Нулевой архетип

Он слушал внимательно, не перебивая, хотя Кейн не говорила ничего нового. Все это Атрес знал и сам.

– Иногда, – продолжила она, – это порождает так называемый феномен сверхсовместимости. Вы сонастраиваетесь с медиатором и схемой, которую он носит, и ваша воля встраивается в систему уже без вашего ведома. Так начинается сращение. Схема понемногу проникает внутрь, врастает в вас как в продолжение медиатора: сначала завершает сонастройку, потом пропитывает тело спиритом, а затем переносит часть себя непосредственно внутрь, все время поддерживая медиатор в активированном состоянии. И вы становитесь продолжением схемы.

– Этот процесс обратим. – Уверенность в голосе Атреса была совершенно безусловной, непоколебимой.

– Не совсем. До последней стадии процесс можно прервать в точке расщепления, разбить единую систему на две: неработающий фрагмент схемы в теле человека и изначальный медиатор. Если потом медиатор будет уничтожен, вы снова станете обычным человеком. Механизм расщепления кажется довольно незамысловатым, нужны только тот, кто способен оперировать спиритом через архетип, и точка расщепления.

И все же Атрес не хуже Кейн знал, что схематиков никто не лечил. Они просто пропадали: ночью к ним приезжал черный мобиль государственного спирит-контроля, а наутро соседи делали вид, что этих людей никогда не существовало.

– Я знаю, что точки расщепления находятся в Древних Городах, на земле, – сказал он. – Чтобы добраться до них, необходимо пройти прослойку Грандвейв. С моими ресурсами это осуществимо.

– Дело не в ваших ресурсах и даже не в Грандвейв. Точки расщепления – это узлы Земли. Первая спирит-катастрофа превратила Землю в медиатор, узлы – части ее схемы. Никто не рискует их трогать, потому что боятся последствий. Вы всего один человек, Атрес, каким бы влиятельным вы ни были. А если пострадает точка расщепления, это может повлиять на жизни тысяч людей. Никто на это не пойдет.

– Никто, у кого есть другой выбор, – поправил он. – Вы могли рассказать Лейберу обо мне, но вы этого не сделали, потому что знаете – я единственный, кто способен спасти «Трель». Ради нее вы готовы рисковать. И ради Линнел Райт, разумеется. Я нужен вам, Кейн.

За всю свою жизнь помимо Атреса Кейн встречала лично только одного схематика, и тогда она тоже предпочла промолчать. Она не выдала того человека, но и не помогла ему. Но тогда это никак не было связанно с Линнел и с «Трелью».

– Вы нужны мне, а я нужна вам, Атрес. Ни одна другая мастресса не согласится отправиться к точке расщепления. У нас обоих нет выбора.

За все время их недолгого знакомства он впервые посмотрел на нее с интересом.

– Вы торгуетесь, даже не зная, очнется ли Линнел Райт и имеют ли договоры смысл?

– Да, – не стала спорить, – это называется надеждой, Атрес. Линнел очнется, и вы согласитесь на ее условия. Тогда я спасу вам жизнь.

2

Глава

В кабинете было холодно, из приоткрытого окна неприятно тянуло сыростью. На «Трели» ослабили контроль над защитными сферами, стараясь сберечь мощность для двигателей, и облачная муть просачивалась на улицы, заливая их туманом.

Тонкая белая шаль почти не грела, Кейн мерзла, но не просила закрыть окно.

– Вам холодно, Анна? – спросил инспектор Федерико Тольди, препарируя Кейн взглядом прозрачных, слегка навыкате глаз.

Он сидел напротив за массивным деревянным столом Линнел и выглядел в точности таким же, каким Кейн помнила его во время их последней встречи два года назад. Федерико работал следователем в управлении по расследованию спирит-преступлений и тогда обращался к ней как к независимому эксперту.

– Последствия отравления Миражом, сами знаете, как это бывает, – пояснила Кейн, кутаясь в шаль и чувствуя себя совершенно разбитой.

Слабость не проходила вот уже несколько дней, и никак не получалось согреться.

Линнел не приходила в себя, и это беспокоило. Доктор Лейбер сделал все, что мог, и добавить ему было нечего. Оставалось только ждать.

– Со мной все в порядке, Федерико. Я готова ответить на ваши вопросы. – Кейн хотелось закончить с этим как можно быстрее.

