Горячие камни

Но, по крайней мере, теперь она не одна со своей тайной.

Димка долго щурился и поворачивал тетрадку туда-сюда, а потом провозгласил:

– Это только начало. Он будет подбираться все ближе, пока не…

Сердце девушки подпрыгнуло: этого она еще не читала.

– Пока не что? – спросила она с напряжением в голосе.

Димка покачал головой:

– Не разберешь. Сейчас-сейчас, подожди…

Он сдвинул очки почти на кончик носа, затем вернул в прежнее положение.

– …твоих близких… тогда… поздно.

Полина ждала новых слов, но их не было. Наконец, Димка заявил:

– Все.

– Точно? – переспросила девушка.

Он пожал плечами:

– Можешь мне поверить. Подобные штучки я проходил пару лет назад. Ну, в смысле, не такие, но очень похожие. Азы есть у Перельмана в "Занимательной физике". Если хочешь…

Полина нетерпеливо взмахнула рукой: увлекаясь, Димка мог часами рассказывать о каких-нибудь немыслимых вещах.

– Что ты об этом думаешь?

Димка запнулся. Снял очки, потер их стеклами о футболку. Снова надел.

– Ну, – сказал он медленно, – вообще эти предупреждения мне не нравятся. Написано… неприветливо. Но в них есть что-то… Когда читаешь – аж мурашки по коже.

Полина присела рядом с ним на кровать.

– Значит, тебе не кажется, будто я все это просто выдумала?

– Нет, что ты! – заверил Димка. – Такое нарисовать от руки – нужно быть мастером.

Он помолчал, а потом добавил:

– Да ведь и сразу было по тебе видно: что-то случилось.

Девушка вздохнула:

– Не случилось, а случается. "Это только начало" – так там написано?

Димка уставился в пол.

– Я не знаю, – сказал он медленно, подбирая слова, – какие силы есть в этом мире. Но что гораздо хуже: я не знаю, чем могу тебе помочь. – Он посмотрел на нее очень серьезно. – Все, что приходит мне в голову – просто быть с тобой. Постоянно.

Полина вздрогнула:

– Ты имеешь в виду…

Он кивнул:

– Днем и ночью. Если я не смогу оградить тебя от этого, то, по крайней мере, не оставлю тебя одну.

– Но как же родители? Твои, мои?

– Мы взрослые люди, – сказал Димка торжественно.

Девушка улыбнулась: заявление ее почему-то рассмешило.

– Так ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж?

Уже в следующий миг она пожалела о своих словах: парень стушевался, растеряв весь деловой лоск. Тем не менее, он ответил:

– Да.

– Спасибо, – сказала Полина серьезно. – Но… можно мне подумать? Это ведь решение на всю жизнь.

Избавится ли она от кошмаров, если кто-то будет рядом? Оставят ли ее в покое незримые "духи"?

Да или нет, но вдвоем-то не так страшно.

Только стоит ли впутывать в это Димку?

– Знаешь, – произнесла девушка вслух, – мы, наверное, можем пока подождать. На самом-то деле ничего не произошло. Пусть какие-то там духи существуют – ну и что? Они ведь не обязательно должны быть опасными? Если бы они вредили людям направо и налево, мы бы давно знали о них больше. Может, у них время от времени находятся свои шутники, которые просто пугают людей. Взялись же откуда-то истории о привидениях!

– Истории бывают еще о вампирах и вервольфах, – мрачно заметил Димка. – А они не такие безобидные.

Затем, словно опомнившись, он взглянул на Полину и прикусил язык:

– Ой, прости.

Девушка рассмеялась:

– Да уж, ободрить у тебя хорошо получается! – Она легонько щелкнула его по носу: – Шучу, шучу. Ты говоришь правильно: не нужно недооценивать опасность. Но все-таки… давай не будем торопиться.

Упрямо покачав головой, Димка произнес:

– После того, что ты мне рассказала, я не могу оставить тебя одну.

– Да разве же я одна? – Полина махнула рукой в сторону двери. – Со мной мама, отчим. А если дела пойдут плохо, я всегда могу позвонить тебе.

Эти слова вновь заставили парня задуматься. Наконец он сказал:

– Ну, если ты обещаешь сразу же мне позвонить…

Полина нежно обняла его и поцеловала в щеку:

– Конечно обещаю!

– В любом случае. Даже среди ночи.

– Обещаю.

Димка задумчиво поморщился:

– И все-таки я бы остался.

