Африканский самурай

Отец Валиньяно спокойно разглядывал карту, никак не реагируя на рассказ, но я видел, что он внимательно слушает, оценивает ландшафт и просчитывает возможности для церкви.

– Каково его отношение к нашей миссии?

Священник покосился на меня, словно надеясь, что меня отошлют.

– Мне кажется, дела церковные следует обсуждать…

– Дела церковные мы будем обсуждать там и тогда, когда у меня возникнут вопросы, касающиеся их, – спокойно произнес Валиньяно, даже не подняв головы, чтобы посмотреть на Амброзиу.

Я еле сдерживал улыбку. Священник стал еще осторожнее.

– Я бы сказал, что он… относится терпимо. Он отказался принять христианство или креститься. Но… Мы ведь писали вам о том синтоистском священнике, Нитидзё?

– Да. Он продолжает досаждать?

– Больше нет. Он убедил императора запретить христианство, но вмешался Нобунага. Он распорядился, чтобы Нитидзё вступил в диспут с нашим отцом Фроишем по богословским вопросам. Увы, я не смог присутствовать, но, говорят, отец Фроиш проявил себя великолепно. Нобунага оспорил указ императора, а Нитидзё… покарали. Также следует отметить, что Нобунага был особенно суров с буддистскими монахами, которые оказывают ему сопротивление. Он сжег их храм на горе Хиэй и перебил всех до единого.

– Я не стану проливать слезы из-за гибели неверных.

Священник откашлялся.

– Разумеется, ваше преподобие. Я не знаю отношения Нобунаги к церкви, но он очень высоко ценит иноземные яства и украшения, а также и другие наши подношения.

На этот раз священник не покосился в мою сторону, да в этом и не было нужды. Я подумал о ящиках с ружьями и пушках у нас под ногами. Вполне достаточно, чтобы убедить воителя принять какую угодно религию.

Священник снова склонился над картой. Корабль слегка покачивался, и он стоял на ногах не очень твердо. Лицо слегка побледнело, и он слишком крепко вцепился в края стола.

– С вами все хорошо, брат Амброзиу? – осведомился я.

Увидев его гневный взгляд, я еле сдержал ухмылку. Валиньяно склонил голову набок, давая мне понять: «Это я еще позволю, но не более». Я отступил на шаг назад, чтобы показать Валиньяно, что понял его, и он продолжил расспросы.

– Значит, император больше не против нас?

– Официально – нет. Император предпочитает старые обычаи…

– Такое, несомненно, часто случается со слабыми владыками.

Перебитый Амброзиу замолчал. Я понятия не имел, как долго священник прожил в Японии, но ничуть не сомневался, что он привык, чтобы об императоре говорили с осторожным почтением. Этим простым замечанием Валиньяно дал понять, что не уступит никому, и я был уверен, что именно ради этого и прозвучали его слова.

Амброзиу взял себя в руки и сбивчиво продолжил доклад:

– Император по-прежнему поддерживает синтоистов и буддистов, но если Нобунага примет нас, император подчинится его желаниям.

– И его армии. Какие связи у нас есть с этим Нобунагой?

– Отец Фроиш встречался с ним несколько раз, а брат Органтино пользуется его расположением. Церковь в Киото регулярно обращается к нему. Сейчас Нобунага в столице. Скоро он будет в храме Хонно-дзи на самой окраине Киото. Он организовал праздник в честь императора, чтобы выразить благодарность за помощь императора в решении проблемы икко-икки.

– Так называемых воинствующих монахов? – насмешливо спросил Валиньяно. – Значит, они больше не будут мешать Нобунаге?

– Наверняка этого сказать нельзя. Но все идет к тому, что императорский двор посоветует икко-икки сложить оружие и что они подчинятся. На самом деле у императора нет выбора, и визит Нобунаги в столицу почти гарантирует, что император вынесет решение в его пользу. После этого Нобунага, скорее всего, вернется в свой новый замок Адзути, чтобы спланировать весеннюю кампанию.

– Значит, Господь по обыкновению благословил мое прибытие сюда. Как далеко отсюда до Киото?

Амброзиу потер шрам на подбородке и посмотрел на карту.

– Зависит от того, насколько вы готовы рисковать. Если путешествие пройдет спокойно, быстрее всего будет переправиться через Внутреннее море, а оттуда по суше доехать до Киото. Это займет около двух недель, если выехать из Кутиноцу. Но спокойно проехать будет сложно. В тамошних водах правят пираты. Даже наши корабли до сих пор не решались там проходить.

