она действительно приведет нас к правильным координатам.

– Эрика не сможет вернуться из Грандвейв без нас. И я не верю, что она готова покончить с собой.

– С собой – нет. С вами – возможно.

– Атрес, вы бы видели дверь в мою квартиру. Поверьте, если бы Эрика хотела от меня избавиться, нашла бы более простые способы.

– Люди не всегда руководствуются логикой.

Он прав, разумеется, Кейн нечего было возразить в ответ, и все же она не верила, что Эрика хотела бы ее убить. Унизить – да, сделать больно – скорее всего, но не убить.

Наверное, просто убить для Эрики было недостаточно. От этой мысли Кейн становилось не по себе.

– Что бы вы сделали на ее месте? Если бы оказались в той же ситуации, что и Эрика.

– Если бы вы отказались спасать моего отца? – безучастно спросил он, словно вопрос не казался ему странным.

– Не можете представить? Вы ненавидели бы меня? Винили бы?

– Маловероятно.

Атрес выглядел бесстрастным, и мысль, что он вообще способен на ненависть, казалась абсурдной.

– Я иногда завидую вам, – призналась Кейн. – Смотрю на вас и думаю, что вы выше этого – страха, ненависти, вины, боли. Я бы так хотела.

– Я не имею привычки давать волю чувствам, вам такое не подходит.

Пожалуй, он был прав. Кейн хотела бы уметь жить как он: не сомневаясь и не рассуждая, не виня себя ни в чем. Но она не согласилась бы поменяться с ним местами.

– Поверьте, это не мешает мне завидовать.

Рядом с ними опустилось воздушное каноэ, и Атрес первым поднялся наверх, подал ей руку. Кейн придержала юбку, чтобы не зацепиться за борт.

– Если хотите, мы можем поехать ко мне, обсудить, что потребуется сделать до отлета, – предложила Кейн, и это было странно – звать мужчину к себе ночью, зная, что Атрес поймет ее предложение правильно и не увидит в нем двойного дна.

– Это может сказаться на вашей репутации, – заметил он, не отказываясь и не давая согласия.

– Да, – согласилась она. – И на вашей. Но мне, если откровенно, все равно. – Атрес чуть склонил голову набок, рассматривая спутницу, словно она его заинтересовала. – Не удивляйтесь, – улыбнулась Кейн, – репутация для мастрессы не очень важна.

– Не буду. Назовите адрес.

Кейн жила в старом районе города неподалеку от университета. Ее квартира – вечно захламленная крохотная студия на чердаке старого здания – плохо подходила для гостей, но там они с Атресом могли поговорить, не боясь, что их услышат.

Путь до ее дома занял около получаса. Кейн обдумывала предстоящее путешествие и ловила себя на странной внутренней нестыковке. Она знала, что может не вернуться, и в то же время это ничего не значило. Ей не хотелось завершать дела перед отлетом, не хотелось ни с кем прощаться.

– Вы написали прощальные письма? – спросила она Атреса и, только задав вопрос, поняла, насколько он бестактен.

– Нет. Собирался. Но не придумал, что хочу сказать.

– Я тоже собиралась, – призналась Кейн. – И почему-то так и не села. У меня множество незавершенных дел, которые могла бы успеть закончить, и я все их проигнорировала. Интересно, Вольфган Хаузер сожалел о том, чего не успел? – Она представила, как это должно было звучать для него, и добавила: – Извините, что меня потянуло на размышления о смерти. Вы, наверное, не ожидали от меня подобного.

– Вы женщина. От женщин я привык ожидать чего угодно.

Вопреки тому, что Атрес никогда не шутил, он почему-то всегда мог заставить Кейн рассмеяться.

– Это в вашем стиле. Знаете, мне с вами хорошо, Алан. Я уже говорила об этом?

– Вы часто меня раздражаете. Я об этом уже говорил.

С ним было легко. Он не заставлял сердце Кейн биться быстрее, чувствовать неловкость и иррациональное счастье. Он просто нравился ей – как человек, перед которым ничего не нужно изображать или искать двойное дно в поступках.

Небесный экипаж плыл между домов, внизу под дном светили огни фонарей, спешили куда-то припозднившиеся прохожие. Над головой светили звезды, и вся обстановка – свежий ночной воздух, мягкое сияние улиц, каменная громада Цитадели вокруг – была романтична до отвращения, но абсолютно ничего не значила.

