Пять Ночей

– Гусеничный экскаватор полночи гонял по городу, расфигачил асфальт, перекалечил муниципальное имущество, заехал в подъезд мэра, искупался в городском пруду, а потом скрылся в неизвестном направлении. А у нас про это ни гу-гу? Вы меня за дуру держите?

Стулья разъехались, оставляя в образовавшейся воронке Шульгина и Городецкого. Понятно, что продали материал какому-нибудь ленивому, но состоятельному изданию.

– Оба вон! – сухо скомандовала Дарья Сергеевна.

Оба захлопали глазами, замычали, изображая неуклюжую оправдательную пантомиму.

– Вон! – заорала Дарья.

Новорождённых маргиналов смело на помойку, к их новой социальной среде.

– Бухгалтерия, – уже ровным голосом произнесла Дарья Сергеевна.

Главбух Галина Николаевна, собрав своё тучное тело, попыталась встать.

– Удержать всё.

Всегда наслаждался этим коротким сабельным ударом.

– Спецкоры.

Эти вскочили всей стаей.

– Раскопайте на этих дебилов то, что они даже сами не знают, – Дарья упивалась своей силой и властью.

– Сделаем!

Бумажные кладоискатели, сыскари под множеством подходящих случаю масок, будут рыть землю не из подобострастия или наживы, просто их собачье чутьё не может устоять перед ароматом спрятанной даже крысиной косточки.

– Эдуард Александрович, – просто глянула, чуть подняв бровь.

Юрисконсульт и служба безопасности в одном лице кивнул и поставил галочку в записной книжке.

Вы спросите, как мы вообще живём в таком деспотичном «государстве»? Вот так и живём. Особого сочувствия к пройдохам никто не испытывает, зарплату, как правило, не задерживают, да и красивая она.

Получившие задание спецкоры могли теперь спокойно дожидаться конца «чёрной мессы». Момент правосудия для них сдвинулся, искривляя астральные проекции неумолимого хода вещей. Для других же изменившаяся конфигурация столов и стульев никак не повлияла на амплитуды сердечных ритмов.

– Светская хроника. Совсем уже зажрались? Вас пролистывают как репортажи с юбилеев свинарок в газете «Гудок». Вместо трудового пафоса только игривые намёки на служебный секс. Да и интрига романтичней некуда: женится он на этой свинье или нет?

Читатели светской хроники, до недавнего времени народ достаточно непритязательный, с аппетитом кушали любое блюдо, приправленное парой-тройкой гламурных фамилий. Но приевшаяся изысканность обновок, рутинный флёр стали вгонять в тоску даже самых преданных обожателей. Народ задолбало бродить среди ухоженных, сытых статуй. Какая-нибудь обязательно должна упасть. Но не понарошку, и без героев-спасителей, а буквально рухнуть в пыльный бассейн. Желающих, разумеется, нет. Так и продолжают демонстрировать свои ослепительные улыбки, раздавать воздушные поцелуи и дефилировать по сужающимся колонкам светской хроники.

– Если никакого смертоубийства на почве ревности и разделения имуществ в ближайших номерах не произойдёт, придётся закрыть вашу рубрику.

Ужас проступил на фотогеничных лицах. До обмороков, слава богу, дело не дошло.

– А если просто кто-нибудь ногу сломает? – воскликнула Олечка, самая юная мечтательница о лаврах светской львицы.

«Луше всё-таки шею», – повисла в воздухе коллективная мысль.

Олечка мгновенно погрузилась в эпитафии ближайших номеров. Если, конечно, она знает смысл этого слова. Дарья Сергеевна саркастически хмыкнула и повернулась к Гороховой, заву хроники.

– Отчаянная молодёжь пошла.

Кивнула Олечке: «Давай без глупостей. Но материал чтобы был».

Я не сдержал одинокий смешок.

– А ты что ржёшь, Новиков?

