скачать книгу бесплатно
– Какие все торопливые. С вас двести пять рублей. Карта магазина? – голос уставший, буднично повторяющий одно и то же в сотый раз.
– Нет, нет, по карте.
Девушка открывает минералку прямо в зале, жадно выпивая половину маленькой бутылки и несколько раз забрызгав пол и подбородок. Уходя, роняет зажигалку, не заметив этого.
Он находит ее за углом продуктового, матерящуюся на саму себя.
– Блять, да куда же… куда ж я ее положила… Вот, блять!
– Это ваше? – парень протягивает найденную вещь.
– А, да, моя.
Шум колесика, и уже через секунду в воздухе витает запах табака. Не то чтобы он ждал от нее благодарности, однако от пары слов бы не отказался. Ему кажется странным, что он ждет от нее чего-то, сам не понимая чего.
– У вас все в порядке? – интересуется он, надеясь на продолжение разговора.
– А что, по мне видно, что что-то не в порядке? – язвит она.
– Может, я могу чем-нибудь помочь?
– Себе помоги, извращенец.
Тушит недокуренный бычок носком заляпанного весенней грязью кроссовка и скрывается где-то за поворотом. Он долго смотрит на стоптанную сигарету. Он ощущает что-то знакомое, но утраченное.
Он мечтает, чтобы они встретились вновь.
Знакомые черты лица грубиянки возникают перед ним спустя почти месяц. Опрятно одетая, она уже не шатается и не дергается, говорит знакомую фразу, после которой молодой человек оживляется, стоя в душной бесконечной очереди:
– И «Бонд Компакт», пожалуйста.
– Карта магазина? – в этот раз кассир другой, а голос тот же. Один на всех.
– Нет. По карте.
Не удержавшись, перегибаясь через пожилого низенького мужичка, Коля здоровается, махнув рукой.
– Привет, – надеясь, что она его помнит.
Она помнит: уголки губ немного приподнимаются, а затем ее отвлекают и подталкивают к выходу остальные покупатели. Сквозь полупрозрачный пакет проглядывается упаковка кефира, хлеб, пачка крабовых чипсов и мороженое.
Молодой человек выходит на скользкое после ночных заморозков крылечко, ветер, непривычно сильный для их местности, сдувает с него капюшон худи. «Мерзкая, отвратительная погода», – думает он. Весна никогда ему не нравилась.
– Эй.
Девушка курит в том же месте, в той же позе, сгорбившись над сигаретой, как если бы прошел не месяц, а пара минут.
– Привет, – повторяет он и мысленно называет себя попугаем.
– Прости, что я в прошлый раз тебя обругала. Но ты тоже хорош – нечего было лезть.
– Да я не лез, – пожимает плечами Коля, спускаясь к ней. Останавливается в районе метра.
– Да знаю я. Просто не хочу чувствовать себя дерьмом.
– А. И как? Получается?
– С такими вопросами – не очень.
– Сейчас все нормально? – он кивает на пакет.
– Нет, но терпимо. Спасибо, что… – запинается, проглатывая дым от очередной затяжки. – что предложил помощь. Я выглядела как наркоманка – никто бы даже не приблизился, если бы я подыхала тут в подворотне.
«Я бы на это посмотрел».
– Пустяки. Ты живешь где-то здесь?
– Да, вон там, – указала девушка на пятнадцатиэтажный панельный дом. – Развалюха.
Ему нечего было ей ответить. Разговор зашел в тупик.
– Не хочешь выпить?
– Сегодня вторник.
– А кого это волнует? – она улыбнулась.
Пожалуй, это было логично.
В ее квартире намусорено и накурено. Стойкий, неприятный запах ударил в нос, стоило открыть дверь.
– Ты проходи, сейчас я все уберу.
Но если убирать все, размышлял Коля, понадобиться очень много времени, которого у него нет, так что он, сдерживая недовольство человека, привыкшего к порядку, переступил через выставленные в тесной прихожей мешки на помойку, через грязную, стоптавшуюся обувь и предпочел бы даже не снимать собственную – пол выглядел чем-то заляпанным.
– Тапочки есть?
– Да-да, сейчас, где-то были.
Она кинула ему проеденные молью, темно-синие тапки, какие продавались на рынке из его детства, когда он с матерью гулял по поселку. Теперешние ощущения не имели ничего общего с ароматом беззаботной жизни ребенка.
– Я до сих пор не знаю, как тебя зовут, – вспомнил он, проходя по длинному коридору на кухню. Девушка как раз пыталась запихнуть кефир в дверцу холодильника, куда он все никак не хотел влезать. – Там полочка верхняя сбилась. Поправь.
Когда он аккуратно поправил полки, пачка спокойно поместилась.
– Что бы я без тебя делала. Я Оля. Сейчас еще посуду помою…
– Коля. Оставь посуду, давай где-нибудь сядем.
На подоконнике кухни стояла коллекция из пустых банок пива, в основном жестяных, ликеров и пивных напитков. Заметив взгляд, девушка поспешила оправдаться:
– Все времени не нахожу сдать на переработку. Вот и стоят там… Я не так много пью, ты не подумай.
– Да мне, собственно-то, все равно.
– Давай посидим на кухне. В гостиной не убрано.
Какое-то время они просто пили, иногда закусывая купленными чипсами, временами смеялись. Их беседа лилась ни о чем. Потом Оля открыла дверцу шкафчика с мусорным ведром, и молодой человек заметил использованные шприцы, едва не падающие обратно на пол из переполненного пакета. Она проследила за реакцией молодого человека. Громко выдохнув, открыла вторую банку, пока он еще не выпил и половины первой, сказала:
– Ты не подумай, я не наркоманка какая-нибудь.
