Пустота

скачать книгу бесплатно


– Ну, бездной, – сказал я. – Вроде как её привлекает то, что во мне есть бездна.

– Почему на увидела бездну в тебе? Ты и есть бездна. Знаешь… Мне кажется, что существуют такие люди, которых засасывает в темноту. Может быть, она из таких.

– Возможно, – допустил я. – Но ты лучше её. Ты – фантазия. Безупречная, идеальная фантазия, которая никогда не сможет меня убить.

– Это мы ещё посмотрим, – улыбнулась фигуристка. – Главное, чтобы ты не убил сам себя.

– Это сложно…

– Легко, – уверенно сказала она. – Стоит просто вылезти из ванной, выпить горячего чая и заснуть, обняв подушку… У тебя был какой-то стишок… Как там… Я помню! «Ты – слишком большая, я – слишком маленький. Ты ходишь в школу, я – в детский садик, ты целуешь мальчиков, ну а я – подушку. Ты обводишь пальчиком розовые губки. Ты стоишь красивая в снежно-сладой вате, я иду, избитый, собой на кровати…»

– Замолчи, – перебил я её. – Не читай мне мой позор. Меня от него тошнит.

– Ты просто вытрёпываешься.

– Нет. Не надо этого делать. Пожалуйста.

Она остановилась. Замолчала. Просто сидела и смотрела на меня. А я – на неё. Или в стену – не так важно.

– От тебя сильно разит водкой… – промолвила фигуристка через секунду. – Зачем ты её в себя влил?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Просто так. Это помогает развалиться.

– Ты преувеличиваешь, Федя, – глухо прошептала фигуристка. – Тебе не стоит играть в это дурацкое саморазрушение. У тебя нормальная жизнь. Тебе просто надо взять себя в руки, поработать над своими проблемами, побороться… Ты должен поставить себе цель.

– Это невозможно… Откуда мне её взять? Просто придумать? Нет никакой цели и никакого смысла. Сплошной абсурд, придуманный сумасшедшими людьми от безделья, в который все почему-то верят.

– И ты поверь, – вставила фигуристка, слегка улыбнувшись.

– Подай мне бритву, пожалуйста, – попросил я свою фантазию.

– Зачём?

– Положу себе в рот, – почему-то промолвил я.

Какую, к чёрту, бритву? В какой рот? Что я говорю? На кого я похож? На сраного эмо-подростка. Но я же нормальный человек. Я не такой идиот.

– Что за безумие? – спросила она. – Зачем класть себе в рот бритву?

– Чтобы поверить в абсурд, понимаешь?

– Нет, – помотала она головой.

– Ну ты и не должна понимать, – признал я. – Ты же красавица из телевизора. Скажи, тебе не скучно здесь, со мной? Там, в телевизоре, всё так светло. Там такие чистые, безупречные люди. Ты не хочешь обратно?

– Нет, не хочу, – помотала она головой. – Мне не скучно здесь находиться. Просто грустно… Смотреть на то, как ты сходишь с ума, как разлагаешься. Мне обидно, что я ничего не могу сделать.

– Мне тоже.

– Ты ведь когда-то был другим… – протянула фигуристка. – Что сделало тебя пустым? Это Полина?

– Нет, она ни в чём не виновата, – ответил я. – Она даже не знала о том, что я любил её… Слава Богу не знала, а то её бы стошнило.

– Но ведь последние стихи, которые ты написал, были о ней.

– Это не совсем так. Я никогда не писал ничего о живом человеке. Я брал его за основу и придумывал образ. Ту Полину из стихов я выдумал сам. В реальности я её плохо знал. Мы почти не общались. Я проучился с ней шесть лет, с пятого класса и до одиннадцатого, и ни одного нормального разговора у нас не было. Только в сети мы несколько раз общались. Но это не по-настоящему, да и вёл я себя там, как придурок. Вот и всё. А так… Я никогда даже не был на настоящем свидании с девушкой.

– Ты такой трус… – промолвила фигуристка, опустив глаза вниз.

