скачать книгу бесплатно
Марья Андреевна заметила вполголоса, что графиня и впрямь очень хороша, затем со вздохом сказала, что понимает чувства графини: ведь она и сама потеряла сына. Аня посмотрела на маменьку и подумала, что той по-прежнему ничего не известно о Раднецком, иначе фамилия графини произвела бы на нее совсем иное впечатление…
– Ее муж, верно, тоже здесь, – сказала Льветарисна. – Я непременно вас с ним познакомлю. Правда, он давно не любитель балов; уж и не помню, когда я видела его в последний раз танцующим.
«Выходит, и тетя ничего не знает о Раднецком и Андрее!» Аня затрепетала, сердце забилось судорожными толчками. Одно дело – просто увидеть его и узнать, каков он собою; и совсем другое – быть ему представленною… и сдержаться, не выплеснуть ему в лицо все, что думаешь о нем.
Между тем, старания старшей сестры имели успех: Алина прекратила плакать, вытерла слезы и постаралась принять должный вид. И вовремя: к ней тут же подошел весьма представительный мужчина, оказавшийся полковником К., и пригласил на экосез. Алина, с важным видом перевернув несколько страниц в своем карне и делая вид, будто проглядывает расписанные танцы, хотя вся книжечка была девственно чиста, – о, эти невинные уловки юных дев! – ответила, наконец, полковнику согласием и сделала пометку серебряным карандашиком.
– Как я выгляжу? – когда приглашавший отошел, вопросила у Ани Алина довольно бодрым голосом.
– Очень хорошо, – заверила Аня, изо всех сил старавшаяся успокоиться и не выдать своего волнения при мысли о знакомстве с Раднецким.
– У меня, верно, нос красный? И блестит? Припудри-ка мне его. – Алина достала пудреницу из ридикюльчика, и Аня, повернувшись к ней, провела пуховкой по носику сестры.
– Елизавета Борисовна, добрый вечер, – услышала она вдруг позади странно знакомый низкий голос. – Не откажите в любезности, представьте меня, пожалуйста, своим спутницам.
– Серж! Рада видеть тебя, – пророкотала Льветарисна.
Аня обернулась… и застыла, онемев. Перед нею стоял ни кто иной, как Сергей. Тот приказчик, которого она ударила по ноге у особняка Раднецкого… кто был в квартире Ольги, – и от которого она бежала оттуда сломя голову.
*КАРНЕ ДЕ БАЛЬ, КАРНЕ (carnet de bal) – книжка для записи партнеров на балу и т. п. примечаниями.
7.
Ослепительно-белый, безукоризненно сидящий мундир, алый воротник с серебряным шитьем, эполеты, серебристый витой аксельбант… Видеть надо всем этим блестящим великолепием голову приказчика Сергея было настолько странно, что Аня даже дышать перестала.
К действительности девушку вернуло имя, произнесенное Льветарисной:
– Мой двоюродный племянник по мужу, граф Раднецкий Сергей Александрович.
У Ани все поплыло перед глазами. Зала покачнулась и едва не рухнула ей на голову. Сергей и Раднецкий – одно лицо?! Немыслимо!
Как из тумана, доносился до нее голос Льветарисны, представлявший маменьку, ее и Алину:
– Марья Андреевна Березина, вторая жена зятя моего, надворного советника в отставке Ильи Иваныча Березина, и его дочери – Анна Ильинична и Александра Ильинична.
Аня, наконец, начала приходить в себя. Она заметила, что граф не смотрит на нее; во всяком случае, глазами она с ним не встречалась. Похоже, он смотрел на Алину.
Она поспешно опустила ресницы, решив глядеть только в пол, и отступила едва ли не вся за широкую спину Льветарисны. Пусть он думает, что она просто провинциальная дурочка, не умеющая себя держать. Но уж лучше показаться дурой, чем оказаться узнанной им…
– Я очень рада знакомству с вами, граф, – церемонно сказала Марья Андреевна, протягивая Раднецкому руку.
Он почтительно поцеловал ее, а Аня, хоть и не любила ее, почувствовала острый укол жалости. Ибо лишь она осознавала трагизм сцены: мать протягивает руку тому, кто лишил ее сына… Впрочем, граф тоже, кажется, не знал, чью руку целует. Но это Аню не удивило: Андрей носил отцовскую фамилию – Столбов; и, если Раднецкий и помнил еще, через пять лет, это имя, он едва ли мог связать его с Березиными.
