Забег на невидимые дистанции. Том 2

И вот он – встречался с Ханной Биллингсли? И как долго? Неужели такие, как она, действительно в его вкусе? Хотелось бы прямо сейчас выведать это у Алана, сидящего напротив, но присутствие Ханны отсекало любые откровения.

Как будто почувствовав ее мысли, Кейн вдруг оживился, отложил вилку и заговорил сам.

– Слышали, сегодня у девчонки из младших мобильник украли?

Все остальные за столиком тоже перестали есть и пялиться в смартфоны. Младшими старшеклассники называли любых учеников средней школы, здание которой находилось прямо напротив через парковку.

– Нет.

– На уроке стащили и за перемену вернули.

– Как это?

– Девчонка разревелась прямо на улице, когда обнаружила, что телефона нет. А дальше, это я видел сам, подчеркиваю, наш Ридли к ней пошел, прямо из курилки пошел, на ходу докуривая, – Алан изобразил у рта невидимую сигарету, не забыв скорчить надменное выражение, – рядом с ней на корточки сел и стал расспрашивать. Потом за руку ее взял и прошелся так по одноклассникам. Ну, там ребята испугались и вернули все. Сказали, что это была шутка, мол, хотели разыграть и собирались вернуть все после уроков. А я думаю так: у кого-то на травку не хватало.

– Ничего себе история. Местный супергерой на страже порядка. Напишешь об этом статейку, Кейн?

– Иди к черту, это не мой уровень.

– Попробуй такого не испугайся. Глаза серийного убийцы.

Нина вздрогнула, потому что сама так подумала пару минут назад.

– И много ты знаешь маньяков, которые детям помогают?

– Ну, если они по детям, то именно так и действуют…

– Умеешь поддержать беседу.

После этого замечания разговор угас, а аппетит испортился. Теперь все просто ждали звонка на урок, не желая покидать фудкорт раньше времени. Еще одна неловкая ситуация в копилку бесконечно нудного дня. Без Отто все было по-другому. Мир терял свои краски. Скорее бы уже отправиться домой.

Весь оставшийся день Дженовезе замечала ясно-голубые глаза Ханны, прожекторами направленные к Сету, и задавалась вопросом, почему это ее раздражает. Неужели так было и раньше, а она не замечала? И почему сейчас начала обращать внимание? Нина хмурилась и старалась выбросить это из головы. Пусть Ханна смотрит, сколько ей влезет, хоть веки себе порвет в лохмотья. Все равно Сету решительно плевать на ее присутствие. Это ясно любому, кроме нее.

Представить его на корточках рядом с ученицей средней школы было тяжело. Но Нина попыталась. Вот она, плачет, потому что влетит от родителей, и совершенно не знает, что ей делать дальше. А вот он, в два раза выше ростом, слышит, что с кем-то приключилась беда, и приходит на помощь. Говорит с ней, успокаивает. Выясняет, в чем дело. Предлагает помощь. Уверенно берет за руку и ведет за собой. Угрожающе общается с одноклассниками, не позволяя им увиливать от ответов, выясняя все больше деталей случившегося.

Держал ли он девочку за руку, пока опрашивал возможных свидетелей? Чтобы не оставить ни у кого сомнений, что жертва защищена его авторитетом, и тем самым запугать, вынудить признаться.

Вообще-то мало кто из старшеклассников интересовался делами младших, а уж тем более помогал. Кроме Нины, которая неоднократно заступалась за аутсайдеров и всякий раз сама от этого страдала, но по-другому не могла. Одно такое выступление однажды привело ее в программу для трудных подростков. Стало контрольным выстрелом Лоуренса Клиффорда в компроматной очереди на ее фамилию.

Поступок Ридли, если все это правда, вызывал проблеск симпатии. И робкую догадку – может быть, он не тот, кем стремится казаться? Но стоило обернуться в его сторону, и ты скорее готов был поверить, что у этого парня есть добрый близнец, чем в то, что сам он бывает внимательным и чутким к чужим проблемам.

Учился он так себе. Охарактеризовать его успеваемость можно было как ниже среднего, что отнюдь не соответствовало реальным умственным способностям. Это понимали все. Особенно учителя.

О таких, как Сет, обычно всю жизнь говорят: способный, но ленивый. Если он старался, у него получалось. Но стараться ему в основном не хотелось. Должно быть, он не видел в этом смысла. Или выгоды.