Вдалеке показалась треугольная крыша дома Кейн. Здание было старым, построенным почти сразу после Первой катастрофы и, если бы не укрепляющие спирит-схемы в фундаменте, давно бы развалилось.

Экипаж прижался к небольшому балкону, украшенному декоративной решеткой, – нормального воздушного причала поблизости не было. Атрес выбрался первым и помог сойти Кейн. Места на балконе было мало, и Кейн пришлось протискиваться вперед, чтобы открыть круглое окно. Когда дом строили, небесный транспорт еще не был распространен, и основные выходы располагались внизу, на первом этаже. Несколько лет Кейн исправно ходила по лестнице, а потом обзавелась балконом вместо личного причала и приспособилась пользоваться окном – оно было большим, почти в рост человека.

Обычно замок заедал, и с ним приходилось долго возиться, но на сей раз открылся неожиданно легко, ключ провернулся дважды.

– У вас нет нормальной двери?

– Есть, Алан. Я потом покажу вам ее как достопримечательность. – Улыбнувшись, Кейн толкнула створку.

Рама уперлась во что-то твердое, и это вызвало минутное непонимание. Кейн никогда не ставила мебель у окна, оно открывалось вовнутрь.

В комнате раздался шорох, мелькнул силуэт человека, и она невольно отпрянула назад, задев Атреса. В квартире что-то громыхнуло, послышался звон стекла. Атрес бесцеремонно оттолкнул Кейн в сторону и рванул вперед.

В глубине хлопнула дверь, заставив Кейн вздрогнуть и наконец осознать – кто-то пробрался в ее квартиру. Воры или же хуже.

Найдя взглядом точку смещения, она осторожно шагнула внутрь.

В комнате царил разгром, ящики стола выдернуты и перевернуты, одежда валялась на полу, между разбросанных тетрадей. Картина казалась нелепой и нереальной. Кейн выпустила Мираж и замерла, не зная, что делать. В голове не было ни одной схемы, пригодной для защиты. Вообще ни одной полезной схемы.

Услышав шаги, напряглась.

– Он ушел. – В проеме двери появился Атрес и тяжело прислонился к косяку.

– Вы в порядке?

Он стоял, неестественно скособочившись, и зажимал рукой бок. В полумраке комнаты сложно было разглядеть детали, но Кейн показалось, что она заметила кровь.

– Царапина.

«Почему вы не остановили время?» – хотела спросить Кейн, но поняла, насколько нелеп вопрос. Атрес сливался со своим медиатором, его ни в коем случае нельзя было использовать. Наверное, он даже на «Трели» пустил его в ход только под угрозой смерти.

– Вор был один? – Она представила, что сейчас нападавший вернется с помощниками, и ей стало не по себе.

– Больше никого не видел. – Атрес встал ровнее, все еще не отрывая руки. – У вас есть аптечка?

– В ванной. – Она наконец заставила себя сдвинуться с места и включить свет.

После окружавшего полумрака он показался слишком ярким, вынудив зажмуриться.

Так погром выглядел еще уродливее: мебель перевернули, матрас на кровати вспороли ножом, и из него будто внутренности торчали железные пружины. Кейн передернулась, прогоняя неприятные ассоциации. Ей не следовало поддаваться эмоциям.

В какой-то степени она привыкла к риску. Она работала с Миражом и Нулевым архетипом, обезвреживала сложные неисправные схемы, летала в места спирит-аномалий, но то был риск, который Кейн понимала и была к нему готова.

Вор в квартире не мог прорасти в нее нитями спирита, не мог выжечь ее сознание изнутри. Он был обычным человеком, который пробрался в чужой дом и перевернул все вверх дном. Раскидал бумаги. Разбил вазу, которую подарили на день рождения студентки. Вспорол матрас.

Интересно, зачем было разрезать матрас?

– Мне нужна аптечка, – напомнил Атрес, и Кейн порадовалась, что он не стал ни спрашивать, в порядке ли она, ни жалеть ее, – так легче было держать себя в руках.

– Да, идемте.

Кейн не знала, уцелела ли аптечка, будет ли от нее хоть какой-то толк, но решила довериться Атресу. Он наверняка понимал, что делает.