– Это одна из причин, почему у меня никого и ничего не было.

– И тебе совсем не хочется любви? – она снова подняла глаза на меня.

– Любовь – это только фантазия, – произнёс я. – Если так, то у меня уже была любовь.

– Это же не по-настоящему!

– Мне кажется, что выдуманная любовь куда реальнее той псевдоромантики, что есть у большинства людей. Она чистая, не засорённая телами, спермой и бытом.

– Ты меня любишь? – вдруг почему-то спросила моя фигуристка.

– Наверное, – допустил я. – Но ты – не Полина. Ты, скорее, просто одно из воплощений её безупречной красоты.

– А я тебя почему-то не люблю, – расстроено промолвила она.

– Так и должно быть, – улыбнулся я. – Это придаёт образу полноты. Каждый ангел должен быть недостижимым. Это так прекрасно…

– Ты побледнел, – заметила фигуристка. – У тебя зубы дрожат. Вот, возьми меня за руку, – она протянула свою тёплую, тонкую руку ко мне.

Я схватился за неё… Ничего себе… Словно фигуристка и правда была здесь. Только её рука была холодной. Как у Полины.

– Я не могу при тебе встать, – сказал я. – Ты забыла, что я без трусов?

– Ах да, – покраснела она мило так, словно маленькое яблочко, – я выйду и вернусь завтра, хорошо?

– Да, – согласился я. – Так и сделай.

– Тебе нужно побыть одному, – сказала она. – Прощай.

– Пока.

Я вылез из ванны. Вытерся. Посмотрел в зеркало. Нет, кажется, я вовсе не побледнел. Вся та же розовая, свиная, прыщавая рожа.

Я тронул руками уходящую воду в ванную. Тёплая. Наверное, я совсем схожу с ума. Ладно. Ничего страшного.

Я почистил зубы, выдавил парочку самых сочных гнойников, смыл гной с кровью с лица, затем смазал всё мазью. Морду защипало. Хорошо.

Я вышел из ванной, надел трусы и, улёгшись на кровать, погрузился в бессонницу, плывущую, словно одинокий корабль, среди чёрной, ночной пустоты.

Глава 3 Лес

Пустота прыгала на батуте моего сердца. Она пела весёлые песенки, лаяла, кричала. Но я старался не обращать на неё внимания, игнорировать её, делать вид, что пустота – где-то далеко, а не внутри меня. Я старался смотреть в лицо реальности. За окном дул сильный ветер, который стучался в окна, пел песни, убаюкивающие мёртвых малышей. Кажется, этот ветер никогда не прекращался. Шагал по улицам, махал невидимой картонкой на серый, обшарпанный город, словно на горящий мангал. Дворники пытались убрать снег, но они не справлялись с этой гигантской, великанистой белой волной, которая заваливала двери подъездов и частных домов.

Небо цвета воды из лужи выливалось на землю медленно, по частям. По двору колесили железные клетки с преступниками, управляемые людьми в чёрной одежде и в шапках с кокардами. Каменные стены засасывали в себя чувство свободы, словно чёрные дыры. Я сидел на стуле и пытался написать эссе по русскому языку. Ничего не получалось. Вернее, получалась какая-то хрень. Я писал лист за листом, потом читал и выбрасывал. И так уже три часа. Ни одного нормального слова. Ни одной нормальной фразы не ложилось на белый, пустой лист бумаги… Да, я ничем не мог разбавить ни пустоты бумаги, ни пустоты жизни. Что я за человек? Встал. Пошёл на кухню. Там воняло чем-то кислым, противным. Мусорка была до краёв заполнена. Она напоминала огромную гусеницу, которая, удобно усевшись в ведре и широко раскрыв пасть, ждала своей самой главной добычи. Меня.

Игнорируя запах, я достал из холодильника йогурт. Хотелось перекусить чего-нибудь лёгкого, вкусного, сладкого, и йогурт был в самый раз. Я открыл упаковку, но йогурт оказался просроченным. Затем я открыл вторую пачку. То же самое. Проклятье.

Я кинул гусенице добычу и ушёл в свою комнату – разлагаться, чтобы в конце концов оказаться в мусорке. По частям или целиком – не так важно.

Я не знал, чем себя занять. Вернее, дел было полно, но заниматься ни одним из них я не мог. Попробовал включить порнуху и расслабиться, но от вида голой девушки и полового члена меня чуть не стошнило. Наверное, я пересмотрел слишком много порнухи. Когда мне по-настоящему хотелось её смотреть? Давно. Зачем тогда я из раза в раз включаю эту гадость? Просто так. Чтобы на секунду, в тот самый момент, когда всё заканчивается, почувствовать себя живым.

Я снова посмотрел в окно. Последнее время зима казалась мне настоящим разрушителем. Как она борется, как старается уничтожить, заморозить любую жизнь… Обесцветить её, создать вокруг холодную, безжизненную, воющую от боли пустыню. Да, природе тоже знакомо саморазрушение, желание убить в себе всё, каждого таракана и всех тараканьих богов.

Я хотел, чтобы сейчас пришла фигуристка и поговорила со мной. Но её приход никогда не зависел от меня. Она существовала сама по себе и вела себя, как хотела сама.

Вспомнив про фигуристку, я решил посмотреть на её тень. На Алису. Нашёл её аккаунт и пролистал её фотографии. Начал со старых. Одна фотография у воды. Жёлтый песок, камни, лавочки и голубое, бархатное море, сливающееся с тёплым, чистым и безоблачным небом. Она, беловолосая, улыбающаяся, мокрая стоит по центру. С широкой улыбкой с белыми, как страницы только что купленной книги, зубами, с воздушными губами, похожими на два облака, на две подушки, небольшие, но такие мягкие и приятные, что хочется улечься на них и заснуть крепким сном. На Алисе был розовый купальник и такого же цвета трусы. Всё намокшее, влажное. Сочетание желтых волос, белой, молочной кожи с розовым бельём напоминало мне мороженое. Сладкий пломбир с клубничным джемом в вафельном рожке. Брови, глаза – словно маленькие капельки шоколада, добавленные аккуратно и осторожно, чтобы не сделать мороженое слишком сладким.

Сзади стояло несколько лавочек, на которых, правда, никого не сидел. Кроме, разве что, высокого, широкоплечего, хорошо сложенного парня в майке и с татуировкой в виде льва на левом плече. Он внимательно смотрел на Алису. На его неподвижном, забетонированном лице не было ни единой эмоции. Его по-барсучьи маленькие, голубые глаза выражали недоброжелательность, в них хранилась большая любовь к себе и желание выглядеть настоящим мужчиной. Его прекрасные, как у принца из мультика, чёрные волнистые волосы, зачёсанные назад, ярко блестели от лака.

Мне показалось, что где-то я уже видел этого человека. Ещё бы… Такие лощёные парни все на одно лицо. Я посмотрел ещё несколько фотографий. На парочке фоток был он. Алиса обнималась с ним, целовалась. Она висела у него на шее, обхватив его торс двумя своими маленькими, красивыми ножками в розовых кедах и белых носочках. «Видимо, это её бывший парень», – сразу подумал я.

Я пролистал дальше. Свежих фотографий с ним у неё не было. Я открыл список её друзей и порылся там. Черноволосого красавца в списке точно не присутствовало. Интересно. Я снова вернулся на её страницу. Здесь стояла ссылка на её Instagram. Ник: lilissa98. Оригинально.

В её инсте было совсем мало фотографий. Всего восемь штук. Одна фотка с тем самым черноволосым парнем, несколько фотографий её красивого лица, зато последнее фото – с Артуром. Непросто фото после концерта… Они лежали вместе на каком-то белом ковре. Он – голый (по крайней мере, на фото были видны только его оголённые плеч и грудь), а она – в той самой рубашке, в которой Клык читал свои мерзлотные стишки. Интересно. И, главное, понятно. Он сделал то, что обещал. Сделал, не постеснялся. Молодец, сука. Хороший ход. Я улыбнулся и поставил лайк со своего пустого профиля, на котором не было ни одного снимка – только дурацкие картинки, нарисованные дураками.

Я вернулся к её фотографиям с тем брюнетом и лайкнул и их. Пусть порадуется.

«Она такая же, как все, – подумал я. – Просто сентиментальная, глупая девка, которая бегает от одного красивого парня к другому. Что я делаю? Она же вчера показалась мне дурой. Она – просто пустота. Такая же, как все девушки. В них же нет ничего… Или есть всё? Мне кажется то так, то иначе. Наверное, это означает, что у меня совсем нет собственного мнения. И плевать».

Может, я просто слишком впечатлительный. Может, красота способна породить в моей голове человека, которого нет на самом деле. Да, это так. Всё, что я думаю про девушек – не по-настоящему. Я могу быть счастлив только со своей фантазией. Только фантазию я смогу по-настоящему полюбить. Только ради фантазии смогу убить себя. Выкинуть из квартиры под названием «мир» этот мусор под названием «я».

Вспомнив о мусоре и его вони, я решил от него избавиться. Оделся, пошёл на кухню, достал из ведра мешок и закрыл пасть гусенице. Затем я взял его в руки. С него стекали маленькие, противные капельки-слюни. Я быстро вынес истекающую кровью гусеницу из квартиры, закрыл дверь и нажал кнопку вызова скрипучего лифта. Однако он где-то застрял и не двигался. Пришлось нести мусор по лестнице. Поверженная гусеница оставляла на лестнице кровавый след. Пусть все видят, как она умирала.

Я вышел из подъезда и бросил мусор в большой контейнер, стоящий рядом. Попал. Какая удача. Три очка.

Я развернулся, рассчитывая вернуться в подъезд, однако со спины услышал знакомый голос. Меня звал тот самый рыжий, как дьявол, мальчик с кипой листовок в руках.

– Эй, стой, – воскликнул он.

Я послушался. Когда парнишка был уже совсем близко ко мне, он поскользнулся, упал и выронил часть листовок из рук. Я подошёл к нему и, присев, помог мальчику собрать бессмысленные бумажки с самодовольной, чистенькой рожей Дровосецкого, которая чем-то напоминала мне лицо только что виденного на фотографиях Алисы брюнета.

– Что ты здесь забыл? – спросил я мальчика. – Меня что ли подкарауливал?

– Ещё чего… – протянул он, – я в этом доме только что листовки развешивал. У меня вообще целая гора была. Я больше всех взял в штабе. И быстрее всего их разношу… Смотри, как мало осталось!

– Лучше бы уроки учил, – сказал ему я, – чем заниматься такой глупостью.

– Я и так учу их, – сказал он мне. – Не все, правда, а только те предметы, которые мне нравятся, которые помогут мне сражаться за будущее страны.

– Ты ещё маленький, чтобы сражаться за неё, – усмехнулся я. – Да и страна обычно не любит тех, кто за неё сражается. Стране нужно, чтобы ей прислуживали… Точнее, государству, а не о стране.

– А кому ещё за неё сражаться? – перебил меня мальчик. – Взрослые же не хотят.

– Н-у-у-у… – протянул я. – Они знают, что листовками тут ничего не изменишь.

– А чем изменишь? – спросил он меня.

– Не знаю… Может, только чудом. Но я не верю в чудеса.

– А почему? – не отставал мальчик.

– Потому что я в принципе не верю в то, с чем лично не сталкивался, – соврал я.

– Ну тогда и не говори, что тут только чудо всё изменит… – промолвил мальчик. – Это лишь оправдание для собственного бездействия. Просто тебе лень бороться, а ещё тебе страшно, вот ты придумываешь нелепые отмазки! Но Дровосецкому не страшно! Он хочет этих воров взять и выкинуть.

– Как в сказке, – усмехнулся я.

– Причём здесь сказка? – не понял он.

– Потому что только в сказке зло можно победить, – сказал я. – В реальности же его куда больше, чем добра, и оно всегда одерживает верх. Сама власть, парень, и есть зло. Она пробуждает всё худшее, что есть в человеке. Она даёт обычному муравью понять, что другие должны ему подчиняться, она ставит его во главе пищевой цепи, и он начинает пожирать всё и вся, будто огромный червяк.

– Врёшь ты всё, – ответил мне Ваня. – Были и хорошие правители.

– Хорошие они только по сравнению с уродами, – усмехнулся я. – А если посмотреть лучше, то обнаружишь, что «хороший правитель» – тот ещё злодей. Просто зло, малой, очень часто выглядит как абсолютное, божественное добро. Поэтому, собственно, люди на него и ведутся.

– Нет, Дровосецкий – не злодей! – крикнул мальчик. – Он хороший человек, живёт в обычной квартире в центре города, его дети ходят в обычную школу! Он закончил наш университет, а не какой-нибудь московский! Поэтому он – наш, а не назначенец из Москдора. Я сам с ним общался и точно могу сказать, что это честный человек.

– Он может казаться кем угодно, – сказал я. – Это же политик. Среди политиков нет ни одного честного человека. Все они пытаются трахнуть нас, обычных людей, в жопу, ну и некоторые, особенно жестокие, ещё и в рот. Разница между всеми политиканами только в том, что они выбирают для этого разные позы и стили. Некоторые насильно держат твою голову, заставляя заглатывать глубже, и их называют тиранами, а некоторые поправляют твои волосы, чтобы они не мешали тебе сосать, это либералы. Но суть-то одна.

– Фу! – крикнул мальчик. – Какой ты пошляк! При чём тут это вообще?

– Всё это выглядит как-то так. Возможно, сравнение грязное, но политика – это тот ещё свинарник или бассейн с дерьмом. Если ты туда входишь, то сразу по шею погружаешься в говно. У тебя сразу есть выбор – либо тонуть и в конечном итоге умереть, либо плыть, бороться с другими. Так или иначе, находясь в бассейне с говном, ты сам в скором времени сольёшься с ним… Вы будете пахнуть одинаково, вы станете одним целым. Это безвыходная ситуация.

– Ты всё усложняешь, – сказал мне мальчик. – Есть хорошие губернаторы, при которых область развивается, её экономические показатели растут… Ну, люди большую зарплату получают, город развивается, идёт куда-то, а не существует где-то на периферии, в пустоте. Короче, есть примеры хороших людей во власти. Ну или более ли менее хороших. В конце концов, у всех есть свои недостатки. У кого-то их больше, у кого-то меньше. Вот у Дровосецкого их меньше, чем у всех его конкурентов вместе взятых. Поэтому я – за него.

– Ну я рад за тебя, – пожал я плечами. – От меня-то ты чего хочешь?

– Чтобы ты поверил в Дровосецкого! – крикнул Ваня. – Ты вроде умный человек, но слишком злой. Вроде за правду, но она у тебя какая-то исковерканная, чёрная. Не понимаю, как так.

– Правда всегда чёрная, парень, – сказал я.

– Будь она такой, я бы её не принял.

– А тебе и не надо её принимать, – проговорил я. – Извини, что занимаюсь наставлениями, но это так… Правда делает жизнь скучнее, мразотнее. Она отнимает желание пробовать что-то новое, не позволяет любить людей, радоваться обычным, приятным вещам. Она окутывает тебя и вырывает сердце… Грабит тебя, ворует способность сопереживать. Она делает это потому, что правда в сочетании с состраданием – это большая боль… Это – смерть. Поэтому в правде нет никакой силы… Да, всё не так, как у Балабанова в «Брате». В правде есть только боль. Бесконечная боль от того, что ничего никогда не изменится, что весь мир – только пустота.

– Ты потерял смысл жизни? – задумчиво промолвил мальчик. – Так вот, почему ты такой грустный. Ты не подумай… Мне нравятся грустные люди.

– Почему?