
Полная версия:
Морган: Забвение
Месяц в мире ночи величали Циклом. Сутки вампиры отсчитывали витками, а разграничивали их вигилиями: от начала витка до середины – первая вигилия, от середины до окончания ночи – вторая.
Время здесь было очень похоже на прошлое исчисление, оно также отмерялось на 12 часов, но называлось тенями. Так и говорили: одна тень первой вегилии, две тени второй вегилии, три тени …
Недель в этом мире не было вовсе, зато очень точно вели все фазы луны, и полный переход единственного небесного светила от тонкого месяца до полной луны и обратно – назывался кругом.
Если бы у Моргана могла болеть голова в этом теле, она бы сейчас разорвалась от новой информации. Вампир, кажется, начинал осознавать, что мир не просто не его – он абсолютно другой! Как никогда ему хотелось побыстрее вернуть свою память.
Его знакомство с этим миром по пыльным книгам прервал очередной стук в дверь. Он настолько отвлекся на новую информацию, что даже не услышал, как Элиазария подошла к кабинету. Эльфийка или теперь ее нужно называть темная эльфийка? Прошла к столу и поставила на него блюдо, закрытое клошем. Она не терялась и не нервничала, в отличии от навестившего его недавно молодого дворфа. Элиа была скорее слишком отстранённой, и, словно смотрела куда-то вглубь себя. Она коротко поклонилась в сторону Моргана, и также мечтательно покинула его кабинет.
Вампир перевел взгляд на серебряный поднос. Что могло там находиться, он догадывался. Только вот зачем прятать бокалы с кровью? И хоть он все еще не был голоден, любопытство пересилило. Мужчина подошел к посуде и приподнял клош за маленькую резную ручку на верху. Содержимое приятно удивило: рядом с ожидаемой кровью в черном кубке, на подносе стояла тарелка с вырезкой. Запеченое в углях мясо неизвестного животного источало приятный пряный аромат, перебивая запах крови из кубка.
Морган сглотнул. Как говорил Габриэль: аппетит приходит тогда, когда глаза еду видят. Вампир прошел за стол. Не мудрствуя, пододвинул поднос поближе, и первым делом отрезал ножом кусок мяса. Блаженство.
Невероятный нежный вкус таящего во рту мяса привел Моргана в восторг. Он даже как-то и не предполагал, что сможет питаться чем-то кроме крови. Зубами впиваясь в упругую текстуру, он снова задумался о странном время исчислении, и, словно по привычке, взял кубок и сделал глоток. Опомнился, когда ополовинил содержимое. Скорее всего сработала память тела.
Он все еще наслаждался мясом, когда в голове вдруг стукнула мысль, что это очень похоже на вкус сефра из их Черной чащи. Вампир замер. Он не помнил, кто такой сефр, но почему-то знал, каков он на вкус и где обитает. Возможно такими темпами он сам сможет восстановить свои воспоминания, если увидит много знакомых мест? Дожевав остатки вырезки, он запил все кровью, попутно отмечая, что собственные переживания за его образ питания уже исчезли сами собой. А еще он, словно прочувствовал на кончике языка, что кровь из кубка была не такой, как та, что ему давал Крагмор, когда его нашел. Кажется, теперь Морган и виды крови умеет различать. Что ж – ожидаемо.
Вампир задумчиво поводил пальцем по серебряному бортику блюда. Вот кстати! Он совершенно не обжёгся или не поранился о серебро, хотя в старых легендах его прошлого мира, вампиры боялись этого металла, обжигаясь от малейшего соприкосновения с ним. Хотя они там и чеснока боялись, и кола из красного дерева, и в гробу спали… да, как много ему еще предстоит узнать или вспомнить.
Конечно Морган сразу посмотрел, кто такой сефр. В этом был весь он: дикий зуд любопытства вел Моргана в дебри знаний, иногда поглощая на долгие часы … точнее тени, в тишине библиотеки.
Он узнал, что сефры водились в основном на землях замка Гроуверг. И именно его клан разводил этих животных в Черной чаще, поставляя на столы Высших вампиров. Сефр, глядящий на него с картинки «Флора и фауна вечной ночи», смутно напоминал Моргану косоглазых оленей из его мира. Разве что эти животные были более мускулистыми и побольше размером.
В этой же книге он нашел упоминание тех самых светящихся грибов, что Морган видел в лесу несколькими тенями ранее. Большими любителями люмифоров как раз были сефры. У этих животных со светящимися грибами был своеобразный симбиоз: люмифоры становились частью пищи сефров, те удобряли грибы и защищали от нападения птиц. А сами грибы доросшие до более крупных размеров, могли цеплять свой мицелий на скользкую шерсть сефров, таким образом переезжая и разрастаясь на новой земле.
Становилось все интереснее. Морган все глубже закапывался в книгу, рассматривая картинки и описание необычных животных и растений этого мира. Постепенно, поток нового и неизведанного замещал печаль вампира о прошлом, и подстегивал его на дальнейшие углубленные исследования. Он читал про лунокрылов, и хотел увидеть их переливающиеся крылья в живую. Рассматривал картинки с золотыми феями, и все еще не мог поверить до конца, что они вообще существуют. Ему все больше был интересен его новый мир. Морган хотел увидеть все.
Когда вампир все же вернулся к огромному талмуду по истории мира ночи, прошло больше пяти теней. За окном все также светила луна, и, кажется Морган начинал к этому привыкать. Спать он не хотел, а жажда новых знаний гнала его дальше по страницам очередных опусов, которые рассказывали мужчине о вампирском строе.
К своему стыду, он не до конца поверил в собственную регенерацию, и ничего умнее не придумал, чем проверить на собственном опыте. Когда вампир попытался осторожно уколоть себя в палец кинжалом, служащим для вскрытия писем, ничего не произошло. Морган надавил сильнее – кожа все также не поддавалась, словно была сделана из мрамора. Он уверен, что выглядел как идиот, сидя в таком шикарном интерьере, при этом пытаясь распилить собственный палец серебряным лезвием.
Ничего не вышло. Книжный миф оказался реальностью, благо дальше Моран решил поверить «Истории вампиров» на слово, лишь отметив для себя, что он все же условно бессмертен: сами вампиры не умирали от старости, но вполне могли быть убиты. Как он и предполагал: ничего кроме «разрубания» его любимого на много маленьких Морганов, не могло его лишить новой жизни. Ни свет, ни серебро, ни что-либо еще не были страшны для него.
Несмотря на то, что в этом мире солнце отсутствовало, как данность, все же вампиры знали, что это, потому что согласно легендам многие путешествовали по другим мирам. Почему этого не происходило сейчас, вампир так и не понял.
Деление детей ночи на классы также было описано вполне четко и понятно. Себя Морган причислил к Высшим вампирам, припомнив давешний ужин. Высшие могли питаться раз в месяц или реже, и часто употребляли в пищу не только кровь различных существ, но и баловались разными видами мяса, травами и изредка растительностью.
Отдельно вампира очень заинтересовало то, что в истории упоминались дары и таланты у каждого Высшего свои. В истории описывались и управление туманом, владение телекинезом. А в одной из более старых легенд и вовсе описывали кампира, который мог управлять погодой. Упоминалась и эмпатия, словно это что-то совсем простенькое. Единственные, кого на страницах книги жалели оказались дети ночи с даром пророков. Почему-то о них было меньше всего информации, все слишком туманно и не однозначно. Как бы выяснить, а что умел он сам?
Глава 6
Постепенно менялось восприятие времени и пространства. Он, кажется, смирился с вечной ночью своего нового мира. И все же пока он ощущал себя в нем гостем. Морган чувствовал одновременно страх и притягательность этого мрака, осознавая, что теперь жить ему придется по иным законам. Все же ему всегда было присуще излишнее любопытство. Было страшно и интересно.
Привыкнуть к обостренным чувствам: зрению, слуху, обонянию, оказалось не сильно сложно. Двух витков вполне хватило для того, чтобы Морган вообще перестал обращать внимание на то, что слышит «домочадцев» на глубину трех этажей от него, и уже не удивлялся, что видит из окон своего кабинета даже мошку на дереве в нескольких вестах от замка. Если изначально он еще немного тревожился, и ощущения казались ему странными и пугающими, то постепенно они все же стали более ненавязчивыми и реальными.