Что касается Льветарисны, то Аня помнила: когда случилось несчастье с Андреем, тети не было в Петербурге и вообще в России: она тогда, как делала ежегодно, на несколько месяцев уехала в Баден, на воды. Скорее всего, она тоже не знала, какую роль сыграл во всей этой трагической истории ее племянник…
– Могу ли я пригласить на первый тур вальса вашу дочь, мадам? – спросил Раднецкий.
– О, да, ваше сиятельство, – быстро ответила Марья Андреевна и, прежде чем он продолжил, обернулась к дочери: – Алина, ведь вальс у тебя еще не занят?
Аня вздохнула с облегчением. Нет, он не узнал ее, это очевидно!
Слегка скосив глаза, она увидела, как вспыхнули у младшей сестры мочки уха от удовольствия и предвкушения.
– Нет, maman, он свободен, – сказала Алина, даже позабыв о своей книжечке.
– Простите, мадам, но я бы хотел пригласить не Александру Ильиничну, а Екатерину Ильиничну, – произнес вдруг Раднецкий.
У Алины шея пошла пятнами. А Анино сердце ухнуло куда-то в живот, как при качании на качелях, когда они летят вниз. Намек графа был слишком очевиден, хотя Раднецкий никак не подчеркнул голосом имя «Екатерина».
– Серж, ты ошибся: старшую дочь Ильи Иваныча зовут не Катя, а Аня, – рассмеялась промаху племянника Льветарисна.
– Извините меня, мадам. Да, я бы хотел пригласить Анну Ильиничну. Мадемуазель, вы не откажетесь от тура вальса со мною?
Аня, наконец, осмелилась поднять на него глаза. Он смотрел прямо на нее, серьезно и строго, – ни насмешки, ни злости, ничего, что могло сказать ей: он ее узнал. В его обращении к ней и приглашении было всё комильфо*.
– Я… я… Да, граф, вы очень любезны, – пролепетала она. Он поклонился и отошел. Она же стояла, чувствуя себя полной идиоткой. Но постепенно душа ее наполнялась гневом – неудержимым, неистовым. Аня не замечала ни завистливых взглядов сестры, ни неприятного изумления на лице Марьи Андреевны, ни нескрываемой радости Льветарисны.
Ей, Анне Березиной, танцевать с тем, кто навек разлучил ее с Андреем!! Как, как могла она принять это мерзкое приглашение? Не найти способа отказать, позволить Раднецкому прикоснуться к себе, – более того, обнять!!
Ведь мало того, что он был виноват в том, что Аня больше никогда не увидит любимого. Но он был еще и грязным негодяем. Да, да, грязным! Ибо на его белоснежных перчатках была кровь жены, которую он избивал; а на его ослепительном мундире была не только кровь Андрея, – но и грязь борделя, в котором Аня видела его лежащим на Ольге…
Алина, между тем, была нарасхват: к ней подходили и подходили, ее карне на глазах заполнялся названиями танцев и фамилиями. Она была бы на седьмом небе, если б не приглашение, сделанное ее старшей сестре; то была ложка дегтя в бочке меда Алины, ибо граф Раднецкий был, без сомнения, одним из самых блестящих мужчин на этом балу.
Вид у Ани был подавленный, но это нисколько не могло обмануть Алину: она была уверена, что старшая сестра просто притворяется перед нею и маменькой.
– Не стоит лицемерить, Анечка, – прошипела она, – и делать вид, будто тебе вовсе не хочется танцевать с Раднецким.
– Я вовсе не делаю вид. Я, в самом деле, не хочу танцевать с этим человеком.
– Да неужели? – хмыкнула Алина. – Что ж, если то, что ты говоришь, – правда, то ты не женщина. Уверена, каждая здесь была бы счастлива оказаться на твоем месте.
– Значит, ни одной умной женщины, кроме меня, здесь нет, – отрезала Аня, невольно кинув взгляд на Раднецкого, который стоял неподалеку. Внешне он был, тут она не могла не признать этого, привлекательным мужчиной. Высокий, очень стройный. Глаза темно-карие, – даже, пожалуй, не карие, а черные, – взор надменный. Волосы, тоже черные, густые и с легкой волнистостью: красиво вьются вкруг бледного чела, – так бы, наверное, написал поэт…
В этот момент к Раднецкому сзади подошла жена. Она взяла его под руку и что-то ему сказала, мягко улыбаясь и доверчиво наклонив к нему голову. Аня заметила, как лицо его передернулось мгновенной судорогой. Он сжал зубы так, что на скулах четко обозначились желваки. Ей показалось даже, что он едва не отбросил руку Ирины.