Будучи довольно сообразительным, Сет быстро терял интерес к усвоенному материалу. Бесконечные повторения одних и тех же действий утомляли его намного быстрее, чем остальных, и в конце концов он отказывался придерживаться существующей системы образования. Природная упертость и самоуверенность, а вовсе не недостаток ума, гарантировали ему проблемы с обучением.

Однако по странному совпадению лучше всего ему давались дисциплины, которые нравились Нине, – физика, астрономия. Даже Видар его хвалил время от времени, что вызывало очевидную ревность у Нины и Отто. А это был весомый повод обратить внимание.

Нерегулярные успехи Сета особенно четко выделялись на фоне обленившихся одноклассников, которые не слишком старались, давно отправив на передовую Нину, Отто и Итана как самых головастых. В любой учебной группе есть те, кто за всех отдувается. Как и те, с кого меньший спрос в силу почти нулевой результативности.

Нине стало так скучно без Отто, что она зашла в сеть, чтобы пообщаться с ним там, и с удивлением обнаружила входящее сообщение от неизвестного с ником Icebreaker, полученное несколько дней назад.

Icebreaker: привет.

Интересно, кто это и что ему нужно. Остаток дня можно посвятить тому, чтобы выяснить это, все равно уроки остались скучные, а потом снова исчезнуть из Сети на неделю или больше, потеряв к пиксельному общению всякий интерес.

Бромгексид_скумбрии: знакомы?

Ответ пришел через несколько минут.

Icebreaker: не то чтобы.

Бромгексид_скумбрии: я тебя знаю?

Icebreaker: возможно. А это обязательно, чтобы общаться в Сети?

Бромгексид_скумбрии: хочешь остаться инкогнито?

Icebreaker: да.

Бромгексид_скумбрии: ладно.

Бромгексид_скумбрии: интересный ник)

Icebreaker: твой интереснее)

Бромгексид_скумбрии: меня так папа назвал однажды

Icebreaker: за что?

Бромгексид_скумбрии: у каждого свои тайны, верно?

Icebreaker: 1–1

Нина ухмыльнулась, заблокировала телефон, покатала его из одной руки в другую, снова разблокировала. Что-то ей это неуловимо напоминало. Словесная перепалка, счет, легкое чувство соперничества с первых же фраз… Неужели это Клиффорд?

Вот будет потеха вывести его на чистую воду! Она давненько ожидала от него чего-то подобного. Но нужно прикинуться дурой и собрать улики, иначе ей ни за что в жизни не доказать, будто красавчик-офицер создал себе аккаунт, чтобы анонимно общаться с подопечной вне участка.

И зачем, спрашивается? Дополнительный контроль? Хочет что-то выведать? Затесаться в доверие и извлечь школьные тайны в рабочих целях?

Ладно. А вот теперь действительно интересно. Потому что ни единой идеи, кто это может быть, помимо Ларса, в голову не пришло.

Бромгексид_скумбрии: неправильно ведешь счет. 2–1 в твою пользу

Icebreaker: почему?

Манера общения совсем не как у Клиффорда. Ну и что? Он же тоже не дурак, понимает, что нужно шифроваться.

Бромгексид_скумбрии: потому что ты меня знаешь, а я тебя нет.

Icebreaker: с чего ты это взяла?

Бромгексид_скумбрии: это очевидно. Когда я спросила, знакомы ли мы, ты ответил: не то чтобы. Когда я спросила, знаю ли я тебя, ты ответил: возможно. Отсутствие четкого отрицания дает повод для размышлений. Ты не хочешь обманывать, но и не хочешь быть рассекречен.

Тишина затянулась. Учитель сделал Нине замечание, попросил убрать сотовый. Пришлось послушаться. До конца урока ужасно чесались руки – проверить ответ. Мобильник провибрировал дважды, лежа в рюкзаке. Значит, всего одно сообщение. Ничего, пусть подождет.

Наконец, урок подошел к концу. Дженовезе схватила свои вещи и выскочила в коридор, на ходу извлекая мобильник. Одно входящее. От Отто.

Ракета_в_твоей_заднице: мне лучше, проблевался, ложусь поспать.

Нина собиралась ответить, но тут же пришло еще одно.

Icebreaker: понимаю, что тебе любопытно, но я не хочу об этом.

