скачать книгу бесплатно
Экскременты космических лосей
Крюк
Старый маразматик, алкаш, гопник и рэпер летят в галактику Серьёзные Щи, чтобы продать инопланетному императору экскременты космических лосей. По дороге у них выходит из строя дичевтиратель, и они попадают в плен. Героям предстоит узнать, что такое Программа Всеобщей Дебилизации, свобода слова и художественная ценность.
Содержит нецензурную брань.
Крюк
Экскременты космических лосей
Глава 1: Мыслитель и предприниматель
– Поднимайся, спящий красавец! – бодро воскликнул Бабельянц, ввалившись в комнату Гоблиновича. – Пришло время грандиозных свершений!
Стояло позднее утро. Гоблинович крепко спал, раскинувшись на старом диване. Он вышел из запоя совсем недавно, и вот вчера опять сорвался: об этом говорили пустые бутылки под столом. «Спящим красавцем» его назвал бы разве что полный маразматик. Вонючий и небритый, Гоблинович выглядел как рядовой провинциальный пьяница. Когда-то он был сероглазый брюнет; теперь же его волосы начинали седеть, а глаза сильно заплыли.
Однако под внешностью горького алкаша скрывалась неординарная творческая натура. Иннокентий Гоблинович был автором философской прозы, и его повести иногда печатали в альманахе «Таланты города Старокозлищенска». Писательство дохода не приносило, и волей-неволей Иннокентий вынужден был примерять на себя гораздо более приземлённые специальности: сторож, подсобный рабочий, водитель такси…
Отношения Гоблиновича с работодателем всегда складывались по одному и тому же сценарию: «труд – зарплата – запой – увольнение». После этого был период «творческого кризиса». Иннокентий выходил из него только тогда, когда денег совсем не оставалось. Последним местом, откуда его уволили, был театр. Там Гоблинович задержался дольше обычного, хоть ему и приходилось трудиться простым работником сцены. Его завораживал дух лицедейства, а образованные собутыльники служили приятной компанией. И пусть репертуар был избитый, а публика редела с каждым годом, святилище Мельпомены представлялось Иннокентию отдельным, праздничным миром.
Гоблинович так сильно полюбил свою работу в театре, что иногда приходил туда вовремя. «Если б ты ещё и пить меньше начал, – говорил ему Бабельянц, – то я бы решил, что у тебя роман с кастеляншей». Однако Гоблинович всё так же тяготел к алкоголю. В один прекрасный день он сорвался – сорвался, как и всегда, нелепо и трагично.
В театре его ждали из запоя. Работать там было просто некому. Осознав, наконец, что Гоблинович угодил обратно в лапы зелёного змия, администрация всё-таки уволила его по статье. Так и остался он снова безработным – писатель, философ и просто хороший человек.
– Вставай, богема! – требовал Бабельянц. – Пора нам, почётным жителям города Старокозлищенска, перевернуть эту галактику с брюха на ноги!
Приподнявшись, Гоблинович смотрел на товарища, не понимая ни слова. Наконец, он мало-помалу связался с реальностью.
– Афанасий, ты чего орёшь, как потерпевший? – спросил он, потянувшись за чайником. – Совсем оглох, старый шлагбаум?
– А, проснулся, голубчик! – торжествующе воскликнул Бабельянц. – Проснулся, выпивоха беспросветная! Давай-ка вылезай уже из своего запоя в реальный мир. Ты поможешь мне провернуть одно выгодное дельце.
– Ну и сволочь же ты, Афоня! – произнёс Иннокентий, отхлебнув из носика. – Мне, если хочешь знать, гораздо лучше в моём запое, чем в твоём реальном мире.
Гоблинович был натура созерцательная, в то время как Бабельянц обладал предпринимательской жилкой.
Город Старокозлищенск был расположен на планете Кривоцица, которая входила в состав Елдыринской Губернии. За свою историю Кривоцыца переживала разные времена. Молодость Бабельянца пришлась на тот период, когда в Елдыринской Губернии была запрещена свободная торговля. Однако хитрому Афанасию вовсе не хотелось работать на государство за маленькую зарплату. Мечтая о красивой жизни, он сделался «фарцовщиком» – продавцом иностранных товаров «из-под полы». Чего только не было у пройдохи! Контрабандные сигары, конфеты из жира головоногих сурикатов, модная одежда, запрещённые книги… Последним фактом Бабельянц гордился особенно. Ведь торговать заграничными нарядами – вполне себе обычное преступление, а распространять запрещённую литературу – уже диссидентство. Из-за этого Афанасий считал себя немного литератором и борцом с системой.
В молодости Гоблинович у Бабельянца постоянным покупателем. «Эх, Иннокентий, – мечтательно говорил Бабельянц, – мне выпало родиться не в ту эпоху… Вообрази, какие комбинации я мог бы проворачивать в каком-нибудь казино у тёплого моря! Или представь, дружище, какой бы из меня получился меценат – покровитель поэтов и балерин! Что же могло заклинить в причудливом движении судьбы, которая бросила меня здесь – на жуткой планете с уродливым названием Кривоцыца, в одноэтажном Старокозлищенске?»
Однако времена изменились. На смену запретам пришла эпоха вседозволенности. Информация стала доступной, а чтение – немодным. Зато на одном из спутников Кривоцицы нашли акакиевые месторождения. Несмотря на чиновничий произвол, жизнь в Старокозлищенске казалась сносной.
Бабельянц, человек расторопный и предприимчивый, открыл на местном рынке торговую точку. Бизнес шёл отлично; вскоре Бабельянц купил квартиру, куда стал водить друзей и любовниц. С «коллегами по цеху» он ограничивался лишь деловыми контактами; себя же Бабельянц относил к «просвещённым буржуа» – и компанию подбирал соответствующую: студенты-гуманитарии, художники, околобогемные дивы, полунищие литераторы… Бабельянц и его друзья распивали дорогие коньяки и обсуждали новинки элитарного кино. Купаясь в провинциальном блеске, Афанасий чувствовал себя по-настоящему счастливым.
Спустя некоторое время Бабельянц собрал приличную сумму и купил помещение, чтобы открыть магазин. Однако не тут-то было: вскоре выяснилось, что незадолго до покупки это самое помещение облюбовал мэр города. Старый хозяин, по-видимому, вовремя избавился от опасной собственности. Когда Афанасий понял, что прокололся, обратного пути уже не было.
Последовала городская инспекция. Проверка нашла в бухгалтерии у Бабельянца кучу несоответствий. Привычный к теневым схемам, он никогда не заботился о том, чтобы вести дела согласно букве закона. Решая проблемы взятками, Афанасий не любил пунктуальности и бумажной волокиты. Однако на этот раз обычная схема не сработала: знакомые контролёры отказались помогать коммерсанту. В итоге Бабельянц попал под суд – и хорошо ещё, что бедняга отделался условным сроком с конфискацией имущества.
К тому времени, когда Бабельянц потерял всё, в его двери уже стучалась старость, и поздно было начинать жизнь с нуля. Деловые контакты были потеряны, друзья и женщины растворились – так, будто их и не было. Только Гоблинович пожалел старого знакомого пустил его к себе пожить. Спустя какое-то время Бабельянц переехал в родительский дом на окраине города.
Работать пришлось на местной фабрике сельскохозяйственных дронов: Бабельянц подворовывал оттуда запчасти и торговал ими из-под полы. Не то, чтобы судьба ничему не учила его – но и жить он привык на широкую ногу. По старой привычке Афанасий выпивал – ровно столько, чтоб не уволили. Вскоре завод объявил себя банкротом; к счастью, Бабельянц не успел попасться на воровстве. Его старость спасло то, что всю жизнь он был фиктивно оформлен товароведом на складе, где заправлял его добрый знакомый. По старой дружбе Бабельянц дарил ему дефициты. Именно поэтому ровно к шестидесяти пяти годам старик мог рассчитывать на небольшую пенсию. Всё было не так уж плохо, и Бабельянц продолжал бодро идти по жизни. Правда, с годами его походка становилась всё более сгорбленной, а возраст всё чаще давал знать о себе внезапными приступами радикулита.
Бабельянц приходил к Гоблиновичу с различными бизнес-идеями. Чего только он не придумывал! Первой ласточкой была продажа реквизита для перфомансов; Афанасий собирал его на свалке. Будучи грамотным человеком, он называл это умным словом «ресайклинг». Потом были матрасы из чайных пакетиков, музей поношенной обуви, порнографические открытки с гусями… Каждая последующая идея была всё больше связана с тем, чего бы ещё отыскать на помойке; бизнес-планы всё чаще выдавали старческий маразм – однако старик не терял энтузиазма. Каждый раз, как впервые, он горячо рассказывал Иннокентию о том, на какую золотую жилу наткнулся.
Сейчас Афанасий был особенно воодушевлён: седые вихры на его голове победоносно торчали в разные стороны, а в тёмно-карих глазах, несмотря на конъюнктивит, горел огонь будущих завоеваний.
– Вперёд, мой друг, навстречу своему успеху! – восклицал Бабельянц. – Монетизируем, наконец, эту жалкую вселенную!
Оглядев тощую фигуру старика, Иннокентий узнал симптомы очередной коммерческой истерии. Поставив чайник на место, он вытащил из кармана сигареты, усмехнулся и закурил.
– Что, опять на свершения потянуло? – спросил Иннокентий, выпуская дым. – Рассказывай, старая акула, свой гениальный план.
– О, это нечто невообразимое! – ответил Бабельянц. – Бизнес нового формата, на такой уровень мы ещё не выходили. Даже идея с продажей свёклогусей в ночные клубы Нового старокозлищенска не была такой удачной. Вот увидишь: совсем скоро перед нами преклонятся монархи, фюрреры и прочие генералы! Самые красивые и дорогие женщины будут отдаваться нам совершенно бесплатно!
– Да уж, – вздохнул Иннокентий, – чтобы позволять себе дорогих женщин бесплатно, нужно иметь миллиарды… Или хотя бы притворяться, что имеешь…
– Хватит притворяться – давай же скорее их зарабатывать! – воскликнул Бабельянц.
– Зарабатывать – это хорошо, – отозвался Гоблинович. – А не работать и зарабатывать – ещё лучше…
– Работать не придётся! Мы ведь станем богаты!
– А вот это мне нравится. С этого места, прошу, подробнее…
Потирая руки, Бабельянц вприпрыжку приблизился к Иннокентию. Тот продолжал смотреть на него с насмешливым интересом.
– Будешь моим соратником в одном прибыльном деле, – заявил Бабельянц. – Надевай портки и поднимайся: нам понадобятся удача, вера в себя и корабль твоего племянника.
– Подожди, а племянник-то мой здесь причём? – удивился Бабельянц.
– Притом, что он доставит нас на Пищимуху! А ещё у него в гараже всегда есть чем опохмелиться. Так что пойдём, времени мало: богатство ждать не будет.
Пищимуха – один из спутников планеты Кривоцица. В течение многих веков туда свозили бытовые и промышленные отходы. В конце концов там стало вредно находиться; казалось, никакая форма жизни не может приспособиться к условиям мусорного полигона. Только самые проспиртованные гуманоиды решались выходить туда без химзащиты. Однако позже учёные обнаружили на Пищимухе целую экосистему. Помимо примитивных одно- и максимум двуклеточных организмов, планета была населена космическими лосями. Эти большие рогатые создания питались излучением и создавали кислород из углекислого газа. Животные обладали мощными конечностями, а в полёте использовали свои газы как двигатель. При выходе из атмосферы – когда уровень кислорода понижался – лоси покрывали морду естественным скафандром; перебирая копытами, они устремлялись ввысь – туда, где излучение было особенно сильным. Никто не мог сказать, как именно лоси попали на спутник. По официальной версии, они мутировали из помойных крыс, которых когда-то завезли с Кривоцицы.
Несмотря на то, что лоси были огромны, обнаружили их далеко не сразу. Это случилось только тогда, когда один лось подлетел и боднул пассажирский космический корабль. Открытие произвело фурор. На изучение лосей выделили крупные суммы из государственного бюджета. Однако со временем исследования приостановили: администрация планеты решила, что лоси не имеют хозяйственной ценности, и такое солидное финансирование им ни к чему. Кроме того, председателю местного Комитета Животных, господину Живодёрову, срочно понадобился особняк у озера Дохлая Конина… Программу свернули, оставив лишь минимум для отчёта руководству. Для лосей это было даже хорошо: их, наконец, оставили в покое.
Ни Бабельянц, ни Гоблинович в науке не разбирались. Насущной проблемой для них было то, где бы достать опохмелиться; по сравнению с этим даже галактическое господство занимало второе место в списке приоритетов. Собираясь на поиски, Гоблинович пытался натянуть правый носок.
– А зачем тебе, Афанасий, на Пищимуху понадобилось? – спросил он у Бабельянца. – Небось, опять свой ресайклинг на помойке искать собираешься?
– О нет, всё намного серьёзнее! – возразил пожилой делец. – Не знаю, безопасно ли здесь разговаривать… Вдруг нас услышат какие-нибудь шпионы? Они ведь только и мечтают, что выведать мой секретный план…
– Давай колись уже, конспиратор!
– Ладно, ладно…
На самом деле Бабельянц и вправду еле сдерживался, чтобы не похвастаться находкой. Однако, собираясь начать рассказ, он всякий случай он огляделся по сторонам: нет ли нигде шпионов? Убедившись, что они с Гоблиновичем в комнате одни, старик приблизился к дивану и таинственно заговорил:
– Короче, история такая: был я недавно в пункте приёма стеклотары. Там всегда много интеллигентных людей собирается. Познакомились мы с одним пожилым профессором. Он раньше в Академии наук работал, изучал альтернативные источники энергии. Сидим, значит, у меня дома, выпиваем культурно, а он мне вдруг и говорит: «Вы, – говорит, – человек бизнеса, то есть торговли, как я понимаю… В таком случае, не подскажете, где можно родину продать?» Я от таких разговоров опешил…
– Вот тебе и божий одуванчик! – заметил Гоблинович.
– И не говори! Я у него спрашиваю: «Как же это можно – родину продать? Она ведь вам не принадлежит! Хотя, если хорошенько задуматься… На границу, в Свободные Художники лететь надо. Или ещё дальше: там в галактике Серьёзные Щи есть империя Мундимора. Она вашу родину с удовольствием купит. У них, буржуев, ни стыда ни совести нет… Уж вы мне поверьте: я сам не первый год в бизнесе».
– Ну ты и чёрт! – рассмеялся Иннокентий.
– Ты послушай, что дальше было! Старикашка расплакался и давай мне на жизнь жаловаться: мол, затёрли его, бедолагу… «Я, – говорит, – великое открытие совершил, а они мне не верят! Это какой же переворот мог бы произойти, если бы они не отправили меня на пенсию, как какого-то маразматика! Недаром говорят: нет пророка в своём отечестве. Поэтому, голубчик, вся отечественная наука и сидит в глубокой заднице». Я спрашиваю: «А что за переворот? Какое открытие вы совершили?» И тут, Иннокентий, начинается самое интересное. Дедуля, вероятно, в сильном подпитии выдал мне все свои козыри…
Понизив голос, Бабельянц поведал Гоблиновичу о том, что в течение последних лет пожилой учёный наблюдал за пищимухинскими лосями. Он обратил внимание на то, каким способом они летают. Академик выдвинул теорию, согласно которой в помёте этих животных содержались частицы «какионы». Они могли быть разновидностью тахионов, способных развивать огромные скорости. Учёный утверждал, что фекалии лосей можно использовать как ускоритель и сырьё для топлива.
Академик поделился своими мыслями с научным сообществом. Увы, он не встретил поддержки со стороны коллег: те в открытую подняли его на смех. Вскоре стало ясно, что никто не воспринимает исследования лосиного помёта всерьёз. Тогда профессор впал в глубокий эмоциональный кризис, откуда был только один выход – на пенсию.
– Старик от обиды совсем спятил, – продолжал рассказывать Бабельянц. – Всё твердил о каких-то иностранных шпионах, которым он загнал бы тайну лосиного помёта по сходной цене – назло отечественным скептикам… «Пускай, – говорит, – моё открытие лучше врагам достанется, чем умрёт в неизвестности! Потомки простят мне то, что между моралью и наукой я выбрал последнее…» А сам, бедняга пьяненький, слезами обливается…
– Да уж, – участливо вздохнул Гоблинович, – жаль деда: ополоумел под старость лет.
– Вот и я говорю, ополоумел! – живо согласился Бабельянц. – Ну кто, спрашивается, в пункте приёма стеклотары инопланетных агентов ищет? Да и потом: нельзя быть таким моралистом, когда пытаешься торговать научными разработками!
Изменившись в лице, Гоблинович уставился на старика.
– Я, – рассуждал Бабельянц, – вижу ситуацию таким образом. Зачем вообще нужны иностранные агенты, если можно без посредников загнать лосиный помёт лидеру какой-нибудь космической державы? Взять хотя бы императора Мундиморы – это же идеальный покупатель! Здесь, как и в любом бизнесе, понадобятся дополнительные издержки: корабль твоего племянника, топливо, алкоголь, элитные куртизанки и прочее…
Иннокентий дивился всё больше и больше. В начале беседы он лишь частично понимал, к чему клонит Бабельянц. Теперь же обрывки сложились в единую картину, которая поражала своей гениальностью.
– Эх, и что бы он без меня делал – докторишка этот вшивенький? – рассуждал Бабельянц. – И где бы он без меня покупателей искал? Пусть ещё спасибо скажет, что я три процента от сделки ему предложил: можно было вообще не говорить, что я финансовый гений, а провернуть всё по-тихому и денежки прикарманить… Но, друг, хочешь не хочешь, а авторское право всё же блюсти приходится. Так что со старикашкой мы поделимся – если, конечно, он к тому времени ещё не скопытится…
Гоблинович снова закурил.
– Даже не знаю, Матвеич, что тебе и ответить… – вздохнул он задумчиво. – Помню, как-то раз ты свои собственные фекалии под видом удобрений толкнуть пытался – это ещё куда ни шло… Но везти лосиные какахи мундиморийскому императору – такого размаха мысли я даже от тебя не ожидал!
Бабельянц и сам был не против поскорее забыть тот случай с фекалиями. Это почти удалось ему из-за склероза.
– Все неудачные операции давно в прошлом, – с достоинством ответил старик. – Мы, наконец, дождались своего Шанса!
– Толковый ты мужик, Матвеич, – произнёс Иннокентий, затягиваясь. – Только вот не везёт тебе почему-то. Может, карма плохая… Чистить не пробовал?
– У меня нет времени на твои разговоры! Вперёд, навстречу большому успеху!
– Ладно, ладно… докурю и пойдём, – примирительно буркнул Гоблинович. В конце концов, большой успех мог послужить ему пищей для размышлений.
Глава 2: Пацанские посиделки
Путь к большому успеху лежал через дворы старокозлищенской Махнушки. В течение многих лет она носила почётное звание самого криминального места в городе. Со временем Махнушка уступила свой гордый статус более молодым и дерзким районам. В одном из них жил племянник Гоблиновича. Несмотря на близость к историческому центру, на Махнушке до сих пор не построили трассу для передвижения воздушного транспорта. Асфальтированная дорога, по обочине которой шагали Бабельянц и Гоблинович, была местами разбита. Одноэтажные здания, обрамлённые зеленью, создавали атмосферу тихой, заброшенной провинциальности. День был погожий, и кое-где на специальных турникетах сушились простыни. Иногда ветер доносил из окон запах жареной картошки.
– Вот гляжу я на эти дома, – рассуждал Гоблинович, – и просто не верится, что наша высокоразвитая, технологически продвинутая раса давно уже космос покорила…
– Хех, – усмехнулся Бабельянц, – насчёт домов не знаю, а вот глядя на то, какие у нашей расы пенсии, в это действительно верится с трудом.
– Тебе-то чего жаловаться, пройдоха? –заметил Иннокентий. – Да и вообще, Матвеич… не в пенсиях величие народа, а в силе духа!
– Ага, – отозвался старик, – только этот «великий дух» нужно каким-то образом поддерживать в теле. А с маленькой пенсией это сложно.
– Ничего ты, старый жлоб, не понимаешь! Страдания возвышают, укрепляют, обогащают внутренний мир. В этом, наверное, и есть особая миссия нашей расы – сочетать в себе телесную нищету и духовное богатство…
– Мне, Иннокентий, от этого духовного богатства ни жарко, ни холодно, – признался Бабельянц. – Поэтому давай-ка провернём нашу аферу и получим денежки.
Вскоре пейзаж изменился. В какой-то момент уютная Махнушка перетекла в заводской спальный район, где совсем не было зелени. Дорогу обступали серые бетонные коробки, которые отличались друг от друга лишь неприличными надписями на стенах. В этой части города почти не ходил воздушный транспорт; лифт с выжженными кнопками, который должен был возить пассажиров на остановку аэротрассы, имел пожизненную табличку «Не работает».
– Я вот ещё что думаю, Иннокентий, – деловито произнёс Бабельянц, – не следует, наверное, рассказывать твоему племяннику обо всём сразу. Ну, знаешь, ни один великий стратег не раскрывает подчинённым все детали своего плана. Он выдаёт их постепенно, по мере выполнения тактических задач…
– Ты что же, – усмехнулся Гоблинович, – моему племяннику не доверяешь?
– В бизнесе, голубчик, доверие – вещь губительная. Здесь, как говорится, доверяй – но проверяй. А если твой племянник захочет нас «кинуть»? Возьмёт корабль – да и провернёт всё один. И не докажешь потом, что лосиные фекалии – наша идея. Это только мы, порядочные, выделили академику целых два с половиной процента от прибыли…
– Не два с половиной, а три.
– Вначале вообще было все пять – это я сторговался. И дело здесь не в процентах, а в том, что деловые люди нашего уровня должны защищать свои инвестиции от посторонних интервенций.
От неожиданности Гоблинович умолк. Ему было сложно воспринимать бизнес-термины с похмелья. Догадавшись, наконец, что к чему, он внезапно зашёлся громким смехом.
– Ты что, совсем дурак? – спросил Афанасий, нахмурившись. – Мы, по-твоему, шутки шутим?
– Матвеич, – хохотал Иннокентий, обнажая отсутствие нескольких зубов, – мой племянник и слов-то таких умных не выговорит, как твоя интервенция! Он максимум что умеет – это коммуникатор отжать у какого лоха на районе.
Чтобы срезать путь, друзья спустились в мелкий овраг, за которым начиналась промзона. Овраг был сильно загажен. По мере того, как он углублялся, на его склонах было всё меньше мусора, а в самом низу – там, куда никто не мог добраться – белели дикие цветы. Противоположный берег оврага прилегал к наземному шоссе; от него отходила ветка в сторону заброшенной фабрики, которую теперь посещали разве что сталкеры бомжи. Заканчивался асфальт – и дорога переходила в насыпь из мелкого щебня, которая тянулась к гаражам.
– В который раз навещаю твоего племянника и всё удивляюсь: на кой чёрт ему понадобилось открывать автосервис в такой глуши? –проворчал Бабельянц, увязая в грунте.
– Не знаю, – пожал плечами Иннокентий. – Гараж по факту сестре моей принадлежит: купила, чтоб сын дурью не маялся. Говорит, пусть лучше копейку в дом принесёт, чем оболтусом на шее сидеть. А то будет как его дядька – алкаш безработный…
Автосервис носил креативное название «СТО Гараж Автозапчасти». Он находился на пустыре чуть поодаль от основной массы кооперативных строений. Племянник Гоблиновича Антоха работал здесь со своим другом Дюнделем. Друзья занимались ремонтом наземного транспорта; аренда участка обходилась дёшево. И пусть клиентов было немного, Антоха и Дюндель почти всегда оставались в плюсе. На районе ребят считали «владельцами автосервиса»; это помогало им клеить тёлок.
Вечером гараж превращался в тусовочное место: Антоха и Дюндель устраивали возле гаража дискотеки и рэп-баттлы. Главным рэпером на районе был Дюндель: все друзья знали, что у него талант говорить под музыку. Тексты, которые Дюндель сочинял едва ли не на ходу, описывали суровую жизнь реального бандита – несмотря на то, что знакомых бандитов у Дюнделя никогда не было. На районе высоко ценили его творчество. «Только такую музыку должен слушать нормальный пацан», – говорили друзья.
Рэп в Елдыринской Губернии был очень популярен. Существовали две группировки рэперов: «гламурные подонки» и «реальные пацанчики». Несмотря на то, что они почти ничем не отличались друг от друга, группировки враждовали – только потому, что понты «гламурных подонков» стоили чуть-чуть дороже. «Нормальные пацаны» завидовали «мажорам», а те презирали чернь. В основном елдыринские рэперы читали о своих гениталиях. Как только рэпер приходил к успеху, он тут же переставал считаться андеграундом. Переходя в группу «мажоров», перебежчик, как правило, становился кумиром девочек до десяти лет. Женщин в этой культуре не было: считалось, что форма их гениталий недостаточно крута и сурова. Впрочем, девушки могли выступать как атрибут статусного мачо.
Дюндель относил себя к «дворовым ребятам». Он писал настоящий, тяжело выстраданный рэп о том, как нелегко живётся реальному гангста (который в глубине души нормальный пацан). Главной проблемой реального гангста было то, что люди отказывались воспринимать его как реального гангста. Мечтая о большой сцене, Дюндель вкладывал душу в творчество. Словно Золушка, он верил, что его мечты сбудутся. При этом Дюндель знал: добившись успеха, он навсегда останется верен идеалам своей юности и баночному пиву «Саня Бумер».
Подходя к гаражу, Бабельянц и Гоблинович заметили, что металлическая дверь приоткрыта и подперта шиной. «Значит, хозяева где-то неподалёку», – подумал Гоблинович. Следы на песке говорили о том, что колёса какого-нибудь клиентского «Трахмана» побывали здесь как минимум пару дней назад. В высокой траве что-то застрекотало и тут же затихло. Возможно, местная фауна испугалась алкашей, не желая стать закуской. Прямо за гаражом начинался необъятный, первобытный пустырь, отграниченный от густо-синего неба ровной линией горизонта.
Приблизившись, Иннокентий остановился, рассматривая вывеску. Новенькая и яркая, она выделялась на фоне облезлых стен. Матвеич, который плёлся сзади, использовал эту паузу, чтобы отдышаться. Из гаража доносились обрывки разговора. Антоха и Дюндель, по всей вероятности, были внутри.
– …чё-т стремновато в этот раз получилось… – услышал Иннокентий, аккуратно переступая через шину. – Могли ведь местные видеть или ещё кто…
– Не нагнетай, – прозвучало в ответ, и теперь стало понятно, что говорит именно Антоха. – Дяди полицейские такими вещами даже не занимаются: у них дела об отжатых коммуникаторах годами лежат…
– Здорово, мужики! – воскликнул Иннокентий.
Гараж был освещён всего несколькими лампочками. Это помогало экономить и создавало нужную атмосферу. На диване в углу курили Антоха и Дюндель. Перед ними стояли мясные консервы, хлеб и несколько банок «Сани Бумера». Жестянка из-под дешёвой икры служила пепельницей и была переполнена. Диван был предназначен для отдыха клиентов, но чаще ребята сидели там сами. Глядя на них, Гоблинович подумал, что не хватало бы карточной колоды и пары пистолетов. Здесь же, на двухстоечном подъёмнике, располагалась чья-то «ласточка».