Валиньяно свернул карту, не слишком тонко намекая, что разговор окончен. Он улыбнулся – это случалось настолько редко, что обычно скорее вселяло страх, чем успокаивало.

– Я сообщу капитану о новой цели путешествия. Завтра мы пристанем в Кутиноцу, а когда закончим свои дела там, я отправлюсь в Киото. Ничто не должно стоять на пути нашей миссии. Мы донесем слово Христа до каждого уголка. И пираты меня не остановят. К тому же у меня есть защита.

Он похлопал меня по плечу и, повернувшись к выходу, бросил через плечо:

– И у меня есть Бог.

Глава 3

Моряки и впрямь не обрадовались новому пункту назначения, и в первую очередь капитан. Он знал карты района вокруг Нагасаки, но новый порт был ему незнаком. В гавань Кутиноцу мы входили с минимумом парусов, и матросы на носу постоянно бросали лот, громко выкрикивая глубины. Когда капитан решил, что мы продвинулись к берегу настолько близко, насколько могли без опасения сесть на мель, он приказал бросить якорь и спустить паруса. Огромный корабль чернел в водах залива, и суматоха, которую он вызвал на берегу, была заметна издалека.

На пристани уже собралась небольшая толпа, а люди все стекались в порт, пробираясь по узким неровным улицам и проталкиваясь мимо торговцев со всяческими товарами. Торговые корабли, о которых говорил священник в Нагасаки, наверняка заходили и в эту бухту, но, наверное, не так часто, и уж точно эти корабли были поменьше. Пожалуй, европейцы здесь все еще в диковинку. А людей вроде меня местные жители и вовсе никогда не видели.

В воду сбросили первую шлюпку. Я спустился в нее по качающейся веревочной лестнице, за мной – отец Валиньяно, отказавшийся от помощи моряков, за ним – брат Амброзиу с небольшой свитой священников рангом пониже. Мы присоединились к полудюжине гребцов, которые спустились в шлюпку раньше и теперь сидели по трое у каждого борта. Потом должна была начаться разгрузка, а моряки сойдут на берег в последнюю очередь. Скорее всего, не раньше вечера, а то и следующего утра.

Священники, несмотря на жару, были в длинных черных одеяниях. На шеях у них висели четки и распятия. Отец Валиньяно занял свое место, встав на носу, и гребцы взялись за работу. Я стоял чуть позади. Свободные шаровары шелестели на ветру, рукава рубашки не скрывали моих мускулов, а белый тюрбан прибавлял мне еще больше роста. На поясе у меня висел длинный черный меч, а в правой руке я держал внушительного вида копье с длинным и чуть изогнутым клинком на конце. Самый верный способ победить в схватке – отбить охоту в нее ввязываться, и, хотя я не ожидал никаких неприятностей на берегу, мне хотелось заставить любого, кто замышляет недоброе, крепко призадуматься. Когда мы подплыли ближе к берегу, монахи ритмично запели гимн на португальском. Каждый из нас старался произвести впечатление по-своему.

На берегу нас ждал молодой правитель земель, окружавших Кутиноцу. Возле причала были разбиты шатры, возле которых в землю были воткнуты флаги с изображением, по-видимому, эмблемы семейства Арима. Арима Харунобу и его свита были одеты в легкие кимоно, у каждого за пояс было заткнуто по два меча в ножнах.

– Им известно, что они не должны иметь оружия при встрече с вами?

Валиньяно отмахнулся от вопроса легким движением руки, даже не потрудившись обернуться ко мне, чтобы ответить.

– Мы должны уважать местные обычаи.

Сам Арима, еще подросток, вошел в воду, чтобы встретить лодку. Это был знак уважения. Отец Валиньяно протянул руку, и Арима послушно поцеловал кольцо на его пальце. Валиньяно начал благословлять всех собравшихся на берегу, пока остальные священники стояли позади, с торжественным видом склонив головы. Тишину нарушали лишь глухие шепотки торговцев, которые тыкали в мою сторону пальцами и жестами делились друг с другом удивлением по поводу моих размеров. Валиньяно на голову возвышался над любым из людей на берегу. А я был выше еще на полторы головы.

Я оглядывал толпу и, не увидев никаких признаков угрозы, обратил внимание на людей, выстроившихся за спиной Аримы. Мне было известно, что только самураям дозволено носить за поясом два меча – длинную катану и короткий вакидзаси.

Как телохранитель Валиньяно, я уделял особое внимание тому, что рассказывали о самураях – отборных воинах, обученных владеть не только мечом, но также луком, копьем и прочим оружием. Мужчины, а иногда и женщины, принесшие клятву верности и готовые без колебаний умереть ради своих хозяев. При сёгунате они фактически были в Японии правящим классом. Все простолюдины должны были кланяться в их присутствии. Любого, кто не поклонился или как-то иначе выразил неуважение, самурай по закону мог зарубить совершенно безнаказанно.

Самураи, стоявшие позади Аримы, были невысокие и на вид весили не больше пары-тройки пушечных ядер, но даже в простейших движениях была заметна их собранность. Справиться с ними в бою было бы непросто, а я прекрасно понимал, как мало нас пока на берегу.

Пока отец Валиньяно и даймё Арима обменивались любезностями, я разглядывал городишко: всего несколько десятков домиков, крытых тростником, храм – тоже деревянный, но крытый черепицей и украшенный к приезду Валиньяно, грязные немощеные улочки, вьющиеся среди жмущихся друг к другу домов, и горстка уличных торговцев, перегораживавших их своими повозками, хотя большинство торговцев были здесь, на причале.

Нас повели в храм для официального приема, и вблизи дома оказались еще менее прочными, чем я предполагал. Деревянные стены были такими тонкими, что достаточно сильный человек мог бы пробить их голыми руками, а окна и двери были прикрыты простой бумагой, подвешенной на рамах.

Извилистая дорога из города, поднимавшаяся по склону холма, тоже была грунтовой, потом переходила в щебенку и дальше – в камень. Где-то в конце этой дороги – может, в нескольких часах, а может, и в нескольких днях пути – стоял замок Арима, но я уже понимал, что в здешних местах честолюбию Валиньяно попросту негде было развернуться. Надолго мы здесь не задержимся, и брату Амброзиу придется пожалеть, что он направил нас сюда из Нагасаки. Одного из младших священников оставят здесь исполнять указания Валиньяно, а мы пустимся в дорогу так скоро, как позволит вежливость.

* * *

Дорога к замку даймё Аримы была перехвачена его врагами. Чтобы добраться до порта и встретить Валиньяно, ему со своими людьми пришлось спускаться по склону горы через джунгли по заросшей тропинке, а потом под покровом ночи сплавляться по реке на плотах. У нас не было иного выбора, как проделать тот же путь в обратном направлении. Бо́льшая часть иезуитов отправилась вперед в портовый город в провинции Бунго – выпад, который Арима не мог не заметить, чего, скорее всего, и добивался Валиньяно.

Мы поднимались по реке на плотах почти в полной темноте. Люди Аримы, стоявшие на носу каждого из плотов, осторожно отталкивались шестами, ориентируясь по памяти.

– Путь безопасен? – спросил я одного из них.

– Для небольших групп – да. Это все еще наша земля, и мы знаем ее лучше пришлых. Мы можем доставить в замок или из замка в обход вражеских заслонов несколько человек, но не сколько-нибудь значительные припасы.

Шум окружающих джунглей казался какофонией для наших непривычных ушей, но люди Аримы прислушивались, не покажется ли какой-нибудь звук чужеродным, и всякий раз, когда они реагировали, я старался определить, какой именно звук заставил их это сделать.

Когда выдалась возможность, мы поспали прямо на плотах, но отдых получился коротким и прерывистым, а проснулись мы с мокрыми спинами из-за воды, просачивавшейся сквозь настил плота или перехлестывавшей через его края. Утром жара охватила нас и крепко сжала в своих объятиях. Тяжелые шерстяные одеяния немногочисленных священников, сопровождавших Валиньяно, липли к телу, а стоило кому-нибудь из них подтянуть рукава или подвернуть нижний край рясы, чтобы хоть как-то бороться с духотой, как на него тут же набрасывались насекомые.

Священники молча чесались. Один из них покраснел и упал в обморок, обливаясь потом. Мне, одетому в тонкую рубаху и шаровары, было не так жарко, но все мы с завистью посматривали на легкие шелковые кимоно японцев и гадали, почему насекомые не атакуют их с тем же пылом.

Всю дорогу Валиньяно сохранял спокойствие, стоически вынося бесконечные извинения Аримы и в то же время отбивая любые попытки начать переговоры о торговле до того, как мы доберемся до места назначения.

– Осада была долгая, – со скорбным видом произнес Арима, когда мы прибыли в замок. – Боюсь, мы мало что можем предложить.

– Мы здесь не ради еды и питья, – заверил его Валиньяно, хотя другие наши спутники могли с ним и не согласиться, судя по их изможденному виду.

Замок Аримы во многом походил на дороги в его землях – если когда-то он и был в хорошем состоянии, то теперь это было не так. Кладка потрескалась, в стенах недоставало огромных кусков камня, и все вокруг густо заросло вьющимися растениями. Внутри бесконечно что-то капало и протекало, и в дождливые дни нам приходилось лежать на татами прямо на мокром полу или кутаться в мокрую одежду, если ветер вдруг холодал. Ели мы умеренно, спали плохо, а враги по ту сторону стен всю ночь били в барабаны, не давая отдыха страже Аримы.

К счастью для всех, кроме самого Аримы, переговоры прошли быстро. Всем было ясно, что ему недолго осталось удерживать эти места без столь нужного португальского оружия, и он сдался сразу.

Его наложницу – на вид еще совсем девочку – увели в слезах. Буддистские и синтоистские святыни обвязали канатами и повалили, а Арима, одетый в белые одежды, нелепо сиявшие среди серости и грязи, которыми была полна его цитадель, принял крещение в небольшом пруду во дворе замка. Мы пустились в путь через несколько дней, но прежде двое воинов Аримы привели потного, еле живого священника, которого они доставили по реке и через джунгли.

Отец Валиньяно принял отдувающегося и едва передвигающего ноги священника у ворот замка.

– Послание, – тяжело выдохнул тот. – От Омуры Сумитады.

Я стоял рядом с Валиньяно, одним глазом присматривая за страдающим священником, а другим оглядывая деревья за его спиной и прислушиваясь, не появятся ли враги Аримы. Я позволил себе лишь короткий взгляд на Валиньяно, ожидая, что он предложит священнику выпить воды и отдохнуть, но не услышал ни того, ни другого.

– Продолжай.

– Господин Сумитада рад известию о вашем прибытии в Японию, – жадно хватая ртом, воздух заговорил священник. – Он очень сожалеет, что не получил возможности поприветствовать вас лично, и надеется, что высокочтимому визитатору Индии известно, что ему и его братьям-иезуитам всегда рады во владениях господина Сумитады. В знак неизменной дружбы господин Сумитада предлагает ордену иезуитов порт Нагасаки в вечное пользование по собственному усмотрению.

Доставив послание, священник рухнул на колено, тяжело опираясь на поддерживавшего его воина Аримы. Это был потрясающий подарок. Владение портом означало не только полный контроль над торговлей, но и право взимать налоги со всех проходящих через него товаров. Это даже не опорный пункт – это настоящее золотое дно и явное свидетельство влияния иезуитов.

Валиньяно, стоявший рядом со мной, улыбнулся. Двое местных владык – Арима и Сумитада – подчинились его воле, и он получил важнейший торговый порт. Начало его миссии в Японию выдалось очень успешным.

Глава 4

В Бунго наш маленький отряд встретил румяный священник в шерстяной рубахе и штанах. Он сообщил Валиньяно, что договорился насчет корабля с человеком по имени Мураками, потом поклонился и вышел из шатра. Я выждал несколько секунд, чтобы убедиться, что никто не подслушивает у входа – увы, среди священников такое случалось.

Убедившись, что мы одни, я обернулся к Валиньяно.

– Мне трудно охранять вас, если вы все время держите меня в неведении относительно планов путешествия.

Валиньяно на секунду задержал взгляд на мне, решая, поддержать этот разговор или просто приказать мне подчиниться. Он вздохнул.

– Наш план из таких, которым ты обычно противишься.

– То есть опасный.

– Нет такой опасности, от которой Господь не может нас защитить.

– И все же для защиты вы берете с собой меня.

– Осторожнее.

Валиньяно ткнул пальцем в мою сторону, и я кивнул. Иногда он позволял мне быть откровенным, но не терпел проявлений безверия. Зачерпнув две кружки воды из чаши в углу шатра, он протянул одну из них мне.