Тольди не был первым, кто опрашивал ее, изначально аварией в центральном узле занималась местная жандармерия, но именно разговора с ним Кейн опасалась больше всего. Федерико был мастрессом на государственной службе. Он разбирался в схемах немногим хуже преподавателей университета, и любая нестыковка в показаниях, которую жандармы пропустили бы, для него стала бы очевидна.

– Расскажите все с самого начала. Как вы оказались на «Трели»?

У него была неприятная привычка смотреть словно сквозь собеседника, на которую Кейн не обращала внимания, но раньше не было и необходимости утаивать информацию.

– Мне позвонила Линнел и попросила приехать. – Лгать не имело смысла, и Кейн сказала правду – звонок шел по государственной линии, и его легко было проверить.

Впрочем, проверять такие вещи у Федерико не было причин.

– Вы часто видитесь? – уточнил он, склонившись над блокнотом.

Белесые, почти бесцветные волосы упали Тольди на лицо, и он привычным жестом поправил их, чтобы не мешали.

– Нет, мы не встречались пять лет, – ответила Кейн.

– Это долгий срок. Вы знаете, зачем она пригласила вас на прием?

– Полагаю, это касается «Трели». Платформа опустилась слишком низко, и у Линнел нет денег на ремонт. Думаю, она хотела обратиться ко мне за помощью.

– Думаете, ее интересовали ваши деньги? – Тольди задавал вопросы так, словно заполнял пункты в списке, размеренно и почти небрежно, но это была мнимая небрежность, Кейн знала его как человека, который никогда не упускал деталей из виду.

– Федерико, вы прекрасно понимаете, что у меня нет таких средств. Но у меня есть связи, и я знаю множество полезных людей. Думаю, Линнел интересовало это.

Тольди сделал еще несколько пометок в блокноте.

– Вы собирались ей помочь?

– Разумеется. Мы с Линнел выросли вместе. Я несколько лет жила на «Трели», когда была ребенком. Это место много значит для меня.

– Вы признаете, что пристрастны? – Тольди несколько раз постучал колпачком ручки по блокноту, словно пытаясь найти в ее словах подвох.

– Да, – кивнула Кейн, – я не отрицаю, что для меня это личное. Тем более теперь, когда Джеймс Стерлинг собирается купить платформу, и авария ему выгодна.

Тольди замер на несколько секунд, будто пес, учуявший добычу, а потом подчеркнуто аккуратно перевернул страницу.

– Вы считаете, что он может быть замешан в аварии? – спросил он бесстрастно, и все же Кейн поняла, что именно сейчас начался настоящий допрос.

На самом деле она не думала, что Стерлинг стоял за аварией на «Трели». Едва ли он стал бы использовать паразита, пока сам находился на платформе. Тот, кто чуть не разрушил центральную спирит-схему, планировал уничтожить «Трель» вместе со всеми жителями.

Кейн считала Стерлинга ублюдком, но вряд ли он был способен хладнокровно убить несколько тысяч человек.

– Я считаю, что это возможно, – тем не менее сказала она. – Авария могла снизить рыночную стоимость платформы. У Джеймса Стерлинга был мотив.

– Это серьезное обвинение. Вы уверены, Анна? – Кончик пера тихо скрипнул на бумаге, будто поставив галочку, а Тольди вопросительно посмотрел на Кейн.

– В том, что считаю так, – да, – ответила она нейтрально.

Тольди вряд ли верил ей, но не имел права игнорировать показания. Он читал отчеты жандармов и собственными глазами видел остатки медиатора разрушения. Паразит, проникший в валькирию, был создан не для «снижения рыночной стоимости», он был заточен на полное разрушение центрального узла.

Кейн подозревала, что это все равно связано со Стерлингом. Купив собственную платформу, он получил бы доступ к новым ресурсам и место в сенате. Это многим не нравилось; возможно, среди них были и те, кто готов был уничтожить «Трель», лишь бы она не досталась никому.

Обвинив Стерлинга, Кейн ненадолго помешала бы его попыткам объявить Линнел недееспособной и купить платформу, а это – пусть косвенно – могло защитить «Трель» от повторной аварии хотя бы на время.

– Когда вы узнали, что в центральном узле произошла авария? – спросил Тольди, сделав несколько пометок в блокноте.

– Тогда же, когда и все остальные на платформе. Я увидела поток спирита в небе.

– Вы сразу поняли, что это авария в центральной схеме? – уточнил он.

– Федерико, я не слишком разбираюсь в механике платформ, – честно признала Кейн, – но прекрасно знаю, что если в воздухе колонна спирита – это плохо.

Допрос неизбежно подходил к самой опасной части – к тому, что произошло в центральном узле. Кейн собиралась солгать, выгораживая Атреса, как она уже лгала, рассказывая эту историю жандармам.

Укрывательство схематика было преступлением, и Кейн не была уверена, насколько риск оправдан. Линнел могла никогда не проснуться, «Трель» все еще могла достаться Стерлингу. И все же, если был хоть какой-то шанс, Кейн не имела права его упустить. Она никогда не считала себя хорошим человеком, но даже для нее существовали вещи, ради которых стоит рисковать. Она не могла выдать Атреса, подписав ему смертный приговор и лишив Линнел последней возможности спасти «Трель».

И, если перестать лгать самой себе, ей просто не хотелось быть причиной чьей-то смерти.

Атрес не виноват ни в том, что стал схематиком, ни в том, что никто так и не придумал способа лечить это без точки расщепления. Так что дело было не только в «Трели» и проблемах Линнел.

По крайней мере, когда несколько лет назад перед Кейн стоял такой же выбор – выдать схематика или промолчать, – она промолчала.

Впрочем, тогда ей лично это ничем не грозило. Тогда Федерико Тольди не приходил ее опрашивать и не препарировал равнодушным взглядом.

– Расскажите, что произошло после того, как вы увидели утечку спирита.

– Когда поняла, что случилась авария, я скрыла поток спирита миражом, чтобы не провоцировать панику среди гостей, и отправилась к центральному узлу. – Кейн говорила уверенно и четко, потому что именно так она поступила бы, если бы не медиатор времени.

– Вы взяли с собой Алана Атреса. С какой целью?

В ее показаниях это было самым подозрительным моментом, и Кейн знала, что Тольди не упустит его из виду. Обычному человеку нечего делать рядом с центральным узлом. У мастрессы архетипа не было причин брать с собой обычного человека.

– Вам кажется это странным? Я просто растерялась, Федерико. Я не знала, что именно произошло, повреждение двигателя или самой схемы. Алан воздушный капитан, в тот момент мне показалось, что он сможет помочь.

Объяснение малоубедительное, и Кейн казалось, что Тольди видит ее ложь насквозь, но именно эту ложь он не мог ни проверить, ни оспорить.

– Это единственная причина? – Кончик пера на секунду замер над страницей блокнота, будто на полуслове.

– Да, – спокойно и твердо сказала Кейн, отчетливо понимая, что совершает преступление, которое может разрушить всю ее жизнь.

– Хорошо. – Тольди поставил точку.



Сад на «Трели» располагался почти у самого края верхнего яруса, часть его выходила отдельной площадкой наружу, и в ясные дни с нее можно было увидеть клубящийся где-то внизу Сонм. Сейчас все скрывала облачная муть, в которой раз за разом, как тени под поверхностью воды, проступали образы-обрывки схем: фрагмент крыла птицы, наконечник копья, женская фигура на носу корабля.

«Трель» опустилась слишком низко, почти на уровень Грандвейв. Было холодно, шаль не спасала от сырости, на волосах оседала мелкая морось дождя. Вход на площадку терялся в тумане, и облетевшие розовые кусты стирались до белизны, как незаконченная акварель. Пахло осенью и влажной землей.

Сад производил угнетающее впечатление. Кейн знала, что так будет, и все равно после разговора с Тольди пришла сюда. В детстве это было ее любимое место.

Сад был личным проектом Линнел. Заботиться о нем на воздушной платформе было нелегко, и большая его часть пряталась под стеклянными куполами, только эта площадка оставалась открытой. На ней почему-то росли только розы – упрямые северные розы, которые почти никогда не цвели, но даже когда цвели, их бутоны напоминали выцветшие белесые плевки.

Теперь и их не было.

Кейн зябко поежилась и потерла плечи. Ее злила собственная сентиментальность, совершенно ей не свойственная, и эти странные приступы ностальгии. В конце концов, Линнел позвала ее не для того, чтобы вспомнить прошлое. Она обратилась не просто к подруге детства, а к мастрессе Пятого архетипа, потому что нуждалась в помощи, и Кейн собиралась сделать все, что в ее силах. В планах не было места ни для меланхолии, ни для жалости к себе, ни тем более для уныния, в которое приводил один вид этого сада.

