Холод

– А я – наркотой промышляю. Иногда, конечно, приходится, и по зубам кому надо надавать…

С парня чуть не слетела его норковая шапка, а челюсть отвисла, казалось, до самых колен.

– Врач я, говорила же уже! – рассмеялась Геля, видя замешательство на его лице. – Стоматолог.

Мимолетное облегчение на лице ее попутчика тут же сменилось еще большим замешательством. Похоже, он привык кадрить или молоденьких студенточек, или… да черт его знает, к чему он привык, но вот стоматолога без бормашины видел первый раз в жизни.

– Бывает… – неуверенно выдохнул он.

– Ты скажи еще, что не у всех проходит! – угрожающе проворчала Геля, с лица которой не сходила улыбка. – Вот только скажи – попадешь ко мне в кресло – все нервы на сверло перемотаю!

Электричка медленно подкатила к станции Обское море и задергалась, словно корова на льду, пытаясь затормозить на занесенных снегом рельсах.

Видя, что от псевдо-Ураювкоса, добиться больше ничего нельзя, Геля вновь обратила взор в окно, разглядывая абсолютно пустынную станцию. То ли дело, что тут летом происходит – день открытых дверей в сумасшедшем доме. Все бегут, суетятся, купальники на ходу теряют… А зимой, да еще и в такую погоду даже моржи, да вездесущие рыбаки попрятались. Сейчас, например, с поезда никто сходить не сбирался, по крайней мере, в этом вагоне. Не зря утром отец подкалывал ее, когда она выходила из дома: "В Искитим поедешь? На юга, в смысле… Смотри, не обморозься!" Таков уж Новосибирск – летом выражение "поехать на юг" означает отправиться на пляж, а вот зимой – угодить в занесенные снегом сосновые леса, в которых, кажется, слово "цивилизация" звучало бы, словно мат в библиотеке.

– ОБСКОЕ МОРЕ… – пробубнил электронный бубнильщик станций, и двери электрички с надсадным шипением распахнулись. Точно, так и есть. Никто не выходит.

И тут ее внимание привлек человек, вышедший со стороны моря, из-за здания станции. Он шел, пошатываясь, словно пьяный, держа на весу праву руку и баюкая ее, как маленького ребенка. Пелена снега практически скрывала его от Гелиного взгляда, но даже так она отчетливо видела, что по всей его одежде красуются бардовые пятна крови, и больше всего их именно на правой руке.

Размышляла она недолго… С ним явно случилось что-то плохое, и еще не известно, окажется ли на станции дежурный (зимой они, как правило, вымирали словно мамонты, мотивируя это тем, что зимой нечего делать на пляжных станциях), а если каким-то чудом и окажется, то кто знает, способен ли он оказать человеку первую помощь. Логичнее всего для этого мужчины было бы, наверное, вскочить в поезд, но он был в таком состоянии, что, кажется, и вовсе не видел стоящей перед ним электрички.

Геля решилась. Подхватив свою сумочку, она бросилась к выходу, на ходу прикидывая, чем из того, что находится сейчас в ней, можно сделать перевязку.

– Эй! – крикнул ей вслед Ураювкос. – Ты же сказал, что до Искитима едешь! Ты не бойся, я не обижу…

– Попробовал бы ты обидеть! – на ходу бросила она, выпрыгивая на перрон в уже закрывающиеся двери. Благо, снега намело столько, что о гололеде можно надолго забыть – каблуки предательски хрустнули, но каким-то чудом остались целы. Хорошо хоть, что ноги не разъехались в разные стороны, как это часто бывает зимой.

Надсадно скрипя и жалуясь на свою нелегкую жизнь, электричка засеменила дальше, оставляя Гелю на пустом перроне. И, возможно, на пустой станции, на которой единственным живым существом был тот человек с окровавленной рукой. Только тут Геле пришло на ум, что человек этот, возможно, пострадал вовсе и не по естественным причинам. Не исключено, ведь, что на него кто-то напал, и этот кто-то сейчас где-то рядом. Или он сам напал на кого-то, но получив отпор? Задумываться об этом было поздно, и Геля, размахивая руками, побежала к ковылявшей в снежной пелене фигуре.

