Эти три коротких слова

Он проходит вглубь пекарни, ненадолго исчезая за дверью.

– Судя по тому, насколько хорошо вы с владельцем знакомы, ты тут часто бываешь? – спрашивает Пенни.

– Я прихожу сюда, пожалуй, даже слишком часто. Он готовит такие прекрасные шоколадные круассаны, что я как-то заплакал от счастья, когда откусил кусочек.

– Врешь ты все, – она смеется, тыкая в меня пальцем.

– Почти заплакал. Если бы я мог проявлять свои эмоции на более глубоком уровне, то обязательно заплакал бы по-настоящему.

В этот момент Роберт появляется из-за двери, держа в руках коробку с тортом. Он похлопывает по крышке и ставит ее на прилавок, пододвигает к нам.

– Французский шелковый пирог. Последний остался.

– Что? – спрашиваю я пораженно. – Их же всегда раскупают.

– Сегодня твой счастливый день. С днем рождения, Илай. – Роберт протягивает мне руку, и я крепко ее пожимаю.

– Большое тебе спасибо, – говорю я. – Сколько я тебе должен, Роберт?

Я достаю бумажник, но Роберт меня останавливает.

– За счет заведения. Считай это подарком на день рождения.

– Ты же знаешь, я так не могу.

Он машет на меня рукой.

– Учитывая, как сильно ты увеличил мои продажи, рассказав всем о моем магазинчике, я тебе еще и должен остаюсь. Возьми пирог и не спорь.

Я бы никогда не посмел спорить с Робертом, поэтому я просто достаю из бумажника пятьдесят долларов и кладу их в банку для чаевых. Подмигнув раздраженному старику, я беру коробку с пирогом.

– Спасибо, Роберт.

– Обращайся. – Он переводит взгляд на Пенни. – Ты этого парня не обижай. Если он тебя сюда привел, значит, ты для него много значишь. Мы все о нем очень высокого мнения, и я надеюсь, что ты тоже.

Пенни явно чувствует себя не в своей тарелке, но отвечает:

– Он правда замечательный.

Довольный Роберт машет нам рукой на прощание, и я направляюсь к выходу. Когда я открываю дверь перед Пенни, она спрашивает:

– А где мы будем есть пирог?

– Ну, поскольку Роберт уже закрывается, можем съесть его прямо тут. Он всегда кладет в коробку вилки, чтобы можно было перекусить на ходу. – Когда Пенни начинает дрожать, я мысленно улыбаюсь сам себе. – Ну или мы можем зайти ко мне – я живу прямо через дорогу. – Я указываю на современный жилой комплекс, возвышающийся напротив.

Ее глаза сужаются.

– Какое удобное совпадение.

– Для меня – определенно. Насчет тебя я не так уверен. Не знаю, где ты живешь, но мы уже решили, что после десерта мы расходимся. Так что можем съесть пирог на улице, а потом я буду более чем счастлив поймать тебе такси до дома.

– Ты хочешь, чтобы я ела пирог, пока мы замерзаем на улице в трех минутах от твоей квартиры?

– Ну… Если хочешь погреться, то можем пойти ко мне. У меня есть камин, возле которого можно посидеть.

– Ну разумеется, у тебя есть камин, – закатывает глаза Пенни, прежде чем развернуться и уйти.

– Ты куда это? – спрашиваю я.

– Иду к тебе в гости. Я отказываюсь и дальше тут мерзнуть. Я уже ног не чувствую.

Лучезарно улыбаясь, я догоняю ее и крепко обнимаю.

– Отличная идея. Рад, что ты об этом подумала. И, конечно, после десерта я отправлю тебя домой.

– Ага, ну конечно, – говорит она таким притворно раздраженным тоном, что я улыбаюсь только шире.

– Знаешь, я твою квартиру представляла очень стерильной, – признается Пенни, оглядываясь.

– Стерильной? – спрашиваю я, включая камин. Он мгновенно оживает, отбрасывая на стены погруженной в полумрак комнаты оранжевые отсветы.

– Ну, знаешь, как в холостяцкой берлоге. Неоновые знаки, пивные плакаты, все выхолощенное, безвкусное. А у тебя тут свечи, подушки диванные, занавески. А это? – она указывает на висящую на стене картину. – Это ведь настоящее искусство!

Я смеюсь.

– В детстве я жил в сарае на чердаке. Я решил, что когда вырасту, то у меня дома будет по-настоящему уютно. Так что на обустройство я потратил много времени.

Она встает ко мне лицом, пока я расстилаю на полу плед.

– Ты жил в сарае?

– Длинная история, – говорю я, не желая рассказывать о своем детстве. О моем детстве вообще немногие знают. Я не рассказываю об этом на работе, и уж тем более не рассказываю фанатам, и я хочу, чтобы так все и оставалось. Мне не нужно, чтобы меня жалели – особенно в мой день рождения.

Я ставлю на плед коробку с пирогом и двумя вилками.

– Принести тебе что-нибудь попить? У меня есть горячий шоколад. Могу туда еще немного бейлиса плеснуть.

– У тебя есть бейлис и горячий шоколад? – спрашивает Пенни ошеломленно.

– Да, а почему тебя это так шокирует?

Она все еще не сняла мой пиджак и теперь небрежно расхаживает в нем по квартире.

– Мне просто казалось, что… ну, не знаю. Что ты должен любить темное пиво, или, может, виски, а никак не горячий шоколад и бейлис.

– Я не настолько холодный человек, как тебе кажется, – говорю я, направляясь к открытой кухне, совмещенной с гостиной.

– Я не считаю тебя холодным, – заверяет Пенни, следуя за мной, и садится за стол. – У меня просто сложилось о тебе совсем другое впечатление.

– Возможно, тебе стоит познакомиться с нашей командой получше, – говорю я, ставя на плиту молоко. – Поможет с публикациями в ТикТоке.

– И как я, по-твоему, должна познакомиться с вами поближе? – Я оборачиваюсь на Пенни, заинтересованно вскинувшую одну бровь.

И усмехаюсь.

– Ну, если говорить про меня, то лучше всего, если ты проведешь вечер здесь, со мной. Но с остальными ребятами хватит и обычного опросника.

– Так-так. А почему это с тобой нужно провести вечер?

– Я сложный человек. Остальные куда более поверхностны. Но чтобы понять меня, нужно глубоко погрузиться в вопрос. Чем больше времени со мной проведешь, тем лучше. Я-то готов работать вообще всю ночь напролет.

Она с улыбкой качает головой.

– Ого. А ты вообще никогда не прекращаешь, да?

– Что я не прекращаю? – невинно спрашиваю я. – Я просто пытаюсь помочь тебе с работой.

– Да ты прямо благородный рыцарь в сияющих доспехах.

– Ты не первая, кто меня так зовет. – Я подмигиваю, достаю из шкафчика две кружки… и просто жду реакции.

– Что это, черт возьми, такое? – спрашивает Пенни. Как я и ожидал.

Я поднимаю кружки повыше.

– Это мои дорогие кореша. Тейтерс подарил мне их на Рождество. – Я взмахиваю кружками в воздухе. Одна в форме пары темных сисек, другая – в форме пары светлых. Очень красивые. Прекрасно сохраняют тепло. – И прежде чем ты откажешься пить из пары грудей, знай: это единственные кружки, которые у меня есть.

– Забудь все, что я говорила о твоем утонченном вкусе. Это, – она указывает на кружки, – именно то, что я от тебя ожидала.

– Рад, что не разочаровал, – отвечаю я. Пенни передергивает плечами и плотнее запахивается в мой пиджак. – Может, одолжить тебе толстовку? Или штаны? Чтобы согреться.

Она качает головой.

– Нет, я просто пойду посижу у камина, если ты не против.

– Конечно. Я сейчас подойду.

Пенни спрыгивает со стула и идет в гостиную, садится на расстеленный плед. Снимает пиджак и кладет его себе на колени, а сама придвигается поближе к огню. Ее лицо освещено пламенем, и я вижу ее профиль – мягкие губы, изящный изгиб носа. Она прекрасна. Правда.

И не то чтобы я в этом сомневался, но характер у нее под стать красоте. Она смешная, находчивая, с ней приятно пикироваться… Черт возьми, она просто идеальна. В ней есть все, что нужно, и я понял это только сегодня, когда она немного расслабилась.

Наверное, я тоже судил о Пенни очень поверхностно, и чем больше я о ней узнавал, тем сильнее меня к ней влекло.

Закончив варить горячий шоколад и добавив в него капельку бейлиса – но только капельку, – я приношу кружки в гостиную и ставлю их на кофейный столик перед камином. Расстегиваю жилет и отбрасываю его в сторону, чтобы иметь возможность двигаться свободнее – обычно мне нравится, когда костюмы сидят на мне как влитые.

Наконец я протягиваю руку и вручаю Пенни кружку, которую она неохотно берет, качая головой.

– Спасибо… И за эти груди, и за горячий шоколад.

– Не за что, – говорю я и беру в руки свою кружку. Потираю торчащие керамические соски и поднимаю на Пенни взгляд.

– Ты что делаешь? – спрашивает она.

– Ну, большего мне сегодня не светит, так что получаю то наслаждение, которое могу. – Я щипаю кружку за сосок и издаю нелепый стон. Пенни смеется так громко, что я мысленно аплодирую себе за то, что мне удалось ее развеселить.

– Я тебя просто ненавижу.

– Неправда, я тебе нравлюсь. – Я протягиваю ей вилку и открываю коробку с пирогом. Корочка песочного теста светло-коричневого цвета, сам пирог покрыт взбитыми сливками и шоколадной крошкой, и вид у него такой аппетитный, что у меня слюнки текут.

– Черт! Боюсь, дальнейшее тебе может не понравиться.

– Ты о чем? – спрашивает Пенни.

Я не отвечаю. Вместо этого я втыкаю в пирог вилку, подцепляю огромный кусок и отправляю его в рот. Глаза Пенни расширяются, и она снова смеется.

– Кажется, ты с этим пирогом сейчас за минуту управишься.

– Ну, с половиной так точно, – говорю я с набитым ртом.

– Надо запомнить: расставить по всему стадиону шелковые французские пироги. Снимать будем скрытой камерой. Некоторые пироги настоящие. Некоторые – нет.

– Это просто жестоко, – говорю я, проглотив кусок.

Мило улыбаясь, Пенни протягивает руку и проводит пальцем по уголку моих губ. Затем отстраняется и демонстрирует мне покрытый взбитыми сливками палец.

Даже не задумываясь, я подношу ее палец к своему рту и нежно слизываю взбитые сливки.

Наши взгляды встречаются.

В комнате воцаряется тишина.

Воздух густеет.

Прежде чем я успеваю остановиться, я беру ее палец в рот. Слегка касаясь губами, я тщательно его облизываю, не сводя с Пенни взгляда. Когда я ее отпускаю, она медленно опускает руку. Ее глаза широко раскрыты, она отводит взгляд в сторону, откашливается.

Я понимаю, что она так тщательно пыталась скрыть весь этот вечер. Она меня хочет. Я видел небольшие намеки и раньше, но сейчас, когда мы сидим в оранжевом свете огня, я точно уверен: Пенни чувствует то же самое, что и я.

Я беру вилку, подцепляю кусочек поменьше и подношу к ее рту.

Она смотрит на вилку, затем поднимает на меня взгляд прекрасных глаз, и я чувствую, как у меня все переворачивается внутри, когда она открывает рот и, не отводя от меня взгляда, изящно съедает кусочек.

В брюках становится тесно.

– Не могу поверить, что я так на тебя смотрю. – Пенни скидывает с колен пиджак. Она подбирает под себя ноги, и подол платья медленно ползет вверх. – Хочешь еще кусочек?

Я отрываю взгляд от ее ног – по гладкой коже пляшут отблески огня – и смотрю ей в глаза. Откашливаюсь и киваю.

– Да.

Я беру себе еще кусочек, на этот раз куда более скромный. А вот взгляд, которым за мной следит Пенни, скромным совсем не кажется. Когда я сглатываю, в глазах ее пляшет огонь.

Решив искусить судьбу, я подцепляю очередной кусочек пирога вилкой и подношу к ее рту. Мгновение она смотрит на пирог, затем приоткрывает губы. На грудь ей падает капелька взбитых сливок.

Мы одновременно опускаем взгляд. Взбитые сливки покоятся на холмике ее груди.

Черт…

– Давай помогу, – говорю я, чувствуя, как рот у меня наполняется слюной. Я выжидаю несколько секунд на случай, если Пенни решит возразить, но она молчит, только тяжело дышит, и я понимаю – можно.

Я протягиваю руку и очень медленно, очень нежно провожу пальцем по ее груди.

Господи Иисусе.

Мягкие. Полные. Аппетитные.

У нее перехватывает дыхание.

Мой член твердеет.

Мне хочется большего.

Я протягиваю ей палец. Я хочу почувствовать прикосновение ее губ, представить, что облизывает она совсем не мой палец. Я задерживаю дыхание, и мы смотрим друг на друга, в густом, наполненном похотью воздухе витает невысказанное обещание наслаждения.

К моему полному удовольствию, Пенни наклоняется вперед и, черт возьми, обхватывает мой палец губами.

Сначала она нежна и осторожна: просто медленно исследует мой палец языком. А потом… потом она начинает его посасывать, и с такой страстью, что у меня чуть ли не закатываются глаза.

Господи Иисусе.

Когда Пенни отстраняется, я окончательно теряю контроль. Моя броня дает трещину, и все, о чем меня когда-либо предупреждал Пэйси, меркнет во тьме. За считаные секунды этот вечер превратился из невинного «мы просто едим вместе пирог» в «я, черт возьми, собираюсь раздвинуть твои ноги и полакомиться твоей киской».

Я облизываю губы и опускаю вилку в коробку с пирогом, прежде чем отодвинуть ее в сторону.

– Ты уже все? – спрашивает Пенни.

– Это ты мне ответь, – говорю я и жду.

– Я бы съела еще кусочек. – Я тянусь за вилкой, но она меня останавливает. – Твой палец вкуснее.

Твою.

Мать.

Эти три коротких слова говорят мне: сейчас вечер совершит крутой поворот.

Мои фантазии осуществятся, и я вот-вот попробую на вкус Пенни Лоус.

Я обмакиваю палец в сливки и шоколад и протягиваю руку ей. Немного поколебавшись, Пенни встает на четвереньки и подползает ближе, усаживается мне на колени.

Да.

Именно здесь я, черт возьми, и хочу ее видеть.

Я опускаю руку на ее ягодицы, когда она берет в рот мой покрытый шоколадом и взбитыми сливками палец.

Ее губы скользят по моей коже. Она тщательно вылизывает палец, затем медленно отстраняется.

Мне.

Сносит.

Крышу.

В мгновение ока я опрокидываю Пенни на пол, и теперь она лежит на пледе, а я нависаю над ней, прижимая ее руки к полу.

– Скажи, что ты этого хочешь, – говорю я и с удивлением понимаю, что почти задыхаюсь.

Ее глаза ищут мои. Я вижу, как лихорадочно она думает, пытаясь понять, что же ей делать. Пожалуйста, не говори «нет». Я не уверен, что смогу это вынести.

Когда я уже думаю, что мои надежды рухнули, Пенни раздвигает ноги, позволив мне приблизиться, и признается:

– Я хочу этого. Очень сильно хочу.

И это все, что мне нужно было услышать.

Я припадаю губами к ее губам и наконец получаю то, о чем мечтал с тех пор, как впервые ее увидел.

И я беру от ситуации все.

Я завладеваю ее ртом.

Обхватываю ее грудь ладонями.

Мой твердый член упирается ей в живот.

Я впитываю ее стоны.

Я трахаю ее на пледе, перед камином, и когда она дрожит в моих объятиях и вот-вот уже кончит, я выхожу из нее и уношу в спальню, где целую и облизываю ее бедра, пока она не начинает царапать мою спину ногтями, умоляя о большем. Вот тогда-то я дарю нам обоим сладостное облегчение.

Никогда раньше я не испытывал ничего подобного.

Даже близко.

Невероятный экстаз, словно меня разрывает пополам. Это было что-то, что я словно всю жизнь берег только для нее. Только для Пенни.

Мы вместе засыпаем на моей гигантской кровати. Пенни прижимается ко мне, а я прижимаюсь к ней, надеясь и молясь, чтобы мне повезло еще хоть раз испытать блаженство, которое она мне подарила. Я знаю, что буду стремиться к этому всю оставшуюся жизнь.

Пропустил ли я подробности нашей совместной ночи?

Разумеется. Потому что, хоть это и важно – черт возьми, это перевернуло всю мою жизнь! – самое важное в этой истории то, что произойдет потом.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, Пенни уже нигде нет. Все, что мне остается – это наслаждение, все еще бурлящее в моих венах, и короткая записка.

«Хорнсби, с днем рождения. Надеюсь, тебе все понравилось. Я одолжила у тебя толстовку. Верну ее позже.

Пожалуйста, сделай так, чтобы Пэйси никогда ничего об этом не узнал.

Пенни».

Никаких «Я тебе позвоню».

Никаких «Может быть, нам стоит повторить».

Только просьба никому об этом не рассказывать. И я, конечно, не собираюсь этого делать: ни сейчас, ни когда-либо еще. И не только потому, что мне нравится Пенни и я уважаю ее желания. Просто последнее, что мне нужно – это чтобы Пэйси обо всем узнал. Я дал ему обещание и нарушил его. Но самое худшее заключается в том, что я бы с удовольствием нарушил это обещание снова.

И еще раз. И еще.

Я бы нарушал его до полного изнеможения.

Вот настолько мне понравилось быть внутри Пенни.

Быть рядом с ней.

Когда на следующий день я открываю свой шкафчик в раздевалке, внутри нахожу свою толстовку. Она пахнет Пенни. Я подношу ткань к носу и глубоко вдыхаю запах, вспоминая, каково это было – держать ее в своих объятиях, слышать, как ее стоны эхом отдаются в моих ушах, наблюдать, как она извивается от удовольствия под моими прикосновениями.

Но именно тогда я осознаю суровую правду.

Для Пенни Лоус все кончено.

А для меня даже и близко нет.

Глава 5

Пенни

Пять недель спустя…

– Это шутка такая, да? – спрашивает Блейкли, держа в руках положительный тест на беременность. – Ты купила это в магазине приколов, чтобы надо мной пошутить, да?

– С какой это стати я бы стала шутить про беременность? – спрашиваю я, расхаживая по гостиной. – Это не только неправильно во всех отношениях, особенно в отношении тех, кто борется с бесплодием, но и вообще не смешно!

Я хватаюсь за лоб и пытаюсь успокоить свое бешено колотящееся сердце. Прошло пять недель с тех пор, как я провела ночь с Илаем.

Пять недель. И теперь…

– Погоди… То есть он настоящий? Настоящий тест на беременность? Ты беременна?

Я останавливаюсь, поворачиваюсь к Блейкли и киваю.

– Ну нет, – она качает головой. – Ни за что на свете. – Она показывает на мой живот. – Там сейчас ребенок? Нас сейчас не двое в квартире, нас трое?

Я прикусываю губу, чувствуя, как к глазам подступают слезы.

– Да, в этой комнате сейчас находится трое людей.

– Вот блин. – Блейкли падает на диван. – И кто, черт возьми, отец? – как только вопрос слетает с ее губ, она вскакивает на ноги и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – Господи Иисусе, это Хорнсби?

Помните, я говорила про подступающие к глазам слезы? Вот теперь они начинают градом катиться по моим щекам. Я киваю.

– Боже мой! Ты уверена?

– Он единственный парень, с которым у меня был секс за последний год. Так что да, я вполне уверена.

Я обмахиваю лицо ладонью, изо всех сил стараясь не дышать слишком часто.

– Что мне делать? Я, блин, беременна!

– Ты беременна ребенком Хорнсби! – Теперь и Блейкли принимается мерять шагами гостиную. – Слушай, Пэйси его убьет. Просто на клочки разорвет. Надеюсь, Хорнсби прожил хорошую жизнь. Потому что она скоро подойдет к концу.

– Что? Нет, – я качаю головой. – Пэйси ничего не узнает.

Блейкли замолкает.

– О, – произносит она. Плечи ее напрягаются. – Ну… это твой выбор. Твое тело – твое дело.

– Что? – спрашиваю я. – Нет, я не… Я не собираюсь это делать. Я бы не смогла.

Лицо Блейкли принимает крайне озадаченное выражение.

– Тогда как, по-твоему, Пэйси ничего не узнает?

– Пока ты сюда ехала, я как раз об этом думала. Вот единственный план, который пришел мне в голову: как только на горизонте появляется Пэйси, я срочно начинаю что-нибудь жевать. Буду есть без остановки. Всякий раз, когда Пэйси будет рядом, изо рта у меня будет торчать бургер. Или мороженое. Или даже целая пицца! Так что когда я начну набирать вес, он просто подумает, что я поправилась.

Блейкли кивает, постукивает пальцем по подбородку.

– Оригинальная идея. Совершенно гениальная. – Она поднимает в воздух палец. – Есть, правда, одна проблема. После девяти месяцев безудержного обжорства у тебя появится ребенок. Так что позволь спросить: а это ты ему как объяснять собираешься?

– Э-э… Случайная незнакомка подбросила к порогу моей квартиры младенца, потому что ей очень понравился мой цветочный венок, который висит на двери, и она решила, что я отлично справлюсь с воспитанием ребенка?

Блейкли делает глубокий вдох.

– Я понимаю, что ты беременна, и это творит странные вещи с твоим телом и разумом, но это полный бред. Пэйси, конечно, успел пару раз в жизни головой удариться, но не настолько сильно, чтобы это лишило его всякого здравого смысла.

– Ты уверена? – морщусь я.

– Абсолютно, – заявляет Блейкли. Мы обе продолжаем вышагивать по гостиной. – О-о! – Она резко останавливается. – А давай позовем Винни? Может, она придумает, как рассказать обо всем Пэйси. Она вроде как умная, и твой брат к ней прислушивается. Ее помощь очень бы пригодилась.

– Это, конечно, правда, но, если я ей расскажу, мне и Пэйси придется все рассказать. Я не хочу, чтобы Винни пришлось скрывать от него такой секрет.

Блейкли наклоняется ко мне.

– Срочные новости. Пенни. Тебе придется ему рассказать в любом случае. Ты ведь это понимаешь, да?

– Разве? – спрашиваю я. – Давай хорошенько все обдумаем. План с едой точно должен сработать. О, можно еще будет завести специальный аккаунт в ТикТоке – только о еде. Убедительнее будет. А когда ребенок родится, ну, я же не буду брать его с собой на работу? Так что Пэйси его не увидит. И он редко ко мне приходит. Если он захочет зайти, я просто отдам ребенка тебе! Знаешь, чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что нам удастся это провернуть.

– Остановись на секундочку. – Блейкли поднимает в воздух руку в предупреждающем жесте. – Ты моя лучшая подруга, и я очень тебя люблю, и ты знаешь, что я всегда тебе помогу, чем смогу, но, – она указывает на свою промежность, – это, знаешь ли, вагина. Не пенис. И насколько я помню, ты забеременела не от меня. Так что, когда ты говоришь «нам», ты ведь не можешь на полном серьезе иметь в виду меня и тебя?

– Э-э, естественно я имею в виду тебя и меня? – Я смотрю на нее так, будто она сбрендила. – Мы подруги. – Я взмахиваю рукой. – Это комплексная сделка. Мои проблемы – твои проблемы. Ты приняла эти условия, когда решила стать моей лучшей подругой.

– Что-то не припомню, чтобы я контракт подписывала.

Я раздраженно упираю руки в бока.

– Это негласный контракт! Мы как… акция «Два по цене одного»! Такие у нас отношения! Так что моя беременность – это твоя беременность.

– Ага, ты не устаешь это повторять, и с каждым разом мне только сильнее хочется сбежать и никогда больше не возвращаться. – Блейкли заправляет прядь волос за ухо. – Я слишком молода, чтобы беспокоиться о всяких детях. Мы с Перри об этом даже еще не думали.

– Ты думаешь, я этого хотела?

Она пожимает плечами.

– Ну, за все приходится платить.

– Господи! – Я швыряю в Блейкли диванную подушку и попадаю ей по ноге. Она вскрикивает. – Поверить не могу! Такое только недовольные родители говорят, а ты моя лучшая подруга!

– Ну, я не знаю, чего ты от меня хочешь. – Она разводит руками. – Я пытаюсь помочь, но твое желание скрыть беременность абсолютно нелепо, не говоря уже о том, что у тебя ничего не выйдет. Пойми наконец: если ты не собираешься делать аборт – а я вижу, что не собираешься, – скрыть ребенка у тебя не выйдет. Пэйси рано или поздно узнает. Представляешь, как он отреагирует, если ты не скажешь ему сразу? Он будет в ярости и вообще разорвет тебя на кусочки. Ты этого хочешь, Пенни? Чтобы тебя разорвали на кусочки?

– Вообще было бы неплохо. Ответственная Пенни сможет заботиться о ребенке и прятаться ото всех, а рабочая Пенни – обеспечивать семью и никому ничего не рассказывать. Вот это точно сработало бы.

– Да ты совсем сбрендила! – Блейкли всплескивает руками и направляется прямиком к входной двери.

– Ты куда?

– Сунуть голову в сугроб!

Я подбегаю к ней и хватаю за руку.

– Пожалуйста, не уходи. Ты мне нужна.

Она поворачивается ко мне, и я вижу в ее глазах беспокойство. Это возвращает меня в реальность.

– Ты должна ему сказать.

Мои глаза наполняются слезами, и я медленно киваю.

– Я знаю.

– И ты должна сказать Хорнсби.

Я качаю головой.

– Ни за что. Я ничего ему не скажу. Пэйси его убьет, это мы уже установили. Я просто скажу, что это была случайная связь, и я понятия не имею, где теперь искать отца ребенка.

– Это еще зачем? Пенни, нам не так уж и много платят. На ребенка уходит много денег, так что тебе понадобится помощь Хорнсби. И вообще, он имеет право об этом знать.

– Поверь мне, он не захочет ничего об этом знать. Мы оба ясно дали друг другу понять, что не хотим ничего серьезного. Да ты сама подумай: он вообще никогда не вступает в отношения. Он просто спит с девушкой один раз, и все. Последнее, что ему нужно – это ребенок, который положит конец всем его любовным развлечениям.

– Что ж, какая жалость, – в голосе Блейкли звучит уверенность, которой так не хватает мне самой. – Меня тошнит от того, что, когда речь заходит о беременности, женщины должны тащить эту ношу в одиночку. Конечно, есть замечательные мужчины, которые искренне поддерживают своих партнерш, но когда случается что-то подобное, женщина почти всегда справляется со всеми трудностями одна, хотя это ответственность обоих родителей. – Блейкли наставляет на меня указательный палец. – Он не просто заслуживает знать. Он должен знать. Это его обязанность.