И не ржал я вовсе. Просто ей хотелось придраться. За Олеську, наверное. Сидит сейчас эта бестия в приёмной, в молчанку с угрюмой Лидкой играют. Я её теперь точно за задницу ущипну. А Олеську за косичку дёрну. Может быть, и мороженое не куплю.

Игнорируя мои оправдательные намерения, Дарья Сергеевна, похоже, всерьёз собралась преподать весельчаку урок подобающего поведения.

Я отчаянно замотал головой, пытаясь уладить недоразумение. Но она даже не заметила мои потуги и медленно, как локомотив для сцепки, двинулась в мою сторону. Раздражало то, что в этом неумолимом движении чувствовалось больше равнодушия, чем желания утолить гордыню. Встала напротив, приподняла подбородок и бросила в пустоту:

– Когда деньги будут, Новиков?

«Какие деньги? Про что деньги? Под новогоднюю ёлку, что ли, не доложил? Так кто ж их там считал? Или бухгалтерия умышленно что-то напутала?»

– За «Сломанные сердца», дорогой.

Твою мать! Миловидная немолодая родственница главного редактора. Помню, сидели у неё на кухне, пили домашнюю настойку, болтали на безобидные темы. То ли настойка оказалась на «виагре», то ли грудь под блузкой свела с ума. И так уж случилось, что между прочими радостями молодую писательницу ласкало обещание отредактировать её творение.

– У нее сейчас денег нет, – попытался вывернуться я.

– Так ты ей займи.

– Так она не отдаст.

– Найдёшь, как отобрать. Квартиру отсудишь.

– Да жалко же…

– Ты, шизофреник19! Снова добродетеля включил. Верни обратно негодяя и подлеца. Пил, ел, пользовался. Страдалец! Теперь деньги забери.

Я, как нашкодивший щенок, поднял на хозяйку умоляющий взгляд и, не найдя прощения, уныло кивнул мордой.

***

Как мы такими стали?

Юношеский максимализм, незашоренный взгляд, жажда журналистских расследований – багаж, с которым врываются в редакции выпускники журфака. Сделать имя родители не помогут, а пробиться на первую полосу или опубликовать свой претензионный манифест сравнимо разве что с восхождением на Эверест.

Они карабкаются на вершину, пытаясь поразить читателя симбиозом реальности и воображения. Обрушивают громоздкую аналитику, сносят унылую логику, превозносят Желания, освобождая комплексы из-под опеки морали.

К черту старпёров, время стартаперов!

Но мудрость не сдаётся. Навороченные программы, типа Big data, приводят их к общему знаменателю, составляют каталоги психотипов, и вот уже к твоим потаённым Желаниям обращаются изготовители этих самых желаний.

И, кажется, это всё: душа обретает материальную форму, массу, стоимость, точку кипения и продается в интернет-магазине за такую же обезличенную валюту. Но снова находится какой-нибудь душевнобольной Данте и картинами оживающего ада перетряхивает очерствевшие души.

Ну а здоровый филолог тем временем, проехав по первым полосам, заслужив некоторое признание, располагается поудобней в протёртом кресле издательского кабинета, наклеивает имя на входной двери и держится за ничтожную зарплату.

***

Дальше всё как в тумане. Кого-то таскали за уши, кого-то колотили сокамерники, а по окончании этого драмкружка меня смыло в коридор потоком выносимой мебели. Я прошёл в кабинет, плюхнулся в кресло, разбудил монитор, попытался высадить головой окно Windows. Хрен там. Швырнул пачку бумаг в окно кабинета. Она зашелестела, подхваченная живым ветром, и, трепеща, унеслась в его жадных объятиях.

Потёр виски, подошёл к окну, выглянул – ни ветра, ни бумаг. Ничего не понимаю. Закурил, наблюдая за спокойствием протекающего под окном асфальта.

– Третий этаж, – раздался за спиной Дарьин голос.

Я не обернулся, позволяя равнодушию спины продемонстрировать моё самообладание.

– А ты знаешь, что муж бабы Ани был генералом?

– Шутишь? – спиной переспросил я.

– Ага. Обхохочешься.

Я обернулся. Дарья стояла в проёме двери, облокотившись на косяк, со сложенными на груди руками. Такая вся снисходительная, претензионная – типа генеральская внучка.

– Баба Аня, уборщица-генеральша?!

– Вдова, – Дарья задумалась на несколько секунд. – Дед умер, когда я была совсем маленькой, и жили мы вдвоём с бабушкой. Генеральская пенсия позволяла нам не бедствовать. Уроки музыки, репетиторы, театры, выставки. Но после «чёрного вторника» прежняя жизнь рухнула. Помню, после очередной моей истерики о гетрах в цветную полосочку бабка посадила меня на колени, а я уже та кобыла была, вытерла мне слёзы и сказала: всё, деточка, как прежде уже не будет. Теперь будем жить по-новому. И от старой жизни остались только зарядка да овсяная каша по утрам. Какое-то время бабка продавала вещи, только деньги теряли свою стоимость быстрей, чем она успевала дойти до магазина. А потом мы просто скатились в нищету. Баба Аня, растоптав свою гордость, пошла работать уборщицей, а я дала себе слово вырваться из этой убогости и никогда туда не возвращаться. Чего бы мне это ни стоило. А ты, дурень, никак не хочешь оставить свои скелеты в прошлом и начать жить по-новому.

Дарья прошла в комнату, уселась на подоконник, через плечо глянула за окно.

– С такой высоты только плевок разобьётся, – резюмировала свои наблюдения.

Я расслабился, тоже подошёл к окну, плюнул. Дарья высунулась из окна. Я непроизвольно вцепился в талию и потянул на себя. Она обернулась, и озорное недоумение мелькнуло в прищуренных глазах.

– Третий этаж, – буркнул я. – Конечная. Выход, прощанье, поцелуи, объятья.

Боже, что за пургу я несу.

– А почему прощанье? – с деланой обидой спросила Дашка.

И тут же прыснула заразительным хохотом, увлекая и меня в круговорот её непредсказуемых эмоций. Мы хохотали, сгибаясь, судорожно глотая воздух, лупили по подоконнику, старались остановиться, но только сильней заходились в припадке истерического веселья. По лицу Дарьи катились слёзы, слетали на пол, и я, подхватив одну, спрятал во внутренний карман.

– Теперь у меня есть твои хромосомы.

Бестолковая кража развеселила нас ещё больше, и мы уже всхлипывали, тужась собрать простейшие фразы, рассыпающиеся в новом приступе хохота. Наконец Дарья Сергеевна обрела себя. Спрыгнула с подоконника, стянула со стола салфетки, высморкалась, удалила следы буйных красок, размазанных по лицу, и прошла к выходу. Открыв дверь, обернулась.

– А насчет «Сломанных» не переживай. Мокин за неё письменное поручительство дал. А у него и квартира, и машина, и дача. Так что заплатят.

Глянула на часы и уже шагнула в коридор, но мой оклик остановил её.

– Дарья… Сергеевна. Я хотел сегодня пораньше уйти.

– Что-то случилось?

– Да нет. Ничего серьёзного.

Она быстро подошла ко мне, слегка коснулась плеча и насмешливо протянула:

– Да ты никак влюбился?

От неожиданности я вздрогнул и принялся невнятно жестикулировать.

– В эту, что ли?..

– Да ты что! Нет, конечно!

Дарья облегчённо качнула головой.

– А то я испугалась, не поехала ли у тебя крыша.

– Нормально у меня всё с крышей. И деньги я сам у этой старухи вытрясу, не беспокойся.

– Да не кипятись ты. И кто же она?

– Да я даже и не пойму суть отношений, – неуверенно пожал плечами.