Снова это «ты не подумай». С чего она решила, что он вообще будет о ней думать?
– Если ты скажешь, что это твои уколы витаминов, прописанные терапевтом, то я поверю.
– А если так, – Оля начала закатывать рукава своей застиранной водолазки. – Поверишь?
Бледно-фиолетовые пятна украшали сгиб локтя. Явно несвежие. Точечные маленькие синячки отдаленно напоминали чернику или голубику – разрежь кожу и достань.
– Сколько ты уже чистая?
– Полтора месяца.
– Тогда это что? – кивнул он в сторону мусорки.
– Вчера чуть не сорвалась.
– Чуть?
– Не сорвалась. Вспомнила всех, кого подвела. С работы уволили, мужик бросил. Мать звонила, пятнадцать минут распиналась, какое я ничтожество. Наверное, она права. Сижу, жалуюсь незнакомцу на жизнь. Должно быть, это жалко со стороны выглядит.
Оля усмехнулась, закусив нижнюю губу. Он подумал пару секунд.
– Да, весьма.
– Смотрю, ты слов не подбираешь, – без злости ответила девушка. – Хотя… наплевать. Ты первый, с кем я могу нормально посидеть и выпить.
– Зачем ты живешь?
Молодой человек вертел в руке банку с пивом, ставшим уже безвкусным и горьким. Дальше допивать не хотелось. Опустив глаза, собеседница некоторое время разглядывала собственные пальцы с искусанными и поломанными ногтями.
– Хочу выбраться из этого дерьма, – она окинула взглядом комнату. – Хочу снова жить нормальной жизнью.
– А сможешь?
– У тебя есть другие варианты?
– Да, – не отрывая взгляда от ее глаз, ответил Коля. – Он лежит в мусорном ведре. Общество уже поставило на тебе крест. На твоем месте я бы не сопротивлялся. По сути, все, что ты сейчас делаешь – это занимаешь чье-то место. Тратишь кислород впустую.
– Нельзя говорить такое людям.
– Почему? – усмехнулся молодой человек. Девушка отвела глаза, смаргивая слезы.
– Потому что это больно. И неприятно.
– Есть хорошая поговорка по такому случаю: «На правду не обижаются». Ты хотела правды. Я тебе ее дал. К тому же, – глоток кислого, выдохшегося пива. – Мы просто разговариваем. Сейчас я допью это пиво и пойду домой. А ты останешься здесь одна – думать о своей заоблачной судьбе без наркотиков.
– Замолчи! – сначала звук бьющегося стекла, постепенно гаснувшего в шипящем, растекающемся по полу пиве. Затем ругань. – Вот, блять!
Она вскочила и убежала куда-то за тряпкой, небрежно швыряя ту под ноги себе и гостю – алкоголь успел залить его тапки.
– Пойду я.
Он встал, обходя суетившуюся девушку, которая не обращала на него никакого внимания. Она плакала, одновременно пытаясь вытереть устроенный ею же беспорядок, старательно не замечала соленых ручьев, неустанно льющихся из глаз.
«Если продолжит в том же духе, то к утру протрет дыру в потолке у соседей снизу, – иронизировал юноша. Он вышел на лестничную клетку и вызвал лифт, никто не запер за ним дверь. – Ну и похер».
До собственного подъезда Коля петлял через однотипные дворы, пару раз натыкаясь на косые взгляды подозрительных мужиков, смотрящих ему вслед. От них тянуло перегаром, старьем, но всего сильнее – унынием и озлобленностью на жизнь. Разъезженная колесами дорога затрудняла передвижение, в ней тонули ноги, вязли тканевые кроссовки. Под очередным тусклым фонарем, рассмотрев потери, он пробубнил под нос:
– Теперь только выкидывать.
Все раздражало. И погода. И дорога. И мужики эти. И телка, которая все никак не может решиться сдохнуть, бесполезно потратив пару часов его времени. Он разочарован в ней, огорчен и ошарашен тем, что такие люди не хотят умереть.
И это с ними его сравнивали в детстве? И это они – нормальные?
– Мама, я плохой человек? – мальчик запрокидывает голову, чтобы лучше разглядеть лицо женщины, чья рука гладит его по отросшим волосам.
– Ну что ты такое говоришь! – волосы магнитятся под мозолистыми сухими руками. – Кто тебе такое сказал?
– Тогда почему Вася запрещает мне играть с ними в мяч? Он сказал, что я дурачок.
– Вася сам дурачок! И папаша его не лучше… – шепотом добавила мать.
– Ма-а-ам, почему они со мной не играют? Я какой-то не такой, да?
– Не обращай внимания! Дети всегда были и будут злыми – всегда высмеивают тех, кто хоть немного от них отличается. Не хотят играть – ну и не надо!
– То есть со мной правда что-то не то?
– У тебя глаза умные. Вот они и бесятся. Завидуют моему солнышку.
А он ей тогда поверил. Зря, конечно.
На следующий день, захватив с собой одну из последних подаренных машинок, Коля выбежал во двор, где уже собралась толпа сверстников. Те скатывали с детских горок потертые самосвальчики и грузовички, соревнуясь, у кого дальше проедет.
– Я тоже принес! Можно? – стараясь улыбаться, спросил мальчик. Он где-то вычитал, что улыбка вызывает у других людей доверие к тебе. – Папа сказал, она скоростная и что…
Все обернулись и начали хлопать глазами, натурально таращась и рассматривая. Тот, что посмелее, вышел на пару шагов вперед, обращаясь при этом вовсе не к нему:
