скачать книгу бесплатно
Но запаха не было. Пахло обычными женскими духами. В мусорке лежал презерватив, который достали, но так и не успели воспользоваться. На полу не было больше ничего. На стене висела надпись «Ногами на унитазы не вставать». Я никогда и не вставал ногами на унитазы, но сейчас, после этого случая, из которого я вышел победителем и даже не получил синяк под глазом, я решил почувствовать себя царём горы, и встал на свой пьедестал. Сначала я смотрел вниз, на водичку, которая медленно окрашивалась в жёлтый цвет, но затем решил стрелять вслепую и посмотрел, что за мусор валяется за унитазом. Там было чисто – видимо, туалет мыли ежедневно. Однако приглядевшись, я заметил, что за туалетом лежало что-то блестящее. Закончив свои дела, я слез с унитаза, нагнулся и достал эту вещь. Ей оказалась обыкновенная женская заколка с цветочками и маленькой, едва различимой надписью: «дочке от папы».
«Может, эта заколка принадлежит Алине, – подумал я, – а может, она валяется тут давно. Хотя если за туалетом так чисто, значит её бы убрали раньше».
Я ополоснул заколку под краном, вытер её бумажными полотенцами и положил себе в портфель. У меня была мысль прямо сейчас подойти к Алине и спросить, не её ли это заколка, но после произошедшей всего несколько минут назад стычки, разговаривать с ней было как-то неловко.
Я решил пока оставить заколку у себя, а потом через кого-нибудь передать её Алине. Много моих одногруппниц знало её лично, так что проблем с этим возникнуть не должно было.
Затем я помыл руки и вышел из туалета. Артур Клык, надрываясь, читал стихи Сергея Есенина. Юноша был красным, как клубничное варенье (и таким же сладким), кричал на весь зал строчки мейнстримной и заетой до дыр поэмы «Письмо к женщине», которую наизусть знала каждая сидящая в зале девочка из-за «фееричного прочтения» актёра Сергея Безрукова.
Девочки плакали, представляли себя этой самой женщиной из поэмы… Любая из их в этот миг думала, что каждое слово, произнесённое со сцены «новым Есениным», то есть гениальным и харизматичным Артуром Клыком, обращено именно к ней, и ни к кому больше.
Алиса тоже слушала Клыка, не спуская улыбки с красивого, довольного лица.
Я вернулся и присел за столик, но она даже не обратила на меня внимания и продолжила восхищённо смотреть на сцену. Когда Клык закончил свою наигранную истерику, перевозбуждённые, истекающие слезами (и не только) девчонки вскочили со своих мест и принялись хлопать что есть сил.
– Артур! Артур! Артур! Артур! – закричали они хором.
Некоторые визжали и даже свистели.
Клыку, словно народному артисту России, полетели на сцену цветы, он поклонился несколько раз, поцеловал в щёчку какую-то поклонницу, поднёсшую ему букет, и, переждав овации и поиграв на публику, продолжил своё выступление. Как только все уселись и действие немного успокоилась, Алиса заметила, что я вернулся и сижу вместе с ней за столом.
– Блин, надо было сейчас ему портрет подарить, – разочарованно сказала она. – После концерта может не быть шанса… Блин… Хотя после, может, я смогу ему несколько слов сказать. Но даже если не смогу, ты меня с ним познакомишь, вы же друзья?
– Мы не друзья, – ответил я с ощущением, что я говорил это уже раз сто. – Я ним даже ни разу нормально не разговаривали.
– Как это не друзья, вы же учитесь вместе?
– Не вместе. Просто на одном факультете. Ты тоже на этом же факультете числишься, и что? Ты же с ним не знакома.
– Ну… – протянула Алиса, – лингвисты вообще существуют обособленно. Мы никого не знаем, нас никто не знает. А остальные… У них больше общих пар. А ты, кстати, на каком направлении учишься?
– На журналистике, – сказал я.
– Хорошо. Ты, кстати, где так долго был? Я подумала, что ты вообще решил уйти домой.
– У меня был понос, вот и задержался. – зачем-то сказал я.
– Ну ладно – спросила она, сделав вид, что пропустила слова про понос мимо ушей.
На этом разговор вроде бы закончился, однако через минуту Алиса решила возобновить его.
– Вообще-то нельзя такое девочкам говорить, – смотря на сцену, всё-таки промолвила она.
– Мне можно, – ответил я.
– Странный ты, – заметила Алиса. – Это прикольно, но… немного пугает.
Начался новый стишок. Снова что-то про взволнованное дыхание, кофе, сигареты, ноутбук и перчатку. Скука. Скоро она должна была закончиться. Да и бедный Артурчик уже изрядно выдохся. Он продолжал прыгать по сцене, громко орать, краснеть, плеваться и пучить глаза, но теперь делал это менее охотно. В голосе у него часто появлялась отдышка, да и перерывы на винишкопой и разговоры с малолетними фанатками стали занимать куда больше времени. Я продолжал сидеть и, как мудак, ухмыляться.
Моя рука прочно слиплась с вспотевшим лбом. Однако Алиса моих выходок даже не замечала. И хорошо. Со стороны это смотрелось очень глупо, я полагаю.
Наконец, пытка закончилась. Самодовольно подняв голову, он произнёс:
– Спасибо, дамы и господа, что почтили своим вниманием этот поэтический вечер. Я всем вам очень благодарен за внимание к моим стихам и к поэзии в принципе. Сейчас, как вы знаете, молодое поколение сидит в социальных сетях, в инстаграмах и твиттерах, и совершенно ничего не читает, не интересуется искусством. Я рад, что вы не такие… И вместе с вами мы обязательно изменим не только взгляд на поэзию, но и всю поэзию в России. Спасибо вам! Если кому-то нужны автографы, я выйду минут через десять. Только воды попью, покурю, а потом будут фото, росписи и так далее. Хорошо?
– Хорошо, – пропищали девочки со слезящимися глазами.
Совсем немногие пошли на выход. Большая часть людей осталась сидеть в зале, слушать лёгкую музыку, которая играла из колонок, и ждать Клыка.
Мне не хотелось ещё раз видеть этого гада. Хватит. Пустота заполнила меня, и даже ненависти к Артуру сейчас не было. Я выгорел. Даже Алиса не казалась мне прекрасной. Она – просто ничего. Только ветер за стенами. Ветер, который хотелось впитать в себя.
Я испытывал потребность простудиться. Чтобы заложило нос. Чтобы я перестал дышать, чтобы чувствовал, как в горле першит, как там ползают муравьи, желающие угодить своей королеве. Я захотел кашлять, захотел задыхаться, захотел сломать в себе что-то.
– Ты не будешь ждать? – робко спросила Алиса меня. – Пойдёшь домой?
– Да, я устал, – ответил я. – Пожалуй, пойду.
– Могли бы на такси вместе доехать, – смущённо промолвила она.
Нет, это было невозможно. Она клеилась ко мне? Зачем ей нужен такой урод? Может, ей совсем не важны физические характеристики? Ну я же за всё это время, пока был с ней, показал, чего стою. Показал, какой я мудак, показал, что мне ничего не интересно, показал, что я – унылое, заикающееся говно. Что ей ещё нужно? Нет. Она симпатичная, хорошенькая девочка. Зачем я буду портить ей жизнь? Нет. Я не позволю тебе быть с чудовищем.
– Я хочу прогуляться до дома пешком, – заявил я.
Это была правда. Я действительно хотел идти своим ходом. Почему бы и нет?
– По морозу? – удивилась она. – Ну ладно. Это странно, конечно… Но мне всё это нравится… Знаешь, сейчас люди все такие банальные, ни в ком нет ничего неожиданного, а тебе, кажется, есть…
– Что ты имеешь в виду под «неожиданным»? – спросил я.
– Нечто вроде бездны… – сказала она. – Это круто, знаешь. Придаёт всему этому какой-то интриги.
– Возможно, – пожал я плечами и уже собирался уходить, но она остановила меня.
– Погоди… – двинулись её розовые губки. – Я бы с тобой ещё как-нибудь встретилась вне вуза. Ну, ты вроде интересный собеседник. Не бесишь меня, не нозишь…
– Можно как-нибудь повидаться, – безразлично промолвил я и пожал плечами.
– Тогда дай мне свой номер, ок?
– Хорошо, – согласился я и начал произносить скачущие перед глазами циферки.
8913…
По вдруг, перед последними двумя цифрами, я остановился.
