Иван Крылов
Басни
© АО «Издательский Дом Мещерякова», 2019
* * *Ворона и Лисица
Уж сколько раз твердили миру,Что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок,И в сердце льстец всегда отыщет уголок.Вороне где-то Бог послал кусочек сыру; На ель Ворона взгромоздясь,Позавтракать было совсем уж собралась, Да позадумалась, а сыр во рту держала. На ту беду Лиса близёхонько бежала; Вдруг сырный дух Лису остановил:Лисица видит сыр, Лисицу сыр пленил.Плутовка к дереву на цыпочках подходит;Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит И говорит так сладко, чуть дыша: «Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так, право, сказки! Какие пёрушки! какой носок!И, верно, ангельский быть должен голосок!Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица,При красоте такой и петь ты мастерица, – Ведь ты б у нас была царь-птица!»Вещуньина с похвал вскружилась голова, От радости в зобу дыханье спёрло, –И на приветливы Лисицыны словаВорона каркнула во всё воронье горло:Сыр выпал – с ним была плутовка такова.НА ТУ БЕДУ ЛИСА БЛИЗЁХОНЬКО БЕЖАЛА;
ВДРУГ СЫРНЫЙ ДУХ ЛИСУ ОСТАНОВИЛ
Дуб и Трость
С Тростинкой Дуб однажды в речь вошёл.«Поистине, роптать ты вправе на природу, –Сказал он, – воробей, и тот тебе тяжёл.Чуть лёгкий ветерок подёрнет рябью воду, Ты зашатаешься, начнёшь слабеть И так нагнёшься сиротливо, Что жалко на тебя смотреть.Меж тем как, наравне с Кавказом, горделиво,Не только солнца я препятствую лучам,Но, посмеваяся и вихрям и грозам, Стою и твёрд и прям,Как будто б ограждён ненарушимым миром:Тебе всё бурей – мне всё кажется зефиром. Хотя б уж ты в окружности росла,Густою тению ветвей моих покрытой,От непогод бы я быть мог тебе защитой; Но вам в удел природа отвелаБрега бурливого Эолова владенья:Конечно, нет совсем у ней о вас раденья». – «Ты очень жалостлив, – сказала Трость в ответ, –БУШУЕТ ВЕТР, УДВОИЛ СИЛЫ ОН, ВЗРЕВЕЛ – И ВЫРВАЛ С КОРНЕМ ВОН ТОГО, КТО НЕБЕСАМ ГЛАВОЙ СВОЕЙ КАСАЛСЯ…
Однако не крушись: мне столько худа нет. Не за себя я вихрей опасаюсь; Хоть я и гнусь, но не ломаюсь: Так бури мало мне вредят;Едва ль не более тебе они грозят!То правда, что ещё доселе их свирепость Твою не одолела крепостьИ от ударов их ты не склонял лица; Но – подождём конца!» Едва лишь это Трость сказала, Вдруг мчится с северных сторонИ с градом и с дождём шумящий аквилон.Дуб держится, – к земле Тростиночка припала. Бушует ветр, удвоил силы он, Взревел – и вырвал с корнем вонТого, кто небесам главой своей касалсяИ в области теней пятою упирался.Музыканты
Сосед соседа звал откушать; Но умысел другой тут был: Хозяин музыку любилИ заманил к себе соседа певчих слушать.Запели молодцы: кто в лес, кто по дрова, И у кого что силы стало. В ушах у гостя затрещало И закружилась голова.«Помилуй ты меня, – сказал он с удивленьем, – Чем любоваться тут? Твой хор Горланит вздор!» –«То правда, – отвечал хозяин с умиленьем, – Они немножечко дерут;Зато уж в рот хмельного не берут, И все с прекрасным поведеньем».А я скажу: по мне уж лучше пей, Да дело разумей.Ворона и Курица
Когда Смоленский Князь,Противу дерзости искусством воружась, Вандалам новым сеть поставил И на погибель им Москву оставил,Тогда все жители, и малый и большой, Часа не тратя, собралисяИ вон из стен московских поднялися, Как из улья пчелиный рой.Ворона с кровли тут на эту всю тревогу Спокойно, чистя нос, глядит. «А ты что ж, кумушка, в дорогу? – Ей с возу Курица кричит. – Ведь говорят, что у порогу Наш супостат». – «Мне что до этого за дело? –Вещунья ей в ответ. – Я здесь останусь смело. Вот ваши сёстры – как хотят;А ведь Ворон ни жарят, ни варят:Так мне с гостьми не мудрено ужиться,А, может быть, ещё удастся поживиться Сырком, иль косточкой, иль чем-нибудь. Прощай, хохлаточка, счастливый путь!» Ворона подлинно осталась; Но, вместо всех поживок ей,Как голодом морить Смоленский стал гостей, – Она сама к ним в суп попалась.Так часто человек в расчётах слеп и глуп.За счастьем, кажется, ты по пятам несёшься: А как на деле с ним сочтёшься – Попался, как ворона в суп!Ларчик
Случается нередко нам И труд и мудрость видеть там, Где стоит только догадаться, За дело просто взяться.К кому-то принесли от мастера Ларец.Отделкой, чистотой Ларец в глаза кидался;Ну, всякий Ларчиком прекрасным любовался.Вот входит в комнату механики мудрец.Взглянув на Ларчик, он сказал: «Ларец с секретом, Так; он и без замка;А я берусь открыть; да, да, уверен в этом; Не смейтесь так исподтишка!Я отыщу секрет и Ларчик вам открою:В механике и я чего-нибудь да стою». Вот за Ларец принялся он: Вертит его со всех сторон И голову свою ломает;То гвоздик, то другой, то скобку пожимает. Тут, глядя на него, иной Качает головой;Те шепчутся, а те смеются меж собой. В ушах лишь только отдаётся:«Не тут, не так, не там!» Механик пуще рвётся. Потел, потел; но наконец устал, От Ларчика отсталИ, как открыть его, никак не догадался; А Ларчик просто открывался.Разборчивая невеста
Невеста-девушка смышляла жениха; Тут нет ещё греха, Да вот что грех: она была спесива.Сыщи ей жениха, чтоб был хорош, умён,И в лентах, и в чести, и молод был бы он(Красавица была немножко прихотлива):Ну, чтобы всё имел. Кто ж может всё иметь? Ещё и то заметь, Чтобы любить её, а ревновать не сметь.Хоть чудно, только так была она счастлива, Что женихи, как на отбор, Презнатные катили к ней на двор. Но в выборе её и вкус и мысли тонки: Такие женихи другим невестам клад, А ей они на взгляд Не женихи, а женишонки! Ну, как ей выбирать из этих женихов? Тот не в чинах, другой без орденов;А тот бы и в чинах, да жаль, карманы пусты; То нос широк, то брови густы; Тут этак, там не так;Ну, не прийдёт никто по мысли ей никак.Посмолкли женихи, – годка два перепали, Другие новых свах заслали:Да только женихи середней уж руки. «Какие простаки! –Твердит красавица, – по них ли я невеста? Ну, право, их затеи не у места! И не таких я женихов С двора с поклоном проводила;Пойду ль я за кого из этих чудаков?Как будто б я себя замужством торопила,Мне жизнь девическа ничуть не тяжела:День весела, и ночь я, право, сплю спокойно;Так замуж кинуться ничуть мне не пристойно». Толпа и эта уплыла. Потом, отказы слыша те же,Уж стали женихи навёртываться реже. Проходит год, Никто нейдёт;Ещё минул годок, ещё уплыл год целой: К ней свах никто не шлёт.Вот наша девушка уж стала девой зрелой. Зачнёт считать своих подруг (А ей считать большой досуг): Та замужем давно, другую сговорили; Её как будто позабыли. Закралась грусть в красавицыну грудь.Посмотришь: зеркало докладывать ей стало, Что каждый день, а что-нибудьИз прелести её лихое время крало.Сперва румянца нет; там живости в глазах;Умильны ямочки пропали на щеках;Весёлость, резвости как будто ускользнули;Там волоска два-три седые проглянули: Беда со всех сторон!Бывало, без неё собранье не прелестно;От пленников её вкруг ней бывало тесно:А ныне, ах! её зовут уж на бостон!Вот тут спесивица переменяет тон.Рассудок ей велит замужством торопиться: Перестаёт она гордиться.Как косо на мужчин девица ни глядит,А сердце ей за нас всегда своё твердит. Чтоб в одиночестве не кончить веку,Красавица, пока совсем не отцвела,За первого, кто к ней присватался, пошла: И рада, рада уж была, Что вышла за калеку.Оракул
В каком-то капище был деревянный бог,И стал он говорить пророчески ответы И мудрые давать советы. За то, от головы до ног Обвешан и сребром и златом, Стоял в наряде пребогатом,Завален жертвами, мольбами заглушён И фимиамом задушён. В Оракула все верят слепо; Как вдруг – о чудо, о позор! – Заговорил Оракул вздор: Стал отвечать нескладно и нелепо;И кто к нему зачем ни подойдёт,Оракул наш что молвит, то соврёт; Ну так, что всякий дивовался,Куда пророческий в нём дар девался! А дело в том,Что идол был пустой и саживались в нём Жрецы вещать мирянам. И так,Пока был умный жрец, кумир не путал врак; А как засел в него дурак,То идол стал болван болваном.Я слышал – правда ль? – будто встарь Судей таких видали, Которые весьма умны бывали, Пока у них был умный секретарь.Василёк
В глуши расцветший ВасилёкВдруг захирел, завял почти до половины И, голову склоня на стебелёк, Уныло ждал своей кончины;Зефиру между тем он жалобно шептал: «Ах, если бы скорее день насталИ солнце красное поля здесь осветило,Быть может, и меня оно бы оживило?» – «Уж как ты прост, мой друг! – Ему сказал, вблизи копаясь, Жук. –Неужли солнышку лишь только и заботы,Чтобы смотреть, как ты растёшь, И вянешь ты, или цветёшь?Поверь, что у него ни время, ни охоты На это нет.Когда бы ты летал, как я, да знал бы свет,То видел бы, что здесь луга, поля и нивыИм только и живут, им только и счастливы. Оно своею теплотойОгромные дубы и кедры согревает И удивительною красотойЦветы душистые богато убирает; Да только те цветы Совсем не то, что ты: Они такой цены и красоты,Что само время их, жалея, косит; А ты ни пышен, ни пахуч,Так солнца ты своей докукою не мучь!Поверь, что на тебя оно луча не бросит,И добиваться ты пустого перестань, Молчи и вянь!»Но солнышко взошло, природу осветило,По царству Флорину рассыпало лучиИ бедный Василёк, завянувший в ночи, Небесным взором оживило. О вы, кому в удел судьбою дан Высокий сан!Вы с солнца моего пример себе берите! Смотрите:Куда лишь луч его достанет, там оно –Былинке ль, кедру ли – благотворит равноИ радость по себе и счастье оставляет;За то и вид его горит во всех сердцах, Как чистый луч в восточных хрусталях, И всё его благословляет.Мартышка и Очки
Мартышка к старости слаба глазами стала; А у людей она слыхала, Что это зло ещё не так большой руки: Лишь стоит завести Очки.Очков с полдюжины себе она достала; Вертит Очками так и сяк:То к темю их прижмёт, то их на хвост нанижет, То их понюхает, то их полижет; Очки не действуют никак.«Тьфу, пропасть! – говорит она, – и тот дурак, Кто слушает людских всех врак: Всё про Очки лишь мне налгали; А проку на́ волос нет в них». Мартышка тут с досады и с печали О камень так хватила их, Что только брызги засверкали. К несчастью, то ж бывает у людей:Как ни полезна вещь, – цены не зная ей,ОЧКОВ С ПОЛДЮЖИНЫ СЕБЕ ОНА ДОСТАЛА;
ВЕРТИТ ОЧКАМИ ТАК И СЯК…
Невежда про неё свой толк всё к худу клонит; А ежели невежда познатней, Так он её ещё и гонит.Роща и Огонь
С разбором выбирай друзей.Когда корысть себя личиной дружбы кроет – Она тебе лишь яму роет.Чтоб эту истину понять ещё ясней, Послушай басенки моей. Зимою Огонёк под Рощей тлился; Как видно, тут он был дорожными забыт. Час от часу Огонь слабее становился;Дров новых нет; Огонь мой чуть горитИ, видя свой конец, так Роще говорит: «Скажи мне, Роща дорогая! За что твоя так участь жестока, Что на тебе не видно ни листка И мёрзнешь ты совсем нагая?» – «Затем, что вся в снегу,Зимой ни зеленеть, ни цвесть я не могу», – Огню так Роща отвечает.«Безделица! – Огонь ей продолжает, –Лишь подружись со мной, тебе я помогу. Я солнцев брат и зимнею порою Чудес не меньше солнца строю. Спроси в теплицах об Огне:Зимой, когда кругом и снег и вьюга веет, Там всё или цветёт, иль зреет: А всё за всё спасибо мне. Хвалить себя хоть не пристало, И хвастовства я не люблю,Но солнцу в силе я никак не уступлю. Как здесь оно спесиво ни блистало,Но без вреда снегам спустилось на ночлег;А около меня, смотри, как тает снег.Так если зеленеть желаешь ты зимою, Как летом и весною, Дай у себя мне уголок!»Вот дело слажено: уж в Роще Огонёк Становится Огнём, Огонь не дремлет: Бежит по ветвям, по сучкам;Клубами чёрный дым несётся к облакам,И пламя лютое всю Рощу вдруг объемлет.Погибло всё вконец, – и там, где в знойны дниПрохожий находил убежище в тени,Лишь обгорелые пеньки стоят одни. И нечему дивиться:Как дереву с огнём дружиться?Волк и Ягнёнок
У сильного всегда бессильный виноват:Тому в Истории мы тьму примеров слышим, Но мы Истории не пишем;А вот о том как в Баснях говорят.Ягнёнок в жаркий день зашёл к ручью напиться, И надобно ж беде случиться,Что около тех мест голодный рыскал Волк.Ягнёнка видит он, на до́бычу стремится;Но, делу дать хотя законный вид и толк,Кричит: «Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом Здесь чистое мутить питьё Моё С песком и с илом? За дерзость такову Я голову с тебя сорву». –«Когда светлейший Волк позволит,Осмелюсь я донесть, что ниже по ручьюОт Светлости его шагов я на сто пью; И гневаться напрасно он изволит:Питья мутить ему никак я не могу». – «Поэтому я лгу!Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете!Да помнится, что ты ещё в запрошлом лете Мне здесь же как-то нагрубил: Я этого, приятель, не забыл!» – «Помилуй, мне ещё и отроду нет году», –Ягнёнок говорит. «Так это был твой брат». –«Нет братьев у меня». – «Так это кум иль сватИ, словом, кто-нибудь из вашего же роду.Вы сами, ваши псы и ваши пастухи, Вы все мне зла хотитеИ если можете, то мне всегда вредите,Но я с тобой за их разведаюсь грехи». –«Ах, я в чём виноват?» – «Молчи! устал я слушать,Досуг мне разбирать вины твои, щенок!Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».Сказал – и в тёмный лес Ягнёнка поволок.Синица
Синица на море пустилась: Она хвалилась, Что хочет море сжечь.Расславилась тотчас о том по свету речь.Страх обнял жителей Нептуновой столицы; Летят стадами птицы;А звери из лесов сбегаются смотреть,Как будет Океан, и жарко ли, гореть.И даже, говорят, на слух молвы крылатой, Охотники таскаться по пирамИз первых с ложками явились к берегам, Чтоб похлебать ухи такой богатой,Какой-де откупщик и самый тороватый Не давывал секретарям.Толпятся: чуду всяк заранее дивится,Молчит и, на море глаза уставя, ждёт; Лишь изредка иной шепнёт:«Вот закипит, вот тотчас загорится!» Не тут-то: море не горит. Кипит ли хоть? – и не кипит.И чем же кончились затеи величавы?Синица со стыдом всвояси уплыла; Наделала Синица славы, А море не зажгла. Примолвить к речи здесь годится,Но ничьего не трогая лица: Что делом, не сведя конца, Не надобно хвалиться.Два Голубя
Два Голубя как два родные брата жили,Друг бе́з друга они не ели и не пили;Где видишь одного, другой уж, верно, там;И радость и печаль – всё было пополам.Не видели они, как время пролетало;Бывало грустно им, а скучно не бывало. Ну, кажется, куда б хотеть Или от милой, иль от друга?Нет, вздумал странствовать один из них – лететь Увидеть, осмотреть Диковинки земного круга,Ложь с истиной сличить, поверить быль с молвой.«Куда ты? – говорит сквозь слёз ему другой, – Что пользы по́ свету таскаться? Иль с другом хочешь ты расстаться? Бессовестный! когда меня тебе не жаль,Так вспомни хищных птиц, силки, грозы ужасны И всё, чем странствия опасны!Хоть подожди весны лететь в такую даль:Уж я тебя тогда удерживать не буду.Теперь ещё и корм и скуден так, и мал; Да, чу! и ворон прокричал: Ведь это, верно, к худу. Останься дома, милый мой, Ну, нам ведь весело с тобой!Куда ж ещё тебе лететь, не разумею;А я так без тебя совсем осиротею.Силки, да коршуны, да громы только мне Казаться будут и во сне;Всё стану над тобой бояться я несчастья: Чуть тучка лишь над головой,Я буду говорить: ах! где-то братец мой?Здоров ли, сыт ли он, укрыт ли от ненастья!» Растрогала речь эта Голубка;Жаль братца, да лететь охота велика:Она и рассуждать и чувствовать мешает.«Не плачь, мой милый, – так он друга утешает, –Я на три дня с тобой, не больше, разлучусь.Всё наскоро в пути замечу на полете,И, осмотрев, что есть диковинней на свете,Под крылышко к дружку назад я ворочусь.Тогда-то будет нам о чём повесть словечко!Я вспомню каждый час и каждое местечко;Всё расскажу: дела ль, обычай ли какой, Иль где какое видел диво.Ты, слушая меня, представишь всё так живо,Как будто б сам летал ты по свету со мной».Тут – делать нечего – друзья поцеловались, Простились и расстались.Вот странник наш летит; вдруг в встречу дождь и гром;Под ним, как океан, синеет степь кругом.Где деться? К счастью, дуб сухой в глаза попался; Кой-как угнездился, прижался К нему наш Голубок;Но ни от ветру он укрыться тут не мог,Ни от дождя спастись: весь вымок и продрог.Утих помалу гром. Чуть солнце просияло,Желанье позывать бедняжку дале стало.Встряхнулся и летит, – летит и видит он:В заглушье под леском рассыпана пшеничка.Спустился – в сети тут попалась наша птичка! Беды со всех сторон! Трепещется он, рвётся, бьётся;По счастью, сеть стара: кой-как её прорвал,Лишь ножку вывихнул да крылышко помял!Но не до них: он прочь без памяти несётся.Вот, пуще той беды беда над головой! Отколь ни взялся ястреб злой; Не взвидел света Голубь мой! От ястреба из сил последних машет.Ах, силы вкоротке! совсем истощены!Уж когти хищные над ним распущены;Уж холодом в него с широких крыльев пашет.Тогда орёл, с небес направя свой полет, Ударил в ястреба всей силой –И хищник хищнику достался на обед. Меж тем наш Голубь милой,Вниз камнем ринувшись, прижался под плетнём. Но тем ещё не кончилось на нём: Одна беда всегда другую накликает. Ребёнок, черепком наметя в Голубка, – Сей возраст жалости не знает –Швырнул и раскроил висок у бедняка.Тогда-то странник наш, с разбитой головою,С попорченным крылом, с повихнутой ногою, Кляня охоту видеть свет,Поплёлся кое-как домой без новых бед.Счастлив ещё: его там дружба ожидает! К отраде он своей,Услуги лекаря и помощь видит в ней;С ней скоро все беды и горе забывает. О вы, которые объехать свет вокруг Желанием горите! Вы эту басенку прочтите,И в дальний путь такой пускайтеся не вдруг,Что́ б ни сулило вам воображенье ваше;Но, верьте, той земли не сыщете вы краше,Где ваша милая иль где живёт ваш друг.Лягушки, просящие Царя
Лягушкам стало не угодно Правление народно,И показалось им совсем не благородно Без службы и на воле жить. Чтоб горю пособить, То стали у богов Царя они просить.Хоть слушать всякий вздор богам бы и не сродно,На сей, однако ж, раз послушал их Зевес:Дал им Царя. Летит к ним с шумом Царь с небес, И плотно так он треснулся на царство,Что ходенём пошло трясинно государство: Со всех Лягушки ног В испуге пометались, Кто как успел, куда кто мог,И шёпотом Царю по кельям дивовались.И подлинно, что Царь на диво был им дан: Не суетлив, не вертопрашен, Степенен, молчалив и важен; Дородством, ростом великан, Ну, посмотреть, так это чудо! Одно в Царе лишь было худо: Царь этот был осиновый чурбан.Сначала, чтя его особу превысоку,Не смеет подступить из подданных никто:Со страхом на него глядят они, и тоУкрадкой, издали, сквозь аир и осоку; Но так как в свете чуда нет, К которому б не пригляделся свет,То и они сперва от страху отдохнули,Потом к Царю подползть с преда́нностью дерзнули; Сперва перед Царём ничком;А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком: Дай попытаться сесть с ним рядом;А там, которые ещё поудалей, К Царю садятся уж и задом. Царь терпит всё по милости своей.Немного погодя, посмотришь, кто захочет, Тот на него и вскочит.В три дня наскучило с таким Царём житьё. Лягушки новое челобитьё,Чтоб им Юпитер в их болотную державу Дал подлинно Царя на славу! Молитвам тёплым их внемля,Послал Юпитер к ним на царство Журавля.…ОН ВИНОВАТЫХ ЕСТ: А НА СУДЕ ЕГО НЕТ ПРАВЫХ НИКОГО…
Царь этот не чурбан, совсем иного нраву:Не любит баловать народа своего;Он виноватых ест: а на суде его Нет правых никого; Зато уж у него,Что́ завтрак, что́ обед, что́ ужин, то расправа. На жителей болот Приходит чёрный год.В Лягушках каждый день великий недочёт.С утра до вечера их Царь по царству ходит И всякого, кого ни встретит он, Тотчас засудит и – проглотит.Вот пуще прежнего и кваканье и стон, Чтоб им Юпитер снова Пожаловал Царя инова;Что нынешний их Царь глотает их, как мух;Что даже им нельзя (как это ни ужасно!)Ни носа выставить, ни квакнуть безопасно;Что, наконец, их Царь тошнее им засух.«Почто ж вы прежде жить счастливо не умели?Не мне ль, безумные, – вещал им с неба глас, – Покоя не было от вас?Не вы ли о Царе мне уши прошумели?Вам дан был Царь? – так тот был слишком тих: Вы взбунтовались в вашей луже,Другой вам дан – так этот очень лих:Живите ж с ним, чтоб не было вам хуже!»
Полная версия
