Я не кошка

Марта подняла сухую ладонь, вежливо прерывая, и я замолкла.

– Сонечка, почему же сразу нехороший? Неправильный. Мужчина, как ты сама перечислила, может подумать, что ты флиртуешь. Себя нарочно выставляешь выгодно – милая и добрая девочка.

– И что? Я милая и добрая девочка. Флирт – игра, ничего не имею против. Всем приятно.

– А ложные надежды?

– Почему ложные? Если мужчина сам свободен, сумел зацепить интересно, я к общению открыта.

Валешина меня за что-то невзлюбила. Чуяло сердце – не по жизни такая, а я раздражаю, лично, и ей до ужаса хочется задеть побольнее. Она саркастично процедила:

– В три смены работаешь?

– На что намек – понимаю. Но не могла бы ты задать вопрос точнее, если есть смелось назвать все своими именами.

– Много у тебя ухажеров?

– Трое.

Валешина от внезапного восторга рот приоткрыла, будто я озвучила собственное грязное клеймо «шлюха» во всеуслышание. Марта поправила:

– Ухажеров, Оля, а не любовников. Разницу терминов знать надо.

– Извини, Софья Николаевна, теперь понимаю. Была не права, когда подумала, что ты медом мажешь для хорошего к себе расположения, как говорят – без мыла лезешь… Что руководителю нашему во влюбленности призналась ради его лояльности, и Вадим Михайлович в итоге не был строг с новенькой и несмышленой. А ты без подвоха? Не подлизываешь, а запала?

Кто из нас здесь взрослый человек? Я посмотрела сначала на Марту, потом перевела взгляд обратно на лицо оппонентки, застывшее со странным ожиданием ответа. Она меня опять на что-то провоцирует? Не люблю игры в недосказанность, поэтому развела руками и сказала со всей силой недоумения:

– Ольга Александровна, а что, в это нереально поверить? Вы тут без глаз и ушей ходите? Он же внешне красив, плюс манеры, голос. Не знаю, что поглубже с характером, но с первого взгляда сшибает. Признавайся – что за мухлеж с подобным риторическим вопросом? Сама влюбленная? Решимости моей завидуешь? Чего так смотришь?

Валешина красными пятнышками пошла, а Марта прихрюкнула усмешку сквозь губы, которые свела бантиком. А общая зала в мелких движениях притихла. Я обернулась на вход и увидела в широкой арке Вадима. Он спокойно стоял и ждал, не делая замечаний за нерабочее поведение на рабочем месте. И за глупую женскую перепалку.

– Вадим Михалыч, представление закончено. Если задержала начало вашего выступления, извините.

– Было бы срочно, перебил. Ольга Александровна, я как раз хотел обсудить результат по Смирновой, ваш вызов месячной давности. И вы, господин викинг, пойдемте ко мне в кабинет. Там проанализируем детали.

Тот быстро нашел папку в столе, а несчастная Валешина стала совсем пунцовой и на меня бросила взгляд с ненавистью. Хотя я ничего плохого не сделала. Что, обличила ее как воздыхательницу? Так пусть не роет другому яму!

Проводила глазами всех троих – руководителя, оператора и контролера, с удовольствием отметив, что Олег Петрович довольно провел пальцами по своим подбритым вискам… пусть думают, что хотят, а я попала в цель комплиментом! Может, он давно мечтал натворить на голове что-то не по возрасту лихое, и прическа «старый пердун» его вымораживала? Чистой воды правда – не только внешне, он по самоощущению помолодел. А я добавила, влепила по мужскому самолюбию лестной оплеухой, и ничуть не жалею.

Глава седьмая

– Сонечка, тебе нравится?

– Я не могу принять такой подарок.

И в глазах Володи-технолога отразились сначала непонимание, а потом озарение:

– Не думай, что я хочу обязать тебя чем-то и… это просто подарок, от чистого сердца. Ты скромная девушка, знаю, но все же прими. Не думай о цене и прочих глупостях.

Я вздохнула и посмотрела в открытую коробочку. Фирменная, из дорогого картона с пластиковыми вставками и толстой книжечкой инструкции. А посередине – телефон-раскладушка. Смотрелась дорогая и не всем доступная диковинка, как ювелирное украшение – алый блестящий корпус, на крышке экранчик часов с кантиком из «бриллиантовых» страз. Это шик! Дорого, со вкусом, уже миниатюрного размера если сравнивать с прошлым поколением сотовых телефонов.

– Вов, я не скромная девушка. Я не думаю, что если возьму, то буду обязана отплатить тебе чем-то особенным. Стоимость подарка не смущает. Мне он просто не нужен.

– Не понимаю.

– Если бы тут лежало колье из подлинных изумрудов, стоимостью в полмиллиона, я бы тоже отказалась – мне не нужны вещи, которые мне не нужны. Верни в магазин, если есть такая возможность.

Он молчал и смотрел на меня со смесью недоумения и легкого ужаса. Даже жалко немного стало, потому что Володя-технолог знал один инструмент ухаживания, и он назывался «дорого». У нас это пятое свидание, и на третьем я поняла нехитрую тактику – он повышал градус финансовых вложений, начав с розы и похода в хорошую кондитерскую, а этим вечером доведя меня до ресторана и преподнеся вдруг это – сногсшибательный по дороговизне подарок. И лукавство есть – сказал, что ничем себя не обяжу, но по глазам видно – рассчитывал кавалер после «подвига» хоть на что-то. Между нами и поцелуя не было, я не позволяла себя даже обнять… Володя бахнул козырь! Коронный удар, после которого у меня от восторга подкосятся ноги и я в его объятия упаду.

– Извини, если обидела. Это очень щедро, по-царски, никто и никогда раньше мне не дарил подобного. Но не могу принять. Не нужен мне телефон.

– А что… что тебе нужно? – Бедный Володя-технолог сидел, как оплеванный. Ответа не дождался. – Я отойду ненадолго.

И вышел из-за стола, направившись к туалету.

Я не соврала Валешиной о том, что у меня было три ухажера. Внешность яркая, привлекать умела, и знакомиться пыталось гораздо больше, чем в результате с этими попытками справлялось. Забавно, но с начала года три кавалера оказались тезками, и Владимиров я различала по профессиям. Технолог – соответственно, старше меня на семь лет, хорошая должность на заводе шампанских вин, деньги есть, воображения нет. При знакомстве зацепил тем, что с увлечением рассказывал об особенностях бутылок. Я углядела в этом знак подлинной увлеченности делом, а позже оказалось, – тем особо других нет.

– Надо мне было не соглашаться на свидание, а увидеться и сказать, что больше общаться не хочу…

Адресовала это красивому телефону, закрыла крышечку и задумалась о чувствах. Второй Володя – менеджер по персоналу в одном ресторане, третий – держит свою лавочку по обработке и печати фотографий, сам же там и работает в одной из смен. Хорошие люди, достойные шанса, и не просто так я их держала на дистанции в личном плане, позволяя только ухаживать – уважала себя и их. Вдруг так получится, что из симпатии вырастет большое чувство? А оно не вырастало. Поклонники отпадали со временем, не выдерживая испытаний… Я опять посмотрела на коробку, а потом на спинку пустого места напротив. Загадка. Представила на минуту, что здесь бы сейчас Вадим сидел, пресловутые бабочки в животе запорхали бы как обкуренные – куда лететь – плевать, несет и все тут.

Прищурилась и подключила воображение. Образ руководителя нарисовался за этим же столиком, только килограмм десять я ему накинула лишних, добавила скошенный подбородок и полноценную плешь, темноту в подглазьях утяжелила мешками. А во всем прочим оставила прежним – широкие брови, яркие глаза, вежливое обращение и приятный голос. Влюбилась бы? По характеру, возрасту, темпераменту – тот же Вадим Михалыч!

Неправильно запасть лишь на красоту!

Но почему тогда ни разу в жизни прежде не испытывала подобных эмоций, глядя на других? Не уродов, эффектные попадались. Голос разума говорил – многие женщины мечтают однажды встретить судьбу, и желательно так, чтобы сразу было понятно: Он. Вторая половинка, любовь до гроба, свой человек, родная душа, единственный. Никакого права на ошибку. Сомнениям тоже места нет. Узнавать друг друга поэтапно и долго не хочется, – а в омут с головой да! Жизнь – одна. Это – любовь. Да гори оно все огнем, если хоть что-то меня остановит! Я, Софья Истрова, считаю себя умной девушкой, но почему, оставаясь трезвой в этих рассуждениях, чувствую, что меня мои же обкуренные бабочки подцепили и несут над землей? Голову потеряла!

Володя вернулся, но на место не сел.

– Ты очень красивая, Соня, но очень тупая.