Бромгексид_скумбрии: а зачем ты тогда вообще написал мне?

Icebreaker: разговаривать. О чем угодно. Но не об этом.

Бромгексид_скумбрии: тайный поклонник?

Нина рисковала, отправляя это сообщение. Но ей хотелось спровоцировать Ларса, шокировать, заставить оступиться. Вывести его на настоящие реакции, после которых у нее не останется сомнений.

Icebreaker: а есть такие подозрения?

Бромгексид_скумбрии: не то чтобы:)

Icebreaker: оставим это на потом.

Бромгексид_скумбрии: а, то есть инкогнито временное?

Icebreaker: вроде того. Надеюсь.

Бромгексид_скумбрии: пока не подружимся или пока я в тебя не влюблюсь?

Вспотевшей от волнения рукой Нина нажала «отправить», шагая по коридору и ничего вокруг не видя, кроме экрана мобильного. Почему-то сердце трепыхалось в груди, сладко замирая под короткую двойную вибрацию каждого входящего. Неизвестность манила. Чем-то совершенно новым. Представлялось, что по ту сторону экрана Ларс тоже смотрит в свой сотовый, считывая наглые пиксели и меняясь в лице, и от этого хотелось прыгать до потолка. Увидеть бы его реакцию.

Возможно, они оба ведут двойную игру: она притворяется, что не понимает, кто ей пишет, а он притворяется, будто не понимает, что она притворяется. От этого только интереснее. Захватывает, как игра в шпионов. Кто первый проколется.

Ответа долго не было. Видимо, Клиффорд приводил себя в чувства.

Нина давно заметила, что он к ней неравнодушен, но старалась не заострять на этом внимания. Все равно он коп плюс ее надзиратель и ничего ей не сделает. Не только потому, что ей шестнадцать лет и это нарушение закона. А потому что он сам ради ее безопасности нарушит какой угодно закон.

По-своему, как умеет, Ларс ею дорожит, хотя как человек оставляет желать лучшего. Безнадежный циник, эгоист и помешанный на контроле диктатор, спокойно идущий по чужим головам к своей цели. Чему Нина уже не раз становилась свидетелем.

Наконец в середине следующего урока телефон долгожданно завибрировал.

Icebreaker: а чего бы тебе самой хотелось?

Бромгексид_скумбрии: в данный момент – домой.

Icebreaker: мне тоже. Трудный день?

Они переписывались до конца занятий. Легкая, ни к чему не обязывающая, но очень вовлекающая беседа утянула Нину за уши – не оттащить, как кошку от сметаны. Впервые в жизни она чувствовала себя зависимой от телефона и даже дергала коленом под партой, ожидая ответного сообщения.

Концентрироваться на уроках было попросту невозможно. Любой материал становился бессмысленным, распадался на обезличенные буквы и звуки, не несущие в себе информации, только шум, отвлекающий от важного.

Если бы кто-то спросил Нину Дженовезе, чему она научилась за этот день, она бы честно призналась, что впервые ни слова не запомнила. К счастью, Icebreaker ее о таком не спрашивал. Он вообще почти не задавал вопросов, лишь деликатно очерчивал интересующие темы, сам осторожно оставаясь в тени.

Это ни в коем случае не было похоже на интервью или сбор информации (а общение с Лоуренсом попервой выглядело именно как допрос для досье), но Нине почему-то самой хотелось все о себе поведать, впечатлить, всю себя выпотрошить перед «новым знакомым».

Местами она была почти уверена, что это все-таки Ларс, местами начинала сильно в этом сомневаться. Маятник уплывал то в одну сторону, то в другую, как эмоциональные качели. А потом и вовсе замер. Сразу после звонка с последнего урока. Но, взбудораженная вторжением волнующего незнакомца в свои будни, Нина не обратила внимания на это маленькое совпадение.

Утрамбовываясь в школьный автобус, за неимением новых сообщений Нина перечитывала диалог с самого начала и ничего не видела вокруг, кроме прямоугольника экрана. За несколько уроков в их чате накопилась тонна переписки. Еще ни с кем, кроме Отто, она не общалась так долго, увлекательно и, что самое главное, непринужденно.

Болтать с незнакомцем оказалось так же легко, как дышать. Интересно и просто, будто они давно знали друг друга. Слова возникали сами собой, нужные слова, приятные, чистые, они укладывались рядышком, как кирпичики для строительства дома, в котором захочется жить.

Icebreaker обладал манерой общения, которая еще не встречалась Нине в реальной жизни. Искусство его беседы поражало. Он был неглуп, сдержан и скромен, что моментально подкупало ее в людях. Если это Ларс, то у него раздвоение личности. Хотя с каждой минутой в это верилось все меньше.

Верна ли первоначальная догадка, Клиффорд с ней общается или нет, постепенно теряло значение, как выцветающая фотография, но любопытство никуда не исчезло. Оно как будто преобразовывалось во что-то еще. В намек на привыкание. В желание, чтобы это не кончалось.

Сет уже сидел на своем месте в автобусе, когда Дженовезе прошла мимо него, ни на секунду не отрывая взгляда от телефона.

На ощупь брела в самый конец, чтобы сесть там со своими аутсайдерами, потому что блондина сегодня не было, и сиденья перед Сетом пустовали. Туда никто не садился, как будто опасались заразиться чем-то, что делает эту парочку такими странными.

Вероятность того, что Нина сядет к нему, составляла не больше процента, и все же он надеялся. Прибился ближе к окну, демонстрируя, что место рядом с ним абсолютно свободно. Даже рискнул проводить ее пристальным взглядом. Она и не заметила. Смотрела в экран и глупо улыбалась, одновременно хмурясь. И как это у нее получается совмещать такие разные эмоции?

«Ну, ты сам в этом виноват, Сет Ридли», – сказал он себе, сжимая мобильник на колене экраном вниз. В большой ладони его почти не было видно. Звук и вибрация предусмотрительно выключены.

Он почти вывернул шею, чтобы еще немного посмотреть ей вслед, и потерял бдительность. В тот же момент на сиденье рядом с ним плюхнулась сестричка Биллингсли. Наученный горьким опытом, Сет спрятал телефон в карман джинсов. Блондинка проводила его взглядом.

– Я думал, мы все решили.

– Мы? Вы с моим братом все решили, Сет.

– Это ничего не меняет.

– Лучше бы поблагодарил, что я сохранила твою тайну.

– Говори тише.

– Я прекрасно понимаю, как многое от меня зависит. Сейчас все было бы иначе.

– Не знаю, что заставляет тебя держать язык за зубами, но спасибо.

– Да просто я не хочу тебе вредить.

– Тогда что ты делаешь здесь?

– Все равно она к тебе уже не сядет. Она скорее проведет время со всеми придурками школы, чем с тобой.

– Не понимаю, о ком ты.

Стоило Отто один раз не прийти на занятия, и дерзость Ханны тут же выкрутили на максимум. Без узды в виде брата она становилась невыносима. Сет склеил губы и смотрел в окно, стараясь сохранять спокойствие.

– Не будь таким грубым. Я предлагаю быть друзьями.

– Я не хочу ни с кем дружить. Мне это не нужно.

– Ну-ну. Ни с кем, кроме нее, да? Двойные стандарты.

Ханна начинала пузыриться от раздражения. Схватив его за локоть, она придвинулась и зашипела:

– Почему она, скажи? Почему она? Что вы все в ней такого находите?

Сет грубо выдернул руку. Сдержался, чтобы не отмахнуться. Стиснул зубы. Ученики продолжали прибывать, лениво заполняя автобус. На них поглядывали, но без прежнего интереса. Сейчас их ссоры легко объяснялись и воспринимались публикой как логичные последствия того, что между ними было. Многие пары продолжают выяснять отношения и обмениваться претензиями даже после разрыва.

– Ханна, услышь меня: я не хочу с тобой дружить. Ты мне не нравишься. Ни как девушка, ни как человек. Оставь меня в покое.

– Не могу. Не могу, Сет. Я хочу быть с тобой в нейтральных отношениях. Пожалуйста. Давай не будем врагами. Нам обоим это ни к чему. Я просто хочу перемирия.

Ридли потер переносицу, пощипал кожу между глаз. Вздохнул. В ее голосе звенела манипуляция. Он слишком хорошо это слышал.

– Послушай, Ханна…

– Прости меня. Мы начали не с того. Я произвела на тебя самое дерьмовое впечатление. Я знаю. Поверь. И больше не буду лезть к тебе со своими чувствами, хотя мне некуда их деть, и думаю, ты меня в этом понимаешь. Я просто не хочу вражды.

– Я с тобой не враждую.

– Тогда веди себя как человек.

– А как кто, по-твоему, я себя веду?

– Как говнюк.

– Кто бы говорил.

– В отличие от меня, в глубине души ты хороший. Я это чувствую, – вздохнула она и встала, замерла на секунду, будто ожидая, что он ее остановит, но, так и не дождавшись этого, отправилась на свое место. Автобус тронулся.

Из конца салона, где по какому-то негласному правилу всегда собирались самые неспокойные, веселые и неугомонные ученики, раздавалось сдавленное ржание, гиканье и жужжание разговоров, словно шмели бились в донышко большой бутылки, лежащей на боку. Временами в этой мешанине звуков проносился энергичный и несдержанный смех Дженовезе, который невозможно было не узнать – он напоминал маленький электрический смерч.

Сет убедился, что никто не смотрит в его сторону, вытащил и разблокировал телефон. Украдкой перечитал последние сообщения в чате. Заблокировал, длинно выдохнул. Нельзя. Сейчас – нельзя. Слишком рискованно. Второй раз в тот же самый капкан он попадать не собирается. Как только сойдет на своей остановке – сразу же. А сейчас просто слушай, как она смеется позади, и довольствуйся тем, чтобы гадать, что ее рассмешило.

Но планам Сета не суждено было исполниться. Маловероятная случайность вмешалась в них, перестраивая реальность. Автобус притормозил вне остановки, и все удивленно замолчали. Водитель повернулся к ученикам и сообщил, что дорогу перекрыли, и дальше им придется идти пешком. Отклоняться от ежедневного маршрута он не имеет права, да и смысла в этом нет. Транспортная развязка Мидлбери не предполагала какого-то другого пути, кроме движения по синусоиде главной дороги, чтобы раскинуть всех по своим районам.

Школьники недовольно выбирались наружу, где причина остановки стала более очевидной – канализационная авария. На месте уже копошились сотрудники в желтых тельняшках, стояла вонь средней тяжести, все спешили зажать носы и удалиться. На одном из припаркованных у обочины автомобилей криво лежала крышка сорванного подземными парами люка. Стекло под ней было разбито, но сигнализация уже молчала.

Нина присвистнула и осмотрелась. Сейчас ей нужно было выйти на Виттемор-Роуд, обогнув острый угол, пройти немного и за церковью святого Джона начать спускаться вниз по Юг-Стрит почти до самой железной дороги. Она была не против прогуляться пешком, особенно с перспективой продолжения переписки.

Но прежде, чем достать из кармана сотовый, Нина по какой-то причине решила еще раз оглядеться, будто ее общение с Icebreaker было тайной от остальных. Обернувшись, она увидела поодаль знакомую фигуру. Сет Ридли шел в ту же сторону, что она, и смотрел в телефон. Кажется, он не замечал ее, двигаясь своим шагом и обещая скоро перегнать.

Нина вспомнила, как видела его на спортплощадке недалеко от дома. Видимо, он и правда живет в том же районе, что она. Если это не повод пройтись вместе, то что тогда? И она шагнула ему навстречу.

– Тебе в какую сторону?

Сет кивком подбородка указал направление.

– Мне тоже. Пойдем вместе?

Ридли спрятал сотовый в нагрудный карман, мечтательно поднял глаза к небу. Согласился:

– Давай.

Они пошли рядом по тротуару из квадратной бетонной плитки в два ряда, аккурат на две персоны. Старались не налететь друг на друга, подстроиться под комфортную обоим скорость ходьбы.

Сет неосознанно оттеснил Нину к газону, а сам пошел ближе к дороге. Ему было спокойнее, если между ней и случайно вылетающей на тротуар машиной окажется буфер в виде его тела, но он не отдавал себе в этом отчета. И плевать, что дорога почти пуста.

Они вместе идут домой. Впереди как минимум двадцать минут, если держать такую же скорость. Спасибо тебе, прорвавшая канализационная труба. Очевидно, этот день он будет помнить до конца жизни. Несмотря на это, Сет не мог уронить и слова, приближая себя к катастрофе. А вдруг Нина тоже не заговорит? Вся надежда на нее.

Она действительно молчала первые несколько минут, будто привыкая к его присутствию. Он тоже молчал, но по другой причине. Стеснялся, понимая, что со стороны выглядит как зазнавшийся кусок говна, которому просто неинтересно, не о чем говорить с такой, как Нина, и он не удостоит беседой неудачницу, которую сторонятся в школе. С момента, как они общались в гараже, прошла целая вечность, и тот случай скорее казался полувыветрившимся сном, чем явью.

Молчание не мешало им переглядываться. И всякий раз, как Сет встречал ее прищур, словно помеху слева, он неосознанно замедлял шаг. Потому что и время для него замедлялось. Наконец-то он перемещался в ее световой конус. Усилия не прошли напрасно.

Та часть его тела, со стороны которой шагала Нина, как будто онемела, включая лицо и пальцы. Расстояние между их плечами не составляло и фута. Можно оступиться и задеть ее. Легкий ветерок поднимал свободно лежащие волосы Нины и перемещал так, будто она плавала под водой. Самое очаровательное было в том, что она не обращала на это внимания, хотя редко ходила с распущенными. А Сет дышал полной грудью, стараясь вдохнуть в себя как можно больше частиц, когда-то принадлежавших ей. Накопить их в собственном теле, оставить на память.

Волосы и кожа Нины пахли ветром, улицей, пылью и солью. Это был запах свободы и долгих прогулок на свежем воздухе, запах постиранных вещей, которые мама приносила домой после сушки на заднем дворе. Запах самой жизни. Точно так же пахли волосы Сета в детстве, если он осенью шел домой без шапки, а кругом все палили костры, сжигая опавшие листья и садовую ботву. Мать всегда это чуяла и ругала его за халатное отношение к здоровью. А на следующий день у него начинался насморк.

Ассоциации, которые вызывала эта девчонка, неизменно отсылали Сета к детству, делая ее образ родным и узнаваемым, ностальгически приятным. Как будто кто-то накладывал теплые целебные пластыри на все раны, полученные им в течение жизни и до конца не затянувшиеся.

Нина была как домашний вязаный свитер, мягкий и удобный, который ни за что не выбросишь, сколько бы ни ругалась мама; как прохладная сторона подушки душной ночью, как самая приправленная чипсина в пачке. Все, что бы ни было в этом мире хорошего и приятного, без сомнения, находилось в Нине, исходило от нее.

Не может быть, чтобы так ее воспринимал кто-то еще, кроме него. Эта мысль полой иглой проникала в грудь, кралась прямо в сердечную мышцу. Поначалу он мог терпеть эту иглу, но со временем это становилось невыносимо.

Так почему же он молчит? Почему не может воспользоваться шансом и заставить себя вымолвить хотя бы слово, пока она идет рядом, и больше кругом никого нет? Сет повернул к ней голову и стал смотреть, как будто искал ответы на свои вопросы. Или мотивацию наконец открыть рот.

Он вообще обожал на нее смотреть, но старался не думать почему. Ему было привычнее не отдавать себе отчета в том, отчего его так тянет к этому человеку, отчего он неосознанно подмечает в ней всякую мелочь, зачем выучил ее наизусть, знает лучше, чем себя самого.

Всю неделю Дженовезе ходила в джинсовом комбинезоне на одной поперечной лямке, меняя только футболки под ним, обувь и носки. И сегодня тоже была в нем.

– Вся остальная одежда, видимо, безвременно канула в пожаре, – изрек он, не успев себя остановить.

Нина широко улыбнулась. Один резец острый, другой тупой. Это была одна из ее улыбок, которую Сет окрестил акульей. Она обычно возникала, когда Нина злорадствовала, но смеяться не собиралась, или планировала нечто такое, что никому не понравится.

– Мысли вслух – не лучшее, с чего стоит начинать диалог.

– Я его хотя бы начал, – парировал Сет.

– Резонно. Значит, хочешь обсудить мой любимый комбинезон?

Дженовезе с любопытством заглянула ему в лицо. Глаза у него были такие, будто он наглотался наркотиков. Зрачки чернильные, радужки мутные.

– Ну, раз любимый, то никаких претензий.

Сет изо всех сил изображал безразличие, напитывая голос нейтральными интонациями. Чем ближе оказывалась к нему Нина, тем сильнее ее хотелось оттолкнуть. Выпихнуть обратно из своей зоны комфорта, чтобы спокойно наблюдать за ней на расстоянии, как привык, без риска.