В качестве эксперимента

«Держись от этого подальше, чувак, – советует внутренний голос. – Тебе хватило Билли Паркера».

Джаспер цокает языком. Надо же, везёт ему на таких дебилов, как Паркер! Словно судьба раз за разом посылает их, а вместо награды за установленную справедливость, окунает в бочку с дерьмом. И Джаспер уже мог бы привыкнуть и научиться оставаться в стороне… Но он не может.

Только не после истории с Аннабет Уайлдер.

Из мыслей его выдёргивает звук открывающейся двери. Дейзи выходит из магазина, закрывая его на ключ, а потом бросает удивлённый взгляд на Джаспера.

– Ты ещё здесь?

– Я же обещал тебя подвезти, персик, – улыбается он, открывая пассажирскую дверь. – Прошу.

Дейзи осторожно подходит к машине.

– Знаешь, вспоминая твои водительские навыки…

– Я мог бы вспомнить и твои кулинарные, – отвечает Джаспер. – Но персиковый пирог меня не убил, а наоборот, открыл для меня новые гастрономические горизонты. Но как бы я это узнал, если бы не дал ему шанс?

Дейзи ничего не отвечает, но Джаспер замечает, как её круглые щёки заливаются едва заметным румянцем, прежде чем она садится в машину. Он улыбается, захлопывая за ней дверь. Джип слегка дёргается, и Джаспер с сожалением думает о своей феррари. Она бы выглядела гораздо изящнее, чем это угрожающее развалиться на ближайшем повороте ведро на колёсиках. Но что делать?

Он обходит машину, занимая своё место. Дейзи пристёгивает ремень, и Джаспер повторяет её действия. Закончив, она глубоко вздыхает.

– Расслабься, – советует он, заводя автомобиль.

Дейзи облокачивается на спинку сиденья, и Джаспер жмёт педаль. Машина трогается с места.

– Так куда тебя подвезти?

– Прямо два поворота, а потом сверни налево, – отвечает Дейзи. – Здесь недалеко.

Джаспер кивает, прислушиваясь к её инструкциям. Если вдруг Лукас сегодня захочет устроить ему взбучку – плевать. Путь к его прощению лежит через пару лишних часов в амбаре и примирение с гадким Хью.

Постепенно Дейзи расслабляется. Её плечи расправляются, а руки перестают прижиматься к сиденью, словно её к нему привязали. Она достаёт из сумки телефон, и Джаспер краем глаза замечает у неё книгу в обложке нежно-розовых тонов с артом пары, по всей видимости, главных персонажей на обложке. Заметив его взгляд, Дейзи тут же прячет книгу. Джаспер улыбается.

– А я смотрю, ты фанатка ромфанта.

– А должен смотреть за дорогой, – чеканит она, утыкаясь в телефон.

Джаспер поворачивает голову. И очень вовремя: на светофоре в паре метров горит жёлтый свет. Он плавно – насколько это позволяет автомобиль – тормозит, когда загорается красный. Джаспер выжидающе стучит пальцами по рулю, пока перед джипом гуляют пешеходы. Отлично, теперь он потеряет ещё немного времени.

В этот момент слева подъезжает голубой пикап. Боковым зрением Джаспер замечает, как открывается его окно, и как из него показывается знакомая фигура. Дейзи, в это время что-то печатающая в телефоне, поворачивается и в ужасе замирает. Её реакция означает одно: Джасперу лучше не смотреть в ту сторону и как можно скорее нажать на газ. Но красный свет продолжает гореть, а сквозь стекло слышатся какие-то выкрикивания, очевидно, адресованные им.

Дейзи поджимает губы. Джаспер, не выдерживая, открывает окно, сталкиваясь взглядом с довольной физиономией Мэтта.

– Так ты теперь ещё и её личный водитель, – качает головой Уокер. – Далеко забралась, Холл!

Дейзи прижимается к сиденью, избегая взгляда в его сторону.

– Завидуешь? – усмехается Джаспер.

– Было бы чему. Пикап моего приятеля, – он указывает на водителя, – запросто даст фору твоей колымаге!

– Охотно верю. Как и в то, что девчонки на тебя толпами вешаются.

– Понимаю, – произносит Мэтт. – Ты ведь сегодня не на своей навороченной тачке. Так бы и сказал, что не хочешь нажраться пыли с колёс этой детки, – он хлопает машину по блестящему покрытию.

