Баба

– Домой!? Письмо домой написала!? Завтра весна придёт, и снег растает! – пошутил муж. – С отцом решила помириться, а я тебе давно об этом говорил.

– Нет нужды мне с ним мириться, я на него уже давно обиды не держу и простила, а что отец держит в сердце, так это его дело. Матери родимой написала, как она там.

– Ну и характер у тебя, жена, больно крутой. Ох, и трудно тебе жить будет.

– Зачем, такую в жёны взял, коли о её характере не узнал?

– Из-за характера и взял.

Только сейчас Саша увидел сына, завёрнутого в шкуры. – Шкуры откуда здесь взялись?

– Ходила сегодня к хантыйкам, Толя опять расхворался, вот и решила сына им показать. Одна надежда у нас осталась.

– Надо к врачам в Ханты-Мансийск везти, а ты вот что придумала.

– Да, Саша, придумала! Мы его месяц назад к врачам возили и что толку? Тебя уже скоро с работы не будут отпускать. Хорошо, что бригадиром Виктор Иванович. – Лида задумалась, она не хотела ссориться с мужем, но подумав, продолжила. – Меня на больничном, столько времени держат. Если ребёнок болен "все средства хороши", – подытожила она.

– Ты права, моя Лилия, все средства хороши! Да поможет ли лечение сыну?

– Я уверена, поможет! Вот сам посмотри, как от хантыйки Толю принесла, он родимый всё спит и дышит так спокойно.

– Хорошо, ну давай ужинать и тоже спать ложиться.

– Садись за стол, всё готово, сегодня баба Маша пекла шаньги с картошкой и нам сказала, чтобы ели не стеснялись. А я борщ успела сварить.

Они сели ужинать, в соседней комнате спала баба Маша, которая сдавала им угол в своём доме, вернее сказать светёлку, а сама ютилась в спаленке.

– Баба Маша обещала за Толей присматривать. Хорошая у нас хозяйка, не то, что у меня когда-то была. Саша, я на следующей неделе выйду на работу, а свой больничный, отдам мастеру, пусть он его закроет и сдаст в бухгалтерию.

– А если не подпишет?

– Да что ты, Саша, ему план нужен, подпишет…

Лида с Сашей поели холодец, и шаньги бабы Маши, борщ уже не захотели. Лида сняла кастрюлю с печи и поставила на пол, чтобы борщ не закис.

– Он завтра ещё вкуснее будет, – улыбнулась Лида. – Саша, ты бы позвал в выходные ребят и Виктора Ивановича к нам, а то с рождения сына мы не встречались. Я вот холодца, много наварила и пельменей налепила.

– А как же хозяйка, что она скажет? Да и повод, какой, чтобы гостей звать?

– А ты Саша так без повода позови, и баба Маша с нами посидит. Тяжело ей век одной коротать, а с нами веселей будет.

– Хорошо, завтра же скажу ребятам, пусть приходят в воскресенье к нам.

Два дня, оставшиеся от рабочей недели, прошли не заметно. Сын пошёл на поправку, малыш бегал по дому, вот только не разговаривал. В субботу вечером, родители сидели за столом, Толя вдруг громко и отчетливо сказал:

– Мама…

– Ты что сказал? – Лида подняла на руки сына и мальчуган повторил:

– Мама, мама…

– Баба Маша! Толя заговорил!

– Вот радость, так радость! Я тебе давно говорила сходить к хантыйке. Да ты меня старуху не слушала.

– Да что вы, баба Маша! Какая вы старуха? Дура я была, что не слушала. Вот радость то у нас, а Саша говорил, что для гостей повода нет. Да как же нет, если сын выздоравливать начал.

В воскресенье вечером пришли гости: Виктор Иванович с женой Василисой и Петька молчун с подругой, все удивились, где Петька в тайге мог её найти, да вот нашёл или судьба свела их вместе, а ещё ребята из Сашиной бригады, народу набралась, полна изба. В тесноте, как говорят, да не в обиде, всем места хватило, Саша с ребятами принесли из чулана старый дощатый стол и лавку.

– Вы хоть сына у меня не затопчите, – смеялась Лида. – Ну что прилипли к печке, рассаживайтесь.

Наконец все расселись за столом, накрытым белой простынею. Стол богат был не мудрёными разносолами, а обычной деревенской едой: картошкой и холодцом, пирогами и соленьями и сибирскими пельменями! Гости молчали.

– Ну что все затихли или особого приглашения ждём? Саша, наливай гостям!

– Да они что сами бутылку не видят?

– Кто у нас в доме хозяин? Кавалеры поухаживайте за дамами!

– Кавалеры, ха, ха, ха,…

– Чем вы, ребята, не кавалеры? Если вы не кавалеры, значит и мы не дамы?

– Дам, да не вам…

– Вот же охальник ты Колька, сразу видно из "бывших" городских.

– Да плюнь ты на него Лида, сама садись за стол, – сказал Виктор Иванович.

– Сейчас, сейчас, пельмени сварю и сяду.

– Ещё успеешь, сваришь, и так закусок на столе много.

Лида, раздвинув на лавке Кольку и Сашку, уселась между ними.

– Да ты меня с лавки столкнёшь, хозяйка!

– Ага, такого, столкнёшь! Плесни-ка мне красненького вина, муженёк.

– Значит за нас, за всех нас! – Виктор Иванович, поднял рюмку, – за нашу бригаду! – он залпом выпил и сел.

– А мы? Мы не ваша бригада, – сказала его жена.

– Вы самая лучшая часть нашей бригады! И ты, дорогая, и невеста Петра!

– Ну, вот парня в краску вогнал.

– Да ладно, все свои…

Виктор Иванович сел за стол, ребята стали накладывать в тарелки закуски и потихоньку жевать, чтобы прервать паузу, повисшую в комнате, Лида сказала:

– Виктор Иванович, давно я уже твоих песен не слышала!

– Да и я Лида давно не слышала, – сказала жена Виктора Ивановича.

– Что ж можно и спеть. Он взял гитару, принесённую с собой, и спел песню, которую Лида слышала в поезде.

– Вот мчится поезд по уклону, сибирской по тайге густой. А машинисту молодому кричит кондуктор тормозной.

Лида думала: "Вот ведь как бывает, вся жизнь человеческая в одной песне поместилась, без остатка".

– Я здесь на Севере ещё одну песню написал, вот только унылая она какая-то получилась, как ветер за окном.

– А вы спойте, – попросила Лида.

– Спойте, Виктор Иванович, – стали просить ребята.

– Спой, Витя, – сказала жена, – все тебя просят.

– Да, что вы меня уламываете, как девку! – засмеялся Виктор Иванович, он снова взял в руки гитару запел.

– Север, Север далёкие страны.

Север, Север метель и пурга.

Кто не видел тот Север далёкий

Тот и горя не знал никогда.

Мать родная посмотрит на Север

И слезою зальётся она…

– Где же ты моя матушка? – всхлипнула баба Маша, сидевшая вместе со всеми за столом. – Ох уж этот Север, всю душу мою вымотал, очи бы его мои не видели.

– Так, что же вы здесь живёте? – удивился Петька.

– Я, милый, не век здесь живу. Из раскулаченных мы, с мужем и детьми сюда нас сослали, только матушка моя и отец где-то в дороге сгинули. Даже не знаю, где похоронены, их выгрузили из другого вагона на каком-то полустанке, когда сюда ехали.

– Ох, баба Маша, а я и не знала, – сказала Лида, она уже стояла у плиты и ждала, когда сварятся пельмени.

– Война началась, муж и трое сыночков в первых рядах, чтобы "грехи" кровью смыть. – Маша замолчала, вытерла слёзы. – А какие грехи? За то, что корова с лошадёнкой у нас была и хозяйство справное?

– Где же они сейчас? – спросил Сашка.

– На мужа со старшими Петей и Васей хоть похоронки пришли, а на младшего Ванечку ни одной строчки, ни от него, ни от военного начальства, где сгинул, в какой земле лежит, не знаю.

Лида с Сашей были поражены услышанным, второй год они живут в избе бабы Маши и она никогда не рассказывала о своей жизни.

Что же такое сейчас произошло за столом?

Эта тихая, забытая страной женщина, просто перестала бояться?

Ей просто давно надо было кому-то излить свою душу и она, увидев молодых парней в своём доме и услышав песни Виктора Ивановича, вспомнила своих сыновей и решила всем рассказать о своей не лёгкой судьбе. А сколько таких семей разбросало по стране, сколько погибло людей в страшную годину, не сосчитать…

– Что же я, вас своими разговорами в грусть-тоску ввела, – спохватилась баба Маша. – Давайте я вам ребята тоже спою!