«Он ненавидит ее. За что? Она так прекрасна. Бедняжка! Каково это – жить с таким мерзавцем? Выносить его издевательства. Терпеть его побои. Наверное, она с радостью бы бросила здесь все и уехала к сыну в Крым, но этот деспот ее не пускает», – подумала она с жалостью и гневом.
На самом же деле Ирэн тихо говорила мужу:
– Неужели правда то, что я слышала, Серж? Это воистину событие для всех присутствующих.
– Что же это за событие? – холодно осведомился он.
– Сенсация! Вы, наконец, танцуете! После стольких лет!
– Быстро же разносятся новости.
– Моя подруга княгиня Лиговская слыхала, как вы пригласили одну из девиц Березиных. Ту, что в белом, не правда ли? Она очень недурна.
– Вы ошибаетесь, мадам. Я пригласил ее старшую сестру.
– Вот как? – Ирэн слегка прищурилась, разглядывая Аню. – Вон та, маленькая и щуплая? Какие у нее странные глаза. Право, Серж, как же изменился ваш вкус, что вам стали нравиться женщины с подобной внешностью!
– Может, потому, что, когда наешься сладкого, хочется соленого? – приподняв бровь, насмешливо спросил Сергей.
– Но разве вы ели? Вы лишь смотрели… и еще даже не попробовали этого сладкого, – прошептала она со значением, сжав его локоть.
– Его отведали до меня столько раз, что раз и навсегда отбили у меня аппетит, – резко ответил он, все же не выдержав и высвободив руку. Ирэн повернулась к нему спиной и отошла, прикрывая искаженное злобой лицо веером.
Он даже не посмотрел в ее сторону. Боже, неужели было время, когда все, что она делала: каждое движение, каждое слово, – ловилось им с восторгом и обожанием? Он любил в ней все, что вызывало теперь отвращение: ее незнание родного языка и смешные ошибки в нем, если она все же пыталась говорить по-русски; бурные вспышки ее ревности и следующие за ними такие же бурные проявления нежности; томные взгляды и величавую походку…
В памяти Сергея непрошено возникло видение так похожего на это торжества, – с балом и ужином на триста персон, – на котором главными действующими лицами были он сам и Ирэн. День их свадьбы. Как они танцевали тогда! Они кружились и кружились, занятые лишь собой, и никого не существовало для них… Тот день был самым счастливым в его жизни. А та ночь – самой несчастной. И больше он с тех пор не танцевал.
Он посмотрел в сторону Березиных, – и мысли о жене исчезли. Что же замышляет эта «маленькая и щупленькая девчонка со странными глазами», – как сказала о ней Ирэн? Что нужно ей от него, Сергея? Зачем был нужен этот загадочный маскарад с мальчишкой Катей? Он должен это выяснить. Но скажет ли она ему? В ее глазах была толика страха, когда он пригласил ее… но было и что-то еще. Вызов? Ненависть? Или боль?
Он узнает это, и скоро.
Аня не думала, что вальсировать с ним будет не так уж неприятно.
Она не танцевала пять лет и многое забыла, хотя учителя танцев в свое время считали ее способной ученицей и хвалили ее куда больше, нежели позже – Алину; и со всяким другим партнером Аня чувствовала бы себя не в своей тарелке из-за боязни сделать что-то не то; но только не с Раднецким. Наоборот, она была бы рада ошибиться, сбиться с такта или неправильно повернуться, чтобы поставить его перед всеми в неловкое положение. Но он оказался прекрасным партнером; он вел ее так уверенно и непринужденно, что ноги и тело Ани сами вспоминали и делали все за нее.
Она ожидала, что он сразу начнет допрос, и приготовилась к этому; но они сделали уже три круга по залу, а он, кажется, вовсе не собирался говорить о том вечере. Он задал несколько обычных светских вопроса о том, как давно она с маменькой и сестрой в столице, нравятся ли ей зимний Петербург и сегодняшний бал, – и это было все.
Его взгляд, – она танцевала с опущенными глазами, но несколько раз все же рискнула посмотреть ему в лицо, – его движения, даже то, как он держал ее правую руку в своей, а другой рукой обнимал ее талию, – ничто не выдавало каких-то посторонних мыслей или опасных для нее намерений.