– Мураками обеспечит нам безопасный путь до Сакаи.

– Значит, он – пират?

– Да, но, похоже, умный. Он понимает, что за ту же плату ему проще доставить нас, чем ограбить, особенно если это может принести выгоду в будущем.

– В Кутиноцу были моряки, вооруженные люди, опытные бойцы. Здесь только я. Люди Мураками быстро поймут, что из всех нас вооружен только один.

– Что ж, тебе просто придется выглядеть исключительно устрашающе. Ты ведь сумеешь?

Валиньяно скрылся во мраке дальней части шатра, потом появился вновь с зажженной свечой, которую поставил на стол рядом с чашей воды. Он начал рыться в вещах в поисках бумаги и пера. Разговор был окончен.

На следующий день мы взошли на корабль Мураками. Всего нас было тридцать человек. Те немногие, кто побывал в замке Арима вместе с Валиньяно и со мной, были рады прохладному морскому воздуху, счастливы оказаться подальше от сырости и насекомых.

Люди Мураками были босы и одеты в короткие кимоно. На них были пояса для кинжалов и прочего мелкого оружия, а лбы они повязывали толстыми полосками кожи. Остерегаясь носить тяжелые кожаные и металлические доспехи и причудливые шлемы самураев на случай, если вдруг окажутся в воде, они предпочитали риск в бою опасности утонуть под тяжестью доспехов.

Они вальяжно стояли на палубе, пока иезуиты грузили свое имущество, и даже не пытались предложить помощь. Когда я взошел на борт, они обернулись и уставились на меня. Мураками, проверявший канаты на носу корабля, присвистнул и подошел ко мне, безоружный, голый до пояса и одетый лишь в дорогие на вид кожаные штаны.

– Не хотел бы я ввязаться с таким в драку, – шутливо бросил он своим людям.

– Тогда не давай для нее причины, – ответил я.

Мой японский ошеломил пиратов. Мураками не отступил, но уставился на меня с открытым ртом, потом хохотнул и хлопнул меня по руке. Матросы тоже рассмеялись, и Мураками начал громко распоряжаться о подготовке к отплытию. Отец Валиньяно чуть заметно улыбнулся мне, потом отступил под сень одного из навесов, которые пираты поставили на палубе, чтобы защитить нас от солнца.

Следуя мимо островов, мы должны были прибыть в Сакаи через три дня. Был более короткий путь, вдоль побережья, но он проходил через воды, контролируемые кланом Мори – последним кланом, представлявшим угрозу для власти Нобунаги. Нобунага уже успешно применил португальское оружие против клана Такэда в сражении при Нагасино, и Мори были бы не прочь воспользоваться возможностью помешать укреплению связей между иезуитами и их врагом. Лучше было идти через острова, чем вдоль северного побережья, где хозяйничали Мори.

Мы шли под парусом весь первый день и заночевали на берегу. Отец Валиньяно в основном оставался под палубой на корабле или сидел в шатре на берегу. Я заглядывал к нему, когда мне казалось, что он готов будет меня потерпеть, но всякий раз он взмахом руки отсылал меня прочь. Он не ел, почти не спал. Валиньяно был не из тех, кто оставляет детали на откуп другим, и каждая мелочь следующего этапа нашего путешествия требовала идеальной подготовки. Мы направлялись в Киото без приглашения, чтобы навестить даймё Оду Нобунагу. Валиньяно нужно было найти способ получить приглашение и подготовиться к встрече. Если Япония объединится под властью одного человека и если этот человек открыто примет христианство, у Валиньяно появится возможность обратить всю страну одним махом.

Пока Валиньяно работал, остальные ранним вечером собрались у костра и ели рыбу с рисом, а пираты пили саке. Постепенно их лица раскраснелись. Я открыл ящик и выставил им несколько бутылок португальского красного вина. Они предназначались в подарок для японских феодалов и сановников, но пара бутылок роли не сыграет, а у меня на руках была целая орава иезуитов, которую нужно было охранять. Довольные пираты казались мне более спокойной компанией, чем недовольные. Пираты пустили бутылки по кругу, пили, морщились, потом прикладывались снова. Они предлагали выпить и мне, но я воздержался. Я всегда был на посту, и мне это нравилось.

Пираты кричали и делились историями до поздней ночи, а когда они, наконец, умолкли, на смену пришел хор цикад. Я спал у входа в шатер Валиньяно на татами, на котором, как ни старался, никак не мог уместить ноги.