Что-то внутри Джаспера переворачивается. Тело бросает в жар, а сердце начинает биться всё быстрее и быстрее, заглушая своим стуком здравый смысл. Обычно подобные слова приводили его и опромедчивого бедолагу, позволившего себе дерзость усомниться в автомобиле Джаспера, на линию старта, где начиналось одно из великих противостояний, заставляющее кровь бурлить в жилах от поступающего в неё адреналина.

На светофоре загорается жёлтый. Джаспер дёргает ручник вперёд, медленно поворачиваясь к Мэтту.

– Ты сам этого захотел, – с улыбкой произносит он. – Так готовься проиграть.

– Джаспер, что ты… – дрожащим тоном шепчет Дейзи, но не успевает договорить.

Загорается зелёный. Джаспер жмёт педаль газа, и автомобиль с ревущим звуком резко трогается с места, за считанные секунды набирая скорость. Пикап противника всё ещё стоит, когда Джаспер уже пролетает несколько метров. Машина дёргается и отказывается плавно маневрировать, но его это только подстёгивает ехать быстрее.

Впервые за несколько дней Джаспер наконец-то ощущает себя в своей тарелке, когда автомобиль с бешеной скоростью мчится вперёд. Ветер, проникающий в открытое окно, развивает его волосы, делая укладку ещё более хаотичной. Сердце стучит так, как будто Джаспер позволил себе выпить пять энергетиков. К чёрту спокойствие! В этой ударной дозе адреналина тонут все его мысли, и остаётся лишь эйфория.

Полностью отрешённый от реальности, он не сразу слышит тихое бормотание, тонущее в грозном рёве двигателя:

– Останови… Машину… Джаспер, остановись…

Джаспер поворачивает голову и ужасается. Лицо Дейзи обрело мертвецки бледный цвет, а сама она крепко зажмурилась, вцепившись руками в ремень, словно утопающий в спасательный круг, одними губами без остановки, как мантру, шепча просьбу остановить машину.

Джаспер тут же сворачивает с дороги, тормозя у обочины. Сердце продолжает колотиться, но уже не от подступающего экстаза. Его будто облили ледяной водой. Как только машина полностью останавливается, Дейзи резким движением отстёгивает ремень и, словно пуля, вылетает за дверь. Её взгляд кажется затуманенным, отстранённым, и Джасперу от него становится не по себе.

– Персик, – он медленно выходит из машины, – всё хорошо?

Дейзи молчит, обхватив себя руками. Но когда Джаспер подходит ближе, чтобы коснуться её плеча, грубо толкает его в грудь, выкрикивая:

– Не приближайся ко мне!

Джаспер замирает. Она, смерив его убийственным взглядом, разворачивается, взмахнув светлым хвостом, и молча уходит по тротуару, оставляя его в полном недоумении. Что произошло? Что он сделал не так? Почему она снова из невинного ангелочка превратилась в дикого зверька, который так и пытается вырваться ото всех, кто хочет его погладить?

Размышления прерывает звук автомобильного двигателя и сиплый голос Мэтта:

– Бедная, бедная Дейзи! – причитает он, выглядывая из окна пикапа. – Всё парни её обижают, а последний вообще сыграл на главной травме!

– Что ты несёшь, кусок дерьма? – шипит Джаспер, подходя к автомобилю.

– Знаешь, какой завтра день? – издевательски интересуется Мэтт.

– Всемирный день кретинизма? – Джаспер вскидывает брови. – Ты поэтому празднуешь его уже сегодня?

– Завтра наступит десять лет со дня, когда погибли родители Дейзи, – ровным тоном, будто смакуя, отвечает Мэтт. – А знаешь, как это случилось? В их машину врезался какой-то лихач, когда они вместе с маленькой Дейзи возвращались домой с ужина у друзей.

Эта информация тяжёлым грузом сваливается на Джаспера, едва не лишая способности стоять на ногах. Сердце больно сжимается, в ушах звенит, как после взрыва гранаты. Довольное лицо Мэтта плывёт перед глазами. Джаспер чувствует смертельную слабость. А ещё дикое желание приложить его к капоту и бить до тех пор, пока с пухлых губ не сотрётся эта мерзкая улыбка.

– Ты – просто чудовище! – восклицает он, решительным шагом направляясь к Мэтту.

– Стоп-стоп-топ, – Уокер выставляет руки вперёд, засовывая голову обратно в машину. – К чему эти разборки? Я всего лишь уровнял наши шансы: теперь мисс «Отвалите от меня!» и близко тебя к себе не пропустит. Так что счастливо оставаться!