«Да полно, узнал ли он меня, в самом деле? – несколько раз мелькнуло у Ани. – Возможно, это предложение повальсировать – просто совпадение, и я напрасно нервничаю?»
Но нет. Конечно, это не было совпадением. Она была не из тех, кого приглашают; она была некрасива, стара, в конце концов. А он не танцевал давно, – так сказала тетушка… И это было правдой, – Аня даже слышала удивленный шепот, когда граф взял ее за руку и ввел в круг танцующих.
Но тогда – почему он молчит?? Почему не спросит, что делала она около его особняка, зачем выспрашивала о нем, как оказалась в Ольгином борделе? Может, ему неловко, что Аня подслушала его сон и потом видела их с Ольгой там, на ковре? Но нет; этот человек не может испытывать чувство стыда. Он негодяй, без совести и чести. И хватит ей трястись перед ним; если он молчит, она заговорит сама!
И она решилась:
– Скажите, ваше сиятельство, лицемерие входит в круг ваших должностных обязанностей?
– Что вы имеете в виду, Анна Ильинична? – он поднял бровь и посмотрел на нее сверху вниз с самым искренним недоумением.
– Вы так старательно делаете вид, будто меня не узнаете.
– Никак не думал, что вам захочется говорить об этом, – он улыбнулся; кажется, ее смелость позабавила его. Эта улыбка разозлила Аню еще больше.
– Почему? Думаете, я вас боюсь? – бросила она язвительно.
– Мы оба оказались в тот вечер в достаточно неудобном положении.
– Ваше положение было куда неудобнее, – теперь уже заулыбалась Аня, ехидно. – Прямо на ковре, на полу…
Он остался невозмутим:
– Мне, право, жаль, Анна Ильинична, что вы, столь невинная девица, видели эту сцену. – Но по лицу его Аня читала, что ему нисколько не жаль, и он продолжает забавляться. Она начала задыхаться, – но не от быстрого танца, а от злости.
– Я не только много видела в квартире Ольги. Но и слышала, граф, – ядовито улыбнулась она.
– О, уверен, вы слышали не много, а все. Интересно, кто давал вам уроки подслушивания и подглядывания? Вы в них весьма преуспели.
– Сие неважно. Важно, что я услышала и увидела.
– Неужели вы станете налево и направо рассказывать мой сон? Или – чем я занимался с Ольгой? Это было бы верхом глупости, мадемуазель.
– О, нет. Эти воспоминания я оставлю себе. Но вот как вы избивали жену…
На этот раз ей удалось задеть его; он нахмурился и медленно произнес:
– Чего же проще? Давайте остановимся, и вы крикнете на всю залу, – благо здесь и государь, и все высшее общество, – «Граф Раднецкий бьет свою жену!» Я буду навеки опозорен и обесчещен; а вы снищете благородную славу моей разоблачительницы.
Он даже замедлил движения, будто впрямь желая остановиться; Аня прошипела:
– Не смейте!..
Он засмеялся и вновь закружил ее по зале. Как стереть это насмешливое выражение с его лица? Она сказала:
– Вы, наверное, и Ольгу избили, когда я убежала?
– О, да. Вы не читаете бульварных газет? Странно. Там было об этом. «Неизвестный избил до полусмерти хозяйку борделя».
С каким удовольствием она залепила бы ему пощечину!..
– Прекратите, вы, негодяй!
– Откуда эта ненависть ко мне, Анна Ильинична? Я причинил вам какое-то зло? – уже серьезно спросил он.
– Да.
– Что же я сделал?
Она открыла рот, чтобы назвать имя Андрея и обвинить Раднецкого, но что-то удержало ее, и она лишь процедила:
– Родились на свет.
– Безусловно, это большое преступление с моей стороны, – легко согласился он. – А, кроме того?..
– Кроме того, вы подлец и мерзавец!.. – Она вырвала у него руку и, оттолкнув его от себя прямо посреди бальной залы, бросилась бежать. Он смотрел ей вслед без улыбки, серьезно и задумчиво.
– Елизавета Борисовна, представьте мне ваших знакомых.
– Ваше величество…
Государь подошел к Льветарисне и ее спутницам так неожиданно, что все четыре дамы совершенно растерялись. Наконец, тетя опомнилась и по всем правилам представила Березиных. Император остановил весьма благосклонный взор на Алине, но затем неожиданно обратился к Ане:
