Пустота

скачать книгу бесплатно


– Прям как ты, – усмехнулась она.

– Что?

– Ну, ты тоже попал в капкан, который сам себе и построил.

– Да, наверное, – согласился я.

– Ладно, мне пора, – сказала она. – Но не думай, что это наша последняя встреча.

– Я так и не понимаю, зачем я тебе нужен.

– Чтобы удержать равновесие, – пояснила она.

– Ага, прояснила, – ухмыльнулся я.

– Вообще-то, это ты со мной познакомился.

– Всего лишь хотел помочь.

– Ага, конечно, – усмехнулась она. – А если честно?

– Ты просто сильно похожа на фигуристку из телевизора.

– Ха-ха! На кого?

– На фигуристку, – ответил я. – Ты почти такая же красивая.

– Почти?

– Да, – кивнул я. – Она гораздо лучше.

– Ну и ладно, все тёлки из телевизора лучше настоящих, – манула рукой Алиса.

– Не все, – сказал я. – Но та фигуристка… Она волшебная.

– А я? – спросила она, надеясь, что я впервые скажу ей что-то приятное.

– Ты просто дура, – зачем-то брякнул я.

– Ничего лучше я от тебя не ожидала услышать, – разочарованно промолвила Алиса. – Пойду лучше приму комплименты от Артура.

– Максимум, на что он способен: «ты красива, как роза, или как мимоза», – тупо пошутил я.

– Фу! – воскликнула она.

– Вот именно: «Фу!».

На этом наш затянувшийся разговор закончился. Она, картонно улыбнувшись, пожала мне руку и ушла.

Я допил свой остывший горьковатый кофе, оделся и, заплатив, вышел из кафе и потопал в пустоту по улицам этого мифического, холодного города. Рядом с кафе сидела тощая, низенькая старушка. Она была одета в чёрную разодранную куртку, красную шапку и серые штаны. Её лицо выражало злобу и раздражение. Бабка сгорбилась и что-то лепетала себе под нос, постоянно дёргаясь и кашляя.

«Вот суки… – кряхтела она, – только посмотрите на меня ещё раз, мрази… Я вам всем глаза, уши вырву, сварю из них суп и съем. Слушать надо, твари. Думаете, я не смогу вас убить? Вам меня не жалко, суки, и мне вас не жалко. Вы все достойны смерти. Самой жестокой смерти, мрази. Вы все будете выть, как собачки, а ваш череп расколется, как яичная скорлупа. Из неё вылезут книжные черви, такие ненужные, белые, и измажут ваши тщеславные лица в крови погибших идиотов, слова которых вы все с таким трудом старались запомнить! Хе-хе-хе-хе-хе!» – хохотала бабка, а я поспешил побыстрее пройти мимо этой сумасшедшей.

Но бабка побрела за мной, говоря мне в спину: «Не прячь, глаза, москит! Мой сыночек, безмозглый, сильный, красивый, придёт к тебе ночью в маске и убьёт тебя, но сначала изнасилует твою мамашу. Он добрый милиционер… Точнее, теперь полицейский. Он служит президенту. Дети зовут моего сыночка дядя Стёпа. Он даёт детишкам конфетки и учит их тому, что такое хорошо, а что такое плохо. Они ему за это платят уважением и любовью. Детишки любят пососать его леденец. Он такой сладкий. Ты, наверное, завидуешь дяде Стёпе. Но ничего, ты тоже сможешь попробовать леденец. А потом сядешь в специальную норку. Для таких сук, как ты».

Я развернулся и посмотрел бабке прямо в лицо. Она замолчала, залезла мне в глаза и широко улыбнулась. Но никуда не уходила.

Я достал из кармана два рубля и подал ей.

– Спасибо, мальчик, – по-доброму проблеяла старушка. – Дай Бог тебе здоровья.

– А вы верите в Бога? – спросил я.

– Верю, милок. Как же в него не верить? Все под Богом ходим. Убиваем барашков во имя Христа.

– Что, простите?

– Все дела, говорю, во имя Христа, – промолвила она. – Ведь куда без веры… Куда без того, чтобы возлюбить человечину?

– Человечину? – переспросил я.