Он уже «познакомился» со своим новым миром по книгам, проведя все это время в кабинете. Вампир узнавал, как устроено их сообщество: изучал население, традиции и обряды мира ночи, по тем талмудам, которые он для себя оставил, когда к нему вдруг потоком хлынули воспоминания.
Вероятнее всего, напоминание о древних церемониях вампиров подтолкнуло память Моргана на действие. Ему приходили яркие и тревожные видения из его вампирского прошлого: первая охота, встречи с другими вампирами, ночные пейзажи близлежащих лесов и земель. Сначала они были фрагментарными и непонятными, но со следующей тенью, с каждым последующим воспоминанием, складывались в целостную картину.
Он вспомнил клятвы и ритуалы, которые проходил сам Морган в бытность подростком. Вспомнил, как его отец учил его цифрам, грамоте и представлял представителям других кланов на его первое совершеннолетие. Незнакомый мир резко приобрел новые, но уже такие знакомые краски, запахи, звуки, места.
Теперь все, что он так отчаянно пытался узнать и запомнить, напоминало о прошлом. Даже воспоминания о вкусе мяса сефра вызвало у Моргана чувство дежавю, пробуждая давно забытые воспоминания. Он вспомнил, как впервые попробовал медальоны из этого животного, которого лично для него поймал и приготовил Ноктум. Он осознал, что этот старый вампир служил его семье уже столько времени, что даже сам носферату не помнил, скольких Блэквудов успел воспитать.
Вампира потянуло на воздух, он не стал себе отказывать в подобном желании. Словно по наитию, Морган открыл створку окна и выпрыгнул в темноту ночи. Бесшумно приземлившись на мягкую траву, вампир поднял голову вверх и обнаружил, что сумел спрыгнуть на расстояние в три этажа. Его снова накрыло чувство дежавю: он подошел к каменной кладке замка и приложил ладонь к серым выступам. Замок словно гудел изнутри, и Морган отчетливо помнил, что уже не раз так делал, словно чуя в самом строении ток жизни, которого быть не могло.
Он медленно прогуливался по пустынной тропе, ведущей куда-то в противоположную сторону от главных ворот. Легкий ветерок играл с его камзолом, луна вышла из-за туч и ярко светила на дорожку под ногами. Морган ощущал странное тепло в груди, словно что-то родное окутывало его нежной вуалью.
Он как раз решал, в какую сторону ему двигаться: идти ли вперед до развалин Антипьенов, что упоминал Крагмор, или развернуться обратно к замку, когда его взгляд зацепился за темные ветки за старыми разалинами, и вампира охватило странное волнение. В голове вспыхнул очередной яркий образ: он стоял в темной непролазной чаще, вокруг стелился плотный густой туман, были слышны шорохи и дыхание добычи. Его тело само собой напряглось, мышцы были готовы к прыжку. Морган видел перед собой человека, чьё сердце бешено колотилось, пока он пытался сбежать от своей погибели сквозь густой кустарник сумеречника. Вампир осознавал то плотное ощущение жажды и силы, что сопровождало его в первой охоте.
Морган заморгал – видение исчезло, оставив чувство неправильной тревоги и легкого голода. Гулять резко расхотелось, и хмуро глядя вперед, вампир быстро перемещался в сторону замка Гроуверг. Он даже не понял, как смог взлететь обратно в свой кабинет, и лишь немного успокоившись, мужчина закрыл окно и снова уселся в кресло. Ему надо было подумать. Воспоминания об охоте на живого человека всколыхнули старые эмоции, новое ощущение неприязни и отвращения к самому себе заставили его на миг пожалеть о том, что он вообще решился на восстановление памяти прошлой жизни. Его человеческие реакции на собственные же действия, заставляли невольно оценивать заново все поступки вампира. Он не хотел испытывать к себе ненависть, ведь это и был он – это был его образ жизни на протяжении порядка трехсот лет, но память Моргана-человека… Заставляла древние инстинкты древнего существа бороться с собственной человеческой моралью. Если так после обращения себя чувствовали обычные вампиры, то не удивительно, что некоторые из них сходили с ума.
Блэквуд смутно припоминал, что первая охота у Высших, как правило, была последней: она была чем-то вроде посвящения на второе совершеннолетие, после которого вампир сам мог выбирать свой «стиль питания». Следуя собственным желаниям и традициям лордов Гроувергов, Морган больше не охотился на людей, предпочитая разливную добровольную кровь и мясо животных. Но это воспоминание о его первом человеке, первом убийстве – потому что молодой вампир не смог удержаться и выпил свою жертву досуха… Тот ураган собственных сожалений, что он испытал тогда, во время самой инициации, снова настиг вампира. И что с этим потоком эмоций делать, Морган не представлял.
В пылу отчаянной борьбы с самим собой, вампир попытался отвлечься на привычное дело: углубиться в книги, чтобы узнать что-то новое. Прочитав лишь пару строк, Морган с раздражением небрежно откинул толстый фолиант на край стола и забарабанил пальцами по столешнице. Внизу тихо шуршал Ноктум, а через пару этажей был слышен храп одного из дворфов. Вампир не мог усидеть на месте. Но снова на улицу не хотелось, а слоняться по замку, пока половина существ в нем спит тоже казалось ему какой-то глупостью. Так ничего путного не придумав, Морган завернул за шкаф, чтобы попасть через тайный ход в библиотеку.
Да. Это было действительно впечатляющее помещение. Потолки библиотеки рода Гроуверг поддерживали массивные деревянные балки из черного полированного дерева, а полы были устланы тёмным массивом. Стеллажи возвышались на несколько этажей вверх и перемежались маленькими балкончиками и лесенками между ними. На паре своеобразных внутренних эркеров Морган приметил старинную мебель с элементами кованого железа: небольшие столы, стулья с тяжёлыми высокими коваными спинками. Там же стояли вразброс пара резных сундуков, видимо служащих для хранения. Из библиотеки открывался все тот же вид, что он ранее лицезрел из собственного кабинета, однако стрельчатые окна, прикрытые плотными портьерами, были гораздо выше и масштабнее, создавали некоторое ощущение величия.
Это место ему определенно понравилось. И Морган был почти уверен, что оно было вторым любимым помещением в этом замке, после его кабинета. В самом низу почти под окном стояла пара кресел и кофейный столик, схожий на кованные гарнитуры наверху. Удобно расположенные подсвечники, рядом со столиком, а почти крохотная кафедра рядом притягивала магнитом. Морган уже видел себя, кладущего очередную книгу на гладкое дерево.
Атмосфера загадочности вновь настроила вампира на спокойствие и умиротворение. Он подошел к кафедре, на которой лежала раскрытая книга. Свет луны прекрасно освещал потрепанные страницы старого талмуда. Морган бережно провел по шершавому боку книжной обложки, словно знакомился со старым изделием. Из-под кончиков пальцев Моргана медленно поплыло полотно тумана. Вампир замер. Не было чувств страха или настороженности, пока туман в ногах превращался в маленькое озеро вокруг его ног и начинал клубиться под книжными стеллажами, мужчина ощущал что-то родное и … комфортное. Снова вспышкой промелькнуло воспоминание о его первой охоте. Все тот же плотный густой туман, все то же судорожное дыхание добычи. Получается, этот туман – его?
Глава 7
Проснувшись, Морган долго лежал в темноте, пытаясь осмыслить пережитое. Вот уже несколько витков подряд к нему активно возвращались воспоминания этого тела. Его воспоминания. Он все больше начинал воспринимать себя Морганом-вампиром с памятью прошлой жизни, нежели человеком, попавшим в тело бессмертного.
Все воспоминания оставляли в его душе глубокий след: это была дикая смесь из страха и неуемного любопытства, вины и силы, которая теперь стала частью его сущности. Он вспоминал все больше. То, что на людей Морган не охотился ни разу, с тех пор как прошел инициацию не отменяло его активного участия в охоте на других существ. К нему целой лавиной возвращались ощущения, которые он испытывал во время жажды, которая была ему присуща как вампиру. Весь процесс, как он – молодой Высший учился унимать жажду крови и бороться с инстинктами, он теперь помнил почти дословно. Разум тонул в потоке первичных эмоций: дыхание и ужас, исходящий от бегущей впереди добычи. Биение пульса на кончике языка и теплая, почти густая кровь, текущая непрерывным потоком прямо в горло. Кровь.
Ему снился древний зал с высокими колоннами и с подземным ключом, который бил прямо из пола и протекал к алтарю. Морган видел себя, принимающего смешанную кровь старейшин и всего клана Эллеорданов на этом алтаре, из рубинового кубка. Вокруг были слышны шёпот на забытом языке. Он помнил, как его посвятили в клан, которому веками служили Блэквуды. Когда Морган проснулся, то еще долго он не мог отделаться от неявного присутствия силы. Туман расползался по его венам и вновь клубился вокруг.
Он ощущал свой туман и тьму очень остро и многослойно, словно у них были свои запахи. Его туман пах и воспринимался густым, металлическим, и при этом очень мягким ароматом, который будто наполнял его, забиваясь в ноздри, и проникал глубоко в легкие. Тьма же была для него другой. Это было не просто отсутствие привычного человеку солнечного света, а почти материальное чувство: будто первородная обволакивала его тело, сжимала что-то в груди изнутри, под ребрами, заглушая звуки внешнего мира. Реакция организма была … говорящей: холодная испарина, напряжение мышц, дикое сердцебиение и даже небольшое головокружение, как при резком приливе адреналина или жажды – это все сопровождало его, когда он познакомился с первородной тьмой, что пришла вслед за его туманом. А потом все резко исчезло, будето и не было ничего. Будто Моргану показалось. Но его туман, застеливший его спальню плотной пеленой, намекал на обратное.
Как он вычитал немного позднее, дар управления туманом не был чем-то сверх уникальным среди Высших вампиров, особенно в роду Лордов Гроуверг. Редким – определенно, но не невероятным.
Таких как Морган, «за глаза» небрежно называли «погодниками», наивно думая, что способность к управлению природной … бесполезна. Отец же учил его на совесть: еще когда они не знали, каким талантом будет обладать наследник Гроуверг, старый вампир на примерах пояснял юноше, что пользу можно вынести из любого дара. Даже если у него окажется дар привлекать лунокрылов. Лорд был прав: когда Морган получил свой дар, он смог выжать из него максимум. И вскоре для Блэквуда оказался даже более выгодным, чем то же чтение мыслей или тени.
Морган вовремя вспомнил, что тот же туман состоял из воды и кислорода. И научившись ими управлять в абсолюте, вампира очень быстро признали, как в его собственном клане Эллеорданов, так и в совете Кланов Крови.
Конечно, с каждой тенью, Морган начал замечать, что вместе с восстановлением памяти, все человеческие чувства и эмоции, что изначально бурлили в нем – словно стали угасать. Его страх стать монстром, жалость к людям и сострадание, уступали место холодному расчету, хладнокровию и иногда даже презрению к слабым. Он словил себя на этой странной мыли, когда к нему вновь заглядывал Двагмор. Если эти чувства он ранее не только испытывал, но и активно транслировал в рону юного дворфа, то не удивительно, что тот его боится.
Но, как говорил его отец из прошлого – теперь он будет его называть так, ведь Морган не мог, да и не собирался стирать из своей памяти дорогих ему людей, пусть они и оказались в реальности памятью прошлой жизни – главное знать проблему, так будет легче найти решение.
Морган все еще не до конца понял свой замысел: зачем он полез в заклинание памяти прошлого, пытаясь вспомнить, что бы больше трехсот лет назад, но он уже заранее для себя твердо решил: он сможет сохранить тень прошлой человечности, чтобы больше не быть бездушным куском мрамора!
Ладно. Пора признаться самому себе: он заблудился. Морган Блэквуд заблудился в собственном лесу: на земле рода Гроувергов. Кому рассказать – поднимут на смех!
Он часто стал гулять по окрестностям, пытаясь максимально ускорить восстановление памяти тела. Иногда Морган уходил потренироваться в Черную Чащу, совсем неглубоко уходя в лес. Первые пару теней он только проверял свою скорость, прыгал и пытался найти что-то знакомое по запаху. Уже позднее его тренировки в основном перешли в сторону управления туманом и его свойствами.
И вот, неожиданно учуяв приятный тонкий аромат, вампир пошел проверять, что же источает такой дивный запах. В лесу, где растения были пропитаны кровью и магией, такая неожиданность привлекла любопытного Моргана. Вскоре он наткнулся на источник понравившегося ему запаха. Он узнал серебристые листья ночемрозника по картинке из книги, что листал пару витков назад. Покрытые мелкими росяными кристаллами, листья растения издавали тонкий аромат, который привлекал ночных насекомых, и, видимо Моргана. Немного полюбовавшись на красивое свечение кристалов, отражавшее слабый свет луны, вампир развернулся в обратную сторону и … Кажется, он забыл, откуда шел. Скоморох года.
Поплутав по Черной чаще, Блэквуд неожиданно вспомнил, как раньше они с Имоджен определяли направление к замку. Морган завертелся на месте в поисках дерева, что повыше. Вокруг, как назло, были слишком густые кроны тенелистов, через которые было бы слишком сложно пробраться наверх, чтобы увидеть замок Гроуверг.
Морган пошел направо наугад. Лишь шорохи ветра в ветках и хруст веток под ногами сопровождал его в чаще. Вампир замер. Холодок пробрался под кожу, но совсем не из-за температуры в лесу. Почему вдруг в лесу затихли ночные твари? Меньше четверти тени назад, он со всех сторон улавливал всевозможные звуки ночной жизни, которые создавали жители Черного леса. Внутри росла неясная тревога. Складывалось впечатление, что кто-то следит за каждым его шагом. Вампир аккуратно выпустил тонкие нити тумана, застилая им землю вокруг.
Внезапно из-за деревьев раздался свист стрелы, пронзившей воздух рядом с плечом Моргана. Он резко отпрыгнул в сторону, напряженно вглядываясь в гущу кустарников сумеречника. Очень напрягало то, что даже со своим зрением, вампир по прежнему не видел никого.
Он скосил глаза на стрелу, торчавшую в коре дерева. Сердце учащённо забилось. Морган точно помнил, кто в мире вечной ночи пользовался стрелами с красным оперением – охотники на вампиров. Отдельная каста людей, живущих в этом мире: они охотились на тех бессмертных, кто выходил из ума от жажды – на низших и гулей. У таких людей было официальная Печать дозволения от совета Кланов Крови, и даже Акт благословения от Саббато на отлов и ликвидацию существа. Но текущая проблема заключалась в том, что Морган – Высший вампир, убийство которого, не вампиром, карается советом. А значит эти охотники – отщепенцы, которые промышляют продажей органов всех живущих.
Пытаясь скрыться от охотников, Морган уже намеренно забредал все глубже в чащу, надеясь оторваться от преследователей. И все же вампир попался в ловушку: стоя в окружении целой группы вооружённых людей, от которых за весту несло страхом и ненавистью, Морган копил силы. Его навыка управления туманом, что он недавно тренировал, было уже достаточно, чтобы удавить охотников сразу одним мощным клубком тумана, и перекрыть людям доступ к кислороду. Но вампир должен был оставить их в живых, ведь иначе он никак не узнает, с чего вдруг отщепенцы решили не только охотиться на его землях, вблизи от родового гнезда. Да еще и охотились явно на самого Моргана. Ему нужны были ответы. Нити тумана уже плотно зацепились за каждого человека. Вампир был готов к атаке, выявляя самого сильного и самого слабого из отщепенцев.
Вдруг из тени за спинами охотников появился высокий стройный силуэт. То был вампир, Высший – Морган чувствовал прекрасно родича из чужого клана. Что он забыл на землях Гроувергов?
Кожа Высшего была также бледна, как и у самого Блэквуда, зато глаза светились красным. Эмпат. Только у этих Высших были глаза ярко-рубинового цвета. Морган не понимал, что ему делать: с одной стороны на его земле без предупреждения находился еще один вампир, причем непонятно, на чьей стороне. С другой же: даже на своей территории он не мог без причины напасть на другого Высшего – таковы были законы мира вечной ночи. Сомнения Моргана рассеял сам незнакомец.
Одним движением головы он заставил отщепенцев замереть на месте. Стрелы попадали на землю, а тела охотников были словно парализованы невидимой силой. Он еще и гипнозом владеет… Просто потрясающе. Блэквуд понимал, что пришлый вроде бы и помог ему, но все же… Чужой, эмпат, да еще и сильный гипнотизер, который за раз мог контролировать группу охотников – это не могло не вызвать у Моргана одновременно чувства страха и восхищения.
Отщепенцы, словно отключившись, упали вслед к своим стрелам в высокую траву.