скачать книгу бесплатно
Такер поджал губы.
– Еще как есть. И именно это он и делает.
Истон сжал тетрадь.
– Заткнись, Такер! Ты вообще еще писаешь в постель.
Такер побледнел.
– Я болел! – Он бросил на меня серьезный взгляд. – Я не писаю в постель.
Я подняла руки. Универсальный знак капитуляции. Оказаться между Такером и Истоном во время очередной ссоры небезопасно.
– Мама! – завопил Истон.
Но Такер уже, перегнувшись через стол, вырвал тетрадь у Истона.
– Глаза из огня и слова, как ножи, – прочитал Такер, подчеркивая каждый слог. Истон вскочил, его стул с грохотом упал назад. Он подпрыгивал, пытаясь отобрать у брата свою тетрадь.
– Такер, прекрати! – закричал Истон, цепляясь за руки Такера.
– Цветы, словно чувства, разнятся оттенком, – продолжил Такер, пятясь к стене, пока Истон не упал на пол. Я видела, что он вышел из себя. В его глазах блестели злые слезы, готовые вот-вот покатиться по щекам.
– Такер! – позвала я.
В столовую вошла Сэндри, и в этот момент Истон сжал кулак и ударил Такера прямо в живот.
– Истон! – закричала Сэндри, когда Такер упал,
Истон вырвал из рук брата тетрадь и захлопнул ее.
– Проклятье! – продолжила миссис Олбри, наклоняясь к Такеру. – И какого черта ты это сделал?
– Он прочитал мои стихи, – ответил Истон, едва сдерживая свою ярость.
Его стихи. Я не знала, почему это так важно, но поняла, что его мать знает, потому что с ее лица исчез гнев.
– Это не дает тебе права бить других, – вздохнула Сэндри, переводя взгляд с Такера на нас. – Ступайте отсюда. Идите в другую комнату и ждите там, когда я за вами приду.
Через час ни у кого не останется и следа от гнева, но пока он еще ярко горел, Такер держался за живот и стонал.
Дятел.
– Почему именно я должен уходить? – возмутился Истон.
– Потому что Такер лежит на полу. Уйди, пока я не уложила тебя рядом с ним.
На кухне Диксон выливал темное тесто в смазанную маслом форму.
– Если из-за вашей ссоры у меня не получатся брауни…
Истон поднял палец и провел им по поверхности теста. Диксон замер от шока. Тесто выглядело аппетитно, и я, улыбнувшись, сделала то же самое, а потом сунула палец в рот.
По лицу Диксона было отчетливо видно, что он считает нас предателями.
– Вы заразитесь сальмонеллой и умрете, а я прочитаю на ваших похоронах все эти стихи! – Он застонал, пытаясь пригладить следы, оставленные в его творении нашими пальцами. – Просто уйдите домой к Элвис.
– К Эллис, – поправила я, – больше по привычке.
– Эллис не нравится, когда к ней кто-то приходит, – сказал Истон, глядя на злополучную тетрадь. – Пойдем ко мне в комнату! – Пока мы поднимались по лестнице, он громко топал от досады.
Я тем временем прокручивала в голове слова Истона. Оказавшись в тишине его комнаты, я спросила:
– С чего ты это взял?
– Что взял? – переспросил Истон, слушая меня вполуха. Он сунул тетрадь в шкаф.
– Обо мне.
– Что – о тебе?
– О моем доме. Почему ты так сказал Диксону?
Истон, кажется, понял: что-то не так. Он смущенно прикусил губу.
– Что случилось?
– Почему ты сказал, что мне не нравится, когда ко мне домой кто-то приходит?
Он посмотрел на дверной проем, вероятно, ожидая помощи от матери, а потом повернулся ко мне:
– Потому что тебе не нравится. – Его тон подразумевал, что это очевидно. Точно так же люди говорили с моей матерью, когда она вела себя неразумно и невежливо.
Я стиснула зубы.
– Я никогда такого не говорила.
– Ну а еще ты никогда не приглашала меня к себе, – ответил Истон, подстраиваясь под мой сердитый тон, но затем сразу же расслабился. – Это нормально, если ты не хочешь, чтобы к тебе кто-то приходил.
Но это было не так. Он ошибался.
Сжав руки в кулаки, я пошла вниз по лестнице. Истон последовал за мной. Теперь пришел мой черед сердито топать. В столовой я затолкала учебники в сумку.
– Эл, не уходи. Я не… – начал Истон.
Но я не дала ему договорить.
– Пошли! – я протянула ему руку.
– Куда?
– Ко мне домой.
Истон уставился на меня. Заметно было, что в нем борются смущение и любопытство. Я спрашивала себя, разрешит ли ему Сэндри и что скажет моя мать, увидев Истона. Мама научилась принимать нашу дружбу, но это не значило, что она готова принимать его у себя дома.
Истон пожевал губу, а потом вздохнул.
– Ладно.
Облегчение от того, что я добилась своего, тут же сменилось тяжелым предчувствием того, что может случиться.
Истон собирался ко мне в гости.
Он собрал учебники и махнул, чтобы я выходила. Мы шли молча, без привычных разговоров о школе и друзьях. Лишь слышались звуки шарканья нашей обуви. Когда показался мой дом, я увидела, что гараж закрыт и маминой машины нет. Неясно, как скоро мама вернется. Она уехала еще вчера, и время ее возвращения непредсказуемо.
На крыльце лежала груда шлакоблоков, местами покрытых черной сажей, – о них тушили сигареты. Я открыла дверь, и в нос мне ударил затхлый воздух и застоявшиийся запах «Мальборо Редс». Я спрашивала себя, почувствовал ли это и Истон. Оранжевый диван истерся до грязно-коричневого в том месте, где обычно сидела и курила мать. На приставных столиках стояли пивные бутылки, а на плите – бумажная форма с едой для разогрева в микроволновке, которой мы вчера ужинали.
Я взглянула на Истона, осматривавшего комнату.
– Хочешь воды? – Больше мне нечего предложить.
– Нет, спасибо! – Он держал руки в карманах, словно боялся к чему-нибудь прикоснуться, окидывая взглядом мой дом.
Мы были не просто бедными, но еще и нечистоплотными.
– А где твоя мама? – спросил он.
– Уехала.
– А когда вернется?
Я не ответила.
– Кажется, она уехала очень давно, – добавил он.
Я пожала плечами, и мы пошли в мою комнату. Выцветшая желтая мебель и незаправленная постель теперь казались мне какими-то другими, но взгляд Истон даже не остановился на них – он рассматривал стены.
Они были плотно заклеены фотографиями разных мест со всего мира. Я вырезала их из путеводителей. Фото висели на прозрачных гвоздиках из долларового магазина, делая стены почти текстурированными. Рядом с каждым снимком я написала по два слова на языках, соответствующих местности на фотографи.
– «Ола. Грасиас», – Истон провел пальцем по краю бумаги, вслух читая слова.
– «Привет и спасибо», – перевела я, нервно переступая по ковру.
Истон стоял посреди комнаты и переводил взгляд с одной фотографии на другую.
Я ногой запихнула под кровать кучку одежды в надежде, что Итон не увидит лежавшее сверху нижнее белье. По-прежнему держа руки в карманах, он наклонился к вырезке с подчеркнутыми словами.
– Пляжи Таиланда, – громко произнес он. – Саваддии ка.
– Ты бы сказал «саваддии кхрап», потому что ты мальчик. – Я пыталась не ежиться от неловкости, пока он рассматривал стены. – О чем ты думаешь? – спросила я.
– «Гутен таг», – прочитал он, а потом тихо рассмеялся и наклонился к книгам, сложенным у стены. – Что это?
– Мне нравятся путеводители, – ответила я, теребя вылезшую из блузки нитку.
– Это заметно! – Итон глубоко вздохнул и поискал глазами место, куда можно присесть. – А почему?
– Мне нравится думать, что есть места, где все не так, как здесь. – Я опустилась на пол и открыла учебник. Истон сделал то же и наконец посмотрел на меня. Я достала тетради. – Мне нравится представлять людей, которые живут в этих местах, как они говорят.
– Например, «здравствуйте» и «спасибо»?
– Мне нравятся слова. – Я поскребла по обложке тетради, прежде чем добавить: – Если не считать Тэнни, ты первый человек, кому я это показала.
– А почему здесь больше никого не было? – спросил он.
– Наверное, потому же, почему не было тебя. – Я смотрела на свое домашнее задание, пытаясь сосредоточиться на математике, а не Истоне Олбри. Я не хотела быть честной. Я стеснялась: своего дома, своих родителей, того, кем была я.
Но Итон давил на меня, вытесняя из головы цифры и призывая обратить на него внимание.
– О чем ты думаешь? – снова спросила я.
Он продолжал рассматривать мою комнату.
– Мысли не бесплатны.
– Что? – спросила я.
– Ты не делишься ими просто так с тем, кто ничего не заплатил, – сказал он и прокашлялся. – Думаю, мы с тобой похожи.
– О, – ответила я, как будто поняла, о чем он говорит, хотя это было не так.
– Нам обоим нравятся слова.
Его стихи. Я спросила себя, являлись ли они тем же для него, давали ли слова ему свободу.
– Ты разрешишь мне почитать твои стихи?
– Возможно, когда-нибудь.
Я вжала кончики пальцев в пол, пока они не побелели, чтобы не дать Истону увидеть, как много для меня значило то, что он сказал.
– А ты знал, что в Древнем Китае те, кто хотел получить работу в правительстве, обязаны были сдавать экзамен по поэзии?
– Чтобы получить работу?
Я кивнула и снова посмотрела в тетрадь.
– Поэзия важна.
