скачать книгу бесплатно
– Что надо начальник? – развязно парировал Тюрин.
– Ты нам нужен, любезный, давай, поднимай свою задницу и пойдем в отделение милиции, – повторил Барышев.
– Никуда я не пойду, ты что не видишь – отдыхаем мы с товарищем и никого не трогаем, – проговорил «Тюря».
– Я что-то не так сказал? – громко сказал Глеб.
С соседних столиков люди как-то с опаской посмотрели в их сторону.
– Спокойно товарищи, мы из милиции, – сказал Женя.
– Тюрин весь как-то напрягся, покраснел, со злостью резко схватил правой рукой, лежащую рядом вилку.
– Не дури, Тюрин, у меня же ствол с собой, – отрезал Глеб и, подойдя к нему, схватил за воротник рубашки и вытащил его из-за стола. И тут, Женя обратил внимание на пуговицы его рубашки: они были белого цвета с черной окантовкой, точно такие, как и та, лежащая в кармане с места происшествия.
Глаза у Тюрина налились кровью, он замычал, но видя, как Женя зашел за его спину, держа руку в кармане, выбросил вилку на пол и с ненавистью спросил, – За что забираете?
– Потом все узнаешь «Тюря», – грозно пробасил Барышев, – а сейчас пойдем в отделение милиции, ну а твой товарищ пускай продолжает отдыхать, мы к нему ничего не имеем.
Они втроем вышли из «Шашлычной» и направились в сторону отделения милиции.
В кабинете Глеб слегка обыскал Тюрина и попросил того присесть на стул прямо перед его столом, а Женя расположился рядом с Барышевым.
– За что забрали? – повторил Тюрин.
– А за то, что «подвигов» ты много совершил в последнее время, – сказал Глеб.
– Чего? – растянуто проговорил «Тюря», – я же говорил, что сейчас ни при делах.
– При делах, при делах, – ответил Барышев.
– Расскажи Тюрин, каким образом у тебя оказалась брошка с танцующей балериной? – Женя вынимал из папки брошку, изъятую у «Артиста».
– Не помню никакой брошки, – скосил глаза Тюрин.
– А ты внимательно посмотри, – повторил Кудрин, показывая ему брошку.
– Слушай, начальник, не гони фуфло, – заиграл желваками Тюрин и зло сплюнул на пол.
– Прекрати плевать, здесь тебе не улица, отвечай на поставленный вопрос, – повысил голос Барышев.
– Ничего не буду говорить, не «вешай» на меня цацку, – проворчал Тюрин.
– А вот это – объяснение известного тебе «Артиста», который написал, что выиграл у тебя ее в карты несколько дней назад, – сказал Женя. Он вынул его из своей папки и показал Тюрину.
Наблюдая за уловками Тюрина, Женя вдруг вспомнил, как еще в школе милиции, преподаватели говорили, что при опросе подозреваемого в преступлении, нужно стараться добиться бесконфликтных ситуаций. Важно, чтобы он признал объективно установленные факты и был готов дать признательные показания.
– А вот, Валера, еще объяснения двух человек, с которыми в тот вечер ты играл в карты в подвале пункта приема макулатуры, – не спеша проговорил Кудрин, – они пишут, что тоже видели, как ты ставил на кон эту брошку.
Было заметно, как глаза Тюрина заметались из стороны в сторону, а руки нервно цепляли колени.
Ну, признаю, – немного помолчав, сказал Тюрин, – нашел ее неделю назад на улице.
– А на какой улице, случайно не на Коломенском проезде? – уточнил Женя.
– Не помню, нашел и все тут, – он стоял на своем
– А вот я тебе скажу, что ты ее «нашел» в квартире на Коломенском проезде, – проговорил Кудрин, – ну-ка отверни рукава рубашки.
Тюрин, не совсем понимая просьбы, раскатал оба рукава своей рубашки и Женя увидел, что на правом рукаве отсутствовала пуговица.
– А теперь смотри сюда, – Женя и вынул из своего кармана точно такую же пуговицу, какие были на рубашке «Тюри», – это ее ты потерял в квартире на Коломенском проезде.
– Да мало ли на свете таких пуговиц, да и мужиков много ходят в таких же рубашках с похожими пуговицами, – попытался возразить Тюрин.
– Да нет, «Тюря», пролетаешь ты как фанера над Парижем, – с улыбкой ответил Женя, – криминалистическую экспертизу еще никто не отменял, на ней твои пальчики засветились. А вот и акт экспертизы, где все четко сказано, что пуговица принадлежала именно тебе.
Женя достал из своей папки акт экспертизы и показал его Тюрину.