***

Они проговорили еще пару часов, а потом Димка ушел домой. Вернее, его отправила Полина, которая после беседы чувствовала себя прекрасно. Возможно, сыграло свою роль то, что о своих страхах она поведала другому – и таким образом как бы разделила их вес. Или добавила настроения неожиданная, пусть даже неуклюжая, забота со стороны парня. А может, ее заразила позиция Димки: он как-то сразу, без возражений или недоверия, принял ее историю. Просто принял.

Хотя, конечно, все эти вещи должны казаться проще, если они происходят с кем-нибудь другим.

Снова оставшись наедине, Полина обнаружила, что ее страх перед тетрадкой исчез. Растворился. Теперь она спокойно открывала любую страницу, и пальцы при этом не дрожали. Более того, она тщательно изучила достопамятные каракули, убедившись в Димкиной правоте. Кроме прочитанных им пяти фраз, там ничего не было.

Впрочем, последняя фраза нравилась девушке меньше всего. Слова будто на что-то намекали. На что-то, чего она, похоже, не знает. Пока.

День незаметно перетек в вечер – гораздо быстрее, чем обычно. Еще бы: Полина редко вставала позже девяти, а теперь вот проспала до двенадцати…

С работы вернулась мама. Она выглядела угрюмой и почти не разговаривала. Полина несколько раз попыталась наладить контакт, но тщетно. Мама отвечала лишь коротко, или даже просто кивала, так что через некоторое время девушка отложила идею поговорить. Не сейчас.

Она как раз собиралась вернуться в свою комнату, когда мама ее окликнула:

– Полиша, сходи за хлебом.

Девушка поморщилась: ей вообще не хотелось покидать квартиру. После всех этих малопонятных предупреждений, после невидимых духов – или нечистой силы? – дома казалось как-то спокойнее. Тем более сейчас, когда она уже не одна.

Но отказ означал бы новую размолвку с мамой, а Полине меньше всего хотелось ругаться.

Да и потом, подумала она, не сидеть же ей теперь безвылазно в четырех стенах! Что такого может сделаться, когда вокруг люди? Осторожность – это хорошо, но когда тобой руководит исключительно страх, следует пересмотреть свои позиции.

Решив так, Полина переоделась, взяла деньги и впервые за два дня оказалась за пределами нагретой солнцем "хрущевки".

По сравнению с квартирой на улице было даже прохладно. Наконец-то с моря дул слабый ветерок, неся хоть какое-то облегчение для тех, кто измучился зноем. Ощутив его дыхание, многие – особенно пенсионеры – выбрались из своих душных жилищ и устроились на скамейках возле подъездов. Город оживился, дворики загудели голосами. Кто-то обсуждал политику, другие – что и где продается, третьи – приключения некоего Васи на прошлых первомайских праздниках.

Полина привычно обошла дом и направилась к магазину. То ли от свежего воздуха, то ли от вида привычных пенсионерских компаний, то ли по какой-нибудь еще причине она ощущала прилив сил. Хотелось петь и сочинять стихи. А еще – отмахнуться от всех страхов, потому что жизнь просто хороша.

"Здорово, что мама попросила меня купить хлеба, – думала девушка. – Иначе бы я ни за что не вышла на улицу. А зря".

Она стала что-то насвистывать, дирижируя в воздухе пакетом для хлеба. Нет, сегодня нужно непременно погулять! "Вот позвоню Димке – и пойдем!" – решила Полина.

Мысль о том, что ее друг больше не будет скрывать их отношения от родителей, казалась ей невозможной. Однако именно это следовало из его предложения. Любопытно, не потому ли она испытывает сейчас такой душевный подъем?

Только подумать: больше никаких запретов на звонки после пяти вечера и по выходным! Нет-нет, такого точно не может быть!

Затем Полина заметила кота, который неторопливо трусил вдоль самой стены дома. Она улыбнулась: кот, похоже, был тот же самый, что и несколько дней назад. Тот, который осмотрительно прятался от нее в подвалах.

Такова жизнь: кто-то пугает ее, кого-то пугает она. Полина не смогла удержаться и позвала:

– Кис-кис!

Кот настороженно повел ухом, но походку не изменил. Наверное, решил, что одно "кис-кис" нельзя принимать близко к сердцу.

– Кис-кис-кис! – не отставала девушка.

Кот замер и уставился на нее.

