скачать книгу бесплатно
«Интересно, – рассуждал елдыринец, – и как это она умудрилась стать лидером этой группировки? Возможно, у ней просто нормального мужика нет?»
Глава 7: История Хельмимиры. Часть 1
Хельмимира Лукреция Гелихард родилась в семье преподавателей истории и права на планете Эстер-Ледерберг. Планета считалась «университетской»: там было много учебных заведений. Рядом находилась главная планета империи – Джоселин-Белл-Бернелл, однако на Эстер стекались даже столичные абитуриенты.
Хельмимира выбрала Университет Общественных Наук и поступила туда учиться на журналиста. Она хорошо успевала по всем предметам, но не забывала и развлекаться. Организм Хельмимиры всегда вырабатывал много чистого энтузиазма: это вещество добывали из живых разумных созданий, и оно служило универсальным источником энергии. Каждый раз выходя из материализатора, Хельмимира не чувствовала даже лёгкой усталости. «Тобой можно города отапливать», – шутили подруги.
Однажды Хельмимира вызвалась работать волонтёром в местную библиотеку. Вместе с другими студентами она сортировала стихи, романы и повести, которые накопились там за много тысячелетий; волонтёры обрабатывали файлы и переводили их в голографический формат. Некоторые произведения так понравились Хельмимире, что она скопировала их для себя. Тогда мундиморийка ещё не знала, что скоро они будут запрещены: Айн Рэнд, Анна Ахматова, Аркадий и Борис Стругацкие, Умберто Эко…
На четвёртом курсе Хельмимира начала замечать странности в поведении преподавателей: учебную программу резко изменили; требования к студентам снизились. На занятиях по кинематографу теперь показывали развлекательные фильмы; то же самое происходило и с литературой, которую предлагали студентам. Образцы общегуманоидного искусства заменили на старинные мундиморийские тексты, где прославлялся культ силы и традиции.
– Традиция – это всего лишь многовековая привычка, и притом не всегда полезная, – сказала Хельмимира однажды на занятии, за что получила самый низкий балл.
Часы по имперской идеологии увеличили в два раза. Студентов убеждали в том, что каждому существу во вселенной по праву рождения уготовано определённое место, и нарушать этот порядок нельзя. Есть монарх – отец и светоч нации, есть воины, которые защищают страну от гнусного врага (имя врага не уточнялось), а есть народ, которому положено работать и не задавать лишних вопросов… Преподаватели, которые не хотели участвовать в пропаганде, увольнялись. Было очевидно: кто-то могущественный пытается отменить эволюцию общественной мысли, которая произошла в империи за много лет. Вскоре из библиотеки исчезли произведения древних гуманоидов. Спустя некоторое время их запретили.
Будучи уже старшекурсницей, Хельмимира воспринимала эти перемены с тревогой и отвращением. То, что говорили на лекциях по идеологии, шло вразрез с её понятиями о справедливости, и она не боялась обсуждать это вместе с другими студентами. Однажды Хельмимира показала друзьям романы и повести, которые когда-то нашла в библиотеке… Как же сильно отличались они от того, что навязывала имперская пропаганда!
– Мы должны распространить это среди студентов младших курсов, – сказала Хельмимира друзьям. – Иначе смысла нет учиться в этой казарме… Кто со мной?
Хельмимира создала и возглавила студенческий кружок любителей запрещённой литературы. Когда об этом узнал декан, мундиморийку едва не отчислили. Благо, родители Хельмимиры сумели найти нужные связи, и она всё же доучилась последний курс под их контролем. Сжав зубы, Хельмимира слушала увещевания матери и упрёки отца; а чего ей только стоило не перечить преподавателям! Закончив университет, Хельмимира решила, что с неё хватит: имея на руках распределение в местную газету «Агропромышленные новости», мундиморийка собрала чемодан и отправилась покорять столицу.