– И? – настаивала Дарья. – Как зовут? Где работает? Как познакомились?

– Кира. В стриптизе работает. Были там с Макаром и познакомились.

Дарья язвительно прищурилась, и я пожалел о своей минутной слабости.

– Да ладно. Не парься, – она улыбнулась и заботливо поправила воротник моей рубашки. – Только смотри, чтобы не обобрала тебя эта девица. А Макару привет!

– Она не такая.

– Они все не такие, – с грустью улыбнулась Дарья.

И вспомнив о ворохе неотложных дел, скрылась за дверью.

– Она не такая! – повторил я, убеждая самого себя.

Развернулся к окну, закурил. А если такая? То что? Да и пошло тогда всё на хер. В сердцах швырнул недокуренную сигарету в окно, опомнился, кинулся вслед за ней и врезался в подоконник. Улетела. Да и ты тоже – на хер. Исступлённо пересёк комнату, резко распахнул дверь, выпрямился, словно бросал вызов поджидающей неизвестности. Засомневался. Осторожно выглянул в коридор. Всё как обычно. Аккуратно, не звякая ключами, запер кабинет и, стараясь не угодить в невидимые лабиринты судьбы, выскользнул на улицу.

Интервью

Такая? Не такая?

Мысль, засевшая в голове, отключает слух и зрение, и ты слепо движешься по улице сквозь толпу таких же мыслителей к собственным зыбким грёзам. Их проступающие через ряд событий черты кажутся естественными, как очередная остановка трамвая желаний. Но в голове снова путаница, логика рассыпается на множество подтасованных фактов, и ты уже не уверен – твой ли это трамвай.

Прилипшие сомнения я выгуливал до самого вечера. Пытался избавиться от них в магазинах, заесть острой пиццей, столкнуть под автобус и, отчаявшись, притащил домой. Отыскал в ноутбуке «Интервью со стриптизёршей», записанное несколько лет назад в отместку задолбавшим «… домохозяйкам». Типа, а НАШИ девушки живут по-другому!

Может быть, это интервью внесёт хоть какую-то ясность в мои отношения с Кирой. Надо сказать, что посещение стриптиз-клубов вошло у меня в привычку именно с той беседы. Не регулярно, так никаких денег не хватит. Но когда случалось, что они есть, я без особого сожаления расставался с ними, подтверждая на практике строчки неопубликованного интервью.

***

В пятничный вечер массы добропорядочных горожан спешат сложить походную утварь и отправиться на лоно природы, к родным или к не менее родным огурцам и помидорам. В смиренной привычке они воздают хвалу Господу, наслаждаясь его чудодейственным молчанием. Граждане не столь добропорядочные устремляются в ночные клубы, где отдаются во власть пороков, описанных в любой Библии.

Мой собеседник – Татьяна, бывшая стриптизёрша, покажет стриптиз-клуб изнутри, расскажет, что происходит за кулисами и в головах танцовщиц.

– Что тут рассказывать, – усмехается Таня, – веселье, танцы, алкоголь, кайф. С чего начать?

– Начни с гримёрки. А затем через сцену выходи в зал.

– Честно сказать, гримёрки в клубах мало смахивают на салон красоты. Тесно; шмотки, типа сценические костюмы, валяются на полу. Кто-то из девочек спит прямо на сдвинутых стульях. Кто-то ест. Вонь от пота, сигарет и дешёвой китайской еды не выветривается. Едят голышом – боятся запачкать наряды. Болтают. Про мужиков. Про эпиляцию: какая и где делала. У кого прыщ на каком месте вылез. Сплетничают. В общем, бабы бабами.

– Слушай, а дедовщина у вас есть?

– Дедовщины нет. У нас бабовщина (смеётся). Большие «звёзды» срываются на звёздах поменьше. На новеньких отвязываются все.

Вот Анжела. Возомнила из себя суперзвезду, уважения требует, отнимает у девочек вещи, которые ей нравятся. А какая она звезда? Смех один. Приехала из глубинки, ни образования, ни воспитания, речь убогая. И тут она взялась учить английский язык. Выучила несколько фраз, типа Hello, How do you do? И всё. Она лучшая. Она супер. Смотрит на всех свысока, молодёжь за ней тряпки должна собирать, а она их жизни учит. И ведь многие ведутся.

В стрипе вообще девушки меняются быстро. Марина вот. Когда только пришла – мышь серее некуда. Скромница-скромница такая. Боялась слово сказать. Первый раз в большом городе и всё такое. А тут у девчонок начали кэшки пропадать. Местная валюта, в клубном обменнике курс 2 к 1. Начали мы видеозаписи смотреть, и что ты думаешь: это она по шкафам шарится. Предъявили, а она потупила глазки и говорит: пьяной, мол, была, трезвой бы никогда. Ну а когда её прессовать стали, скромняшка в такую хабалку превратилась, таким матом всех понесла. Я просто офигела. Как в кино: милый утёнок превратился в гадкого лебедя. И ведь ни капли раскаяния. Отпинали её, конечно, нещадно.

– То есть драки тоже случаются?

– Через день. Гостя не поделили. Кто-то напялил чужие трусы, кто-то сел на занятый стул. Из-за любой мелочи. Дерутся, как мужики, только злее. Не только за волосы, но и кулаками, и всем, что под руку попадёт. Стараются так врезать, чтобы соперница долго на сцену не могла выйти. Жестокость беспредельная. Разнять – легче собрать, что останется.

А иногда просто смешно. Была у нас Ксюша. Она такая, легкодоступная: денег нет, долги кругом. И решила Ксюша сделать гостю минет, а это запрещено. Администратор узнала. Ты что, говорит, на лавочке в садике не могла отсосать? Та такая непонятно почему оскорбилась, говорит: а что, здесь молельный дом, что ли? Тут такое шоу завертелось, как в американском реслинге. Администратор эту «солистку» как только не швыряла, во что только не засовывала. А когда уже подустала, заехала Ксюше стрипкой по башке, та и отключилась.

Бывают и просто подлянки. Подломанные каблуки и порезанные костюмы – мелочь. А вот когда надежды обламывают!

– Какие надежды?

– Понимаешь, даже живя в дерьме, девушка всё равно будет надеяться: вот что-то изменится, кто-то появится, в лотерее выпадет её фамилия. Да просто на чудо. И эта надежда позволяет не слететь с катушек. Но есть же стервы! Например, Карина. С ней вообще никто не связывается. Ворчит, ворчит всё время, чем-то всегда недовольна. Стоит ей слово поперёк сказать или задеть нечаянно, она такую свинью подложит. Как-то раз затусила она с чужим гостем, хотя у нас это не принято. Поехала на какую-то Party в баню и наговорила столько дерьма о девочке, которая постоянно с этим гостем сидит. «Ты думаешь, она такая святая, да там автобус проехал». И всё. У девочки слёзы, истерика, чуть таблеток не наглоталась.

– А кто в стриптиз ходит? Женатые, холостые, пожилые, молодые? Неудачники по женской части? Любители контактного порно?

– Все. Для нас они просто гости, а их заморочки нас не интересуют.

– Но как-то ведь вы их сортируете?

– Можно разделить на постоянников, новичков, хороших и беспонтовых. Встречаются, конечно, ещё грубияны и дебилы, но это не суть важно.

– А бывает так, чтобы стриптизёрша замуж за гостя вышла?

– Конечно. Девочки частенько увольняются замуж.

– И что? Прямо чувства присутствуют, а не просто голимый расчёт?

– Чувства находятся всегда, но и от головы тоже не убежишь. Всякие случаи бывают. Взять Яну. Строила из себя полячку. Говорить пыталась с акцентом, да как-то всё больше с нижегородским. А потом плюнула и оказалась такая простая русская баба – развернись душа. Так она со своим мужем в клубе познакомилась. Приходил, приходил да и женился. А Яна продолжает работать. Муж знает. Нам пофиг.

Но всякий раз по-разному складывается. Приходит какой-нибудь парень, приглашает за стол Мишель. А то-о-й! Достаточно посидеть один вечер, и сразу понимает, какой он порядочный. Наобещает, а она и верит. На седьмом небе. Рассказывает, сколько он подарил ей роз, какая у него чудесная квартира и что у них любовь. Собирает вещички и уходит замуж. Навсегда! Даже не обернётся. А через неделю возвращается. Скучно ей, видите ли, от домашнего уюта. Говорит: «Девочки, я к вам ненадолго, вот чуть-чуть поработаю, минут десять». И остаётся. Понятно же: у гостя жена с детьми с Анталий вернулись. Да и прикипела она к этому месту.

Справедливости ради надо сказать – встречались у неё и достойные мужики. Приходили, просили, умоляли, а она ни в какую. И так со следующим, со следующим, со следующим. В общем, не получается у неё поменять место работы на место жительства. И при этом абсолютно искренне всем говорит, что хочет замуж, что хочет убраться из этого проклятущего заведения.

– И что, ей действительно делали предложения?

– Думаю, всё-таки нет. Мы же постоянно с девчонками говорим обо всём таком, сплетничаем. Скорее всего, делали предложение пожить для начала, а дальше… Уж кто знает.

Другая девочка, Кристина. Миниатюрная, ротик маленький, а гогот, как у лошади. Оглохнуть можно. Закатывается с любым гостем, на любую фразу, даже если в ней слов нет.

– А мужчины как реагировали?

– Мужчины странно расценивают женский смех. Кому-то нравится, кого-то забавляет, кому-то льстит. Но девчонок это точно бесит.

Кристина поначалу пользовалась дикой популярностью. Каждый вечер кто-нибудь заказывал для неё дорогое шампанское. Ей приятно, да и процент со спиртного капает. Девчонки завидовали и как сумасшедшие начинали бегать от гостя к гостю, раскручивая тех на дорогие напитки. Они же смотрят друг на друга, соревнуются. Никто не хочет упасть лицом в грязь. Разумеется, все девочки дорожат своей репутацией, но неудачные раскрутки бывают у всех. Отказал и отказал. Теперь будет наблюдать «холодное шоу», пока не окоченеет.

– Что такое «холодное шоу»?

Как тебе объяснить? Девочки к нам в основном неподготовленные приходят. Редко у кого за плечами хотя бы танцевальная студия. А тут сложные элементы исполнять надо. Так они отгораживаются от зала невидимой стеной и погружаются в арифметические упражнения. Раз-два-три, раз-два-три, как на утреннике в детском саду. А из зала кажется: такие в образе! такие недоступные! А это от страха и неумелости.

– Как в театре.

– А стриптиз и есть театр. Театр не только на сцене, но и за кулисами, внутри самой себя, в отношениях. Со стороны смотришь – кажется, всем так весело, беззаботно, дружелюбие сочится изо всех щелей. Но это только витрина. На самом деле никто своих истинных лиц и чувств не показывает. Доброжелательность – это маска, на которую только наивняк купится. А под ней зависть, алчность, ревность.

– И откуда такая злость? Ведь девушки, по большому счёту, получают то, за чем приходят.

– Практически у каждой, помимо будничной корысти, говорю без упрёка, есть сокровенные желания. Выйти замуж. Стать пожизненной любовницей с приличным содержанием, машиной, квартирой. И если у кого-то это начинает получаться, а у тебя совсем ничего, то это трагедия.

Приходят-то все временно. Развлечься, денежку накопить, познакомиться. Но время в клубе бежит незаметно. Не успела оглянуться – морщинки поползли, килограммы с разных мест свисать начали. Да и взгляд стал какой-то загнанный.

И ты понимаешь, что ты застряла! А уйти уже страшно. Денег как не было, так и нет. Жизнь свою ни с кем не связала. Развлекаешь гостей – и в этом смысл твоей жизни? Но такие вопросы приходят всё реже. Это болото засасывает, и вылезти из него самостоятельно нереально.

В театре актёр отыграл спектакль раза два в неделю и снова становится собой настоящим. А в стриптизе девушка в образе по восемь-десять часов ежедневно. Она в нём живёт, ложится спать, и другого ничего уже нет, да и не интересует.

Новенькие пытаются сначала играть, кокетничать, строить глазки. Но гость, каким бы простачком ни казался, чувствует фальшь. Он не закажет дорогих напитков и не сунет кэшку только потому, что у тебя круглые сиськи и тугая попа. Для этого его надо соблазнить, дать почувствовать, что он… (наклоняется ко мне, смотрит в глаза, говорит низким глубоким голосом) Никогда таких не встречала!

– Ого!

– Пять лет эту фразу повторяла.

– И что, кто-нибудь устоял?

– Её произносишь каждый раз по-разному. И только когда действительно почувствуешь человека. Нужна искренность. Но она закончилась ещё на первой неделе. И что делать? Единственное, что выручает, – наркота.

– А алкоголь?

– Алкоголь может выстрелить совсем по-другому. Девушка так искренне обложит гостя матом, что тот навсегда забудет дорогу в это заведение.

– Но они же пьют, когда гость угощает?

– Ну да. Запивают колёса.

– А кто у вас работает? Стриптиз-колледжей, насколько я знаю, ещё не открыли.

– Да кто угодно. Была бы фигурка да пластика. Да кураж. Ирина работала пожарником – представляешь, реально пожары тушила. Ника пришла из прокуратуры, есть врач, учителя. Благородные профессии. Но практически все кайфуши. Привыкли в прошлом к вечеринкам, алкоголю, мужчинам. И вот им становится мало такой жизни, да и деньги нужны. А в клубе алкоголь из-под крана, наркота, как Баскин Роббинс, – на любой вкус. Ощущение праздника, всегда нарядные, всегда желанные, аж голова поначалу кружится. Но со временем и этого перестает хватать. Восемь из десяти начинают разгоняться.

– А что за наркотики?

– В основном колёса. Синтетика. Подсаживает моментально. У Лиды постоянные ломки. А ведь была потрясающая, циркачка. Валентина пришла цветущая, обалденно красивая, глаза горели. А сегодня она сидит на баре, и я смотрю на неё – потухшие, пустые глаза. Такой взгляд ни с чем не перепутаешь. Никакого интереса к жизни. Она приходит только для того, чтобы на дозу заработать. А для кого-то употреблять просто круто, клёво, прикольно: добывать, прятаться, падать от передоза, а потом ржать над собой вместе с другими. Тащатся от своей подростковости. Но, как бы скверно это ни звучало, девушка под кайфом зарабатывает в несколько раз больше.

– И много мужчины оставляют в стриптиз-клубе?

– Практически все свои деньги. Весь семейный бюджет. Он приходит, и все внимание только ему. Красивые девушки с шикарными фигурами улыбаются, вздыхают, поглядывают на него призывно. Перед этими женскими хитростями никому не устоять. И гость постепенно начинает ощущать себя хозяином, плейбоем, спасителем. А для этого нужно всего ничего: угостить девушку спиртным да поделиться деньгами. Ну а если он ещё сомневается, есть более хитрые приёмчики. Случайно задетая рука, растерянные извинения. Ласковый шёпот на ушко, где смысла нет, есть только прикосновения губ. И в знак глубокой близости – ладонь, положенная на грудь сомневающегося. У гостя нет шансов. Он забывает, что все эти искренности имеют цену.