«Зачем ей это? – подумал я, – ей будет лучше, если мы не увидимся… Но она так похожа на мою фигуристку… Она такая красивая, такая живая, такая хорошая, добрая. Она… Девушка… Вот именно. Она девушка. Ей нужна любовь. Ей нужен нормальный человек, который сможет защитить, помочь… Вот это всё… Из школьных книжек… Ей будет стыдно со мной. Она будет со мной только из жалости, она будет терпеть меня, сопереживать мне поначалу… А потом растопчет меня, скажет правду, скажет, что на самом дела думает обо мне! Нет, я не хочу… Я – нелепость, а нелепости запрещены нормальные вещи, ей запрещены поощрения. Нелепость должна быть проклята навечно. Её должны наказывать из раза в раз, её должны устранять, словно системную ошибку. В жопу всех. Пусть эта девочка забудет обо мне, как о страшном сне! Как банально это звучит. У человека, способного творить и делать хоть что-то похожее на искусство, оно бы не вырвалось. Но я же не человек, способный хоть творить… Я – просто нелепость, и мне было бы хорошо просто замолкнуть, остановиться, прекратить делать всё что угодно, просто стать чем-то, чего нет… Пустотой».
Прокрутив этот дурацкий поток мыслей в своей голове, я продиктовал ей последние две цифры. Переставил их. Сказал неправильный номер. Вот и всё. Я пожал Алисе руку и вышел из клуба.
Как назло, прямо у дверей клуба курили Витя с Артуром. Оба взглянули на меня с насмешкой и злостью.
Я попытался спокойно уйти, даже не глядя на них, но Витя не хотел забывать произошедшего в туалете. Правда, рот открыл совсем не он, а этот лощёный недопоэт.
– Ты что в туалете устроил, дебил? – наехал на меня Артур.
– Иди в жопу, Никита… Простите… Артур, – бросил я ему, даже не смотря на этого придурка.
– Что ты сказал? – вроде как не понял Клык.
– Я те говорю, он больно борзый, – наконец, залаял Витя.
Я промолчал. В конце концов, их было двое. Плюс рядом стояло несколько фэнов Артура, которые в случае чего готовы были вступиться за своего кумира.
– Так что ты здесь делаешь? – кукарекал Клык. – В туалетах пришёл драться? Или захотел людям настроение испортить? Я видел, с какой рожей ты сидел за столом. У тебя, кстати, девочка красивая. Я бы её сегодня отымел! Ты её бросил там, да… Опасно оставлять такую красавицу в одиночестве. Тем более, если она прётся от какого-то парня. Портреты ему рисует, автограф просит. Она моя фанатка, а для любой фанатки её кумир – Господь Бог. Что он скажет – то она и сделает. Так что я спокойно смогу её трахнуть.
– Хех, – усмехнулся я. – Трахай. Кажется, у неё никого нет. Да и вкус у неё херовый.
– Ты о чём?
– Да стихи твои… – пояснил я. – Такого говна я в жизни не слышал. Даже у районных давалок получается лучше. Кстати, для кого эти эмоциональные прочтения Есенина? Не для них ли часом?
– Слышь сюда, сука! – подскочил ко мне Клык. – Не будь здесь людей, я за такие слова бы тебя…
– Что сделал бы, клюнул? – усмехнулся я. – Ну давай, петушара!
– Он, походу, камикадзе, Артур, – предусмотрительно остановил друга Витя. – Брось этого лоха, ещё разборки тут устраивать… Люди сфотают, выложат в сети. Тебе это надо? Он в нашем корпусе учится, так что вдарить ему в любой момент можно.
– Хорошо, – согласился «поэт». – Тебе везёт сегодня, сука. Но это не всё, ясно? Ты мне теперь личный враг, сволочь. Так что за свои слова ты ещё ответишь.
Он пихнул меня в бок и пошёл обратно, в клуб, к своим фанаткам, жаждущим автографов. Я ухмыльнулся ему, зачем-то показал ему фак и пошёл прочь.
Вновь обошлось без драки. Хотя меня было за что бить. Я снова перегнул палку и чуть не получил по лицу. А ведь хотелось сегодня подраться, да? Настроение подходящее. Разбить себе морду, а может, и ещё кому-то. Почувствовать боль. Уйти, как раненный зверь, а не как комнатный мальчик. Ладно. Проехали.
Я повернул на дорогу и пошагал домой, вдыхая холодный ночной воздух. Я чувствовал, как Сибирь, словно кит воду, выпускала из себя темноту, смерть и завывающий ветер, который сливался со мной, и мы с Сибирью опять были едины в своём перманентном безумии.
Я шёл по улице, видя людей… Их носы, похожие на дуло двустволки, их волосы, напоминающие мне о свисающих к земле ветках берёз, их глаза – заострённые клювы ворон…
Я проходил мимо сугробов и черо-зелёных многоэтажек. Мимо неоновых вывесок и торговых центров, на фоне которых снег блестел и искрился. Я замерзал, но, как и планировал, расстегнул куртку и кофту. Моё горло почувствовало настоящий, обжигающий холод. Хорошо… Теперь пусть на меня набросится лицехват холода и положит в моё тело эмбрион простуды.
По дорогам мчались таксисты – эти растворившиеся в затмении улиц странники. Вместе с ними шествовали одинокие, потерянные в метели машины, которые казались падающими звёздами, уходившими в пустоту.
Я шёл по обочине дороги. Наверное, мне даже было хорошо в этом бесконечном, недружелюбном океане, состоящем из ночи и холода. Или наоборот – из холода и ночи.
В банке, на пятом этаже большого, стеклянного здания ещё то-то работал. Одно окно тускло горело. Я присмотрелся. Там сидела красивая, взрослая женщина в коричневом пиджаке. «Наверное, ей одиноко, – тяжело подумал я. – Наверное, ей совсем не хочется возвращаться домой… Но что же поделать… Мы должны возвращаться туда снова и снова, чтобы перезагрузиться, получить обновление, подготовиться жить заново. Нет, мы должны возвращаться домой. Нам необходимо, чтобы каждый день круг замыкался. Снова и снова. Наши часы – круги, наши месяцы – круги, наши дни и годы – круги… Да и что, собственно, наша с вами жизнь, если не замкнутый круг? Путь от пустоты к пустоте.
Я быстро отвлёкся от окна этого дурацкого банка и пошёл дальше. По краю обочины.
Ветер подул яростнее. Метель становилась всё сильнее. Я щурился, но не закрывал лица. Мне нравилось всем телом чувствовать зимнюю сказку, которая обязательно должна быть страшной, сметающей всё на своём пути.
Я не застёгивался. Зачем останавливать разрушение?
Пальцы и нос медленно леденели. Под ногами хрустел снег. Словно это были кости убитых на какой-то из недавно окончившихся войн за судьбу всего человечества. Я дышал трупным запахом. Вокруг был могильный холод, да я и был всего-навсего трупом. Обычным трупом без претензий на что-то большее. Славься, Матушка-Сибирь, одна братская могила! Я люблю тебя всем сердцем, как только можно любить. Я люблю тебя за то, то ты – часть меня. За то, что ты настолько же обречена, насколько обречён я, за то, что ты настолько уродлива, насколько же и уродлив я.
Мои мысли текли зелёным болотом по белым просторам сознания, однако вдруг всё это, все эти мысли и фантазии, весь этот мир, разрушил один голос остановившегося у обочины таксиста:
– Эй! – воскликнул из парень чуть старше меня. – Тебя куда-нибудь подвезти?
– Нет, – буркнул я, – у меня нет денег.
– Да садись ты, задолбал, – сорвался он и посигналил мне, призывая меня потарапливаться.
– Что тебе от меня надо? – остановился я.
– Да сядь в машину, дебил.
– Сам ты дебил, – огрызнулся я.
– Сядь, кретин! – рявкнул он на меня, ударив рукой по рулю.
Он не был похож на маньяка. Просто худой, прыщавый парень лет двадцати пяти в мятой рубашке, чуть напуганный, с бледным лицом, заросшим щетиной. Под глазами – огромные синяки. Волосы свисают до самых плеч. «А что? – подумал я, – сяду к нему, узнаю, что надо этому педику. Может, он какой-нибудь маньяк. Возьмёт и грохнет меня. Тогда хоть весь этот бред прекратится».
Я остановился и сел в его чёрную «Волгу», на которой был написан номер такси. Несколько троек и девяток. Пахло сигаретами. И, пожалуй, рвотой. Видимо, кто-то недавно обрыгал всю его машину.
– Ну окей, – сказал я ему. – Что тебе нужно? Ты псих или кто?
– Замолчи… – вздохнул он. – Я… Куда ты идёшь? Почему не спишь ночью? У тебя бессонница?
Он дрожал. Его лихорадило. Возможно, этот чувак был каким-нибудь сумасшедшим убийцей. Только каким именно? Ведь разные виды бывают…
– У меня часто бывает бессонница, – ответил я ему. – Но не сейчас. Я просто возвращаюсь с концерта.
– Какого концерта?
– Какая тебе разница? – возмутился я. – Там… Выступал один поэт. Мы ходили смотреть на его концерт.
– Мы? Кто это – мы? Ты был с девушкой?
– Да.
– Как её зовут? – спросил он.
– Алиса.
– Она красивая?
– Красивая, но глупая, – зачем-то ответил я.
– Ты трахаешь её?