Это было время, когда на Джоселин-Белл-Бернелл ещё существовала свободная пресса. Хельмимира долго обивала пороги опозиционных изданий, пока в одном из них её не взяли младшим корректором.
– Беглянка, – усмехнулся главный редактор. – А как же «Агропромышленные новости»?
Так началась её карьера: в съёмных апартаментах на окраине зоны Джудит-Лав-Коэн и без единого космотугрика за душой. Однако, несмотря на скромную зарплату, несмотря на презрение большого мира к маленькому человеку, Хельмимира была полна решимости изменить вселенную.
Ей доверили раздел о новинках кино, и Хельмимира взялась за дело с энтузиазмом. Её статьи пестрили остроумными ремарками и отсылками к классическим произведениям; мундиморийка всегда умудрялась получать нужные интервью и приглашения на предпоказы фильмов. Спустя некоторое время её заметили и предложили редактировать информационный блок о событиях массовой культуры. Хельмимира согласилась, но свою колонку не бросила.
Карьера молодой журналистки шла в гору: новые знакомства, интересные встречи, работа допоздна… Вращаясь в околобогемной среде, Хельмимира замечала, как модные фильмы и книги становятся всё хуже и хуже. «Конечно, это вкусовщина, – убеждала себя мундиморийка. – Мне, наверное, сложно угодить». Однажды она познакомилась с молодым режиссёром, который сказал ей довольно странную фразу: «Сейчас, если хочешь пробиться в люди, нужно либо снимать абсолютный шлак, либо становиться придворным шутом».
Поговаривали, что Его Высочество Брандомонд – тогда ещё принц, сын императора Сигриса Гордетольфа – был поклонником «альтернативной» культуры. В один прекрасный день Хельмимиру пригласили во дворец на элитный показ какой-то картины. То, что увидела мундиморийка, потрясло её до глубины души: фильм был как будто снят в другой вселенной. «Отчего же он так хорош? – спрашивала себя Хельмимира. – Ведь нет ни особых спецэффектов, ни дорогой графики…» Зачарованная, она смотрела на игру актёров – и чувствовала, как сердце её тает от какое-то неимоверной теплоты, неимоверной искренности. Музыка была восхитительна. Все новинки современного кино казались Хельмимире фальшивкой – словно восковые муляжи рядом с живыми фруктами. «Что же в нём такого особенного? – рассуждала мундиморийка. – Может… душа?»
Когда приём был окончен, Хельмимира обратилась к организатору. Она спросила у него, покажут ли фильм в кинотеатрах. Тот посмотрел на неё свысока и презрительно усмехнулся: «Боюсь, это не для широкой аудитории».
Поражённая, она пошла прочь – мимо хорошо одетых гостей, которые обсуждали произведения литературы. Неожиданно для себя Хельмимира услышала название того самого романа, за который её чуть было не отчислили из университета… Придворные наслаждались прекрасными продуктами высокой культуры, в то время как массового зрителя кормили низкопробными шутками.
С тех пор колонка Хельмимиры стала ещё более ядовитой и хлёсткой. Когда же на экраны вышла очередная комедия, которую снял имперский режиссёр по фамилии Какашкинд, мундиморийка разнесла её в клочья. «Не проблема, что зрителя держат за жвачное животное, – написала Хельмимира. – Проблема в том, что после просмотра он может им стать».
Наказание последовало немедленно. Ещё до того, как номер оказался на сервере, главный редактор газеты вызвал Хельмимиру к себе в кабинет.
Оказалось, что её выходки давно всем надоели. Гадость, которую она написала о фильме господина Какашкинда, никогда не увидит свет. Инцидент во дворце Его Высочества бросает тень на доброе имя владельца газеты. Теперь издание станет более лояльным к политике императора.
– Если вы всё ещё дорожите своим местом, – проговорил главный редактор, – то напишите нормальную рецензию на фильм… И вообще, будьте поскромнее. Присмирите ваш борзый слог. Молодым девушкам не положено так сильно умничать – иначе мужа себе не найдёте.
Содрогаясь от возмущения, Хельмимира молчала. Ожидая, что молодая женщина испугается, главный редактор отпустил её «хорошенько подумать». Однако уходить она не спешила. В недоумении он поднял на неё глаза – и вот тут-то Хельмимира высказала ему всё, что накопилось в её отчаянной душе.
– Меня, – проговорила она, – просто вырвет, если я снова увижу хоть один фильм господина Какашкинда. Эта ублюдочная клоунада не имеет никакого отношения к хорошему кино. Я скорее отрежу себе руки, чем напишу о ней хоть одно доброе слово. И да, по поводу замужества… Я презираю трусов и тупиц, которые боятся остроумных женщин.
Бледное лицо главного редактора покраснело и покрылось испариной. Хватая губами воздух, он был не в силах выдавить из себя ни слова.
– Жаль, что так выходит, господин Ильфо-Ульфо, – грустно усмехнулась Хельмимира. – Когда-то и вы были настоящим журналистом, а теперь вот семью кормить надо… Не мне вас судить. Прощайте.
С этими словами Хельмимира вышла из кабинета. Она знала: работу в столице она больше не найдёт. «Сначала добейся, нахальная девка!» – орал ей вслед главный редактор. «Добьюсь, не переживайте», – мысленно отвечала ему Хельмимира, покидая приёмную.
Несмотря на неудачу, сдаваться Хельмимира не собиралась. У неё были сбережения и старый дом на родной планете бабки. Хельмимира собрала деньги, купила сервер и получила разрешение отправлять файлы на спутник, откуда они поступали на трансляторы подписчиков.
Успех пришёл далеко не сразу. Хельмимира так и назвала свою газету – «Свобода слова». Сначала денег на рекламу не было, и файлы приходилось рассылать бесплатно. Вскоре появились те, кто захотел оформить подписку. Хельмимира сама вела все разделы издания и занималась техническими вопросами. Приходилось экономить. Когда подписчиков стало больше, Хельмимира позволила себе расширить штат. Первым её сотрудником стал Исаак Бергдис Варда – охранник ночного клуба «Пафосная стерлядь» и начинающий писатель.
С ним Хельмимира познакомилась ещё тогда, когда работала на прежнем месте. В газете была рубрика «Творчество наших подписчиков». Скитаясь по изданиям, Исаак пытался пристроить свои рассказы, и однажды попал в приёмную господина Ильфо-Ульфо.
– Тебе чего, здоровяк? – спросил главный редактор, увидев качкоида на диване для посетителей. – Прости, но нам сейчас не нужны охранники.
Качкоидов считали туповатыми; обычно им доверяли несложные занятия. Несмотря на то, что качкоиды составляли основу пехоты мундиморийской армии, даже там они едва могли дослужиться до младшего офицера. Качкоид с высшим образованием считался большой редкостью – как, например, женщина-учёный. И то, и другое осуждалось. «В этом мире каждый должен следовать своему предназначению, а не каким-то глупым мечтам», – говорил император Сигрис Гордетольф.
– Я не ищу работу, – сказал Исаак, – а хотел бы опубликовать своё произведение в вашей газете.
Криво усмехнувшись, Ильфо-Ульфо оглядел его с ног до головы.
– Не знаю, чем тебе помочь, – произнёс редактор. – Мне не публикуем статьи о вкусной и здоровой пище – ну, или что ты там наваял? А вообще, обратись в журнал любительского творчества: там и домохозяек публикуют, и детей, и качкоидов…
С этими словами главный редактор удалился в свой в кабинет. Бедняга Исаак так и остался стоять в приёмной на глазах у остальных посетителей. По воле случая, среди них была Хельмимира. Бегом спустившись по лестнице, она догнала Исаака у самого выхода из редакции – когда, сгорая от унижения, он готов был навсегда оставить попытки стать писателем.
– Эй, парень! – окликнула его мундиморийка, не боясь выйти на холод в лёгком платье. – А ну стой!
Оглянувшись, он увидел за собой красивую молодую женщину: спортивные туфли, высокая причёска и горящие глаза… Пройдёт немало времени в различных системах исчисления, но именно такой Хельмимира останется для него навеки.
– Дай мне свои тексты, – решительно сказала она, приблизившись. – Если понравятся – помогу опубликовать.
Исаак оглядел её подозрительным взглядом: странная дамочка, возможно, хочет над ним поглумиться.
– Какое тебе дело до моих текстов? – огрызнулся качкоид.
– Такое дело, что я терпеть не могу социальные стереотипы, – ответила Хельмимира.
Исаак мгновенно понял всю подноготную этой красотки: ушлая баба явно спит с главным редактором и хочет заработать на очередное симпатичное платье.
– Денег, фифа, у меня нет, – заявил Исаак. – Так что поищи других претендентов на своё правдолюбие.
Несколько секунд Хельмимира внимательно смотрела ему в глаза, а потом спросила:
– Ты что, и впрямь тупой?
Уже будучи шкипером космических партизан, Исаак любил называть Хельмимиру «фифа» – всегда в шутку и наедине. «Никакая я уже не фифа», – грустно улыбалась Хельмимира, оглядывая свои грубые сапоги, постаревшие руки и пистолет на поясе.
В тот вечер она взяла его координаты, но так и не вышла на связь – ни на следующий день, ни после… Спустя некоторое время Исаак решился пойти в редакцию и узнал, что странную «фифу» уволили со скандалом. «Плакала моя лайка, – думал качкоид, горько усмехаясь. – А я, дурак, ещё на что-то надеялся!»
Выгнали Хельмимиру и вправду быстро: господин Ильфо-Ульфо оформил увольнение сразу после разговора в кабинете. Из-за всех этих злоключений Хельмимира совсем забыла о качкоиде; её увлекла новая борьба – и вот мундиморийка отправилась на другую планету, чтобы продать бабушкин дом и достать немного денег. Однако, вернувшись в столицу, Хельмимира заметила у себя на рабочем столе ту самую лайку с творчеством Исаака… Проклиная себя, мундиморийка тут же села за стол и принялась читать, хотя двое суток не спала в дороге.
Рассказы и повести качкоида оказались неожиданно хороши. «Какой интересный, необычный слог! – думала Хельмимира, переходя глазами от символа к символу. – Так самобытно, так свежо… Хотя есть, конечно, налёт каких-то дешёвых курсов писательского мастерства – но это неизбежное зло нашего времени…»
Сюжеты рассказов Исаака выдавали подробности его жизни. Хельмимире представилась рабочая зона планеты – одна из тех, например, что примыкают к Джоселинскому Промышленному Бассейну; грубое окружение, тяжёлая рутина и ненасытная жажда вознестись над обыденностью силой творчества…
Её догадки были близки к правде. Исаак действительно родился на Джоселин-Белл-Бернелл – в зоне, где добывали ихний. Отец качкоида работал на рудниках, мать – на скотобойне. Юный Исаак ходил в местную школу. Он отлично ладил со сверстниками, но иногда над ним подсмеивались из-за любви к книгам. Некоторое время после школы Исаак работал там же, где и его отец. А в один прекрасный день молодой качкоид попрощался с родными и уехал в Джудит-Лав-Коэн, где нашёл работу охранника.
«Ишь, какой царевич! – завистливо рассуждали знакомые. – Красиво жить – совсем не то, что здесь ишачить!» И хоть скромная Джудит-Лав-Коэн была отделена от шикарных Беатрис-Тинслей и Каролин-Порко чередой агропромышленных комплексов, для гуманоидов из рабочих зон даже она казалась верхом изящества и роскоши.
Однако Исаак уехал совсем не за красивой жизнью. С первой зарплаты он оплатил себе курсы писательского мастерства. Спасаясь от скуки, он много читал. А когда к нему пришло вдохновение, качкоид принялся творить запоем. «Нам с детства внушают, что наши мечты неосуществимы, а заработать можно лишь тяжким трудом, который обязательно ненавидишь», – напишет он в одном из своих рассказов.
…Поглощённая чтением, Хельмимира не заметила, как прошло несколько часов. Когда она закрыла последнюю страницу, небо за окном уже озарялось красноватыми лучами одного из джоселинских солнц – Сесилии-Пейн. «Обязательно напишу ему!» – думала Хельмимира, засыпая. Ей приснился необъятный океан – такой, какого не встретишь на Джоселин.
Проснувшись, Хельмимира написала Исааку и стала ждать. Однако время шло, а качкоид всё медлил с ответом. Сначала Хельмимира не беспокоилась, но вскоре поняла, что Исаак попросту её не дождался. «Как глупо всё вышло! – сокрушалась Хельмимира. – Может, поговорить с ним лично?»
Клуб «Пафосная стерлядь» находился в центральной части Джудит-Лав-Коэн, среди модных торговых центров и изящных кафе. Хельмимира подъехала туда наземным такси и, смущаясь, вошла внутрь. Было ещё слишком рано для посетителей, однако за одним из столиков уже веселились какие-то тусовщики. Осмотревшись, мундиморийка увидела двоих охранников и спросила об Исааке.
– В отпуске он, – проговорил какой-то качкоид и по-дурацки оскалился.
– В запое, уже с неделю, – уточнил второй охранник.
Хельмимира почувствовала неприятный укол в груди.
– Может, цыпа, это он из-за тебя квасит? – спросил первый качкоид, всё также глупо улыбаясь.
Изумившись тому, насколько прав он может быть, Хельмимира бессознательно подняла на него глаза.
– Может, из-за меня… – тихо произнесла мундиморийка и тут же, спохватившись, спросила: – Ты знаешь, где его найти?
– Как не знать! – попросту ответил охранник. – Здесь недалеко есть рюмочная «У дона Забулдыгина» – там его и ищи. Он, фифа, теперь оттуда не выходит.
– И спит в подсобке, – добавил второй качкоид.
Радуясь тому, что парни оказались такими болтливыми, Хельмимира поспешила в рюмочную – и там нашла Исаака прямо за барной стойкой.
– Хватит пить! – без всяких церемоний сказала она, приблизившись.
Ошеломлённый, Исаак повернул голову.
– Ты зачем сюда явилась, ненормальная? – спросил он.
Остальные забулдыги, вероятно, подумали, что Хельмимира – его бывшая.
– Хочу предложить тебе работу в моей газете, – уверенно сказала Хельмимира, игнорируя косые взгляды.
– Это там, откуда нас с тобой прогнали? – уточнил Исаак.
Несколько секунд Хельмимира молчала.
– К чёрту всё! – неожиданно проговорила она и, ко всеобщему удивлению, уселась прямо возле качкоида. – Бармен, три «Пилота в глубоком штопоре»!
Обалдев от такого поворота, Исаак рассмеялся. Мундиморийка рассказала ему о том, как её выгнали из редакции; о том, что она прочла все его рассказы – и они ей понравились; о том, что у ней теперь есть сервер и лицензия на распространение информации…
– Знаешь, мне было легко получить все эти разрешения, – похвасталась Хельмимира. – Я ведь женщина, а женщин они вообще всерьёз не воспринимают. Наверное, подумали, что я собираюсь вести журнал о домоводстве… Удобно, да? Теперь никому из них мало не покажется!
Исаак ответил, что ему никто не позволил бы вести журнал о домоводстве. Оценив шутку, Хельмимира посоветовала качкоиду не ломаться, а идти к ней работать. В конце концов, сколько можно смотреть на всю эту пафосную стерлядь?
Помимо Исаака, в штат сотрудников Хельмимиры перешли те, кого не устраивала политика господина Ильфо-Ульфо. Скоро в редакции «Свободы слова» работали восемь журналистов, два корректора и один специалист по техническим вопросам. Всё больше людей покупали подписку. «Сатира – мощное оружие», – говорила Хельмимира своим подчинённым.
«Низкая оплата женского труда – отличная попытка сохранить институт семьи и духовные скрепы. Очень трогательно и в духе имперской идеологии».
«Социальные гарантии высоки для военных и ничтожны для всех остальных. Предлагаю к каждому военному приставить две-три декретницы и одного инвалида».
«Имущественный ценз на выборах местных чиновников – очень «современный» шаг. Власти, наверное, думают, что умный человек не может быть бедным».
Через три с половиной джоселинских года «Свободу слова» читали во всех зонах столицы. Хельмимире приходилось нанимать новых сотрудников. У газеты был форум, и это добавляло ей популярности: далеко не все имперские издания любили обратную связь. Разумеется, всегда находились те, кто пытался взломать сервер и получить свежий номер бесплатно.
Однако свободной прессе приходил конец. Главным советником Его Величества по вопросам культуры стал маэстро Харальдюф. Именно он и внедрил Программу Культурной Доступности на всех планетах Мундиморы. Чуть позже Хельмимира окрестила её «Программой Всеобщей Дебилизации». Она заключалась в том, чтобы заставить народ поменьше думать. Для этого у Харальдюфа были свои цензоры; именно они решали, какой фильм выйдет на экраны, какая книга увидит свет, какое шоу появился в эфире… Главной их задачей было поддерживать имперскую пропаганду. Цензура пропускала только те произведения, в которых восхвалялись традиционные устои, патриархальная семья, культ войны и святость монарха. Необходимо было оградить мундиморийское общество от любого прогресса мысли. Однако не все «идеологически правильные» произведения выдерживали проверку. Например, если в книге был хороший слог, её не допускали до массового читателя. В прокат выходили фильмы без сюжета – зато со множеством клише. Имперские каналы показывали шоу о том, как правильно испражняться. Научно-популярные передачи были запрещены.
Читателям нравилось, с какой весёлой ехидцей Хельмимира высмеивала пропаганду. Однако и саму Хельмимиру критиковали без всякой жалости.
«Она зарабатывает себе на жизнь, поливая грязью чужие творения», – возмущались моралисты.
«Да возьмите её кто-нибудь замуж! – пытался шутить господин Какашкинд. – У ней просто мужика нет, вот и лезет в главные редакторы».
«Так женитесь на мне, – отвечала ему Хельмимира. – Рядом с вами я отупею и не смогу больше писать сатирические тексты».
Вообще, на одинокую бабу принято было смотреть с жалостью и презрением, как на что-то неполноценное. Считалось, что женщина может серьёзно заниматься любимым делом только потому, что у ней мужика нет. С лёгкой подачи Какашкинда Хельмимира получила позорное клеймо «сильной и независимой» – однако на самом деле всё было совсем не так, как злорадно думали неравнодушные.
Исаак в жизни своей не видел таких женщин, как Хельмимира. Его мать была сурова, немногословно и хозяйственна. Первая девушка, с которой он стал встречаться, жила в доме напротив и мечтала выйти замуж сразу после школы. Она даже пробовала забеременеть. Что бы ни говорили о качкоидах, у Исаака был достаточно высокий интеллект для того, чтобы этого не случилось. После разрыва её родители называли его подлецом и негодяем. Братья несчастной даже вызвали Исаака на бой, от которого сами потом отказались.
– Ты был её первым мужчиной! – в ярости кричали они.
– А она была моей первой женщиной, – отвечал Исаак. – И я не хотел бы ломать ей жизнь.
Вторая его пассия работала на заводе. Это была весёлая, трудолюбивая девушка – но как-то у них не срослось. Однажды Исаак признался ей, что мечтает стать писателем. Та подняла его на смех. Расставшись с ней, Исаак начал думать о том, чтобы уехать из родной зоны – подальше от устаревшей морали.
Он прибыл в Джудит-Лав-Коэн – и тут же был ослеплён множеством прелестниц. Одна красивая зумбулянка написала на салфетке свой номер и положила ему в карман, когда он был на смене в «Пафосной стерляди». Исаак сначала опасался, а потом не выдержал и позвонил. Он ездил к ней в приличный сектор неподалёку от клуба, а потом узнал, что её муж откуда-то там вернулся и мечтает его убить… Потом была одна недотрога, но Исаак связываться не стал: слишком уж странная. Была мимолётная подруга на курсах писательского мастерства – вот, пожалуй, и весь нехитрый список его отношений.
Хельмимира явилась для Исаака чем-то из ряда вон выходящим. Сначала он пытался держать себя в руках: в конце концов, мундиморийка была его начальницей. По всем законам природы мужик не имеет права спать с женщиной, которая выше него социально и больше зарабатывает. «Вот меня и догнала та самая устаревшая мораль», – смеялся Исаак, замечая за собой такие мысли. Обманывать себя было всё сложнее: качкоид и Хельмимира проводили вместе много времени. «Даже пытаться не стоит», – думал бедняга, оставаясь один на один со своей жгучей, бестолковой, неистовой страстью.
Когда в редакции появились ещё люди, он стал чувствовать себя особенно глупо. «Исаак, – говорила ему Хельмимира, – ты не поможешь мне сегодня? Хочу сделать видеосюжет и добавить в выпуск». «Исаак, я собираюсь в администрацию зоны брать интервью. Составишь мне компанию?» «Исаак, я еду покупать сладости в комнату отдыха. Боюсь, одна я всё не унесу». При этом Хельмимира была так хороша собой и так прекрасно пахла, что бедняга не смог бы отказаться, даже если бы захотел.
Всё это становилось невыносимым. «Уеду в родную зону!» – в сердцах думал Исаак и тут же понимал: на самом деле Хельмимира ждёт и улыбается. Строгая и требовательная к другим сотрудниками, она менялась, как только он переступал порог её кабинета. «Исаак, тебе нравится моя полупрозрачная блуза?» – нет, это его фантазии, на самом деле она сказала что-то другое… Однажды он достал и подарил ей запрещённую книгу. Хельмимира с радостью приняла подарок. «Знаешь, – сказала она, – мы с друзьями на выходных собираемся у меня дома смотреть артхаус. Ты тоже приходи». Когда все гости разошлись, а Хельмимира стояла у двери в спальню и улыбалась, Исаак схватил её и поцеловал. И плевать ему было на устаревшую мораль, вековые стереотипы и законы природы.
Время шло. Независимых изданий на Джоселин-Белл-Бернелл становилось всё меньше. Несколько раз в редакцию «Свободы слова» приходили с проверками. Потом власти Мундиморы приняли закон, согласно которому все предприятия и организации обязаны были каждый месяц сдавать государству по двадцать карло-саганов чистого энтузиазма на сотрудника. Тем не менее, дела у «Свободы слова» шли хорошо, и теперь её транслировали даже на соседнюю Эстер-Ледерберг.
– Я знаю, что меня читают мои родители, – говорила Хельмимира Исааку. – И я знаю, что они в ярости.
Иногда на её транслятор приходили странные файлы. Обычно она удаляла их как вирусные. Однажды Хельмимира всё-таки решилась открыть один из них и увидела довольно качественный короткометражный фильм. Было ясно: в империи существовали подпольные студии, которые распространяли своё искусство бесплатно, без лицензии. Хельмимира попыталась найти хоть одну такую студию на Джоселин, но не смогла.