– Ох, человечество, конечно… – исправилась она. – Человечество. Много ведь добрых людей, которые помогают бедной бабушке. Вот вы, молодой человек, сделали доброе дело, не поскупились… Вы – как сын Божий, как человек, способный совершить чудо. Никто не видит, что вы источаете свет. Этот чёрный, гнилой город закрыл всем глаза, все потеряли надежду, веру в пришествие мессии. Город пьянит, он – зла сила, он – Вельзевул, серая плесень на умирающем теле Земли. Город – тёрка, он стирает людей, как белый ластик – карандаш. Город превращает людей в муравьёв и давит их, засовывает их в каменные, обшарпанные, обосранные и обоссанные муравейники. Заблудшие люди, опьянённые городом, врут, они стреляют друг в друга, а потом умирают… А потом ходячие мертвецы встают. Прошитые пулями зомби ходят на работу, колют себе в вены уколы, вдыхают дым, сходят с ума, перебирая страницы и позы для секса. А ведь всё одно и то же, милок… Дёсна улиц, зубы домов, вязкие слюны рутины… И всё это уходит на свалку – в кишечники голодных дворов. Но скоро ведь всё изменится, правда? Вы ведь посланы Богом как оправдание за Его отсутствие?

– Нет, совсем нет, – бормотал я. – Он никого сюда не посылал. А меня город грызёт почти так же, как и вас. Может, чуть меньше.

– Значит, всё обречено, и Он нас покинул? – удивлённо промолвила бабуля.

– Да, наверное, но это произошло давно, – ответил я. – Мне кажется, что мы живём одни уже сотни лет. Мы потерялись, заблудились в холодном, зимнем городе, мы дрожим, умираем, и некому нам помочь.

– Значит, там, наверху, пустота? – всё шире раскрывая глаза, говорила она.

– Да, скорее всего.

– Значит, всё можно… – прошептала старуха. – Убивать, расчленять людей, предавать их, грабить! Значит, маленькие люди не должны сидеть в нищете, значит, они должны взять лопаты и вилы и идти протыкать головы своим угнетателям! Месть за месть, кровь за кровь, и так постоянно, без остановки! Эстафетная палочка. Эбонитовая эстафетная палочка, как на уроках химии в школе… Все жалели, что не варили на этих уроках наркотики, что не приносили шприцы и не кололи их в вены! А ты жалеешь, а? Или ты всё ещё учишься в школе?

– Это какой-то бред! – воскликнул я. – Отстаньте от меня, женщина.

– Какая же я женщина?! Посмотри на меня! Видишь, насколько я уродлива. Смерть уже вплотную подобралась ко мне, она иссушила меня, она выкорчевала мне с корнем мозги. Теперь от меня уже ничего не осталось. Я просто жду своего последнего дня, собирая по рублику на ямку и гробик. Так лучше убей меня, мальчик. Мне надоело жить со смертью! Так что убей меня! Пожалуйста.

Я развернулся и побежал в пустоту – лишь бы там не было бабки! Лишь бы я остался один! Успокоился.

Она ещё кричала мне в спину: «Пожалуйста! Пожалуйста!». Но вскоре крики затихли, и мой страх, мой хаос внутри, который, казалось, объял весь мир, ушёл куда-то, растворился в снеге, похожем на ошмётки кожи, которые сыплются с обгоревшего тела.

Я шёл, и мои чёрные, старые ботинки, которые я купил ещё в десятом классе, жадно глотали снег и выливали ледяную воду мне на ноги. Снег не хотел находиться рядом с моими вонючими, гадкими, свиными копытами, превращался в воду, надеясь найти маленькую щелочку и выплыть наружу, в нормальный мир с нормальными людьми. Но у него этого не получалось. И он плакал, как девочка над дешевой мелодрамой.

Я дрожал. Зима опрокидывала меня, уничтожала, стирала с тепловой карты. Я становился одним сплошным снежком, который зима сворачивала в ладошку и заставляла скукоживаться, подчиняться, лететь куда-то, зачем-то с одной только целью – разбиться и распасться на множество мелких частей… Мелких снежинок. Непонятных, холодных кристаллов.

Что произошло? Что это была за бабка? Что за разговор с Алисой? Неужели он произошёл на самом деле? Как серьёзно девочка говорила со мной… Её слова казались мне умными, настоящими. Возможно, я должен был быть нормальным с ней? Нет, я всё сделал правильно, я должен ненавидеть Алису, должен поносить себя, должен ломать себе хребет, чтобы быть одиноким, чтобы раствориться в злобе и не давать никому себя, беречь их от своего тела. характера, страха… Ведь все мои попытки за кем-то ухаживать, за кем-то бегать – это всего лишь домогательства, скрежет зубов, пытка… Такая же, как назойливо вибрирующий в кармане телефон. Я беру трубку и слышу голос Ромы, нашего старосты. Он умный, интересный человек, чуть смугловатый, с забавной, неаккуратно разбросанной по смуглому лицу щетиной. Мы с ним вроде как друзья. Вроде как общаемся. Вроде как, вроде как… Как и, в общем-то, всё в моей жизни.

– Привет, Федя, слушай, – обратился он ко мне, – там книги в библиотеку надо сдать… Ну, сегодня последний день. Съезди, сдай, окей? Чтобы потом копеечку не надо было платить.

– Хорошо, – согласился я. – Сегодня всё сдам. Сейчас зайду домой, возьму их и поеду в шарагу.

– Окей, – бросил Рома и положил трубку.

Я ускорился. Хотел побыстрее с этим покончить. Никому не нужное дело, требующее столько действий. Хотя… Что может убить время эффективнее, чем это простое, вроде бы необходимое, но такое бесполезное занятие?

Становилось холоднее. Я шёл и чувствовал, как что-то липкое, вонючее, чёрное внутри меня смешивалось, бурлило, росло. Я был одной большой, одиноко стоящей в саду теплицей, которую давно стоило просто взять и сжечь.

Я не мог просто идти. Теплица требовала движения. Она хотела, чтобы мне стало плохо. И я побежал вперёд по дороге, потея и глотая ледяной февральский воздух. Побежал, ещё больше заполняя ботинки комочками снега и насыщая завязанный петлёю шарф собственным малосольным, огуречным потом.

Весь мир – просто белый лист бумаги, а я, словно чернила, пачкаю его, бегу по странице, провожу линии, которые ничего не значат. Я и сам ничего не значу. Просто занимаю место, пространство в подъезде мира. Кстати, про подъезд. Именно там я и остановился. Остановился и прислушался к его шипению, его шороху. По лестнице полз человек в черной шапке и водил кисточкой по стенам. Он красил подъезд в зелёный, капустный цвет. Он делал стены моего подъезда какими-то змеиными, плесневелыми, ещё более мрачными. Человек будто сдирал кожу с моего подъезда, показывал его мясо, обнажал его истинную сущность. Я чувствовал запах краски. Такой опьяняющий, кислый, заслоняющий трупную вонь, идущую от этих стен. Наркотический угар, кладбищенский хохот, разрывающаяся от любви душа, безумие, страх, жажда наживы… Всем этим человеческим смехом наполнены стены. Они, как губки, хранят в себе память о том, что происходит.

Главное, прислушаться к шёпоту, доносящемуся из стен и подвалов… И я прислушиваюсь, разбираю слова, даже целые истории. О том, как сороколетний мужик колол в вену героин и дёргался, словно на электрическом стуле, в то время как маленький сын смотрел на папу и не понимал, что с ним происходит. О том, как муж отвёз свою жену на кладбище, избил и кинул в могилу. И всё потому, что кто-то сказал ему, что она с кем-то ему изменила. Алкоголь, петля, скандалы драки. Как в самой идиотской, смешной российской чернухе. Когда всё это закончится? Когда дно, наконец, перестанет расширяться и засасывать нас вниз, в большую черную дыру? Хотя почему чёрную? Теперь она – зелёная. Крась эту стену, человек. Пока я жду аппендицит этого мистического бетонного организма. Аппендицит под названием «лифт».

Лифт идёт медленно, а мое сердце разрывается. Я снова вспоминаю Полину… Она была такой хорошей, умной… У неё был такой мелодичный голос, такая походка, такие мягкие волосы… Чёрт, пошла она в жопу. Я не должен думать о ней. Не должен думать ни о ком.

Я пронзаю сосущее мою кровь воспоминание осиновым колом, и оно уходит куда-то, растворяется в запахе краски. Я давлю Полину, залепляю образованную ей дыру грязным пластилином, который остался ещё с начальной школы. Не думать о ней, о фигуристке, об Алисе, о собственном безумии, о собственной слепоте. Просто встать посреди улицы и чувствовать пустоту. Это лучше, чем ощущать постоянную, непрекращающуюся боль… Хотя пустота тоже включает в себя боль. Боль – это архитектор пустоты. Она подвешивает твою душу на верёвке и заставляет её задыхаться.

Я открываю свою чёрную дверь и вхожу в свою чёрную комнату. Собираю учебники и скидываю их в пустой, грязный портфель, на котором красуется серая, потёртая надпись «Adidas».

Сваливаю в сумку всё подряд, набрасываю на её плечо. На плече выскочил огромный чирей. Прекрасно. На этом плече и надо нести рюкзак, чтобы чувствовать, как чирей сжимается под грузом учебников. Приятная боль, да? Чувствовать, как этот червячок сидит на моём плече и периодически покусывает меня.

Выхожу из дома. Бегу до остановки, снова потею. Рюкзак продолжает давить на чирей. Я продолжаю чувствовать боль. Она продолжает приносить мне удовольствие. Такие вещи позволяют меньше думать о себе, они ставят глушитель на пистолет мыслей, и выстрелы слов, которые без остановки производит мой разум, хотя бы не оглушают меня.

На зимнем небе светило солнце, которое нисколько не грело. Оно было похоже на огромный седой плевок, оставленным гопником. Я почувствовал тошноту, но она быстро ушла куда-то внутрь, обернулась пустотой. В последнее время я всё чаще чувствую тошноту. Она словно заменяет собой ощущение пустоты. Но слава богу, тошнота быстро проходит, и всё возвращается на свои места. Нет, чувство тошноты гораздо хуже, чем пустота. Оно отнимает любые чувства, любые эмоции. Наверное, так человек становится трупом ещё при жизни. Но я не стану трупом. Ведь у меня есть Алиса. Она очень красивая, она настоящая, понимающая. Наверное, она – не просто копия фигуристки. Алиса – настоящая, она – человек. Мне нужен человек, а не фантазия. Я устал от фантазий. а и сейчас, после разговора с ней, я чувствую себя куда лучше. Может быть, она поможет мне вырваться из кокона. Из запертой комнаты, в которой я так долго нахожусь. Из гроба, в который я сам себя положил. Ей не всё равно, она своей красотой сможет меня спасти… Да, она послана мне, как ангел, чтобы возвратить мою веру… Или нет? Вдруг она просто угорает надо мной. Вдруг я для неё – всего лишь нелепый, смешной фрик? Что я ей наговорил… Блин, я же не думаю о ней так. Она просто познакомилась со мной. Она сама. Она заговорила со мной, снизошла до уровня такого дерьма, как я. Она дала мне шанс. Потом второй раз написала. Дала мне возможность поговорить с ней. А как я воспользовался этими шансами? Наговорил ей всякой чуши. Показал себя мудаком. Как всегда. Может, позвонить ей, извиниться? Да, надо. Может, я смогу с ней поговорить. Но она переспала с этим бездарем! Она теперь – его! Для неё ты – просто дружок! Пусть идёт в жопу! Кто это говорит? Хватит! Перестань! Она такая хорошая! Сколько ты видел хороших девушек? Она дала тебе шанс! Если бы ты понравился ей на концерте, она бы пошла с тобой! Ты сам всё просрал! Сам ушёл от неё в этот грёбаный туалет! Сам показал себя хуже, чем ты есть. Назвал её дурой. Чёрт… Сказал, что фигуристка лучше её. Фигуристка – это ведь мираж, просто фантазия. Меня убивают фантазии. Они направляют меня к смерти. А я не хочу умирать! Я хочу жить! А-а-а-а-а-а! Для этого мне нужны люди. Я должен позвонить ей, извиниться, попросить, чтобы она хотя бы ещё раз встретилась со мной. Блин, она же поняла меня, она просто шутила… Смотри, она ещё сама мне напишет. Я её заинтриговал. А если обидел? Если я такой мудак, что навсегда отстранил её от себя? Нет, я позвоню ей, извинюсь, верну всё обратно.