На полу крохотной ванной валялись осколки зеркала, Кейн успела поймать свое отражение в одном из них. Шкафчик на стене оказался пуст, выпотрошенная аптечка нашлась в углу под умывальником. Салфетки выпали и промокли, но бинты не пострадали, неподалеку валялся пузырек йода и таблетки от простуды.

– Извините, у меня почти ничего нет. – Кейн собрала то, что нашла, и продемонстрировала Атресу.

– Мне почти ничего не потребуется. – Он неловко стянул сюртук и галстук, принялся расстегивать рубашку. Кейн хотела отвернуться, чтобы не смущать, но решила, что это глупо. – У вас есть швейные принадлежности?

Он снял рубашку, и Кейн обратила внимание на расцветившие кожу едва заметные спирит-линии – схема уже начала проникать в тело. Линий пока было немного, и располагались они поверх кожи, но само расположение оказалось неудачным. Чем глубже проникал спирит, тем меньше было шансов, что Атрес сможет пережить расщепление.

Он наверняка и сам это понимал, поэтому Кейн не стала ничего говорить. Отчасти она радовалась, что можно отвлечься от случившегося и снова начать думать как мастресса – о спирите, схемах и шансах на удачное расщепление.

– Вы сказали, что это царапина.

– Это царапина, которую нужно зашить. – Атрес показал рану, и Кейн мысленно с ним согласилась.

Порез выглядел не так уж и плохо. Когда Кейн приглашали экспертом к жертвам спирит-аварий, ей доводилось видеть и худшее.

Иголку с ниткой Кейн обычно носила с собой в сумочке, на всякий случай, и сейчас это пришлось очень кстати, потому что в окружающем бардаке вряд ли удалось бы их найти.

Атрес сел на бортик ванны, снова зажав рану ладонью – неглубокий порез, в котором проглядывала кость ребра, – и молча следил за действиями Кейн, пока она подготавливала все необходимое.

– Вы не впадаете в истерику от вида крови, – сказал он. – Это хорошо.

– Я… – Она помолчала, подбирая слова, и закончила, неловко пожав плечами: – Можно сказать, что у меня крепкие нервы. Я все-таки мастресса.

– У всех мастресс крепкие нервы? – Наверное, Алан не поверил ей.

– Один из документов, необходимых для поступления на факультет архетипа, – справка о посещении Тринадцатой больницы. Знаете, что это за место?

Тринадцатая больница занималась исключительно пострадавшими от спирита, о чем Атрес не мог не знать.

– Да.

– Тогда вы и сами понимаете. Люди со слабыми нервами после того, что видят там, не идут учиться на мастресс.

Кейн после первого посещения стошнило, и она на год отказалась от университета. Еще несколько месяцев ей снились изувеченные тела, ожоги и безвольные, бессознательные люди в белых, пропахших лекарствами палатах. Но в конечном итоге нежелание зависеть от семьи, быть приложением к собственному статусу все же победило.

Во второй раз в Тринадцатой больнице оказалось проще.

– Это так интересно? – спросил Атрес и пояснил: – Изучать спирит.

– Да, – просто ответила Кейн, отвернувшись, чтобы помыть руки. – Тогда я и не думала, что так увлекусь, мне нужно было сменить обстановку. Я не понимала, что такое Мираж. Для меня это не было важно, меня волновал только мой собственный маленький мирок и возможность не пускать в него посторонних. А потом оказалось, что снаружи, за его границами, еще много всего.

Атрес сел прямо и убрал руку от раны. Он дышал размеренно и будто отсчитывал про себя каждый вдох и выдох. И почему-то не просил обезболивающее.

Впрочем, он ведь считал рану царапиной.

Кейн оторвала кусок бинта, чтобы стереть кровь вокруг пореза. Атрес напрягся, но промолчал.

– Больно? – спросила Кейн.

– Терпимо. У меня высокий болевой порог.

– Хорошо. Потерпите, надо продезинфицировать.

Атрес кивнул и поднял руку, чтобы Кейн было удобнее.

Неподвижно сидел, пока она стирала кровь и обрабатывала рану, и ни разу не дернулся, когда начала зашивать.

– Вы всегда хорошо переносили боль? – спросила Кейн, чтобы отвлечь и его, и себя.

Она протыкала кожу аккуратно, стягивала края раны ровными изящными стежками – ей нравилось шить.

– Я много болел в детстве, – Атрес равнодушно следил за иглой, – это приучило меня терпеть.

Кейн попробовала представить его ребенком и улыбнулась.

– Должно быть, вы уже тогда были очень целеустремленным.

– Тогда я верил, что у меня мало времени, и не хотел тратить его прикованным к постели, – словно нечто очевидное пояснил он и неожиданно добавил: – Рядом с моей кроватью стояли старые часы. Их тиканье было громким и очень навязчивым. Больше всего мне хотелось, чтобы они остановились.

Он упомянул это походя, как бы между прочим, но что-то внутри Кейн отозвалось на эти слова. Что-то скрывалось за ними. Что-то важное, чего Атрес, возможно, сам не понимал.

Или же Кейн так казалось.

У нее соскользнули пальцы, и Атрес едва заметно дернулся.

– Извините, я постараюсь быть осторожнее. Вы помните, что стало с теми часами потом?

– Нет. – Он нахмурился и добавил: – Вы хотите поговорить о старых часах?

– Я не хочу говорить о том, что случилось, – призналась Кейн, оглядываясь по сторонам. – Я оттягиваю неизбежное, верно?

Стежки получались ровными и аккуратными, и она с усмешкой подумала, что ее гувернантка могла бы гордиться.

– Нет, – ответил Атрес.

– Думаете, этот человек вернется?

В крохотной ванной рядом с Аланом спрашивать об этом было почти не страшно. Страшно было думать о том, что Кейн закончит обрабатывать рану, Атрес уйдет, и нужно будет выключить свет и лечь спать.

– Это возможно, – сказал он абсолютно бесстрастно и правдиво, не пытаясь щадить ее чувства, и Кейн горько улыбнулась.

– Честно, я предпочла бы ложь, Алан. Чтобы мне сказали, что все непременно будет хорошо и что плохие люди не смогут причинить мне вреда.

– Зависит от того, кто эти плохие люди и на кого работают.

– Кандидатов не так много. – Кейн скривилась. – Вы, наверное, считаете меня полной дурой. Я знала, что Стерлинг может что-то сделать, мы с вами говорили об этом. И я все равно не подготовилась. Даже замок на двери не поменяла. Мне в голову не пришло, что он станет действовать так грубо. Думала, что внимание жандармов его удержит, что он возьмется за нас уже в Грандвейв.

Она поймала себя на том, что злится одновременно на себя и на безымянного вора, которого подослал Стерлинг, как будто он был ей что-то должен.

– Если это он, – сказал Атрес. – Договор «Скайлинг» с «Трелью» у многих вызывает любопытство. Как бы я ни пытался держать его в тайне, некоторые детали неизбежно становятся известны нужным людям.

Кейн помедлила несколько секунд, заканчивая зашивать рану.

– В каком смысле?

– В прямом. Моя компания занимается разведкой в Грандвейв и в Древних Городах. Никто не знает, зачем мы отправляемся вниз, но многие уже в курсе, что мы что-то ищем.

– Они думают, что мы летим за… кладом? – Это казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой. И тут же Кейн в голову пришла другая мысль: – Вам выгодно, чтобы окружающие так думали.

– Разумеется. Это достаточно близко и далеко от правды, чтобы быть полезным.

Кейн аккуратно потянулась к бинтам, подчеркнуто осторожно принялась перевязывать рану.

– Эта полезность, возможно, привела вора в мой дом.

Кейн представила, что случилось бы, не останься они с Атресом поговорить возле цирка и реши она отправиться домой одна. Что бы она делала, застав в своей квартире вора?

Вполне возможно, лежала бы мертвой с ножом в боку.

– Мне жаль, – абсолютно бесстрастно произнес Атрес.

– Не надо принимать меня за идиотку, Алан. Вам не жаль. Ни капли не жаль, и вы не сочли нужным меня предупредить.

Объективно говоря, ей самой стоило подумать о чем-то подобном. Стоило позаботиться о защите квартиры.

Атрес, наверное, не верил, что она не готова: в конце концов, они знали, что договор неизбежно поставит Кейн под угрозу. Но, когда речь зашла о реальной опасности, непривычной и пугающей, Кейн растерялась.

Атрес промолчал, вероятно ожидая истерики и позволяя выговориться.

– Простите, – произнесла она, – мне следовало догадаться самой.

– Простите, что не сказал раньше. Я предположил, вы знаете.

– Будем считать, я реагирую неадекватно. Теперь придется делать ремонт, вот уж чего я не ожидала. Только не предлагайте оплатить расходы, это было бы довольно неловко.

– Я не собирался.

– Вы действительно ненавидите тратить деньги.

– У вас действительно женская логика.

Они снова замолчали, и в наступившей тишине было слышно тиканье часов в соседней комнате.

– Знаете, Алан, будет глупо, если это совпадение, и в мою квартиру просто залез вор, и это никак не связано с Грандвейв и нашим путешествием.

– Я не верю в такие совпадения. – Атрес осторожно поднял руки, проверяя, насколько свободно позволяет ему двигаться повязка, и легко поднялся. – Проверьте, что пропало.

Она принялась собирать испачканные бинты, чтобы выбросить.

– При условии, что этот человек успел что-то взять. Вы могли спугнуть его раньше.

Дверь в ванную была приоткрыта, и Кейн видела часть комнаты – обрывки платья на полу, осколки светильника, перевернутую шкатулку с украшениями. Ничего ценного у нее не было, несколько подвесок, нитка жемчуга. Роскошь осталась вместе с семьей и статусом в ее прежней, другой жизни.

Теперь она жила просто, на большее зарплаты преподавательницы не хватало. Обычно у нее не было повода опасаться воров.

Атрес осторожно потянулся к своей рубашке. Та была испачкана, но предложить взамен Кейн было нечего.

– Вы понимаете, что мы не можем обратиться к властям?

– Разумеется. – Кейн кивнула. Будь все иначе, она связалась бы с жандармами, случай стали бы расследовать, но звать их сейчас – значит привлечь внимание и рисковать и собой, и Атресом. – Я все понимаю, Алан, только не хочу оставаться здесь и ждать, кто и зачем заберется ко мне следующим.

– Вам есть где остановиться?

– Конечно. У меня полно знакомых. Или я могла бы отправиться в гостиницу. Но вы и правда думаете, что подставлять посторонних людей – правильно? На самом деле существует всего один приемлемый вариант.

Атрес, к его чести, не стал ни спорить, ни изображать непонимание.

– Хорошо. До отлета вы поживете у меня.

* * *

Квартира Атреса была небольшой, почти без мебели. Она казалась бы совершенно нежилой, если бы не часы на стене коридора. Их было много, несколько десятков, маленьких и больших, с круглыми и прямоугольными циферблатами, простых и богато украшенных. Они казались неуместными, лишними в квартире Атреса и совершенно не вязались с тем, что Кейн успела о нем узнать.

Все часы шли, и было в их тиканье нечто, что показалось странным. Она не сразу поняла, что именно ее насторожило, а когда поняла, вдоль позвоночника прошелся неприятный холодок жути. Все они тикали в унисон.

– Не обращайте внимания, – сказал Атрес. – Я редко бываю здесь. Большая часть моего времени проходит на «Сильверне».

В квартире было чисто и аккуратно, нигде не валялись вещи, все располагалось на своих местах. Не было и пыли, и это тоже казалось странным.

– Экономка следит за порядком, – ответил Атрес на невысказанный вопрос Кейн.

– Вы коллекционируете часы? – спросила она невпопад.

– Это важно? – Он прошел по коридору и посторонился у двери, демонстрируя Кейн комнату.

Кровать была одна. Наверное, если бы Кейн была вынуждена остановиться у кого-то другого, она бы смущалась, но с Атресом все было иначе.

– Я просто спросила, Алан. Я не собираюсь использовать эту информацию против вас. – Кейн с любопытством огляделась.

– Я не коллекционирую часы, – ответил он, на ходу стянув сюртук и небрежно бросив его на спинку ближайшего кресла. – Просто мне постоянно их дарят.

Кейн отвернулась, чтобы Атрес мог переодеться, и взгляд ее упал на тяжелый дубовый стол у окна. По его поверхности змеились светящиеся линии схемы – агрессивной, угловатой. Вероятно, стол был охранным медиатором. Такие иногда устанавливались для защиты квартир, но она никогда не слышала об охранном медиаторе в спальне.

– Вы ведь знаете, что это вредно, – кивнула она на стол, – жить рядом с активным спиритом.

– Вредно встречаться с ворами, – отозвался Атрес, и Кейн услышала шуршание ткани – должно быть, он одевался. – И я не живу в этой квартире. Только ночую иногда.

В свете сложившейся ситуации Кейн и сама была бы не против охранного медиатора, даже такого агрессивного.

За ее спиной скрипнула дверца – наверное, открыли платяной шкаф.

– Вы когда-нибудь думали, почему именно вы? – спросила Кейн и уточнила: – Почему именно вы стали схематиком?

На секунду звуки замерли, словно Атрес застыл на середине движения, потом снова послышался шорох.

– Это имеет значение?

– Нет, – Кейн улыбнулась, хотя Атрес не мог ее видеть, – просто вопрос. В вас врастает медиатор времени, и у вас коллекция часов на стене. Странное совпадение.

Многие исследователи, писавшие о схематиках, говорили о закономерностях сверхсовместимости, об условиях врастания спирита в человека, но сами закономерности никто так и не выявил. В каждом случае причины были слишком индивидуальны. Честно говоря, и Атрес, и Хаузер не производили впечатления тех, с кем подобное может случиться. Но все же у Атреса были часы.

Он молчал довольно долго.

– Мне говорили, что я похож на часовой механизм, – сухо произнес Алан, будто констатировал факт и хотел покончить с разговором побыстрее.

Она попыталась представить себе саму ситуацию, в которой один человек мог сказать такое другому, и не смогла. «Часовой механизм».

– Должно быть, неприятно было это слышать.

– Мне было все равно. Я не эмоционален. Можете оборачиваться.

Кейн обернулась, с любопытством его разглядывая. Атрес переоделся в домашнюю одежду, и очень непривычно было видеть его без строгого мужского костюма. Словно без брони.

– Можете считать меня странной, Алан, но мне вы совсем не напоминаете часы. Ни разу не встречала часы, которые я раздражала бы. И я не верю, что закономерность настолько простая. В Хаузера пророс медиатор иллюзий, но сам Вольфган… знаете, он на самом деле был совершенно обычным человеком. За пределами сцены в его жизни не было иллюзий. Он любил дочь и свою работу и понятия не имел, как для него все закончится. Многие говорят о связи между схематиком и медиатором, о первопричине. Но это точно не то, что вы кому-то показались похожим на часы.

– Вам это не нравится? – Атрес недовольно поджал губы.

Кейн рассмеялась, чтобы сгладить неловкость.

– Странно, правда? Я не знаю, кто вам сказал это и при каких обстоятельствах, а меня все равно злит.

– Странно, – согласился он и неожиданно добавил: – Я не против.

* * *

В читальном зале пахло пылью, типографской краской и бумагой. Свет косыми лучами ложился на каменные плиты пола и полированные деревянные столешницы, золотил витые ножки светильников. Было тихо, казалось, что стеллажи с книгами поглощают звуки.

Кейн выбрала место в закутке с литературой по теории спирита, между полками с университетскими пособиями и каталогами бытовых схем. Из окна было видно ратушу и круглые часы наверху, иногда Кейн отвлекалась от чтения, чтобы посмотреть на них.

Кейн жила у Атреса уже три дня, и ничего примечательного с тех пор не происходило – никакие воры не вламывались в квартиру, Стерлинг не давал о себе знать, и Линнел по-прежнему не приходила в сознание. Даже с Атресом Кейн почти не виделась. До отлета оставалось мало времени, и он занимался финальной проверкой «Сильверны».

Оставаясь одна в его квартире, Кейн чувствовала себя неловко и, как правило, уходила в библиотеку. Она читала книги про Сонм и Первую катастрофу, искала и учила схемы, которые могли пригодиться в путешествии, – старалась успеть как можно больше, прекрасно осознавая, что это невозможно.

Найти что-то стоящее в общей части библиотеки было сложно, а для изучения специальной литературы требовалось разрешение. Поиск изматывал и вызывал малодушное желание бросить все и забиться куда-нибудь до самого отлета.