Женя потерял счет времени, уже и не помня, сколько часов (хотя может и минут) прошло с того момента, когда нечто из-подо льда, оттяпало ему палец его же собственной леской. Он брел по льду Обского моря, совершенно не осознавая, куда он идет. В голове засела лишь одна мысль – добраться до станции. О том, что на ней и в самом деле может не оказаться никого – он не думал. За те несколько раз, что он бывал здесь, он ни разу не заходил в вокзал, представлявший собой, фактически, крышу на четырех столбах – одно слово, летняя станция, на которой зимой и билетов-то не продают. Или продают? Как-никак, Академгородок рядом. Студенты…

Мысль об Академгородке придала ему сил, и он заковылял чуть быстрее. От станции до цивилизации еще минут пятнадцать ходьбы – знать бы еще только, в какую сторону. И вообще, добраться бы хоть до железной дороги.

С запада, со стороны моря (впрочем, море здесь было повсюду, расстилаясь безбрежной снежной равниной), вновь налетел мощный порыв ветра, и Женя машинально принюхался. Несколько раз ему казалось, что он ощущал омерзительный запах тухлых яиц, который распространяло подводное чудовище, но всякий раз, оборачиваясь и ожидая увидеть перед собой оскаленную пасть зверя, он видел лишь снег и ничего кроме снега. Так и в этот раз – Женя не мог быть уверенным в том, показалось ли ему, что ветер принес запах чудовища, или же тварь и вправду шла за ним.

Дорога, вдруг, пошла вверх, и Женя даже не сразу понял, что выбрался на пляж. Точнее – на то, что летом являлось таковым. Впереди маячили сосны… Где-то там, за ними, проходит железная дорога. Где-то там есть люди, которые обязательно помогут…

Он зашагал вверх, проваливаясь в глубокий снег. Покалеченную руку он держал на весу, но с тем же успехом мог бы и отпустить ее – она все равно висела бы в воздухе, параллельно земле. Рукав куртки, напитавшийся воды, заледенел, встав колоколом и не давая согнуть рук. Более того, Жене казалось, что заледенела и сама рука – он уже не ощущал ее. Только сейчас он понял, что не выбери он правильного направления, и пойди в противоположную сторону -умер бы посреди Обского водохранилища вовсе не от потери крови, которая была не так уж и серьезна, а от обморожения. Морозец, не так давно казавшийся вполне приемлемым, теперь кусался, почище иной собаки. То ли он так обморозился, то ли вокруг действительно стало холоднее.

Пошли сосны. Женя остановился возле одной из них, и облокотился на ее спиной. Отчасти – отдохнуть, а отчасти – ощутить дерево. Почувствовать, что это не мираж, и он и в самом деле добрался до берега. Попытался поудобнее перехватить больную руку, но не смог – левая рука примерзла к правой, а перчатка на ней, похоже, стала частью кожи.

Спустя еще несколько минут, Женя, пробираясь теперь уже чуть ли не по пояс в снегу, выбрался к невысокой железнодорожной насыпи. Теперь нужно было определить, в какой стороне станция… Справа – юг, слева – север. Если он выбрался левее станции, то идти нужно было на юг, в сторону Бердска и других областных городов. С другой стороны – если он сейчас правее станции, но все же пойдет на юг, то заблудится окончательно. В общем, слева – город, в который он, рано или поздно, все же доберется, а справа – снежные заносы и сосновые леса. Выбор был очевиден.

Оказалось, что он действительно вышел к железной дороге правее станции, при чем не так уж и далеко от нее. Минут через десять медленного хода он уже ощущал под ногами асфальт перрона.... Все остальное он помнил или смутно, или не помнил вообще. Мир, тонущий в белом крошеве, вдруг наполнился шумом и металлическим лязгом, и даже земля задрожала под его ногами. Ощущая, что он вот-вот упадет, Женя ускорил шаг, видя перед собой лишь здание вокзала. Перед глазами плыли разноцветные круги, рука горела огнем, пылающим под коркой льда, крепко сковавшем его кожу, а шум и лязг колес электрички он счел не более, чем галлюцинацией. Даже когда электричка вновь тронулась, и он проводил ее отсутствующим взглядом, он так и не смог осознать того, что спасение было совсем рядом. Достаточно было войти в вагон и добраться до кабины машиниста… Но Женя не мог даже до конца поверить и в то, что он с каждым шагом приближается к зданию вокзала. Сознание выхватывало из происходящего лишь отдельные куски, и не более того.

– Мужчина! С вами все в порядке?!

Голос подбежавшей к нему девушки он слышал словно сквозь толстый слой ваты.

– Покажите мне вашу руку, я врач.

Он не остановился, полагая и ее не более чем плодом пораженного шоком разума.

– Да стойте же вы!

Пощечина обожгла его щеку, заставив остановиться и встряхнуть головой. Галлюцинации не могут съездить тебе по физиономии – это первое правило любого алкоголика, дающее возможность отличить милиционера в форме от синего глюка.

– Стою, – прошептал он, едва шевеля синеющими губами.

– Э, нет… – девушка подтолкнула его вперед, к вокзалу, поддерживая за плечи, – Нет уж, лучше не останавливайтесь. Чтобы там у вас не было, лучше заняться этим в тепле. А то на таком морозе вы коньки отбросите уже через несколько секунд.

Несколько секунд спустя они уже стояли в вокзале, если так можно было назвать сооружение, открытое всем ветрам, ввиду полного отсутствия застекленных, или хоть как-нибудь заделанных окон. Ветра гуляли здесь едва ли не свободнее, чем по просторам Обского моря, и по сему холод стоял ничуть не меньший.

– Слава Богу! – воскликнула девушка, указывая на зашторенное окошко кассы, за которым горел тусклый огонек настольной лампы. – Там кто-то есть!

Женя был уже не в состоянии даже испытывать радость. Он не ощущал практически всей правой половины тела, по которой расползлось мокрое пятно от погруженного в воду рукава. Мысли были сосредоточены на одном – "Только бы не упасть!" – так как ему казалось, что если он упадет, то просто разобьется на сотни мелких ледяных осколков, как герой какого-то фантастического боевика, вытащенный из криогенной тюрьмы.

Она забарабанила согнутым указательным пальцем в стекло кассы, на что из-за занавески тут же выглянула несколько недовольная физиономия пожилой женщины.

– Сейчас, сейчас, – забормотала она, отодвигая шторку и проталкивая под стеклом лоток для денег. – Куда едем?

В этот момент Женя отчетливо ощутил до боли знакомый запах, сопровождавший его всю дорогу до станции.

– Вы тоже ч-ч-чувствуете? – заплетающимся языком спросил он у девушки. Зубы стучали так, что он боялся ненароком откусить себе язык. – З-з-запах!

– Чувствую, – отозвалась она.

Женщина за стеклом несколько секунд рассматривала их из своего безопасного убежища, и только затем поняла, что бардовые пятна на одежде мужчины – это не краска из пэйнтбольного клуба. Зачем-то задернув шторку она бросилась открывать дверь. Неуклюже заворочался замок, и, услышав его, девушка повела с трудом передвигающего ноги Женю к двери.

– Оно здесь! – прошептал он, чувствуя, что запах становится сильнее. А затем, когда собачка замка, наконец, вошла в свою "конуру", в наступившей тишине он услышал, как снаружи, за пустым оконным проемом, поскрипывает снег под чьими-то большими ногами…

– Оно шло за мной, – обреченно сказал он, чувствуя, как подкашиваются ноги.

Геля и сама шестым чувством ощущала, что этот омерзительный запах не несет ничего хорошего. Запах тухлых яиц. Отвратительный и ядовитый сероводород.

– Оно здесь, – дрожащим голосом прошептал мужчина, и Геля почувствовала, как его дрожь усилилась и даже, кажется, передалась ей. – Оно шло за мной.

– Кто? – спросила она, но в этот миг услышала тихий шорох снежинок за стеной. Шорох и скрип, как будто большой автомобиль только что абсолютно бесшумно проехал рядом, превращая едва налетевшие снежинки в густое месиво. Или… Или кто-то большой и грузный пытался подкрасться к зданию вокзала, и достиг в этом некоторых результатов. Этот кто-то был уже совсем рядом, не более, чем в двух шагах от ближайшего окна.

– Открывайте дверь! – закричала она, и когда дверь приоткрылась лишь самую малость, рванула ее на себя, едва не вытащив стоящую в каморке кассы женщину наружу.

– Что случилось?! – спросила перепуганная кассирша, но Геля, не утруждая себя объяснениями, просто затолкала ее внутрь, втащив следом за собой и замерзающего мужчину.

Собственно, она бы и не смогла ничего ей объяснить – просто всем своим существом Геля ощущала приближающуюся опасность. Чем бы ни было то, что кралось сейчас вдоль стены вокзала, она ни секунды не сомневалась в том, что именно с этим столкнулся бедняга с окровавленной рукой, и, более того, именно благодаря этой встрече он и дрожал сейчас от холода, потери крови, и дикого ужаса.