Забрал коробку и ушел, бросив напоследок, что по счету он заплатил – на этот раз пополам. Предупредил. Ну и ладно, на всякий случай на любое свидание я всегда брала деньги.

Глава восьмая

Я стояла даже не на пороге, а в тамбуре перед входной дверью, и ужасалась открывшейся картине. Вещи свисали с потолка. Стеллажи, полки, антресоли, верхние поверхности навесных шкафчиков – все буквально забито до отказа всем! Воздушного пространства квартиры очень мало, тропинка, вместо коридора, пятачок на кухне и в комнате, балкон завален настолько, что не видно света через окно!

Вся моя жизнь – хлам. Вся моя жизнь – помойка. И в голове тоже самое, что во внешнем жилище. Я сливала деньги в ничто, душевные силы в ничто, обрастала грязью, мусором, заводила плесень и тараканов буквально, как в физическом, так и в ментальном мире.

– Проходи, Ань, тапочки слева.

А сама протиснулась к кухне, чтобы освободить хоть один из стульев. Этот почище – на нем стопка журналов о кино, коробка карандашей, старая газета, остаток скотча и… да чего только на нем не было! Мало того, что бардак, вещи лежали вперемешку – продукты могли найтись в зале, посуда на балконе и в ванной, расческа под раковиной!

Моя бедная коллега и подружка приходила ко мне в гости из вежливости раз в месяц.

– Римм, дай тарелку, я персики помою и выложу. Чая не хочется, и так жарко.

Парочка чистых блюдец лежала, где положено – на сушилке в шкафчике. Но как бы чистых – тыльная сторона аж липкая от налета. Стыдобища такую в руки давать. Кружки коричневые изнутри, чайник с накипью, в коробку с чайными пакетиками просыпалось что-то вроде муки или крахмала, – я бы сослалась на экваторную жару, лишь бы не пробовать чая в таких гостях. А помыть персики… только навесу, чтобы ни один в жирную раковину в гору посуды не шлепнулся. А дуршлаг почему с налетом? Макароны не отмылись?

– Ань, давай подождем с персиками. Можешь просто выслушать меня?.. Я умру, если не выговорюсь. Умру, если не избавлюсь от всей этой дряни в башке!

Девушка приткнула пакет на угол стола, села на табуретку и с удивлением кивнула.

– Ты только не думай, пожалуйста, что я тебя сейчас как помойку использую, и нечистоты в свободные уши вылью. Мне поддержка нужна. Понимание. А ты настолько добрая и вежливая, что я надеюсь на эти твои качества как на лекарство. Ко мне ведь уже много-много лет никто не приходил в гости больше двух-трех раз. И вообще люди исчезали из жизни.

– Римма, ты чего? У тебя случилась беда какая-то? Я выслушаю, конечно!

– Беда? В классическом понимании – нет, а по сути – да.

Я чуть повернулась и увидела себя в отражении стеклянной вставки в кухонной двери. Еще тридцати нет, а тело превратила в… тоже свалка, тоже бардак, грязь и запущенность. Когда волосы последний раз стригла и уши чистила? Когда к зубному ходила? Красилась? Спала на чистой подушке, чтобы таких прыщей не заводить? И ела мусор, забив все органы химозной дрянью и пустыми калориями.

Кошмар! Жуть и кошмар!

Бросив взгляд на хлебницу, я сняла с нее пачку слипшихся от жирной пыли книжек.

– Ань, этим детским сказкам четверть века. Я их любила читать, я картинкам детали пририсовывала. Они мне дороги, как память, а еще я иногда думаю – раритет. Букинистическая ценность. Плюс лет тридцать и за баснословные деньги продам.

Положила на пол, взялась за алюминиевую кастрюльку.

– А это мамина вещь. Она еще ей в молодости служила, а с того года, как я от бабушки в наследство эту однушку получила и стала отдельно жить, служит и мне. Готовить в ней вредно, она старая и страшная, но в голове моей сидит убеждение – семейные вещи выкидывать кощунство! И зачем покупать новую, когда старая целая, ничего себе богачка нашлась. Мама ей пользовалась бережно, мама умела быть хозяйственной, мама умела сохранять, чинить, переделывать, а не выкидывать вещи.

Оставила кастрюлю в покое. Достала плетеную корзину в виде утки – громоздкую и уродливую.

– А это, Аня, подарок. Лет тому десять назад на день рождения тетя преподнесла. Я делала вид, что мне он очень понравился! Она эту утку везла аж с Побережья, в сумку или чемодан не засовывала, чтобы не сломать и не испортить, в самолете с ней на коленках просидела, в автобусе везла, еще две недели пылинки сдувала и детям не давала трогать, а то подарочный лоск утратится. Лак с лозы сойдет. Вот скажи, как у меня может подняться рука расстаться с этой вещью? Тетя вообще в другом городе живет уже, здесь не бывала ни разу, она и знать не узнает, что утка на помойку отправилась! Больше скажу – она забыла, что когда-то мне дарила ее. А у меня в голове пудовая гиря, как якорь, держит свой долг благодарности. Подарки – ценны, на них потратились деньгами и вниманием, выбрасывать, все равно что в душу дарителю плюнуть.

Корзину поставила не на место, а на пол. Наклонилась и вытащила из-под стола картонный ящик.

– Здесь обрезки из кожи, старые пояса, перчатки, порезанные на материал сумочки. Я когда-то браслетиками увлеклась и делала кулончики и брелоки. Хобби давно забросила, а ценные запасы жалко выкидывать. Я ведь лоскутики подбирала, у коллег, друзей и родни старые кожаные вещи выпрашивала. По барахолкам ходила. У сапожников обрезки клянчила. Каждый раз на коробку смотрю и с теплотой вспоминаю, сколько азарта и вдохновения было найти кусочек нужной толщины и оттенка, сколько удовольствия от прикладного творчества испытывала. А если завтра проснется желание снова этим заняться? Я же локти искусаю, когда не обнаружу своего сокровища под столом! Это пригодится, обязательно, но не сегодня. Уже много лет не сегодня, но когда-нибудь!

Подпихнула коробку обратно ногой, задвинув подальше, и с улыбкой вытащила коробку, что стояла рядом:

– А это сокровище иного порядка – электрическая шашлычница! Два раза пользовалась. Замучалась возиться, отмывать, мясо дымком все равно не пахло и корочек не было. Не шашлык совсем, а я покупала только ради этого, чтобы дома как на природе. Столько денег отдала… магазины оббегала, пару месяцев решалась и мучилась с выбором. Хрень настолько бесполезная и электричество жрет, что ее и бесплатно никто не заберет. А меня жаба душит выбросить. Я же – купила! Я тогда немного получала, стажерские, сумма в ползарплаты! Рука не поднимается.

Запихала и вторую коробку обратно. Из-под полотенца выудила вскрытую пачку сахара.

– Если тут покопаться, а потом в зале, на балконе, в ванной и коридоре – таких можно найти штук сорок… нет. Не конкретно сахара. Рис, овсянка, соль, чечевица. Всякий раз не помню – куда положила, куда задвинула или пересыпала? Покупаю новую пачку, открываю. Варю, например, кашу. А завтра в этом океане я навсегда теряю ее. Иногда находится. Иногда даже подъедается. Но факт есть факт – бардак множит бардак, и черная дыра хаоса поглощает. Кстати, еду выбрасывать нехорошо. Святотатство.

Полотенце само рядом с сахаром попалось, его за краешек и приподняла:

– Бесплатно дали при покупке в хозяйственном, акция у них была. Некрасивое, махровое. На нитки края распустились, цепляет везде – но ведь даром досталось, глупо не пользоваться, да? Экономия. Нет, честно, Ань, я очень хочу купить новые полотенца на кухню, нормальные. Эти на тряпки пущу, круговорот ткани в хозяйстве, но я вспоминаю об этом только дома. А потом быстро забываю.

Оставив все, я внимательно посмотрела подруге в лицо. Та сидела с приоткрытым ртом и абсолютно ошарашенным видом. И я стала объяснять главное:

– Вся эта квартира наполнена семейными реликвиями, обязательствами перед подарками, памятью прошлого и возможной ценностью будущего, жадностью потраченного, рациональностью полезного, страхом и неуверенностью, что, если завтра мне что-то понадобится, а я так глупо это выбросила вчера. Я трачу массу энергии на поиски предметов, массу сил на попытку вспомнить, куда и что положила, время уходит на попытки уборки и чистки, попытки упорядочить склад. Во всем этом нет воздуха, пространства, меня пожирают вещи, Аня, и бытие определяет сознания – в моей жизни нет места… новому, чистому, ясному, минимальному и простому. Тому, что мне на самом деле нужно. Я теряю концентрацию, мои мысли перепутаны, память забита. Хочется иногда отмыть тарелку до блеска и поставить ее, красивую, на кружевную салфетку. Но в этот же миг я понимаю тщетность этого желания эстетики. Все равно, что бомжу жемчужную запонку дать – ему ее даже наколоть некуда, и джентльмена она из него не сделает. Так что фиг с ней, с тарелкой, и стараться не стоит.

– Римма… но вот ты сейчас это говоришь, осознаешь, что проблема есть…

– Я осознала главное, подруга: я не кошка, у меня нет девяти жизней. Помоги мне, пожалуйста, все перетаскать на помойку. Сейчас за пакетами для строительного мусора сбегаем и прямо не глядя ни на что, все выбросим. К вечеру грузчиков вызову, чтобы с мебелью помогли, и техникой. Не пожалею ни плиту, ни холодильник, ни стиралку в ванной. А остальное – к черту. С зарплаты куплю две новых табуретки для себя и для гостя. Куплю такие, как хочется, какие понравятся по-настоящему, и только две. Одежду, обувь, продукты – все к черту! Чтобы ни одной мысли не зацепило на подумать «а может это стоит оставить?». Съедим только персики прямо сейчас, они единственные стоят того. Так что, Ань, поможешь мне?

– Римма, ты, конечно, даешь… но я тебе точно помогу! И не только потому, что хочу помочь, а потому еще, что я никогда в жизни таких радикальных вещей не делала, как все подчистую на мусорку вынести!

Я кивнула.

– Да. А еще я попрошу у мамы денег взаймы и завтра утром тут толпа отмывальщиков будет. Чтобы до бетонных стен и голых проводов все содрали. Ни клочка обоев, ни куска линолеума не оставлю в память о прошлой жизни. Ничего… первое время мне будет полезна настоящая аскеза. – Задумалась немного, и трезво добавила: – Прокладки и туалетная бумага. Вот то единственное, что я пока что готова оставить. Давай пакет, я аккуратно помою по штучке.

Аня протянула персики и огляделась. В глазах возник восторг разрушителя. А уж как я этим загорелась! У меня впереди новая жизнь и ни капли сожалений об утраченном! С таким облегчением смывают грязь с тела, дают коже дышать, промывают глаза, откашливают мокроту из легких, промывают желудок и облегчают кишечник!

Аня не ушла домой, даже упахавшись до состояния без ног. Мы вместе дождались вызванных срочно грузчиков, наблюдали, как те за дополнительные деньги разбирали самую громоздкую мебель на составные и спускали вниз. Я сразу предупредила – везу на выброс, так что, если кто что хотел оставит себе, пусть в кузове отдельно складывают.

– Пошли ко мне чай пить, Римм? Потом такси вызовешь и до мамы с ночевкой поедешь, а я тебя первая ужином покормлю. Коньячку можем выпить, отпраздновать!

– Давай!

Я залихватски махнула рукой, в которой держала тощую папочку с документами. Ключи в кармане, наличка тоже. Я даже кошелек выбросила. Завтра, как магазины откроются, еще и одежду в урну суну – новую в примерочной одену и не сниму.

– А зонтик? А аптечка? Римм, кажется, мы прям совсем-совсем ни про что не подумали.

– Никаких зонтиков. Будет дождик, буду решать. Каждая вещь, вплоть до булавки, в этом доме отныне будет появляться осознанно. Все, пошли коньячка накатим!

Глава девятая

Минералка с лимоном уже стояла на тумбочке. Я выпила весь стакан, едва проснулась. Домой или не домой? Провалялась минут пять, соскочив мыслями на вчерашнее финальное свидание с Володей, с телефоном и решением – мне со всеми ухажерами нужно распрощаться. Не пойдет у нас, без шансов. Мурыжить и их и себя, только издеваться.

– Софья Николаевна, здравствуйте. Задержитесь, пожалуйста.

Я только из комнаты вышла, как в полном недоумении обернулась. Вадим выходил из дверей дальше по коридору, с листами отчета в руках и махнул ими в сторону. Я собиралась в арку холла, а он указал на арку заднего дворика. В этом полугостиничном-полубольничном корпусе много красивых уголков, чтобы расслабить психику.

– Здравствуйте. Вы что, по мою душу нарочно пришли?

– Нарочно. Расшифровку самую свежую читал, едва напечатали.

– Опять радикально сработала?

Он так улыбнулся, что я не поняла – стружку критикой снимет или по голове погладит за успехи? Пошла за ним до крытой беседки, сев на лавочку и прикусив язык. Только бы не начать болтать, о чем не надо болтать.

– Валерия Донская. Предыдущий вызов. Расскажите мне о возможных последствиях ее решения сбежать из дома. Гипотетически, просто порассуждайте вслух.

Я надолго не задумалась:

– Ее родственницы могут по-настоящему обидеться, проклясть, и когда ей очень-очень понадобится помощь, даже на звонок не ответят. Валерия может стать виновницей инфаркта тети, бабушки, мамы, без шуток, и быть обвиненной в смерти. Она может потерять работу, лишиться средств и вернуться домой, попав в условия еще более жесткие из-за обиды и мести. Что еще? Депрессия может прийти из-за одиночества, Валерия не привыкла жить вне семьи, в первое время будет страшно, неуверенно.

– А если без резких движений – как она могла поступить в эти сутки?

– А никак. В подобном окружении ее мигом бы затянули обратно. Попыталась бы она по чуть-чуть границы отстаивать, но с возрастными людьми редко можно адекватный диалог строить, тем более, что мать – не подружка, сам статус «родительницы» – это корона. Не достучаться. Мечты бы высмеялись, пищевые привычки не поменялись, пыл к переменам угас. Я лишь отсекла у Валерии чувство вины и дочернего жертвенного долга, позволив ее храбрости действовать без груза. Она смелая!

– А Римма? – Вадим глянул в бумаги бегло и на самом деле не выискивая фамилии. – Тартова Римма. Ее случай?

Я улыбнулась. Неужели Вадим Михалыч, севший на лавку напротив, нашел повод ненадолго увести взгляд? Только вчера представляла его – потолще и полысее, а он меня прямо днем на работе словил. И сидит здесь бессовестно привлекательный. Я тоже нашла повод и немного помолчала, думая не над свежим вызовом, а подмечая детали.

На верхней губе справа есть еле заметный провал. Не шрам, но вот будто была ранка, что затянулась не до первозданной ровности. От ушей к нижней челюсти на коже легкая россыпь оспинок. Очень близко и гладко выбрито – поэтому видно. А темнота в подглазьях – она вообще на верхних и нижних веках. Кожа на тон смуглее, вот и кажется, что запылился бессонной ночью.

– Римма уже сильно потратилась, пусть у матери, но в долг влезла. Несколько дней может повонять без сменки, косточки на полу отлежать. Поголодать вечерами без холодильника и пить воду из-под крана. Впереди еще больше трат.

– Почему не нашлось другого решения?

– Если думать, что оставить, а что выбросить – затянулось бы на недели. И сколько терзаний в вопросах «понадобится или на свалку?». – И усмехнулась. – Название житейского закона не помню точно. «Грязная чашка» или что-то похожее. Стоит поставить ее в раковину, не помыв сразу, через день обнаружишь тотальный бардак вокруг. Грязь и мусор живучи, как сорняки, с корнем рвать надо. Нельзя ей было даже линолеума оставить, потому что… – запнулась, подбирая слово. – Чтобы ни одной черточки в мозгу от прежней обстановки не осталось. Чистый лист для Риммы. Могла бы – даже двери и окна вынесла! Но они изначально не купленные, а типовые, вместе с домом сданные лет десять назад. Не критично.

И замолчала, выжидая его вывод. Неужели повторит «вы достаточно умны» и «варианты помягче»?

– Софья… Николаевна. В своих решениях вы такая же рисковая?

– С какой целью интересуетесь?

– Любопытство.

– А вы в своих такой же тихий и осторожный? «Любопытство» – не цель интереса, а его синоним. Вы аккуратно увиливаете от ответа, Вадим… Михайлович.

– Считаете осторожность слабостью?

– Если ваш взвешенный и мой радикальный подходы довести до крайности, то хорошо никому не будет. Риск и осторожность – инструменты, а слабость или сила как раз зависят от умения ими пользоваться.

Он вгляделся в меня, не сводя глаз с лица, и опять спросил:

– Не страшно однажды узнать, что из-за вашего решения пострадали другие люди? Думаете, – рискуете лишь собой, а последствия вдруг сказываются на близких.

Я пожалела, что не поддалась искушению и не заглянула на страницы газетной хроники, когда папа нашел информацию на страницах. Нет, правильно сделала и додумывать не собиралась.

– Вадим Михалыч, я, конечно, сейчас брякну так брякну, но… вы не про свою погибшую жену случаем вспоминаете, задавая такой вопрос? Она стала жертвой чужого решения?

– Нет. Это несчастный случай.