Полина присела, протянув вперед руку:

– Ну, иди сюда!

Шерсть животного встала дыбом, а хвост – трубой. Не двигаясь с места, кот зашипел.

– Ну ладно, ладно! – поспешно сказала Полина. Такой реакции от своего "старого знакомого" она не ожидала. – Уже ухожу.

В ответ кот зашипел еще громче, угрожающе подняв при этом переднюю лапу. Девушка встала и осторожно попятилась. Такое поведение серого ее пугало. Вдруг он бешеный, или еще что?..

Однако вместо того, чтобы удерживать оборонительную позицию, кот сделал несколько шагов вперед. К ней.

– Брысь! – крикнула девушка, притопнув. Она уже была не рада, что затеяла эту возню. – Иди отсюда!

И, не дожидаясь результатов, сама побежала прочь.

Неподалеку от магазина Полина убедилась, что ее никто не преследует, и перешла на шаг. Всю бодрость духа как рукой сняло. Вернулось тягучее, липкое чувство страха – не мимолетного испуга, а чего-то темного и большого на самом дне ее души.

Сама по себе готовность кота наброситься вряд ли могла произвести такой эффект. Но перед своим бегством Полина успела заметить, как зеленоватые глаза животного начали приобретать желтый оттенок.

"Мне могло показаться", – подумала девушка, делая ударение на слове "могло". Однако, подходя к магазину, она не удержалась от того, чтобы еще пару раз оглянуться через плечо.

…Продавец в полном одиночестве смотрел телевизор и поначалу даже не обратил на Полину внимания. Девушку это ничуть не расстроило: после случая с котом она предпочла бы оставаться незамеченной. Взяв с лотка хлеб, она положила возле кассы одну гривну и направилась к выходу.

– Спасибо! – неожиданно сказал продавец.

– Что? – Полина обернулась, едва не выронив хлеб. Мысленно она уже приготовилась бежать. Если только с внешностью продавца что-то не то…

Но парень выглядел вполне нормально. Улыбнувшись (очевидно, по поводу ее испуга), он повторил:

– Спасибо за покупку! Заходи еще.

– А-а… хорошо, – ответила Полина, чувствуя себя дурой. И, не в силах сдержать себя, пробкой вылетела из магазина.

Кота поблизости не было. Полина с подозрением уставилась на заросли кустарника. Если серый там, то его все равно не разглядишь.

"Лучше я пойду через дворы, – решила девушка. – Там людей больше".

По приличной дуге она обошла угол дома, то и дело косясь на кусты. Ни за углом, ни в кустах ничего не шевелилось, но Полина ощутила облегчение, лишь попав во дворы.

Людей здесь было действительно больше. Даже намного больше, чем положено. Уже через миг Полина осознала: что-то не так.

Люди толпились перед одним из подъездов, тихо переговариваясь между собой. Насторожило девушку то, что все хранили серьезный вид, словно нарочно избегая улыбок и шуток. Это создавало тяжелую, мрачноватую атмосферу.

Пройдя между стоящими, Полина оказалась возле подъезда. Она успела догадаться о причинах собрания, но почему-то не могла обойти его стороной. Какая-то ее часть влекла девушку туда, не желая оставаться в неизвестности.

Возле входа в парадное стояли траурные венки. На скамейке тихо переговаривались две старушки, одна из них вытирала платком глаза. Перед крыльцом расположился накрытый простыней стол – или подставка, – который сейчас пустовал. Присутствующие чего-то ждали.

Полина уже не раз видела похороны, поэтому она хотела было пройти дальше. Но тут из парадного донеслись звуки спускающихся людей. Двое мужчин вынесли гроб и установили его на подставке.

Присутствующие зашевелились.

– Отмучилась Прокофьевна, – сказал лысоватый пенсионер рядом с девушкой.

– Да, царство ей небесное, – тихо отозвался его сосед.

– Астма ее совсем задавила, – продолжал первый. – Ей бы в санаторий, да теперь же…

Он замолчал, потому что Полина, пятясь, наткнулась на него. Девушка обернулась, окинула мутным взглядом свое препятствие и, не извиняясь, бросилась прочь.

– Эй, что с тобой? – удивился пенсионер, но Полина его не слушала.

Она узнала умершую, хотя видела ее, наверное, впервые в своей жизни.

Это была старушка из ее сна – теперь уже бездыханная, с бледно-желтой бескровной кожей лица, с закрытыми глазами и обострившимся носом, – но Полина не перепутала бы ее ни с кем другим.

Это она тщетно пыталась вытащить из колодца полное ведро и просила Полину о помощи. А потом превратилась в монстра.

– Во сне, – пробормотала девушка, взбегая по ступенькам на свой этаж.

Монстр ей приснился. Приснился. И старушка тоже. Та старушка, которая вытаскивала ведро. А эта не превращалась ни в какого монстра.

Полина твердила короткие, рубленые фразы, пытаясь заглушить другой поток мыслей. Однако это было еще труднее, чем перекричать взлетающий самолет.

Связана ли смерть старушки с тем, что произошло во сне? Ведь там она, в сущности, тоже умерла, а вместо нее появился монстр. Бред… но сон был слишком не похож на нормальные сны.

А что, если бы во сне умерла она, Полина?

Девушка попала ключом в замочную скважину только с третьей или с четвертой попытки. Словно в угаре, отнесла хлеб на кухню (и как только она его не потеряла!), потом закрылась в своей комнате.

Что, если в следующем сне она увидит Димку? Или маму?

"Он будет подбираться все ближе, пока не…"

"Твоих близких… тогда… поздно".

"Беги…"

Полина открыла ящик стола, достала недавно полученный паспорт. Пересчитала спрятанные под обложкой деньги. Двадцать гривень – все ее богатство, заработанное на прополке свеклы в самом начале лета.

Она не может просто так убежать из дома. Мама сойдет с ума. А если Полина расскажет, в чем дело, то сумасшедшей сочтут ее. И что-нибудь придумать здесь невозможно.

Да и поможет ли побег?

"Беги…"

Куда?

Иногда, после особенно крупных ссор с мамой, она мысленно, а порой и вслух, грозила уйти. Насовсем, куда угодно. Она даже вполне серьезно обдумывала, какие вещи возьмет с собой; даже записывала в дневнике фразы вроде: "Это в последний раз, когда я терплю такое отношение…"

Но теперь, стоя перед необходимостью сделать задуманное, Полина вдруг осознала, что не может. Бросить маму, удалиться в неизвестность…

– Это безумие, – прошептала Полина.

Только ведь невидимый автор предупреждений, похоже, не шутил. Ей грозит какая-то опасность. И не одной лишь ей, а и людям, которые ее окружают.

Но что толку в побеге? – спросила она себя. Присниться может что угодно, снам расстояние – не помеха. Или все-таки…

– Нет-нет, это безумие, – повторила Полина, доставая из шкафа джинсы и вкладывая в их карман паспорт. – Я никуда не пойду.

Она положила джинсы на спинку стула. Затем выудила клетчатую рубашку с коротким рукавом, развесила ее поверх. Взглянула на получившуюся композицию и добавила:

– Во всяком случае, не сегодня.

5

Ночь выдалась долгой. Полина обнаружила, что не может уснуть. Она лежала в постели, прислушиваясь к малейшим шорохам, и ожидала… чего угодно.

Громко тикали часы. Пожалуй, этот звук был единственным, если не считать редких вздохов спящей мамы, – но девушка продолжала напряженно слушать. Если там, в темноте, что-то начнет происходить…

"И что я тогда смогу сделать?" – спрашивала она себя, однако бросить "вахту" не решалась.

Впрочем, по большей части ее пугала сама возможность заснуть. Кошмар поджидал где-то там, за гранью бодрствования, и Полина это чувствовала. Оставалось лишь бороться по мере своих сил. То есть, не смыкать глаз.

Отчим снова ночевал не дома. Полину его отсутствие мало трогало, а вот мама казалась вечером еще более расстроенной. Ну зачем ей этот скользкий тип?

Девушка знала, что иногда перегибает палку и оценивает отчима через призму собственной ненависти к нему, однако видеть дома почти каждый день пьяную морду, на которой не остается ничего человеческого, ей попросту надоело. И ради чего?

Конечно, сейчас она, пожалуй, сама чувствовала бы себя увереннее, будь он дома, но уж как-нибудь обойдется.

– Обойдусь, – очень тихо, но с нажимом прошептала Полина.

Неожиданно для себя она обнаружила, что ее неприязнь к отчиму способна перевесить даже страх перед кошмаром. Мысль была новой. До сих пор девушка не находила той опоры, которая позволила бы ей устоять против обрушившихся на нее страхов. Может, неприязнь – ненависть – и была тем надежным фундаментом?