– Ничего не знаю, и говорить не буду, – вдруг, сказал он и отвернулся от Кудрина.
– Ну что, теперь мой выход, – сказал, улыбнувшись Барышев, и достал из своей папки заявление Ивановой.
– Вот здесь в заявлении некой гражданки Ивановой Люськи сказано, что ты ворвался в «Пельменную» в пьяном виде, где праздновали день рождение повара и устроил скандал, – проговорил он, – но тебе показалось этого мало, ты избил ее и пытался изнасиловать.
– Что? – зарычал Тюрин, – брехня все это, она сама меня первая ударила.
– Первая ударила, – передразнил его Барышев, – ты ведь Тюрин имеешь две ходки в зону и наверняка можешь представить себе, каково будет там с такой статьей.
– Да мы уже с ней как полгода гуляем и написала она из-за злости, – озираясь по сторонам, цедил сквозь зубы разъяренный Тюрин.
– Ну, со злости или нет, а заявление есть, – ответил Глеб, – и еще есть рапорт участкового инспектора, который видел тебя с Ивановой у туалета. Тут написано, как она рыдала от боли после твоего удара в глаз и порванное платье ее также говорит, что так оно и было.
Тюрин весь сжался, голова свесилась вниз, пот ручьями лил с его немытой лысины.
– Хотя у тебя есть альтернатива, – громко сказал Барышев, – ты колешься про квартиру на Коломенском проезде, рассказываешь, кто тебе заказал ее. Да, именно о заказчике, так как тебе видимо было сказано взять со стены только картину, но ты же «Тюря» вор, и не мог ты устоять перед брошкой и деньгами. Ну, а если ты все подробно расскажешь, то я не буду пускать в ход это заявление, а ты всего лишь пойдешь в зону за кражу. Люська твоя, с самого утра пороги обивает и просит вернуть ей заявление.
– А где гарантия, что Вы ей заявление отдадите? – недоверчиво спросил Тюрин.
– Да никакой гарантии тебе никто давать не будет, – разозлился Барышев, а впрочем, пошел ты куда подальше.
Глеб позвал дежурного офицера и попросил отвести «Тюрю» в камеру.
– Все, разговор окончен, пойду регистрировать заявление, – сказал он.
– Стойте, стойте, я все расскажу, только не делайте этого, – упавшим голосом просил Тюрин.
– Одумался, это правильно, – сказал Глеб, – давай рассказывай.
– Первый раз пошел я на зону за кражу в Брянскую колонию для несовершеннолетних еще в 1940 году, – начал говорить Тюрин, – когда началась война, немцы очень быстро стали наступать и тут случилась неразбериха: конвойные куда-то подевались, мы вырвались на волю и побежали в лес. Я, и еще два кореша, набрели на заброшенный хутор и недели три отсиживались там, питаясь ягодами и грибами, этого добра в лесу много было. Но потом все же решили идти, чтобы раздобыть провиант. Путали мы очень долго, пока не вышли к какому-то селу и очень обрадовались. Но наша радость оказалась преждевременной, на дороге у села нас окружили полицаи. Мои кореша побежали было в кусты, но полицай с огромной красной мордой и косыми глазами, хладнокровно расстрелял их из автомата. У меня тогда отказали руки и ноги; я стоял как вкопанный, а тот полицай наставил на меня свой автомат и готов был нажать на курок.
И в этот момент один из полицаев вскрикнул: – Да это же «Тюря», мы с ним вместе чалились на зоне! Мордатый полицай медленно опустил свой автомат и посмотрел на меня своими косыми глазами, а потом проговорил, – Это другое дело, живи пока, но должен мне будешь. Никогда не забуду этого злого и пронзительного взгляда. Потом меня повели в село и заперли в какой-то хате. Тот парень, который узнал меня, принес молока и хлеба и я, наконец, по-настоящему поел за эти недели. Ты слушай Мирона, он главный здесь и с ним не пропадешь, – сказал он мне про того мордатого полицая.
– На следующий день, – продолжал Тюрин, – Мирон стал допрашивать меня, а в конце предложил пойти на службу в полицию, чтобы вместе, как он говорил, «уничтожать красных», после чего дал мне подписать какую-то бумагу. Я даже не видел, что подписываю, так как его грозный вид и лежавший на столе автомат не оставил мне иного пути. После этого Мирон ушел и меня на какое-то время оставили в покое, а ночью – я удрал от них из этого села и больше с ними не встречался. Я опять бродил в лесу несколько дней, пока не увидел в глухой чаще небольшую хижину. В ней находился пожилой бородатый мужик, который сказал, что до войны он работал в этих местах лесничим. А потом, когда пришли немцы и все разбежались, он, не долго думая, захватив кое-какой провиант, подался в эту хижину. Он тогда был удивлен моим приходом, потому что кругом было болото, и тропу знал только он: повезло мне тогда, не сгинул в болоте. Больше года я прожил в этой хижине, однажды завалили лося, и мяса нам хватило надолго. Ну, а потом я все же ушел, мужик провел меня своей тропой через болото, я пошел к грохочущей вдали канонаде выстрелов. Дорога меня вывела в партизанский отряд батьки Прохора. Я тогда командиру отряда честно про все рассказал: и про судимость, и про полицаев, и про хижину в лесу. Почти год я был в отряде, несколько раз участвовал в боях, даже был легко ранен в ногу. В отряде мне выписали временные документы, что было необходимо в то время. Война уже пошла на запад и однажды, во время сильной авиационной бомбардировки, какое-то необъяснимое чувство «воли» вновь мной овладело, я рванул в лес и убежал. Ходил, бродил долго, пока не забрел в полуразрушенное село. Там вообще никого не было, я и просидел в одном из домов еще где-то полгода, благо в подвале нашел оставленные кем-то овощи и крупу.
– Я от бабушки ушел, я от дедушки сбежал, – проговорил Женя.
– Продолжай, – пробасил Барышев.
– Потом осел я в подмосковном Загорске, устроился рабочим на плодоовощную базу, – продолжал Тюрин, – а со временем перебрался в Москву. Там как раз людей набирали на стройку, вот и стал работать на подхвате. Где-то через пару лет, по рекомендации знакомого кореша, меня взяли на склад в Краснопресненский универмаг. Там и работал, пока не попался на краже вещей и очередная зона. Полгода назад откинулся из зоны и приехал домой и вот, на той неделе, вдруг, является ко мне тот самый Мирон, который чуть не убил меня тогда в лесу. Он напомнил мне о моем долге перед ним и, о подписанном мною согласии сотрудничать с немецкими властями. После чего приказал мне залезть в квартиру на Коломенском проезде, взять оттуда картину и отдать ему, при этом он дал адрес этой квартиры.
– А как ты узнал, какую именно картину надо было взять, ведь там их много висело? – вопросительно взглянул на него Женя.
– А Мирон мне дал фотографию, на которой была видна именно она, – ответил Тюрин.
Он вытащил из заднего кармана брюк помятую фотографию и протянул ее Кудрину. Женя посмотрел на нее и замер, это была такая же фотография, которую вынула из своего альбома Ермолаева, лежащая сейчас у него в папке.
– А дальше что? – потребовал Барышев.
– А дальше, – ответил Тюрин, – я одел резиновые перчатки, зашел в ту квартиру, благо замок был хилый и легко открылся. Потом снял со стены картину, а затем в шкатулке нашел еще брошку и деньги, положил их к себе в карман и вышел из квартиры. А на следующий день у метро Октябрьская мы встретились с Мироном и я отдал ему эту картину.
– А брошку в карты проиграл? – спросил Женя.
– Было дело, поставил ее на кон и проиграл, – ответил он.
– Теперь скажи, как выйти на Мирона? – напирал Барышев.
– Да я ничего про него не знаю – замялся он, – Мирон как снег на голову на меня свалился.
– Вспоминай, вспоминай «Тюря», это очень важно, – настаивал Глеб.
– Ну, он как-то еще при первой встрече обмолвился, что где-то на складе «Военторга» промышляет, – пробормотал Тюрин.
– А какие его приметы? – спросил Кудрин.
– Я уже Вам говорил, что он плотного телосложения, нос картошкой и косыми глазами, на вид – лет шестьдесят, волосы седые, – нехотя ответил Тюрин.
– Ну, хорошо, заканчиваем, – Барышев протянул Тюрину листок бумаги и авторучку, – напиши все то, что нам сказал, за исключением твоих военных похождений. Эта лирика пока не нужна, напиши только о картине и встречах с этим Мироном.
Барышев вышел из кабинета, а Женя еще полчаса просидел на своем стуле, пока Тюрин не написал свое объяснение. Бегло прочитав, Кудрин положил его в свою папку.
Уже совсем стемнело, когда Женя и Тюрин в сопровождении Барышева вышли на улицу, где их уже ждал милицейский газик.
Поблагодарив Глеба за помощь, Женя повез задержанного в свое отделение милиции.
На следующий день он первым делом отправился к Николаеву на доклад о проделанной работе. Павел Иванович внимательно слушал его, не упуская ни одной детали из его доклада.
– Мне уже дежурный доложил о задержании Тюрина, – с улыбкой сказал он, – молодец Женя, расколол все же его. Человек с таким уголовным прошлым трудно идет на контакт, но Вы вместе с Барышевым виртуозно прижали его к стенке. Теперь об этом Мироне. Здесь дело более серьезное и требует подключения работников КГБ. Я созвонюсь с ними и сообщу обо всем, что ты рассказал.
С этим Женя вышел из кабинета начальника и пошел к себе. Когда сел за свой стол, мысли стали вихрем проноситься в его голове.
– Так чей же был фотоаппарат, которым снимали в квартире у Ермолаевой? К примеру, если это был фотоаппарат Паулы, значит, именно она делала фотографии, а если он принадлежал третьей присутствующей итальянке, значит, та делала фотографии. Каким же образом аналогичная фотография попала в руки к Мирону. Что между ними общего?
Эти вопросы, которые Женя сам себе задавал, сверлили его мозг и он, пока, не мог дать на них какой-то вразумительный ответ. Женя схватил трубку телефона и набрал номер Ермолаевой.
– Слушаю Вас, – раздался в трубке женский голос.
– Добрый день, Нина Николаевна, – это Кудрин из отделения милиции. Напомните, пожалуйста, чьим именно фотоаппаратом тогда снимали в Вашей квартире?
– Это был фотоаппарат Паулы, – ответила Ермолаева, – она всегда берет его с собой, чтобы запечатлеть красоты того или иного города. А в чем проблема?
– Этого я Вам пока сказать не могу, – ответил Женя и, попрощавшись, положил трубку телефона.
– Значит, фотографии сделала именно Паула, – рассуждал Кудрин, – если подумать логически, то одну фотографию она подарила Ермолаевой, а другие могла отдать любому человеку. Но как связать эту Паулу и Мирона, каким образом она могла передать ему точно такую же фотографию, как у Ермолаевой?
Размышления Кудрина прервал зашедший в кабинет Слава Андреев, который, улыбаясь, произнес, – Ну, Женька, молодец, размотал свое дело, а я уже думал, что это очередной «висяк». Все в отделении только об этом и говорят.
– Спасибо Слава, но картина еще не найдена, – развел руками Женя.
– Ну, там, дело техники, я думаю, скоро отыщешь, – приободрил товарища Андреев.
Второй день Слава светился от того, что зуб, наконец, у него вырвали и он со всеми это обсуждал. Вот и сейчас, он не преминул подчеркнуть, что как же хорошо, когда не болят зубы.
– Ты Слава особо не радуйся, – с улыбкой проговорил Кудрин, – зубы даются бесплатно человеку два раза в жизни, на третий – надо платить.
– Да будет тебе каркать, – замахал руками Андреев, – ты лучше мне дай свой бинокль на воскресенье. Мы тут с ребятами из райотдела решили на охоту съездить. А я тебе за это, дам на сегодня два билета в театр, так как моя подруга заболела и отказалась идти.
– Ого! А в какой театр? – Женя не ожидал.
– В театре на Таганке сегодня будет спектакль «Час пик, – торжественно парировал Слава. Таганка – это был не просто театр – это было легендарное место в Москве, куда попасть было просто не возможно, даже за деньги.
– Согласен, – выпалил Кудрин, он подошел к сейфу, вынул бинокль и отдал его Андрееву. А Слава достал из кармана сложенные два билета и вручил их сгорающему от нетерпения Жене.
Это была удача и, как только Слава вышел из кабинета, Кудрин тут же набрал телефон экспертно-криминалистического отдела.
– Слушаю, – пропел мелодичный голос Гареевой.
– Это я, Женя Кудрин, – ответил он, – могу я поинтересоваться, а что Вы делаете сегодня вечером?
– Пока у меня нет планов на вечер, – Тамара явно смутилась.
– В таком случае я Вас приглашаю сегодня в театр, у меня есть два билета в театр на Таганке, – Кудрин воображал себя волшебником.
Давно Женя не проводил такого замечательного вечера. С Тамарой оказалось легко и просто в общении, они сразу же стали понимать друг друга, будто были давними знакомыми. Не было ни неловкого молчания, ни утомительного разъяснения каких-то событий. Тамара обладала удивительным даром мгновенно снимать скованность, а Женя в свою очередь попытался показать и свое остроумие, и свое глубокомыслие. Кудрин впал в блаженное состояние влюбленности и был счастлив.
После вечера, проведенного с Тамарой, Женя буквально порхал, даже дело о краже картины отошло на задний план. Он пришел на работу с радостным чувством и даже по своей инициативе рассказал коллегам по работе несколько новых анекдотов.
Звонок Николаева привел его в рабочее состояние, начальник просил его зайти. Когда он зашел к начальнику, то увидел сидящим рядом немолодого человека с густыми седыми волосами.