Водитель пикапа давит на газ, и они с Мэттом скрываются за ближайшим поворотом. Джаспер провожает их тяжёлым взглядом. Внутри всё кипит, будто в его тело поместили котёл с жижей прямиком из самого ада, и она медленно растекается по венам, сжигая его изнутри. Если бы это действительно было так, вряд ли он был бы против.

Телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении от Лукаса. Но Джаспер лишь выключает звук. На душе сейчас так паршиво, что нет сил оправдываться за своё опоздание. Он глубоко вздыхает, облокачиваясь на закрытую дверь автомобиля, и устремляет взгляд в покрытое густыми облаками небо.

«Идиот, – шепчет Джаспер, закрывая лицо руками. – Какой же ты всё-таки идиот…».

Глава 5. Под уличным фонарём

Кладбища придумали для мёртвых.

С этим согласится, пожалуй, каждый, кто приходит проведать могилы близких. Тишина здесь похожа на густой и тяжёлый туман. Кажется, нарушишь её, и души усопших тут же покарают тебя. Или местные посетители которые в очередной раз вернулись сюда на молчаливую беседу с близкими людьми, по трагичным стечениям обстоятельств некогда покинувшими этот бренный мир.

Эпитафии на каменных надгробиях говорят лучше любых пламенных речей. Всего два слова могут показать, как кому-то был дорог умерший, и насколько большим горем стал его уход. На могилы возлагают цветы, зажигают свечи, приносят мягкие игрушки. Делают всё, чтобы память об ушедшем никогда не угасла.

Но Дейзи твёрдо убеждена: кладбища – не место мёртвых. Они были созданы для живых.

Холл никогда не была верующей. Существование рая и ада для неё казалось просто нелепостью, придуманной особо впечатлительной частью человечества, чтобы обрести иллюзию успокоения. Жизнь бывает нелегка, страшна и совершенно непредсказуема. Но она становится гораздо проще, если верить, что после её окончания твоя душа отправится в место, где больше не будет ни страха, ни боли. Лишь вечный покой и безмятежность.

Главное – не запятнать свою душу неисправимым, и Всевышний непременно тебя вознаградит.

Смотреть на каменные надгробия не так больно, когда точно знаешь: твои близкие попали в лучший мир. А значит, ваша разлука не вечна. И если твоё сердце наполнено добротой и умеет прощать, ваши души когда-нибудь вновь воссоединятся. По крайней мере, если верить местным священникам: по их словам все усопшие, похороненные на саннивудском кладбище, непременно попали в рай.

Жизнь не стоит того, чтобы проводить её в скорби, рвущей душу на лоскутки, словно шёлковое полотно. Она слишком коротка. И оглянуться не успеешь, как тебя поглотит тьма. Но есть ли после неё свет?..

Дейзи сжимает в руках два перевязанных плотной лентой букета, читая надписи на стоящих рядом надгробиях:

Говард Холл

1980-2014

Он видел красоту даже в самых обычных вещах

Лисе Холл

1982-2014

Без неё мир лишился самой яркой звезды

Холл вздыхает. Её родители точно попали бы в рай, если бы он действительно существовал. Вот только от этого не легче.

Дейзи поджимает губы. Прохожие, которые пришли сюда проведать близких и провести время в замогильной тишине, нарушаемой только шелестом листьев растущих здесь деревьев и стуком каблуков по каменным дорожкам, изредка бросают на неё сочувственные взгляды. Их можно понять. Лишиться обоих родителей за одну ночь, когда тебе едва исполнилось девять, – участь, которую не пожелаешь никому. Такие потери разбивают сердце, крадя один из его кусочков. Со временем раны зарастают. Но место недостающего осколка уже не заполнит ничего.

– Я договорилась по поводу могилы дедушки: она совсем заросла травой, и мистер Фитц принёс извинения. Сказал, что к нашему следующему визиту всё будет исправлено, – сообщает тихо подошедшая Розали. – Мы можем идти?

Дейзи стоит, не шевелясь, словно её превратили в статую, и не отводит взгляда от надгробий.

– Дай мне пять минут, – просит она. – Я не была здесь очень давно.

– Конечно, – соглашается бабушка. – Я подожду тебя у входа.

Она оставляет Дейзи одну, цокая невысоким каблуком по выложенной камнем дорожке. Холл вздыхает, делая маленький шаг вперёд, и прикрывает глаза, чтобы собраться с мыслями. В голове вертится один вопрос: что она вообще здесь делает, если слова про загробную жизнь в её понимании – детские сказки?

Разговор с усопшими – далеко не звонок на другой континент. В нём тебе никогда никто не ответит. Но разве это важно?

– Привет, мам, пап, – начинает Дейзи. – Кажется, мы не виделись очень давно… Но сегодня особый день, так что…

От словосочетания: «особенный день» в горле образовывается ком. Но Дейзи быстро прочищает его, чтобы продолжить:

– Из последних новостей: у нас появилась прекрасная кошка! Я бы завесила всю стену её фотографиями, если бы у меня не кончились поллароидные картриджи. Ты бы меня понял, пап, – Дейзи улыбается. – Наш магазин снова пользуется популярностью, а ещё… Меня не приняли в колледж, – она горько усмехается. – Думаю, вы были бы в бешенстве. Но не потому что разочарованы. Мона называет это частью родительской прошивки. Вы так волнуйтесь за наше будущее, что задача: «Отправить ребёнка в колледж» для вас обязательный пунктик.

«И то, чего бы ты сама хотела, мам».

Розали рассказывала, как после замужества Лисе пересмотрела свои взгляды на образование. Рисование всё ещё оставалось главным делом всей её жизни, но, как оказалось, вдохновению трудно приходить в маленькую квартиру, оккупированную тараканами. Говард работал, как проклятый, чтобы это исправить. А Лисе была твёрдо настроена помочь ему. В конце концов, они недавно стали полноценной семьёй, одним целым, а значит, должны справляться общими усилиями.

Однако Лисе не повезло. Успеваемость в школе у неё оставляла желать лучшего, внеклассным занятиям она предпочитала живопись, а волонтёрской деятельности было недостаточно, чтобы стать желанной студенткой одного из ближайших колледжей. Письма с отказами выбили Лисе из колеи. Но ненадолго. Ведь именно в этот момент она узнала, что вскоре они с Говардом станут родителями, а значит, судьба просто избавила её от лишних трудностей.

Да и зачем торопиться? Впереди ещё целая жизнь…

– Я не знаю, как это описать, – продолжает Дейзи, – но иногда мне кажется, что нормальный порядок вещей не для меня. Вдруг мне отказали не просто так?

Она делает паузу, чувствуя, как глаза начинает щипать, а воздуха в груди становится слишком мало.

– Ещё я чувствую, что мы с Моной отдаляемся. И я знаю, что не должна об этом переживать, это же нормально, но… Она и бабушка – единственные, кто у меня есть.

Дейзи вздыхает, опускаясь на корточки, и кладёт цветы напротив могил: букет розовых гвоздик для Лисе и жёлтые одуванчики для Говарда. Когда Дейзи была маленькой, они с матерью любили плести венки, а отец фотографировал их на плёнку. Он называл одуванчики вестниками солнца, и Дейзи верила: чем больше их вырастает на саннивудском поле, тем дольше будет длиться лето в этом году.

Это единственная причина, по которой Дейзи не возненавидела это время года. Поначалу оно навевало лишь воспоминания о той ночи. Скрипучий рёв двигателя, истошный крик матери, резкий удар и звук битого стекла – всё это раз за разом проносилось перед глазами Дейзи с наступлением лета и приближением первого июля. Но потом подробности о дне аварии становились всё более расплывчатыми. Воспоминания о них вытеснили другие, те, в которых Дейзи и её родители путешествовали по стране или смотрели фейерверк на День Независимости.

Те, в которых они были счастливы.

– Интересно, что бы сказала, если бы мы и правда сейчас разговаривали? Мне очень этого не хватает, – она переводит взгляд левее. – И тебя, пап.

Она медленно поднимается с места. Нет сил оставаться здесь надолго. В последний раз смотрит на надгробия.

– Что ж, была рада повидаться. Надеюсь, у вас всё хорошо… Где бы вы не были.

Дейзи разворачивается и быстрой походкой покидает кладбище. По телу бежит дрожь, заставляя её обхватить себя руками. Наверное, это побочный эффект нахождения в месте, именуемом царством мёртвых. И ни яркая зелень листьев рассаженных деревьев, ни тёплые лучи солнца не могут развеять это странное ощущение пронзающего тело холода.

Дейзи бросает взгляд на клён, растущий недалеко от входа на кладбище. Когда она оказалась здесь впервые, его ветки едва доставали до верхушки железного забора, а сейчас под тенью его пышной листвы можно развалиться на зелёном газоне, спрятавшись от яркого солнца. Как сильно он изменился за десять лет. И, боже, как же быстро они пролетели.