Утром пираты двигались медлительно, все еще одурманенные выпивкой, но к полудню пришли в себя. Я позволил себе расслабиться. Хотя люди Мураками пользовались славой отчаянных бойцов, было очевидно, что приказам Мураками они следуют беспрекословно, а Мураками вовсе не хотел проблем. Он легко мог бы изменить курс чуть к северу и продать нас всех Мори за кругленькую сумму.

Когда я спросил у него, почему он так не поступил, он пожал плечами и ответил:

– Никогда не следует помогать стороне, обреченной на поражение.

– Значит, клан Ода победит Мори? – спросил я.

Он кивнул.

– Никто не знает, что будет дальше. Эти воды… – он широким жестом обвел море. – Сегодня они принадлежат одному владыке, завтра – другому. Сегодня этот даймё сражается плечом к плечу с другим даймё, а завтра они уже воюют друг с другом. На памяти ныне живущих так было всегда. Но, возможно, скоро этому придет конец. Возможно, скоро мы все будем принадлежать одному человеку. Знаю только одно – я не хочу быть тем, кто навлечет на себя его гнев.

– Но разве сейчас все не принадлежит одному императору? – спросил я.

Мураками ответил неопределенным жестом.

– Мы относимся к императору с величайшим почтением, но власть императору дает небо. Нобунаге власть дает меч. Даже самые благочестивые люди второго боятся куда сильнее, чем первого, когда этот меч приставлен к горлу.

Мураками улыбнулся и пошел проверить своих людей, вывешивавших за борт ловушки, чтобы поймать еду на ужин. Я посмотрел в сторону берега. Острова были почти безлюдны, и их немногочисленные обитатели переселились вглубь, подальше от берега, видимо, опасаясь Мураками и ему подобных. Время от времени попадались хижины из дерева, посеревшего под действием моря и ветра, нередко покосившиеся, но в основном были видны лишь поля, поросшие травой и цветами, пологие холмы и горы вдали. Люди Мураками не проявляли по отношению к нам никакой агрессии, и я просто стоял у поручня, наслаждаясь видом.

Мне все еще казалось волшебством видеть новое место, вдыхать новый воздух, слышать новые звуки. Сразу после захвата рабовладельцы привезли меня в Индию. Несмотря на ужас и истощение, я был очарован запахом, когда меня вели из порта, поражен гулом голосов в городе. Всю свою жизнь до этого я провел в тихой деревне и никогда не ожидал, что увижу что-то кроме нее, никогда не верил в существование других мест и не тратил время на размышления о них.

Отец побывал во многих городах и деревнях, и мне нравилось слушать его рассказы о местах, которые он повидал, о людях, с которыми он торговал, но они никогда не пробуждали во мне желания повидать эти места самому. Это моя мать всегда слушала его как зачарованная.

Воспоминания о доме редко посещали меня, и теперь, когда это случилось, я постарался поскорее их прекратить. Было время, когда я пытался вспоминать. Каждое новое место пробуждало во мне стремление описать его словами моего отца, попытаться рассказать о нем матери, но я уже давно утратил это желание. Я больше не мог общаться с предками. Наверное, я уехал слишком далеко от дома.

На скалистом уступе с подветренной стороны корабля на солнце лежала женщина. На ней не было ничего, кроме куска ткани, обернутого вокруг бедер. У нее были стройные и мускулистые ноги и плоский живот, а капли воды на коже переливались то голубым, то зеленым, то желтым. Рядом лежала кучка из полудюжины раковин, несколько кусочков коралла и одинокая морская звезда. Она приподнялась, чтобы посмотреть в нашу сторону, и я увидел ее неровные зубы, выкрошившиеся из-за необходимости поднимать раковины со дна моря, и глаза, налитые кровью от сосудов, лопнувших под давлением на глубине.

Пираты, ловившие рыбу у поручня, тут же отвернулись, и я последовал их примеру. За время, проведенное в море, я научился узнавать моряцкие суеверия и понимать, на какие крайности они готовы, чтобы избавиться от того, кто, как им кажется, приносит несчастье. Я услышал тихий плеск и, обернувшись, увидел расходящиеся круги там, где женщина нырнула в воду. Я не сводил глаз с этого места, пока корабль не ушел за изгиб берега, но так и не увидел, всплыла ли она.