Горячие камни

Встав, девушка взяла в руки бутылку. Открутила крышку. Понюхала содержимое.

Говорят, коньяк пахнет клопами. Полина не могла бы это подтвердить. Запах дурацкого напитка, почему-то считаемого "благородным", она знала, а вот клопы ей сроду не попадались.

Она вылила остатки в раковину, ополоснула бутылку и спрятала ее в шкаф. Затем вернулась к себе, оделась и тихонько вышла из квартиры.

Желание поговорить с мамой пропало.

***

Еще одно душное утро превращалось в палящий полдень. У подъезда никого не было, и Полина хотела было устроиться на свободной скамейке, в тени зарослей винограда. Однако, заметив копошащуюся напротив распахнутого окна соседку, изменила свое решение. Ей не хотелось, чтобы кто-то мог за ней наблюдать.

Поэтому девушка поднялась в небольшой скверик, расположенный между ее домом и детским садом, и присела там прямо на траве, не заботясь о чистоте платья.

Она злилась. В первую очередь на отчима. На маму тоже: вместо того, чтобы найти себе приличного мужчину, та думает о безысходности и напивается. Нельзя же быть настолько пассивной – покорно принимать все, что приносит жизнь! Мало ли что этой самой жизни вздумается принести!

Немного позже мысли Полины вернулись к ночным страхам, однако это не утихомирило ярость. Скорее, наоборот.

– Еще и это! – произнесла девушка вслух так, словно выплюнула ругательство.

Какой-то человек, проходивший мимо, вопросительно покосился на нее. Полина заметила его взгляд, но проигнорировала. Лишь раздраженно подумала: ну вот, хотела побыть наедине!

– Значит, я хороша! – тихо заговорила она сама с собой позже, когда поблизости никого не оказалось. – Сужу других за то, что они боятся изменить свою жизнь, а сама испугалась черт знает чего! Какие-то каракули в тетрадке, какие-то металлические шарики! Что за чушь!

Сидеть на земле стало неудобно. Полина поднялась и стала расхаживать туда-сюда.

– Чушь! – продолжала она вполголоса, но выразительно. – Ерунда! Вот пойду сейчас туда и…

Когда она поняла, о чем говорит, и где находится это "туда", язык вдруг одеревенел, а в затылок повеяло холодом. Тем не менее, Полина упрямо закончила:

– …и заберу ее.

Под "ней" подразумевалась, конечно, тетрадка.

Высказав это вслух, Полина обнаружила, что испытывает двоякие чувства. С одной стороны, внутри нее кипела злость – на маму, на себя, на весь мир. С другой, вчерашние впечатления ожили, возвращая если не страх, то, во всяком случае, трепет перед неведомым.

Впрочем, чего там юлить – просто страх.

Но именно страх заставлял ее злиться. И собственный в том числе.

– Я сделаю это! – сказала она, вышагивая по кругу, а потом подумала: "Если я сейчас буду только ходить туда-сюда и повторять одно и то же, то никогда этого не сделаю. Так что давай, начинай! Прямо сейчас!"

Она остановилась. Глубоко вдохнула. Посмотрела на старенькие шлепанцы, найденные сегодня в шкафу. Подняла голову, откинула волосы со лба.

И почти с фаталистической решительностью зашагала к месту, на котором вчера пережила столь неприятные моменты.

Пройдя сотню метров, девушка неожиданно для себя осознала, что это дается ей легко. Какое-то пьянящее чувство наполнило ее сознание. Безразличие, но в то же время злое веселье – вот как она могла бы охарактеризовать свое настроение.

Вспомнилось, как Димка в рассуждениях по поводу одержимости Раскольникова когда-то заметил: "Такое право мне и даром не нужно, но быть тварью дрожащей… тут он, пожалуй, нас поддел. Дрожать мы все не любим – и все дрожим".

Димка понимал многие вещи. Те, что касались его самого – не исключение. Позавчера он струсил, а теперь, вероятно, ненавидит себя за это.

Впрочем, может и нет, решила Полина. Он так и не позвонил ей, не зашел навестить. Все опасается, что об их отношениях станет известно еще кому-нибудь. Снова боится… но чего?

Войдя в лес, она замедлила шаг. Тишина, отсутствие людей, заросли кустарника, в которых могло скрываться что угодно, – все это действовало угнетающе. Раньше она не испытывала здесь подобных чувств… но раньше с ней не происходили всякие малоприятные штучки, которые нормальный человек вряд ли в состоянии объяснить.

В этих условиях приподнятое настроение куда-то быстро улетучилось, оставляя девушке лишь злость и желание довести начатое до конца. Не сдаваться, даже если не уверен, даже если трусишь, – вот древняя формула успеха.

К тому же, в тетрадке остались такие записи, которыми она очень дорожила.

"Раз, два, три, четыре", – Полина начала считать шаги, чтобы заглушить полезшие в голову мысли-страшилки. Вон из-за того куста что-то смотрит, вон что-то зашелестело листвой… это не ветер… "Раз! Два! Три! Четыре!"

Она добралась до места без приключений, но ноги почему-то стали, как деревянные. Такое впечатление, будто они больше не сгибались в коленях. Полина шагала, широко выбрасывая их в стороны, подобно клоунам в цирке.

Правда, ей на это в данный момент было наплевать.

Тетрадка лежала там же, где Полина ее оставила, только в закрытом виде. Может, снова порыв ветра… Во всяком случае, девушка этому лишь обрадовалась. Она не хотела видеть тот лист… не сейчас.

На миг возникло сравнение с приманкой в ловушке, однако Полина уже не отвлекалась. Она схватила тетрадку и попятилась, озираясь.

Лес хранил молчание.

Шагов через двадцать она повернулась к месту спиной. Зашагала прочь, ежесекундно сдерживаясь, чтобы не перейти на бег и поменьше оглядываться. "Ничего страшного, ничего страшного", – твердила она, как заклинание, но волоски на затылке все-таки стояли дыбом.

Дважды она осознавала, что начала идти слишком быстро, и нарочно останавливалась. Сердце в груди замирало, руки холодели, однако Полина чувствовала себя все лучше. Она владеет собой, несмотря на то, что хочется забиться в темную нору и скулить от ужаса!

На подходе к дому она уже ухмылялась. Какие бы страшные картины ни рисовало ее воображение, реальность оказалась вполне обычной. Ни невидимых соглядатаев, ни призрачных голосов, что-то шепчущих в ухо…

Господи, как здорово, когда все обычно!

Присев на скамейке у подъезда (соседка больше не маячила в окне), Полина медленно открыла тетрадку. Нашла нужный лист. Всмотрелась.

Безумные штрихи замельтешили в глазах, а затем сложились в слова:

"Он стоит за твоей спиной".

4

Когда люди к чему-то привыкают, они перестают этого бояться.

Если бы все ограничилось странными ощущениями в районе живота и дурацкими фразами из тетрадки, то, пожалуй, к концу следующей недели Полина чувствовала бы себя вполне прилично. Почему бы нет?

Однажды, с полгода назад, ей довелось участвовать в "вызове духа": ее одноклассницы решили погадать насчет парней, а Полину пригласили для компании. Было немного страшно, особенно когда мистический сквозняк (откуда ему взяться зимой в закрытом помещении?) задул свечи, но к утру происшествие забылось.

Теперь все могло бы произойти похожим образом… если бы события свернули на более благополучную тропу. Неведомые силы, однако, на достигнутом останавливаться не собирались.

В понедельник утром Полина уже не без юмора вспоминала вчерашний всплеск страха. "Он стоит за твоей спиной"… Тогда Полина едва не сверзилась со скамейки, обернувшись столь быстро, что потемнело в глазах. И кого она увидела?

"А кого я ожидала увидеть? – спросила себя девушка. – Полярного медведя? Инопланетного монстра из фильма "Чужие"? Возвращающегося с рыбалки соседа?"

Впрочем, она знала, что могло напугать ее больше всего. Призрачная, не отбрасывающая тени фигура, медленно приближающаяся к Полине с вытянутыми вперед руками. Эдакий штамп из историй с привидениями…

Конечно, там никого не было. Воздух немного дрожал над разогретым асфальтом и вблизи стены дома, но привычное явление отнюдь не претендовало на нечто большее. Во всяком случае, булгаковский клетчатый из этого воздуха не соткался.

Юмор юмором, однако весь понедельник девушка безвылазно просидела дома. Когда позвонил Димка, она просто сказала, что сегодня не может никуда пойти. Парень заметно расстроился, и Полина это почувствовала, но вопреки обыкновению она не стала вдаваться в подробности.

"Кому и что я могу объяснить? – думала девушка. – Кто мне поверит?.."

Вечером мама вернулась с работы одновременно с отчимом. Последний был на удивление трезв, но и угрюм. Его присутствие уже само по себе не располагало к душевным беседам, а если добавить сюда настроение не выпившего алкоголика… В общем, разговор с мамой Полина в очередной раз отложила до лучших времен.

Поужинав в сопровождении тараторящего телевизора, они разбрелись по комнатам.

Сокровенная тетрадка лежала прямо на столе. Полина больше не находила нужным ее прятать: что-то изменилось то ли в самой девушке, то ли в ее отношении к этому… предмету.

Или, может, она неосознанно хотела, чтобы кто-то открыл тот самый лист и вгляделся в каракули? Увидит ли он, посторонний, так потрясшие ее фразы?

Взяв тетрадку, Полина села к подоконнику (за столом уже было темно, но включать свет она не хотела – комары налетят). Открыла исчерканный лист. Мельком взглянула на бессмысленные линии, стараясь не концентрироваться. Ерунда. Не иначе, как рисунок сумасшедшего. Причем не тихого психа, которому разрешен бесплатный проезд в общественном транспорте, а довольно-таки буйно помешанного.

Краем глаза девушка уловила среди линий какое-то движение и поспешно перевернула два листа. Не хватало ей еще новых сообщений!

Некоторое время она просто сидела, глядя на чистый тетрадный разворот. Затем достала ручку и начала записывать:

"Не знаю, что со мной происходит в последнее время, но мне кажется, это мир сходит с ума, а не я".

Она остановилась. Покусала губу. Погрызла колпачок от ручки. Нарисовала в углу листа что-то бесформенное.

Слова не шли.

С ней и раньше случались приступы творческого ступора, но сейчас дело заключалось в другом. Полина попросту не могла подобрать аргументы. Написанное на бумаге утверждение казалось голословным.

В конце концов сдавшись, она отложила ручку. Наугад выбрала одну из старых кассет, включила магнитофон. Задумчиво, невидяще уставилась в одинокое предложение на белой бумаге.

Удивительно красивая музыка наполнила воздух, незаметно вытеснив остальные звуки…

…Когда ей было лет десять, они с отцом как-то выбрались на природу. Вдвоем, потому что мама работала. Напекли картошки, нажарили шашлыков. Отец много шутил, да и вообще производил впечатление человека, переполненного оптимизмом и жизненной энергией. Таким он Полине всегда нравился. Девушка даже забыла о костыле, без которого отец уже не выходил из дому.

Но все испортили проходившие мимо школьники. Трое парней, лет по двенадцать, они, наверное, неторопливо возвращались из школы. Увидев у костра маленькое сообщество, один из мальчишек нагло прокричал:

– Эй, дед, сколько время?

Его фраза почему-то необычайно понравилась остальным, и те подхватили:

– Эй, дед, иди сюда!

– Хромой, иди домой!

Казалось, возможность безнаказанно похамить кружила им голову – разве мог человек с костылем угнаться за ними! Полина тогда захлебнулась возмущением и собственной беспомощностью.

Однако реакция отца была неожиданной.

Он медленно поднялся, правой рукой опираясь на костыль. А затем как-то враз изменился: стал выше ростом, шире в плечах, словно разгневанный волшебник из детской сказки. Таким Полина видела его впервые.

Когда он заговорил, его голос прогрохотал на всю округу:

– Старик? Пусть так… Но кто посмел смеяться?! Где тот герой, что бросил вызов нам?

Его правая нога подбила костыль, который прочертил в воздухе дугу и, удерживаемый рукой, остановился, кончиком указывая точно на первого мальчишку. Ничуть не хромая, отец сделал три твердых шага и продолжил:

– Не ты ль? Ну что ж, нам следует остаться. Я научу почтенью к старикам!

Все это, несмотря на некую театральность, звучало настолько серьезно… Полина не знала, что и думать. Ну а мальчишки просто дали стрекача – да так, что один из них врезался прямо в дерево. Не теряя времени на то, чтобы потереть ушибленный лоб, он еще раз затравленно оглянулся и побежал догонять остальных.

Пожалуй, стая разъяренных волков не могла бы напугать их больше, чем это неожиданное перевоплощение.

Когда они скрылись из виду, отец расхохотался. Привычно опираясь на костыль, вернулся к костру.

– Импровизации мне часто удавались, – заявил он не без гордости – правда, с ироничным оттенком. – Теперь эти мальчишки будут считать меня ненормальным.

– А разве это не обидно? – спросила Полина.

Отец пожал плечами:

– Кому как. Но, как говорят, не имеет смысла обижаться, если тебя называют дураком. Если ты и впрямь дурак, то это просто правда. А если нет – тем лучше.

Немного помолчав, он добавил:

– К тому же, все мы немного ненормальные. Все люди. Ни один человек не похож на другого, как две капли воды. Особенно же это касается тех, в ком есть особенная искорка, талант. – Увлеченный какими-то своими мыслями, он стал серьезным. Затем, после еще одной паузы, продолжил: – Поверь мне, однажды ты начнешь думать, что ты очень-очень ненормальная. Но тогда просто вспомни мои слова… и поверь еще одному: так должно быть. А потом, позже, ты поймешь, что в этом твое счастье.

…Отзвучал последний аккорд композиции, и Полина озадаченно заморгала. Какая красивая песня. Удивительно, что эта кассета не попадалась ей раньше.

Попадалась, возразила себе девушка. Просто лента стояла на другой композиции. Да и, наверное, всякой музыке – свое настроение.

Но воспоминание, навеянное мелодией, потрясло ее куда больше, чем собственная невнимательность. Давно забытый разговор. Мог ли отец уже тогда знать, что с ней будет происходить сейчас? Или он имел в виду нечто другое?

Может, за всем этим стоит какая-то тайна?

В подобных размышлениях Полина провела остаток вечера. Странно, однако воспоминание словно прибавило ей сил. Здорово было ощутить чью-нибудь поддержку, когда мир вокруг окрасился в сплошь недоброжелательные тона!

***

Вечерело.

Она шла по дороге вдоль моря. Вода, как и на протяжении уже нескольких недель, была безмятежно-спокойной – ни малейшей волны, способной породить всплеск. "Ночь, луна и тишина", – как сказал кто-то из поэтов. Хотя, конечно, ночь наступит еще не скоро, а вместо луны над морем висел красновато-оранжевый шар солнца.

Игра вечернего света и размытых, неотчетливых теней создавала странное впечатление. Казалось, будто на набережной нет ни одного живого существа. Полина знала, что это лишь иллюзия: летом в такое время здесь всегда полно рыбаков, отдыхающих и всяких праздношатающихся. Чтобы убедиться, она подошла к бетонному заграждению и выглянула на берег.

Действительно никого. Ну что ж, бывает. Возможно, как раз сегодня по телевизору футбол. Или еще какая-нибудь "народная" передача.

Тем не менее, Полине стало немного не по себе. Она вернулась на дорогу и прибавила шаг, попутно пытаясь найти хотя бы одну человеческую фигуру.

По левую руку от нее стоял дом, а дальше расположилась кучка гаражей. Гаражи были частными, но кому принадлежал дом, Полина не знала. Здесь, на набережной, у него отсутствовали соседи. "Хозяев" же девушка видела не так уж часто, и, как ей казалось, все время разных. К тому же во дворе дома располагался колодец, и когда портился водопровод, жители окрестных пятиэтажек приходили сюда с ведрами. При этом разрешения никто не спрашивал – то ли так повелось, то ли колодец в самом деле был народным достоянием.

Здесь Полина услышала первый звук. Шум цепи и вращающегося барабана. Ну наконец, хоть кто-то живой!

Она расслабилась, не сбавляя, впрочем, шага. Дом закрывал собой колодец и того, кто сейчас набирал воду. Чтобы все увидеть, следовало пройти чуть дальше по дороге.

Полина поймала себя на трепетном любопытстве.

Когда колодец вынырнул из-за угла, девушка с облегчением перевела дух. Ну вот, все нормально. Обычная старушка набирает воду – наверное, считает ее менее вредной, чем водопроводную. Подобную картину здесь можно увидеть каждый день.

– С чего это я стала шарахаться? – пробормотала Полина себе под нос.

Старушка, впрочем, просто заглядывала в колодец, опираясь обеими руками о его край, и тяжело дышала. Затем тоскливо оглянулась. Увидев Полину, помахала ей:

– Ой, девочка, ты мне не поможешь? Не вытащу ведро. Одышка проклятая…

– Конечно, – сказала Полина.

Пожилым всегда следует помогать – это правило она усвоила еще с первых классов школы. Однако сейчас ей двигала больше симпатия к старушке: та действительно не справлялась и выглядела жалко. Наверное, привыкла все делать сама, а старость постепенно берет свое…

На дороге покоился толстый слой пыли, которая мягко пружинила под подошвой и взлетала серыми облачками. Глядя на эту пыль, Полина с некоторым замешательством обнаружила, что идет босиком. Интересно, как…

– Совсем замучилась, – сообщила старушка, присев на край колодца. Дыхание с шумом вырывалось из ее груди.

"Неужели когда-нибудь такое будет и со мной?" – мельком подумала Полина, изменив направление мыслей.

Когда она подошла, барабан тихо скрипнул, словно приглашая девушку к работе. Полина заглянула в шахту колодца.

Шахтой это можно было назвать лишь условно: вода колыхалась на уровне двух метров от поверхности. Неудивительно, если учесть, что до моря – десять шагов. И кому пришло в голову выкопать здесь колодец?..

– Вот, хоть ты мне поможешь, – продолжала ворковать старушка, – спасибо тебе. Славная девочка.

"Что-то не так, – подумала Полина. Тревога возвратилась. – Нужно было идти домой".

Ее босые ноги… это имело какое-то значение. Теперь она не могла вспомнить, но…

Уже потянувшись к ручке барабана, девушка вскрикнула. Внизу, в темном зеркале воды, отражалась только она. Отдыхающей на краю старушки не было.

– Славная девочка, – голос рядом вдруг начал утрачивать человеческие нотки, а тяжелые вздохи превратились в шипение.

Полина отшатнулась, глядя на старушку. Та по-прежнему выглядела совершенно нормально, доброжелательно, однако…

Однако ее лицо плыло. Что-то неуловимое, незаметное скользило по нему волнами, делая черты то очень четкими, то размытыми.

Затем враз изменились глаза. Они стали ярко желтыми, с темноватыми прожилками. На девушку взглянули вертикальные зрачки хищника.

– Сла-авная де-евочка, – уже не проговорил, а прошептал голос, от которого у Полины на затылке поднялись волосы.

Словно загипнотизированная, она не могла сдвинуться с места. Ужас, казалось, медленно распространялся по всему телу, замораживая кровь там, куда он успел проникнуть. Хотелось кричать, но из горла вырывался лишь слабый стон.

Кожа "старушки" приобрела серый оттенок. Нос удлинился и загнулся к низу. Когда же это нечто открыло рот, чтобы в очередной раз сказать: "Славная девочка", – Полина увидела безупречный ряд белых и совершенно не характерных для старушек зубов. Два верхних клыка были настолько велики, что губы уже не закрывали их полностью.

Наверное, ей следовало бы потерять сознание. Но Полина вряд ли могла рассуждать об этом. Она утратила власть над собственными мыслями – впрочем, как и над телом.

Затем одна настойчивая мысль все-таки пробилась сквозь хаос, и девушка с неожиданной четкостью подумала: "Если я хожу босиком, то где мои шлепанцы?"

Это спустило какую-то пружинку. Словно подчиняясь новой идее, мир вокруг начал блекнуть, а продолжающий свои превращения монстр чуть отдалился.

– Я сплю, – сказала Полина тихо.

Монстр напротив ее угрожающе оскалился.

– Все это просто сон, – настаивала девушка. Ужас, однако, не улетучился полностью – он только ослабил хватку.

Дом, дворик, гаражи, колодец – все окружающие предметы постепенно теряли свои формы и цвета, подтверждая догадку Полины. Но монстр не спешил следовать общему примеру. Вскоре он остался единственной реальностью среди вихря серых теней.

Он снова оскалился, и Полина ощутила зловонное дыхание.

Тогда она закричала.

***

На дворе стояла ночь.

В ушах звенело – то ли после собственного крика, то ли просто от тишины. Полина хватала воздух так, будто предшествующие пять минут она провела под водой… или в яме с нечистотами. Отвратительная морда чудовища – миг назад еще реальная – таяла перед ее мысленным взором.

Фу, ну и сон!

Полина втащила назад сползшее на пол одеяло и прислушалась. Тихо, однако на самом краю слышимости можно разобрать ровное дыхание спящих из соседней комнаты. Неужели крик ей тоже приснился? Тогда почему так дерет в горле?

– Нужно что-то делать, – прошептала девушка, чтобы подбодрить себя. – С этим нужно что-то делать.

Вновь уснула она лишь с первыми проблесками зари.

***

Проснувшись около полудня, Полина все же не чувствовала себя отдохнувшей. Дурацкий сон вспоминался до мелочей и уже поэтому не походил на обычные кошмары. Еще вчера она тешила себя надеждой, что все пройдет, но теперь это казалось сродни чуду. Надвигалась большая черная туча, и знаки будущего шторма выглядели зловеще.

Нужно поговорить об этом. С кем-нибудь. С близким человеком, который тебе верит.

После некоторых колебаний она позвонила Димке.

– О, Полина, привет! – выпалил он, услышав ее голос. – Что с тобой?

– Не знаю, – честно ответила она.

– Вчера мне показалось… что ты не хочешь со мной разговаривать.

– Наоборот, я хочу с тобой поговорить, – возразила девушка.

Однако это его не успокоило. Даже напротив, в голосе ее друга отчетливо зазвучало волнение:

– Что случилось?

Полина заставила себя улыбнуться:

– Да ничего. Ты можешь ко мне зайти?

– Да… да, конечно. Через десять минут буду.

Положив трубку, Полина вернулась в свою комнату. Пролистала дневник, остановилась на исчерканной странице. Не дожидаясь, пока загогулины начнут складываться в слова, снова захлопнула.

Вот и выход. Она покажет все Димке.

Но не струсит ли он? – пришла следующая мысль. Полина живо представила: ее друг с мертвенно-бледным лицом падает в обморок. Что тогда делать?

"Оболью его холодной водой", – сердито решила девушка.

На кого она рассердилась, Полина так и не поняла. На себя – за то, что думает обо всякой ерунде, или на Димку – за то, что ему частенько не хватает мужества?

– В любом случае, кое-что должно выясниться, – пробормотала она.

Застрекотал дверной звонок. Полина взглянула на часы. Даже раньше, чем обещал: прошло всего семь минут.

На полпути к двери ее осенила мысль, от которой девушка споткнулась: а вдруг это не Димка?

Затаив дыхание, она на цыпочках подкралась и выглянула в глазок. Затем шумно выдохнула: тьфу, после этих кошмаров начинаешь воображать что угодно! Конечно Димка! Вон он стоит, весь запыхался. Наверное, бежал.

Правда, старушка во сне тоже выглядела нормально… поначалу.

Не давая себе сосредоточиться, Полина помотала головой и открыла дверь.

– Привет, – сказал Димка, поправляя очки. – Я вот.

– Проходи, – пригласила девушка.

Привычно сняв в коридоре сандалии, он босиком прошлепал в ее комнату. Девушка последовала за ним.

– Так что произошло? – Димка выглядел расстроенным. Или еще более беззащитным, чем обычно, – словно ожидал взбучки. – Ты вся бледная такая.

Полина постаралась напустить на себя беззаботный вид.

– Ничего, – ответила она как можно более веселым тоном. – Просто я, кажется, сошла с ума.

Она не знала, с чего начать, но рассказ полился сам собой. Димка выслушал ее внимательно и совершенно молча. А когда девушка замолчала, спросил:

– Где тетрадь?

– Вот, – Полина взяла со стола свой злополучный дневник и сама открыла на нужном листе. К ее облегчению, каракули все еще были там. Взглянув лишь мельком, она протянула тетрадку парню.

Тот кивнул и начал всматриваться. Полина спросила себя, о чем может сейчас думать ее друг. В нем не было скептицизма. Скорее, он казался деловым, собранным. Как будто перед ним поставили задачу, требующую решения. От прежней беззащитности не осталось даже тени.

Вот таким он ей нравился.

– Беги, если можешь, тебя уже ищут, – медленно, едва ли не по слогам, прочитал Димка. – Ему нужна ты, только ты.

Некоторое время он экспериментировал с тетрадью, пытаясь найти новый угол зрения. Затем продолжил:

– Встреча с ним для тебя означает смерть. Беги.

Еще одна пауза.

– Он стоит за твоей спиной.

Полина невольно поежилась, однако что-то в ней ликовало. Значит, все-таки она не вообразила эти строки! Они действительно были там, а это снимало версию о безумии. Почти снимало.

Впрочем, рановато радоваться, – напомнила себе девушка. Ведь могут существовать вещи похуже безумия?