– Закройте дверь! – крикнул он, заставив Гелю удивиться – и откуда только силы взялись.

Дважды просить ее не пришлось – она уже повернула хлипкий замок на три оборота и прикидывала в уме, насколько прочна эта дверь. Результат умозаключений был не очень утешительным – против ломика эта преграда не простоит и минуты, но вот плечом ее не вынесешь, слава Богу, открывается наружу.

Она оглядела коморку, стараясь отметить в уме каждую мелочь. Окошко кассы, доисторический компьютер возле него, и не менее древний телефон с другой стороны. Уже хорошо, связь есть… Что-то среднее между диваном и топчаном у противоположной стенки, рядом – одноконфорочная электрическая плитка и вполне современный масляный обогреватель – то-то здесь было так тепло. Окошко в стене слева, выходящее на перрон, и наглухо завешанное темно-бардовой занавеской.

Окно, выходящее на перрон! На ту сторону, с которой ей слышались грузные шаги!

Кассирша так и стояла посреди комнаты, ошалело оглядывая ворвавшихся к ней людей, в то время, как мужчина уже уселся на диван, уложив локоть своей замороженной руки на обогреватель.

– Что происходит?! – переводя взгляд с него на Гелю спросила женщина. – Вам нужна "скорая"?

Не обратив на ее слова внимания, Ангелина шагнула к окну, бережно отодвигая шторку и выглядывая наружу, но тут же отшатнулась, подавив рвавшийся из груди крик.

То, что подбиралось к ним там, снаружи, было достаточно разумным для того, чтобы понять, куда подевались люди. С противоположной стороны в окно смотрела уродливая бледно желтая морда, покрытая короткой шерстью. Увидев Гелю, чудовище сузило черные глаза, которые, казалось, были полностью лишены зрачков, и чуть приподняло верхнюю губу, обнажая длинные клыки.

Вслед отпрянувшей от окна Геле раздалось глухое ворчание, сорвавшееся на тихий гортанный рокот. Она видела, как побледнела кассирша, и как схватилась за сердце, вслушиваясь в затихающее ворчание за окном.

– Господи! – пошептала женщина, отступая назад, к столу с телефоном. – Что же это… – И тут же, словно вспомнив что-то, бросилась к телефону, лихорадочно набирая номер.

Геля подошла к мужчине, пытавшемуся уже шевелить заледеневшей рукой, и присела рядом.

– Позвольте я, – сказал она, аккуратно прикасаясь к его руке. – Я врач.

Он кивнул, скривившись от боли.

–Что произошло? – спросила Геля, ювелирными движениями разрезая рукав куртки начала по кругу в районе локтя, а затем вдоль, двигаясь к кисти. Вспоминая рекомендации преподавателей института, она знала, что при оказании первой помощи пострадавшему его следует отвлечь от мыслей от боли, насколько это вообще возможно.

– Оно оторвало мне палец, – ответил он, стараясь не смотреть на свою руку. – Я рыбачил, намотал на палец леску, а эта тварь схватила за нее, и дернула. Чуть не утащила меня под лед.

– А вы что, в полынье ловили? – Геля улыбнулась ему, старательно делая вид, что ей ежедневно приходится оказывать помощь пострадавшим с оторванными конечностями, что она каждый день видит такие жуткие обморожения, и главное – что существа, подобные тому, за окном, также встречаются ей каждый день по дороге на работу.

– Да в какой там полынье! В лунке. Оно меня чуть сквозь эту лунку не протащило! Серьезно!

– Вижу, вы начинаете понемногу отогреваться… – прокомментировала она его оживление.

– Да, есть маленько. Даже рука уже не так болит.

– Знаете, была у меня одна знакомая, которая своего благоверного проверяла на степень ужратости…

– Степень чего?

– Ну, в смысле, алкогольного опьянения. Так вот, для этого у нее была фразочка, которую она заставляла его выговорить прямо у порога. Выговорит хотя бы первые два слова – впускала в дом. Давайте я вас сейчас также проверю? Скажем так, на степень замороженности?

Он молчал, стиснув зубы. Видимо, он начал согреваться, и в покалеченной руке стало понемногу восстанавливаться кровообращение. А это, естественно, причиняло боль.

– Может быть, вызвать "скорую"? – спросил, наконец, он.

Геля кивнула в сторону кассирши, что-то шептавшей в телефонную трубку.

– По-моему, она как раз сейчас этим и занята. Не дура, ведь, в конце концов. Видела, в каком вы состоянии и слышала эту тварь за окном. Ну так что, проверим, насколько вы оттаяли? – не дождавшись ответа, Геля продолжила, – Сиреневенькая глазовыколупывательница с полувыломанными ножками.

– Чего? – удивленно переспросил он.

– Просто повторите это.

С четвертой попытки он все же сумел добраться до глазовыколупывательницы, но полувыломанные ножки его языку никак не давались.

– Ничего, – утешила его Геля, – На уровне двух бутылок водки.

– Мне бы они сейчас не помешали, – прокомментировал он, глядя, как Геля разматывает его импровизированную повязку на пальце, и срезает примерзшую к коже перчатку. – Кстати, кто вы, и откуда взялись?

– Ангелина, или просто Геля, – представилась она. – Ехала в электричке, увидела вас, ковыляющего по перрону… Подумала, что здесь может никого и не оказаться, а вам явно нужна была врачебная помощь.

Тем временем, кассирша, наконец, повесила трубку и повернулась к ним, присев на стул. Похоже, она отчаялась получить какие-то объяснения, или, все же, осознала, что эти люди и сами не понимают ничего из того, что сейчас происходит.

– Может быть, перейдем на "ты"? – спросила Геля, чтобы сказать хоть что-нибудь, глядя на выпирающий из рваной раны сустав указательного пальца.

– Солидарен, – согласился мужчина.

– И кто же ты, и как сюда попал?

– Да говорю же… – он скривился, когда она, сняв повязку, случайно задела рану жесткой тканью. – Говорю же, пошел на рыбалку. Вот и наловил, на свою голову.

– Зовут-то тебя как, рыболов?

– Женя, – отозвался он.

– Ну что ж, Женя, рада знакомству. А как вас зовут? – Геля провернулась к кассирше, отстраненно наблюдавшей за ее манипуляциями с Жениной рукой.

Кассирша вздрогнула всем телом, покосилась на дверь – казалось, что она вот-вот сорвется с места и убежит, выскочит наружу в холод и метель, но видимо незваные гости все же пугали ее гораздо меньше, чем та тварь, что таилась за окном.

– Елена Сергеевна, – отозвалась она, наконец. – Он очень плох?

Видя ее неестественную бледность Женя даже нашел в себе силы улыбнуться – бабушка, кажется, боялась за него гораздо больше, чем за себя. Или ее просто настолько сильно пугал вид крови…

– Нет, не очень, – ответил он, вместо Гели, уже открывшей, было, рот для ответа. – Жить буду, но, быть может, не долго.

– Где у вас аптечка? – спросила Геля, в душе радуясь, что он начал "оттаивать" – отходить и от болевого шока, и от обморожения. Пробудь он на морозе еще на десяток минут больше – обморожение было бы гораздо серьезнее, а так – сравнительно легко отделался. Быть может, заработает мощную простуду, которая свалит его на несколько суток в постель, и в дополнение к ампутированному пальцу это принесет ему массу неприятностей, но жить будет, это точно.

– Аптечка? – засуетилась кассирша, – Была где-то…

Порывшись в ящиках стола она извлекла на свет божий нечто черное, с намалеванным на крышке красным фломастером крестом.

– Ничего, бывает и хуже, – прокомментировала Геля, – Я и не надеялась найти тут морфий, главное, чтобы хоть чистый бинт был, да таблетка анальгина.

И бинт и анальгин нашелся. Женя мужественно вынес перевязку, хотя рука нещадно болела, а в палец словно бы ежесекундно вонзались тысячи иголок, и так же стоически разжевал три отвратительные на вкус таблетки анальгина, вняв Гелиным уверениям о том, что это поможет снять боль. После чего, укутавшись в плед и положив ноги на обогреватель, смог осознать, наконец, что все самое страшное позади.

– Ну вот, – довольно прокомментировала Геля, внимательно оглядывая дело своих рук – повязку на его пальце, – Теперь все будет в порядке. Скоро "скорая" приедет, не так ли?..

При этих словах кассирша вздрогнула, и уставилась в пол, отчаянно делая вид, что не слышала этих слов.

– Елена Сергеевна, вы, ведь, вызвали "скорую"? Быть может, еще и милицию, а? – спросила Геля, подойдя к ней.

– Что? – кассирша подняла голову, и в ее глазах Геля увидела столь явный страх, что невольно отшатнулась в сторону. – Скорую? Да, конечно же.

Теперь поднял голову и Женя, до этого тихо сидевший на диване и наслаждавшийся теплом и покоем. Видимо, в словах кассирши и он услышал нечто такое, что встревожило его. Машинально Геля прокачала в памяти события последних нескольких минут, вспоминая Елену Сергеевну, склонившуюся над столом и тихо и вкрадчиво говорящую что-то в телефонную трубку. Почему это не насторожило ее тогда? Просто от того, что она сама была в шоке от увиденной рваной раны, в которую превратился Женин палец? Или от воспоминаний о том, что глянуло на нее из окна.... Нет, так не вызывают "скорую". Вообще пожилая женщина, в коморку которой ввалились два человека, один из которых серьезно ранен, не будет вести себя так тихо и спокойно. Нет, не спокойно… забито! Так, как будто она больше боится их, а не того, снаружи.

– Ангелина, – тихо позвал Женя, – Она, ведь, не в скорую звонила.

"Сама вижу!" – хотелось ответить ей, но она сдержалась. И не от того, чтобы не травмировать психику и без того немало пережившего парня, а от того, что после его слов Елена Сергеевна не просто испугалась. А и вообще задрожала, как осиновый лист.

"Во что же я вляпалась?!" – спросила Геля сама себя, оглядывая коморку, в которую ее занесла судьба. Бабушка была явно не в себе, и Геля молила Бога, чтобы на станции не оказалось оружия. В таком состоянии она может с дуру и выстрелить в того, кто так напугал ее… Интересно, полагается ли пистолет кассиру на пригородной станции? Вроде бы и нет, а вроде бы и да. Она ж с деньгами работает, путь с не очень большими, значит должна уметь защитить и себя и выручку. Но кто ж в России додумается позаботиться о пожилой женщине, которую больше никуда на работу не берут?

– Елена Сергеевна… – как можно вкрадчивее заговорила она, делая шаг к ней, – Не волнуйтесь. Ничего плохого мы вам не сделаем. Мы и сами не понимаем, что происходит, и что за тварь караулит нас там, снаружи. Только мне кажется, что в такой ситуации стоило бы позвонить в "скорую", а то и вызвать сюда вооруженный наряд милиции. Я не знаю, что там за зверюга, но точно могу сказать, что палками я камнями нам от него не отбиться. Он не меньше медведя…

– И по силам ему не уступает. – добавил Женя, делающий попытки подняться с дивана. Он явно намеревался встать, что обрадовало Гелю – раз встает, значит жить точно будет, и болевой шок его, похоже, отпустил. Но вот кассирша совсем не разделяла ее мнения. Шарахнувшись в сторону, как зачумленная, она плюхнулась на стул и схватила со стола первое, что попалось ей под руку – а это оказалась клавиатура, она замахнулась, намереваясь запустить ею в Женю.

– Не подходи! – взвыла она, совершенно не обращая внимания на Гелю. – Не приближайся ко мне!

– Женя, сядь, – тихо велела ему Ангелина, медленно делая шаг к кассирше, которая как безумная смотрела на него, словно перед ней был не человек, а та тварь, что подкарауливала их за дверью.

Тот, окончательно ошеломленный таким поворотом событий, опустился обратно на диван, и даже отвернулся в сторону, всем своим видом демонстрируя, что эта сумасшедшая его совершенно не интересует, в отличие от узоров на обоях на противоположной стене.

– Елена Сергеевна, не бойтесь, мы не причиним вам вреда. – Геля еще раз повторила то, что казалось ей прописной истиной. Если в тот момент, когда она спрыгивала с электрички, ей в голову еще могло придти, что ковылявший по перрону человек в куртке, залитой кровью – вовсе не несчастная жертва а, как раз наоборот, жуткий маньяк, то сейчас подобным мыслям просто не было места в ее сознании. Все просто – на Женю напало какое-то животное, а старушка повредилась в уме, увидев, как эта тварь заглядывала к ней в окно. Или, быть может, она такая и была задолго до их появления здесь?

– Эта тварь укусила его! – взвизгнула женщина. – Скоро он станет таким же!

– Да не кусала она меня! – рефлекторно крикнул в ответ Женя, и тут же умолк, переваривая ее слова.

– Кому вы звонили? – спросила Геля, также не знающая, списать эти слова на бред сумасшедшей, или принять их всерьез.

– Кому следовало! Они приедут и пристрелят его, как обещали.