Увидев, что бабушка разговаривает с кем-то из местных посетителей, Дейзи останавливается у дерева, чтобы перевести дух. И пускай сегодня Саннивуд покинула аномальная жара, в его тени становится гораздо комфортнее. Дейзи рассматривает крупные листья, облокотившись на древесный ствол, и от их тихого шевеления в душе наступает спокойствие.

В последнее время это чувство посещает Дейзи нечасто. Начало лета вместе с ярким солнцем и наплывом клиентов в магазине принесло с собой столько разных потрясений, что они каждый раз высасывают из неё все соки, оставляя только желание лежать на кровати и разглядывать потолок.

Наверное, это странно, ощутить умиротворение на кладбище, утонув в звуке тихого шелеста листьев растущего здесь клёна. Но Дейзи списывает это на встречу с родителями. Ей это было необходимо. Пускай она всё ещё не верит в загробную жизнь, в этом месте она будто чувствует присутствие Говарда и Лисе. И какая-то часть Дейзи, ещё не заражённая непробиваемым скептицизмом, хочет надеяться, что родители её услышали.

В конце концов, вера так и работает. Ей не нужны доказательства. Достаточно открыть для неё своё сердце.

***

– …она показывает картину, а там…

– Моя бабочка!

Дейзи откидывается на спинку дивана под звонкий хохот бабушки. Пройдёт ещё много лет, прежде чем история о том, как она в пять лет испортила картину матери перестанет вызывать такую бурную реакцию.

– Она так расстроилась, – с грустью подмечает Дейзи. – Это была её первая картина за много месяцев, а я просто…

– Неправда, – Розали аккуратно кладёт руку ей на плечо. – Твоя мама всегда была чересчур эмоциональной в моменте, вот и тогда немного перенервничала. Но потом, ты же помнишь?

– Она повесила картину в кабинете, – улыбается Дейзи. – Сказала, что это её первый коллаб, и она будет им гордиться.

– Вот видишь, ты была маленьким гением!

– Да-а-а, нарисовать розовую бабочку на чёрно-синей абстракции – это действительно что-то гениальное!

Розали согласно кивает, всё ещё не в силах сдержать смех. Дейзи улыбается, а потом, пододвинувшись ближе, кладёт голову ей на плечо. Розали тут же заключает внучку в объятия, и они сидят молча под звуки тихо работающего телевизора. Дейзи чувствует, как её тело обволакивает тепло, смешанное с приятной грустью. Так происходит каждый раз, когда она вспоминает родителей.

Дейзи любит вечера, когда они с бабушкой сидят в их маленькой гостиной и разговаривают обо всём на свете, поедая один из её фирменных пирогов. По телевизору в это время идёт один из любимых сериалов Розали, рядом на старом диване бежевого цвета, свернувшись клубочком, спит Джерри, а комнату заливает желтоватый свет свисающей с потолка люстры, по форме напоминающей бутоны колокольчиков.

Если бы у Дейзи была возможность остановить время, она бы выбрала один из таких моментов и осталась в нём навсегда. Никакой тревоги, страхов и проблем реального мира, затаившихся за скрытым занавесками в пол окнами. Но всему хорошему рано или поздно приходится заканчиваться.

К счастью, сегодня Дейзи может позволить себе не думать об этом до конца вечера.

– Пойду принесу нам ещё чай, – говорит Розали, целуя Дейзи в макушку, а потом поднимается с места и забирает поднос с расписанного цветочным орнаментом кофейного столика на кухню.

Оставшись одна, Дейзи проводит взглядом по завешанными картинами и фотографиями в рамках стенам, потом останавливается на экране, где идёт сериал «Однажды в сказке», и нащупывает рукой лежащий рядом телефон. Она случайно задевает развалившуюся на пол дивана Джерри, которая тут же вцепляется в неё когтями.

– Нельзя, Джерри, – шипит Дейзи, тут же извиняясь, и гладит её по голове.

Когда кошка успокаивается, она проводит по экрану телефона, снимая блокировку, чтобы проверить сообщения. На нём отображается пару уведомлений, какая-то рассылка из соцсетей и… Больше нечего. Дейзи грустно вздыхает.

Пальцы открывают значок мессенджера. Сообщение: «Хэй, тынезанята?» так и не отмечено прочитанным, хотя Дейзи отправила его ещё после обеда, как только они с бабушкой вернулись с кладбища. Она выключает телефон, кладя его на живот, и откидывается назад. Мона ничего не говорила о своих планах на сегодня. Быть может, ей назначили дополнительную репетицию? Или завалили домашкой? Должна быть причина, по которой она игнорирует Дейзи в такой день.

Холл вдруг понимает: это первая годовщина смерти родителей, которую она проводит лишь вдвоём с бабушкой. Первые несколько лет с ними неизменно был дедушка, потом Дейзи стала приглашать Мону, а как только они начали встречаться с Мэттом, он тоже приходил, чтобы поддержать её и послушать о лучших деньках, проведённых с родителями. Это было правило Дейзи: никакой скорби, лишь самые счастливые воспоминания.

А теперь она, кажется, осталась одна…

С кухни раздаётся звон фарфора. Нет, Дейзи счастлива, что у неё есть бабушка. Розали в какой-то степени заменила ей мать. Но в сердце будто образовалась пустота, которую раньше заполняли крепкие объятия Моны и сочувственный взгляд Мэтта. А теперь их больше нет, и пустота растёт.

Дейзи тянется к спящей Джерри и перекладывает её себе на колени, запуская руки в мягкую пушистую шерсть. Кошка переворачивается на спину и смотрит на Дейзи сонными приоткрытыми глазами. Она усмехается. Кажется, в популярной шутке про одиноких девушек с котами всё же есть смысл: рядом с ними это страшное ощущение проходит, словно утопая в безмятежных звуках мурчания.

Джерри живёт у них чуть меньше года: Дейзи нашла её прошлой осенью, возвращаясь домой после смены в магазине. Тогда она была совсем крошечной, и Дейзи довезла её в корзине, закреплённой на старом велосипеде. Джерри пару раз пыталась сбежать, но как только её выпустили дома, мигом понеслась переворачивать его вверх дном, будто это был её давний план. Дейзи назвала её в честь герани, цветка, обозначающего веселье и беззаботность, сократив «Джеррениум» до краткого «Джерри».

Воспоминания о первой встрече с Джерри тут же вызывают ассоциации со сломанным велосипедом. А они в свою очередь напоминают Дейзи о том, о чём она так старательно избегала думать весь день. Потому что при одной только мысли о Джаспере по её телу пробегает дрожь, сердцебиение учащается, а руки крепко сжимаются в кулаки, как будто она вновь вцепляется ими в ремень безопасности, пока Джаспер разгоняется до бешеной скорости, угрожая потерять управление и приблизить встречу Дейзи с родителями…

Джерри, уловив настроение хозяйки, резко спрыгивает с ног, задними лапами оставляя на них белые полосы. Дейзи шипит, потирая повреждённую кожу. Ну вот, только подумай об этом засранце, и тут же что-нибудь случится! Мона была права: Джаспер Уайлдер не сулит ничего хорошего, и надеяться на это было так же глупо, как ожидать, что разрушительный торнадо, надвигающееся на город, не превратит твой уютный домик в кучу щепок.

Сердце больно сжимается: то ли от обиды на Джаспера, то ли от злости на себя, за то, что на миллисекунду поверила в невозможное. В то, что в тёмно-голубых глазах, помимо танцующих чертят и дьявольских огоньков, промелькнула искренность, когда Джаспер извинился за сломанный велосипед. В то, что он действительно – какой бред! – по какой-то причине в ней заинтересован, а не просто ошивается рядом, страдая от безделья. И в то, что с Мэттом…

«За меня ещё никто перед ним не заступался» – с грустью подмечает Дейзи.

«Было бы странно, если бы он просто пялился на такое!» – возражает разум.

«Но остальные так и делали!» – настаивает внутренний голос, который Дейзи зареклась слушать.

«Один хороший поступок не делает его особенным: ему точно так же плевать, если это не задевает его эго» – заключает здравый смысл.

Дейзи громко вздыхает, облокачиваясь на спинку, чтобы утонуть в мягкости дивана, и устремляет взгляд в потолок. Ах, если бы всё было так просто! Если бы у неё была возможность объяснить поступки Джаспера, не погружаясь в пучину собственных сомнений и иллюзий вперемешку с отрицанием. Но поздно об этом думать. И последняя поездка, превратившаяся в глупую гонку с Мэттом, словно они – два надутых павлина, решившие проверить, у кого хвост выглядит лучше, должна была поставить крест на любых мыслях о Джаспере. Он просто случился, но уже остался в прошлом.