На миг Полина ощутила радость озарения, однако почти сразу же все схлынуло.

– Я засыпаю, – удивленно сказала девушка.

Было далеко за полночь, и, наверное, усталость все-таки начала брать свое. Невозможно до бесконечности пережевывать одни и те же мысли, испытывая одни и те же эмоции. В какой-то момент даже страх начинает убаюкивать.

Замеченный, сон отпрянул. Однако уже через несколько минут дремота накатила вновь.

Не прошло и получаса, как девушка спала.

***

Когда она открыла глаза, стрелки часов перевалили за двенадцать. На улице снова было солнечно и тихо, а в комнате – душно.

Вопреки ожиданиям, Полина чувствовала себя отдохнувшей. Сны она видела лишь самые обычные, и большинство из них успело к пробуждению забыться.

Но приготовленная вчера одежда по-прежнему висела на спинке стула. И это означало, что Полине предстоял выбор.

Девушка села на кровати.

А может, все уже позади? "Если бы!" – хмыкнула Полина. В субботу, или в воскресенье она еще смогла бы в это поверить – да, пожалуй, и в понедельник. Однако вчера ее восприятие неуловимо изменилось. Теперь на самом дне сознания покоилась твердая уверенность: несмотря ни на какое затишье, буря грядет.

Умываясь, она поймала себя на том, что с тоской рассматривает зубную щетку. Этот маленький, привычный предмет словно приобрел для нее какое-то особое значение. Мысль о том, что все – все! – придется оставить, снова ударила своей дикостью. Вопреки собственным представлениям, Полина вдруг обнаружила: она любит этот дом. Любит всем сердцем и до каждой последней мелочи.

Неужели другого выхода нет?

Только сейчас девушка задумалась о том, на какое время ей придется уйти. На несколько недель? Месяцев? На годы?

Навсегда?

Как долго это может продолжаться? Что если злонамеренный дух никогда не прекратит ее преследовать? Никогда… или пока не добьется своего.

Посмотрев в зеркало, Полина заметила, что плачет. Она еще раз умылась и с ожесточением вытерла лицо.

Не время раскисать подобно снеговику при первой оттепели! Если сейчас она начнет себя жалеть, то потом у нее вряд ли останутся силы для задуманного. Если решила – делай!

Девушка вернулась в комнату. Несмотря на жару, одела приготовленные джинсы и рубашку. Присела на край кровати, задумалась.

В тишине квартиры дверной звонок прозвучал особенно громко.

Полина вздрогнула. Она никого не ждала. Конечно, время от времени мама приходила с работы пораньше… кстати, сегодня никакого праздника нет?..

Или, может, это Димка? Мама-то чаще всего открывает своим ключом.

По дороге к двери она пыталась унять тревожно бьющееся сердце. Главное, чтобы никаких плохих новостей…

Выглянув в глазок, Полина наткнулась на пристальный взгляд отчима.

– Открывай, это я, – буркнул он.

– Что тебе надо? – подозрительно спросила девушка.

Отчим раздраженно махнул рукой:

– Живу я здесь, вроде как…

Полина обнаружила, что знакомое лицо ее отнюдь не успокоило. Сердце колотилось, как угорелое, а внизу живота снова шевелился неприятный комок. Пальцы девушки, потянувшиеся к замку, дрожали.

С отчимом было что-то не то. Во-первых, трезв. Да, алкоголики тоже бывают трезвыми, тем более если до вечера еще остается время, но Полина уже усвоила: "дядя Миша" не ночевал дома в тех случаях, когда напивался до совсем нетранспортабельного состояния. А сейчас на нем не угадывалось ни малейших следов похмелья.

Во-вторых, этот взгляд…

Одной из вещей, которая не нравилась Полине в отчиме с самого начала, были постоянно бегающие глаза. По представлениям девушки, они выдавали в нем человека мелочного… или мошенника. Возможно, из-за этой его привычки Полина и подозревала "дядю Мишу" в каком-то обмане – она сама теперь не смогла бы сказать точно. Во всяком случае, взгляд отчима останавливался тогда же, когда развязывался язык, – после очередной порции самогона.

И потому сейчас девушка не спешила открывать.

Отчим переступил с ноги на ногу, покосился на лестничный пролет. Недовольно пробурчал:

– Ну, ты скоро там?

Затем он снова посмотрел на Полину – причем так, словно мог ее видеть:

– Открывай уже!

– Уходи! – сказала девушка.

Она не могла отделаться от чувства, что за личиной "дяди Миши" скрывается кто-то другой, и что он пришел именно за ней. С другой стороны, Полина осознавала: это не сон, где старушка может превратиться в монстра. В реальности таких вещей не бывает.

– Что случилось? – требовательно спросил отчим.

– Уходи! – повторила Полина. – И лучше никогда не возвращайся.

– Что это за новости! – возмутился "дядя Миша". – Открывай, говорю! Я пришел домой! Что за ерунда! Приходишь пьяным – не пускают, приходишь трезвым – тоже не пускают!

На миг девушка представила себе: она обманулась игрой собственного воображения, а отчим – настоящий, – ни о чем не подозревая, стоит на лестничной площадке перед закрытой дверью. И нет никаких духов с монстрами.

Впрочем, это мало что меняло.

– Может, все потому, что тебя здесь никто не ждет? – сказала Полина.

Отчим нахмурился.

– Открывай! – произнес он с нажимом. – Ты же не хочешь, чтобы я выбил дверь?

В его словах была реальная угроза, и девушка это почувствовала. Да, он когда-то уже выбивал дверь. Во второй раз будет проще.

– Уходи, иначе я вызову милицию! – заявила Полина, отступая на шаг и оглядываясь.

Бежать было некуда. Отчим блокировал единственный выход из квартиры. Если он выбьет дверь, девушка окажется с ним лицом к лицу.

Она этого почему-то боялась. Панически.

Тем временем из-за двери донесся смешок:

– Ты действительно веришь, что кто-нибудь приедет? У них бензина хватает только до магазина за пивом и в рыбколхоз за рыбой. Так что открывай по-хорошему.

С одной стороны, он разговаривал так же, как и всегдашний "дядя Миша" – те же интонации, голос. С другой, отчим никогда так не разговаривал.

Полина не могла уловить разницу, но с каждым новым словом чувствовала ее все отчетливее. И это заставляло девушку медленно отступать от двери – словно от греющейся на солнышке гадюки, нежданно обнаруженной посреди мирной лесной полянки.

Устав ждать, отчим поколотил в дверь кулаком:

– Ну открывай же, кому говорю! Все равно войду!

Девушка глянула на окно. Если бы они жили на первом, или хотя бы на втором этаже, она бы спрыгнула. Нет, со второго, пожалуй, вряд ли. А на первом сейчас у всех решетки стоят. И захочешь – не выберешься.

Почти беззвучно отворив балконную дверь, Полина подошла к перилам и выглянула вниз.

Высоко.

Со стороны входа донеслось более настойчивое громыхание. Отчим еще не ломал замок, но уже явно готовился.

Ступор внезапно покинул девушку. Она бросилась к шкафу, вытащила три лежавшие там простыни и быстро связала их. Затем привязала один конец к перилам, а другой сбросила вниз.

Получившейся "веревки" хватало только до балкона на этаж ниже.

Не раздумывая ни секунды, девушка перемахнула через перила и вцепилась в простыни. Немного съехала вниз. Наткнулась руками на первый узел.

И замерла, приходя в себя.

Ее лихорадочные действия едва ли можно было бы назвать глупыми, однако сама Полина не думала о том, что делает. Более того, сейчас она не помнила, как оказалась здесь – на самодельной веревке в полуметре от перил. Она лишь осознала, что судорожно цепляется в натянувшуюся простыню, а где-то далеко внизу сереет полоска асфальта.

Узел под ее ладонями напряженно скрипел, затягиваясь все сильнее. А сама девушка была не в силах пошевелиться. Она, в общем-то, вроде и не боялась высоты, но…

Мышцы начали болеть от напряжения. Полина попыталась ухватиться за что-нибудь более прочное (например, за железный прут, который поддерживал перила), но обнаружила, что собственное тело вновь отказывается повиноваться. Она не могла высвободить руку из мертвой хватки: рука вела себя так, словно принадлежала вовсе не Полине, сжимая узел с каждой секундой все крепче.

Из-под козырька под балконом выпорхнула серенькая птичка и, чирикнув, улетела прочь.

Боль в руках постепенно становилась невыносимой. Девушка понимала, что не сможет висеть долго. Когда мышцы не выдержат нагрузки, она просто сорвется – и с такой высоты у нее нет ни малейшего шанса уцелеть. Действия, совершенные в горячке страха, уже казались ей сумасбродными.