Разговор с Тольди прошел настолько гладко, насколько это было возможным, и все же она чувствовала беспокойство. Люди, пытавшиеся уничтожить «Трель», могли повторить попытку, пока верили, что платформа достанется Стерлингу. Вычислить, кто использовал разрушающий медиатор, невозможно, но если б и удалось, это все равно не решало главных проблем. «Трель» нуждалась в ремонте, и как можно скорее.

Кейн хотелось действовать, но пока Линнел не приходила в сознание, оставалось только ждать. А время играло против нее.

Она еще не обсуждала это с Атресом, вообще не виделась с ним после того, как пришла в себя в своей комнате несколько дней тому назад, но даже если бы он согласился со всеми условиями Линнел, предстояло еще каким-то образом спасти ему жизнь. Кейн не лгала, говоря, что процесс расщепления схематика считался довольно простым, но ему нигде не обучали, и механизм никто не проверял со времен Первой катастрофы, а саму затею – пройти Грандвейв и отправиться к узлу Земли – многие назвали бы путешествием в один конец.

Кейн представила себе Линнел, почему-то именно такой, какой увидела ее на полу в центральном узле, и подумала: просыпайся. Просыпайся, ты очень мне нужна.

Без тебя здесь все развалится.

Шаги за спиной заставили вздрогнуть. В первое совершенно безумное мгновение Кейн пришло в голову, что это действительно Линнел, хотя если бы она пришла в себя, никто не отпустил бы ее гулять по саду.

В тумане проявилась высокая мужская фигура, почти неразличимая в молочной белизне. Она шла по проходу, не торопясь и как будто без цели, словно прогуливаясь.

– Что вы здесь делаете? – подойдя ближе, спросил Атрес – прямо, почти строго, как мог бы капитан спрашивать своего подчиненного.

Это должно было раздражать, но почему-то вызвало у Кейн улыбку.

– Вы действительно не умеете вести светскую беседу, Алан.

Атрес казался странно уместным на площадке – строгая черно-белая фигура, словно сотканная из белесой мути вокруг. Голые розовые кусты по бокам дорожки будто обрамляли его в терновую раму.

– Врач советовал вам лежать. – Проигнорировав, что она назвала его по имени, Атрес встал рядом, заложив руки за спину.

– Это было несколько дней назад. – Пожалуй, глупо было храбриться в его присутствии, потому что она все еще чувствовала себя истощенной, но Кейн просто не хотелось возвращаться в комнату. – Вы беспокоились за меня, я польщена.

Она сказала это не всерьез, полушутя, но Атрес все равно ответил без улыбки:

– Я не беспокоился за вас, я осматривал «Трель». Хочу понять, во сколько мне обойдется помощь Линнел Райт. Не думал, что платформа в столь плачевном состоянии.

Кейн улыбнулась и снова посмотрела на Сонм. Ей показалось, что просвете облаков мелькнул погнутый шпиль высокого здания.

– Вы не знаете, очнется ли Линнел, но уже прикидываете сумму, о которой она попросит?

– Несколько дней назад мы решили, что это «надежда».

Кейн плотнее укуталась в шаль, хотя та не спасала ни от холода, ни от сырости.

– Вы мне поверили.

– Разумеется.

Он сказал это, констатируя факт, и было странно думать, что человек вроде Алана Атреса доверился словам Кейн, пусть и в такой малости.

– Знаете, вам на самом деле повезло. С момента Первой катастрофы у схематиков не было даже надежды. Для всех, кроме вас, это все еще приговор. Независимо от статуса и денег.

– Надежда имеет смысл, только если она оправдывается, – возразил он спокойно. Внизу, в просвете слева от них, медленно проплыла скошенная вершина какой-то башни. – Меня вы пока не вылечили, Линнел Райт пока не очнулась, а платформа все еще нуждается в срочном ремонте. – Он оглянулся по сторонам и равнодушно пожал плечами. – Угнетающее зрелище.

Умом Кейн понимала, что в глазах постороннего человека «Трель» – просто платформа в аварийном состоянии, старая, обедневшая и не стоящая того, чтобы ее спасать, но тем не менее сказала:

– Просто сейчас не сезон. Когда этот сад зацветет, здесь станет по-настоящему чудесно.

Разумеется, Анна преувеличивала, потому что эти розы – маленькие, понурые и очень живучие – не особо ей нравились. Шипов у них было больше, чем листьев, и цвели они недолго. Но она рядом с ними выросла, и только потому они имели для нее значение. Желание доказать их ценность было из детства и, как и многие ее порывы родом из детства, толкало Кейн на глупость. После разговора с Тольди, когда ей приходилось взвешивать каждое слово и наперед просчитывать последствия, эту глупость хотелось совершить. Всего одну, безобидную.

– Знаете, Атрес, если бы вы увидели этот сад во всей красе, думаю, вы бы его полюбили.

Он повернул голову, посмотрел бесстрастно. Зрачки сливались с радужкой и казались двумя аккуратными дырами.

– Я равнодушен к цветам.

– Вы просто не видели. – Кейн улыбнулась. – Смотрите.

В ее состоянии использовать архетип было неразумно, и все же она нашла взглядом красное яблоко и потянулась к спириту под поверхностью мира. Мираж плеснул наружу, привычно затопил пространство, и достаточно было всего лишь зачерпнуть, чтобы вытянуть желаемый образ.

Первым она создала запах – морозный, очень нежный, почти неразличимый, с едва уловимой нотой соли. Кейн выхватила его из воспоминания, ей тогда было восемь. Весна наступила рано, розы распустились, а потом вернулись холода. Когда Кейн пришла на площадку, розы облетали, лепестки их ложились на землю медленно, торжественно и тихо. А она плакала, думала, что цветы умирают. Хотя этот сорт оказался на диво живучим.

Атрес хмуро обернулся на пустой сад, и Кейн плеснула Миражом на дорожки, на колючие, почти черные от влаги кусты. Цветы распускались – нежные, почти светящиеся бутоны. На самом деле такими эти розы никогда не были, только в детстве, когда все казалось ярче и больше.

– Достаточно. – В тишине голос Атреса был четким и безусловным, как выстрел.

Кейн убрала мираж, и он растворился в воздухе, превратившись в обычное воспоминание. Немедленно накатила слабость, и огромного труда стоило не упасть.

– Видите? – Она заставила себя улыбаться. – По-настоящему чудесно.

Атрес смотрел мрачно и совсем не походил на человека, которому понравилось представление.

– Я не думал, что вы настолько…

– Романтична? – подсказала Кейн, чувствуя, как начинается озноб.

Действительно не стоило использовать спирит в таком состоянии.

– Глупы, – поправил Алан холодно, как будто глупость оскорбляла его лично.

Это было забавно, и она засмеялась бы, если бы ее чуть меньше трясло от холода.

– Я солгала инспектору и согласилась помочь схематику. Я или полная дура, или безумна. Вы знали об этом с самого начала.

Атрес снял китель и накинул ей на плечи. Сразу стало теплее.

– Помолчите. Вы уже достаточно наговорили.

Китель был тяжелым, плотная ткань хранила тепло тела, пахла горьковатой туалетной водой и едва заметно человеческой кожей. Это почему-то смущало, и вместе с тем собственное смущение казалось Кейн смешным.

– Теперь замерзнете вы.

– Со мной все будет в порядке, – сухо отозвался он, хотя белая рубашка не спасала его ни от холода, ни от сырости.

– Извините, Атрес. Глупо получилось. – Последствия использования спирита стирались, понемногу отступал холод – все-таки Мираж был родственным для Кейн архетипом и почти не требовал усилий для использования.

– Хорошо, что вы это понимаете. И можете называть меня по имени. Вы и без того постоянно сбиваетесь, звучит нелепо.

– А вас это раздражает.

– Естественно.

Она снова повернулась к краю площадки, туда, где в белизне угадывались текучие силуэты Грандвейв. Кейн не хотелось видеть глаза Атреса в тот момент, слишком равнодушный у него взгляд.

– Жаль, что вам не понравился сад. Мне хотелось, чтобы вы увидели «Трель» красивой. Это место стоит того, чтобы его полюбить.

– Я равнодушен к миражам.

– И к цветам. Да, я поняла. – Кейн наконец согрелась и, сняв китель, протянула Атресу. – Спасибо.

Проигнорировав благодарность, он спросил:

– Что вы будете делать, если Линнел Райт не очнется через неделю?

– Подожду еще неделю. – Без кителя снова стало холодно, и Кейн плотнее укуталась в шаль. – У меня немного вариантов.

– Платформа нуждается в ремонте. Если мы опустимся чуть ниже, окажемся в Грандвейв.

– Ваше время тоже не бесконечно, – добавила она, хотя не знала, как далеко зашел процесс: некоторые схематики мутировали в последнюю стадию годы, другим хватало недели.

Говоря откровенно, Кейн и не хотелось знать, как много времени у Атреса. Пока она все равно ничего не могла сделать. Анна представила вдруг, что они все ждут и ждут, пока проснется Линнел, а Атрес медленно сливается с медиатором, чтобы в конечном итоге превратиться в схему вроде валькирии. В призрака самого себя. Мысль была жуткой и одновременно совершенно нереальной. Кейн поежилась. Атрес казался жестким и слишком настоящим, чтобы представлять его в качестве схемы.

– Я свяжусь с главным офисом «Скайлинг», они пришлют несколько грузовых дирижаблей, чтобы помочь «Трели» набрать высоту, – неожиданно сказал он. – Также я дам деньги на первичный ремонт – простейший, только чтобы платформа могла уверенно держаться в воздухе. Линнел Райт без сознания и не может принимать никаких решений, но у нее есть управляющий. Его подписи на договоре будет достаточно.

– Щедрое предложение, – мягко заметила Кейн. – Слишком щедрое, чтобы быть правдой.

– Разумеется, – не стал спорить Атрес. – Компания «Скайлинг» заключит с «Трелью» контракт, а вы отправитесь со мной к точке расщепления. Если я вернусь живым, моя компания спишет долг и оплатит капитальный ремонт. Если нет, Линнел Райт придется вернуть все затраченные на «Трель» средства. Если вы согласитесь, мы отправимся в Древние Города сразу, как будут улажены формальности.

Может, не безрассудно щедрое, но его предложение все еще было хорошим.

– Вы готовы указать в контракте, что спишете долг сразу, как только вернетесь?

– Верно.

– Вы же понимаете, скорее всего, это станет известно Стерлингу. Он сделает все, чтобы мы не вернулись.

– Разумеется. – Атрес не боялся. Или не подавал виду. – Выбор только за вами, – добавил он. – Вы не знаете, очнется Линнел Райт или нет и насколько оправдан риск. Но вы уже солгали ради меня инспектору и уже замешаны в происходящем.

Кейн улыбнулась.

– Вопрос надежды?

– Да.

– Вы же знаете, я уже дала на него ответ.



Ричард – а пока Линнел не пришла в себя, управляющим на платформе был именно он – согласился принять помощь «Скайлинг» тем же вечером, ничем принципиально не рискуя. «Трель» катастрофически нуждалась в ремонте, и уже на следующий день прибыли грузовые дирижабли – восемь массивных воздушных судов черно-красной расцветки, фирменных цветов «Скайлинг». Кейн стояла рядом с Атресом на главном воздушном причале и смотрела, как их тросами крепили над ключевыми узлами платформы.

Облачная муть наконец-то рассеялась, небо было пронзительно-голубым, почти прозрачным. Таким ясным, каким оно бывало только на «Трели».

Атрес следил за процессом молча, привычно заложив руки за спину, и казался до странности уместным, словно кто-то нарисовал его портрет специально на воздушном причале: строгая, одетая в капитанскую форму фигура с идеально прямой спиной.

Атресу шли открытые пространства, наполненные воздухом.

Через несколько часов «Трель» начала набирать высоту. Сонм отдалился, стал рваной облачной пеленой где-то внизу, и уже невозможно было разглядеть отдельные схемы.

Впрочем, у Кейн и не было повода смотреть вниз.

На следующий день на платформу прибыл адвокат «Скайлинг» и привез с собой договор. Уточнение и подписание его не заняло много времени.

Вечером, через два неполных дня после разговора в саду, Кейн впервые пришла в комнату Линнел.

Было темно, на столе горела масляная лампа – Линнел не выносила спирит-светильников у себя в спальне – и пахло лекарствами. Тяжелые темно-синие портьеры закрывали единственное круглое окно.

Линнел лежала на их с Дэном двуспальной кровати и казалась ребенком. Свет лампы делал ее лицо пронзительно ярким по сравнению с чернильными тенями, притаившимися в углах комнаты.