скачать книгу бесплатно
– Пойдемте на другую горку.
Все начали поочередно огибать Колю, проходя и словно не замечая.
– Но я ведь… я… тоже…
Ему не ответили. И тогда, набравшись смелости, что поднималась из глубин детского озлобленного сердца, он крикнул:
– Мама была права. Вы все злые!
– Че? – послышалось одновременно от нескольких ребят.
– Злые вы! Я вам не нравлюсь, потому что я особенный!
– Слышь, особенный.
Перед Колей появился самый высокий и чуть взрослее остальных мальчуган. На разодранных пару дней назад коленках уже образовались толстые корки. Щека чем-то измазана, сальная челка прямых волос лезла в глаза.
– Проучить бы тебя хорошенько, да ты ж нажалуешься. Руки марать неохота.
Кажется, он в него плюнул.
Оттираясь от этой вонючей гадости, Коля впервые задумался о том, что каждый человек без исключения чем-то да ужасен. И чтобы выжить, нужно стать в миллион раз хуже, не прощая никого и никогда.
Больше он маму не слушал. Больше он не верил ни единому ее слову.
Он увидел карету скорой помощи и пару полицейских машин у дома Оли, когда шел на учебу. Любопытство взяло верх.
– Что произошло? – поинтересовался юноша у столпившихся возле подъезда зевак. Одна бабулька с длинной гусиной шеей обернулась.
– Горе-то какое…
Впрочем, ничего содержательного. Протиснувшись между всеми, Коля вошел внутрь. Лифт не вызывался, а поднимаясь по лестнице он учуял тошнотворный запах гниющего мяса.
– Молодой человек, сюда нельзя! Вас кто пустил?! – завопил полицейский, закрывая обзор. Двое санитаров спускали по пролетам что-то под тряпкой.
– Я просто мимо проходил… Тут моя знакомая живет… в 67-ой квартире…
– В 67-ой вы сказали? – мент задумался, рукой останавливая носилки. – Не она случайно?
Оля перестала походить на саму себя. Кожа вокруг рта, глаз и носа облезла, приобрела зеленовато-желтый цвет. Глаза впали и высохли, и на их месте в обшарпанный исписанный потолок подъезда смотрели два пустых диска. Посеревшие зубы, оголившиеся из-за отсутствия слизистой вокруг. Что-то белое, когда-то стекающее и засохшее на подбородке и шее.
– Это…
– Передоз.
– Пиздец… ой, простите, – Коля был не удивлен. Скорее, глубинно-душевно рад. Но товарищу полицейскому не нужно об этом знать. Поэтому он скрыл улыбку рукой, вызывая внешний страх и удивление в своей реакции.
– Бывает. Знакомая, говорите…
– А как давно… она… ну…
– Судя по разложению тела – минимум недели полторы. Соседи стали жаловаться на вонь. Думали, снова канализацию прорвало. Когда догадались, что источник запаха та квартира, стали звонить и стучать. Естественно, никто не открыл. Вызвали нас, а тут такое…
Мужик снял свою меховую шапку, увенчанную красной звездой, проникаясь историей.
– Полторы недели…
Получается, сразу, как он ушел.
– Когда вы в последний раз ее видели?
– Как раз полторы недели назад. Мы пили пиво, она… говорила, что хочет начать жизнь заново, – пел соловьем юноша, прекрасно понимая, что в квартире остались его отпечатки на той же посуде и бутылке пива.
– Показания дадите? Мы вас не задерживаем?
– Нет, все нормально. Конечно. Скажите, куда проходить…
В ванне горячо.
От кипятка, кусающего за кожу, сморщиваются подушечки пальцев. Не шевелишься, чтобы вода не обжигала, мирно лежишь на дне, подложив под голову валик махрового полотенца. Запотевшее стекло, полумрак, в котором разгораются поставленные на пол высокие большие свечи, а тени, что пляшут от них на кафельных стенах, похожи на танцующих чертиков.
Они смеются. И ты смеешься вместе с ними.
Сам того не замечая, он начинает смеяться. Сначала тихо, сдерживая кулаком подступающую истерику. Уже через минуту – во всю силу. Тело не двигается, разморенное жаром, но грудная клетка то и дело срывается на хрип. Слезы в уголках глаз смешиваются с зеленоватой водой, от которой пахнет солью для ванн. Искаженное рябью собственное отражение скалит зубы и плачет.
Дотягиваясь до зеркала, он рисует кружочек. В нем две точки, улыбку. Человечек ему добродушно улыбается. Он не улыбается человечку. В проявленных местах мелькают глаза, пепельно-голубые, замаранные черными песчинками, которые можно пересчитать на свету. Коля оттягивает нижнее веко, болезненно скользя по коже ногтями, оставляя красные полосы, не узнавая своего же отражения.
Кто это перед ним? Откуда у отражения такой печальный вид, такой широкий оскал? Почему у отражения холодные тяжелые руки, что невыносимо поднимать и держать на весу? Откуда морщины и болезненная синева? Что с ним произошло, откуда все это?
Кто он такой? Что за незнакомец выдерживает его взгляд?
Не именно ли он психанул на дворовую шпану? Не он ли блевал от собственной помощи наступившему на гвоздь гопнику? Не он ли стоял на крыше, наблюдая за чужой истерикой? Это он просил едва знакомую девушку умереть? Человек, совершивший все это, должен быть плохим. Его должна мучать ебаная совесть. Человек из зеркала не должен плакать от смеха, он должен лить слезы от горя.
Ладонь по ощущениям чугунная. Палец едва касается стекла, под смайликом появляется единственная буква, криво написанная из-за слабости мышц.
«Я».
Он набирает в легкие воздух, скатываясь под воду. Хочется открыть глаза, увидеть мир по ту сторону, что обычно недоступен обычному человеку. Мир, который успели увидеть те девушки.
Кожа покрывается мурашками, хотя вода по-прежнему очень горячая. Внутренности выкручивает, когда счет переваливает за две минуты.
Выныривает. С ресниц капает, но уже без соленых ручьев.
Он обязательно сделает это снова – заглянет за границу возможного, даже если потребуется пожертвовать кем-то. И снова. И снова. И снова.
Девушка, подолгу засиживающаяся в здании университета и почему-то не идущая домой.
Преподавательница, одинокая, но чрезвычайно умная и образованная, постоянно заглушающая душевную боль крепким алкоголем.
Соседка, попросившая о помощи с помывкой окон из-за физического недуга.
Он не понимал, почему все эти люди встречались ему на пути. Сама судьба вела их к концу, и будь они удачливее, то их дороги повернули бы в другую сторону, подальше от него. Зато молодой человек прекрасно видел чужую изоляцию, уединение. Все они будто светились особым светом, общество обходило каждого, не утягивая за собой. Сиротливые – либо по причине, либо в виду осознанного выбора. Те, о ком никто не будет беспокоиться, кого не спохватятся, на ком поставили крест, как когда-то на нем.
Они сами шли к нему в руки, а он не был в силах упустить очередной момент. Он их не убивал, он ставил запятую, после которой окончательную точку ставили они сами.
Он не считал себя выше или ниже других, не тешился эгоизмом и силой, шел исключительно на поводу у нестерпимой скуки и любопытства. Еще. Хочу еще. Когда в очередной паре глаз навсегда гасла жизнь, временами, он мог искренне сочувствовать, но никогда не позволял этому ощущению поселиться в себе слишком надолго.
Пожалуй, тяжелее всего он перенес потерю преподавателя. В конце концов, молодой человек действительно дорожил ее талантом, заслушивался лекциями, в последствие выученными наизусть, и в момент смерти плакал, чего раньше с ним не происходило. Она забавляла и развеивала серость будней дольше всех.
Она его любила.
– Ты слышала, что говорят? Анна Федоровна умерла.
Другая одногруппница поднимает голову, шокированным взглядом рассматривая подругу. Ручка падает из ее руки, летит на пол, тем самым срывая накатившееся на мышцы оцепенение.
– Да быть не может! Ты гонишь, что ли…
– Если бы…
– Чего-чего? Кто умер?
Сеня занимает место между девчонками, расталкивая огромной задницей чужие сумки и портфели.
– Мы про Анну Федоровну.
– Это кто?
– Ты чего? Проблематику управления у нас ведет! Вела, точнее. Такая… высокая…
– А, ну. И? – безучастно продолжает он.
Коля поворачивает голову, показывая остальным, что тоже включен в беседу. Аленка, местная новостная радиостанция, дожидаясь всех внемлющих ей, продолжает:
– Отец позавчера с вызова вернулся ночью, а потом сказал, что нашли ее дома в ванной. Уснула, пока душ принимала, и захлебнулась. Не хотел сразу говорить, пока экспертиза готова не будет. А сегодня уже почти весь корпус на ушах от этого стоит.
– Фантастика какая-то… Как так можно уснуть? – разом подхватывают остальные.
– У нее в крови почти две бутылки водки было, если не больше…
– Уверена, что нам можно это знать?
– Папа сам виноват, что растрепал. Да и вы свои, вроде как. Просто… хотелось с вами поделиться, что ли. Все-таки не чужой человек была. Два года с ней отучились…
– В голове не укладывается, – шепчет Лена, подружка Алены.
– Допила! Вот и все! Сколько раз на семинары с перегара приходила? Да пальцев рук не хватит, чтобы сосчитать! – добивает третья.
– Грубая ты, Насть… Нельзя же так. Ну, пила, значит, причины были. Меня лично больше ее профессиональный опыт интересовал, а не то, как она проводила свободное время.
– Зато вы, я смотрю, дохера сочувствующие. Плевать, какие причины. Если бы сила воли позволяла, не докатилась бы до такого. К тому же сама вроде мозги имела, должна была понимать, к чему идет.
– Еще мне отец сказал…
– Ты чего замолчала-то? – толкнул в бок Сеня.
– Да я слова подобрать пытаюсь. В общем, у следствия еще есть версия, что ее могли утопить. Что не сама… ну вы поняли.
– Чего?! Да ну!
Коля напряг слух, продолжая сидеть молча, а поняв, что ведет себя подозрительно, заинтересованно спросил:
– Стоп, а разве вскрытие не должно было установить причину смерти?
– В том-то и дело, – шумно выдохнула девушка. – Непонятно ничего. Признаков насильственной смерти на теле нет: ни синяков, ни отметин. Количество алкоголя подтверждает версию случайной гибели, мол, уснула и даже понять ничего не успела. Но один папин коллега поставил вопрос об убийстве как вторую основную версию. Пока что с ней работают.
– И как? – на мгновение собственный голос Коли дрогнул.
– Не знаю. Могу только предположить, что этого человека теперь весь отдел ненавидит – не дает дело закрыть, да и отдать тело на похороны не разрешают.
– Кто хоронить-то будет? У нее же ни детей, ни мужа, – спросила Лена. – Родители разве что.
– Может, они. Не знаю.
– Брехня это. Даже если логически подумать, кому она сдалась?
– Да много ты знаешь?
– Я, может, и не знаю. Но Коля не даст соврать, что наша Аннушка одинокой старой девой была.
Все повернулись на Колю. Молодой человек, втянув в плечи голову, уставился в пустой лист тетрадки перед собой. Версия тронутого трагедией паренька шла ему на руку.
– Отстань ты от него! – крикнула Алена. – Он и так белый сидит. А тебе бы с подобными умозаключениями надо не в управленцы, а в ментовку. Ценного кадра теряют!
– А то!
– Коль, все хорошо? – Лена коснулась его руки.
– Да.
– Не обращай на нее внима…
– Все хорошо. Я понял. Ален? – позвал он.
– М?
– Если догадка с убийцей подтвердится, скажи мне, кто это сделал.
Не задавая ни одного вопроса в ответ, сочувствующе поджав губы, девушка кивнула.
