
Полная версия:
Белолуние
Зебу попятился:
– Мы тебя не знаем!
– Справедливо, – согласилась мидава. – Я – Эли. Ты, стало быть, Зебу. А это… Селена, верно?
– Как ты узнала? – удивилась девочка.
Слух о том, как вы разбили отряд Тиша Безголового, дошёл и до нас. Было забавно.
– Хотя и не очень? – насупился Зебу.
Эли погрустнела:
– Не очень. Мидавы не должны враждовать друг с другом, я думаю. Ну, да ладно. Пойдёмте скорее, нас ждёт косуля.
Пристанищем серой Эли оказалась груда камней, образовавшая что-то вроде небольшой пещеры. У входа лежала присыпанная лапником туша косули.
Селена отвела Майлу в сторонку и привязала к молодой сосенке. Это дерево было выбрано неслучайно – прямо за ним начинались густые заросли орешника, так что лошадь без труда могла дотянуться до его поблёкших листочков.
– Угощайся, – кивнула Зебу мидава. – Косуля ещё свеженькая. Не парная, но вполне съедобная.
Гость остановился в замешательстве:
– Я…. Мне….
– Не любишь косулю? – удивилась Эли. – Странно. Я думала, её все любят.
Мидав насупился, и Селена пришла на выручку:
– Зебу никогда не ел сырого мяса.
– Сырого мяса?! – Эли зажмурилась и замотала головой, словно пытаясь выбросить оттуда нелепую мысль. – Мидавы не могут питаться травой! Мы не коровы и не лошади!
– Я не ем траву, – обиделся Зебу. – Я ем окорок, сыр, лепёшки…
Мидава улеглась, вытянув лапы вперёд. Когда так делал Зебу, это означало, что он возмущён или расстроен.
– Значит, окорок? – прищурилась Эли. – Где же ты берёшь готовый окорок, Зебу Зегда?
– Ну, – задумался мидав, – думаю, его приносит отец.
– Отец? – переспросила Эли, о чём-то задумавшись. – То есть, ты даже не знаешь наверняка, откуда берётся твоя еда?!
Порывшись в сумке, Селена примирительно сообщила:
– У меня есть немного сушёной краснопёрки и сырная лепёшка. Хотите?
Однако предотвратить ссору не удалось.
– Зачем мне это знать? – с вызовом ответил Зебу и тоже опустился на лапы.
– Если ты не знаешь, откуда берётся твоя еда, то рано или поздно останешься без неё! – заявила Эли.
– В Туфе не водятся косули!
Эли презрительно оскалилась:
– В твоём Туфе и вороны-то вряд ли водятся! Мидаву там ловить нечего!
Усевшись на кочку, Селена принялась грызть краснопёрку. Солнце спустилось ниже, и крапчатый моховой ковёр сделался полосатым от теней. Скоро станет совсем темно, значит, придётся ночевать прямо здесь, в лесу и в Гарцов они попадут лишь завтра. Скверно.
Мидавы тем временем продолжали препираться.
– Туф ей не угодил! – проворчал Зебу. – Сама-то ты где живёшь? В каком городе?
– В городе?! – взвизгнула Эли. – Я – мидава, а не комнатная собачонка!
Зебу ухмыльнулся. Похоже, его посетила неожиданная догадка:
– Ты живёшь с мамой?
Эли осторожно кивнула.
– А твой отец? Он служит в армии, верно?
– Вовсе нет!
Зебу на мгновение задумался:
– Все мидавы служат в армии!
– С чего ты взял?
– Как же иначе? Мой отец – паргалион Зегда, командир белого отряда.
– Знаю, – кивнула Эли. Её голос стал мягче. – И что с того?
– А то, что все-все мидавы служат. Мой отец, дед, прадед…
– Твой отец, дед и прадед – это ещё не «все».
– Но так было всегда!
– Две-три тысячи лун – это ещё не «всегда».
– Селена! – кажется, Зебу понадобилась поддержка. – Она не верит, что все мидавы…
– Я слышала, – откликнулась девочка. – Знаешь, Зебу, ещё вчера я думала, что мидавы не бывают серыми и ошибалась. Получается, серый Эткри существовал на самом деле. Ведь он твой предок, Эли?
– Могла бы я наврать с три короба!.. – развеселилась мидава. – Но, если честно, не думаю. Серых мидавов полно.
– Полно?! – хором воскликнули Селена и Зебу.
– Хочешь сказать, что ты не одна такая? – уточнила девочка.
– У меня серый папа. И старший брат – тоже.
– Где же они, твои брат и папа? – прищурился Зебу. – Почему не служат?
– Чего ты привязался?! – рассердилась Эли. – Служба, служба…. В жизни есть вещи и поважнее.
Зебу скривился:
– Ловить косуль?
– А что? – вскинулась Эли. – Ты сам-то пробовал поймать хотя бы лягушку?
– Стану я ловить лягушек!
– Когда в один прекрасный день тебе не принесут окорок, придётся добывать пищу самому. А ты этого не умеешь, Зебу Зегда.
– Подумаешь, какие сложности! Захочу – поймаю.
– Попробуй!
– Делать мне больше нечего!
– Значит, не можешь!
– Ещё как могу!
Эли пошевелила ушками, принюхалась и вдруг сообщила:
– Белка!
– Где? – прошептал Зебу.
– У меня за спиной.
Мидав приподнялся на лапах:
– Я ничего не вижу.
– Конечно, – кивнула Эли. – Ты и не можешь её видеть. Она с другой стороны дерева, на тонкой ветке. Хотя, нет, – мидава вновь прислушалась, – уже не на ветке – внизу, под кустом.
– Я тебе не верю! – заявил Зебу. – Кто угодно может сказать: «Там белка», а потом, когда выяснится, что никакой белки не было, просто наврать, что она убежала.
Эли вздохнула:
– От меня не убежит. Хочешь, поймаю?
– Не надо! – ахнула Селена.
– Давай! – подначил Зебу.
И, повернувшись к Селене, добавил:
– Нет там никакой белки!
Неторопливо поднявшись, мидава вытянулась в струну и медленно двинулась к большой корявой сосне, что росла шагах в двадцати. Приблизившись, она закачалась из стороны в сторону и вдруг прыгнула в заросли. Только длинный серый хвост мелькнул над кустами.
– Никого там нет! – хохотнул Зебу и тотчас выпучил глаза.
Эли выбралась из кустов, держа за хвост крупную чёрную белку.
– Отпусти её! – завопил мидав.
– Отпусти, пожалуйста! – поддержала его Селена. – Не надо её убивать!
Выплюнув белку, Эли поморщилась:
– Я и не собиралась. Белки невкусные – только шерсть и когти.
– Как ты это делаешь? – Зебу явно был впечатлён. – Эта белка пряталась за деревом, да к тому же так далеко…
– Ничего особенного, – отмахнулась Эли. – Это моя жизнь, и я умею делать только то, что в свободном племени умеют все.
– Ты умеешь создавать огромную иллюзию, – возразила Селена. – Это ведь уникальная способность! Раньше мы думали, что только Зебу…
Эли расхохоталась, не дав ей договорить.
– Уникальная способность! – заверещала она. – Ой, мамочки! Уникальная способность! Скажешь тоже! Любой малыш так может! Даже новорождённый! Ну, ладно, новорождённый, допустим, нет, но годовалый – запросто. Уникальная способность! Давно так не смеялась!
На Зебу было больно смотреть. Он скривился, скукожился и принялся разглядывать собственные когти с преувеличенным любопытством.
В лесу тем временем наступали сумерки. Привычные дневные звуки сделались тише. Теперь не было слышно ни выкриков птиц, ни гудения шмелей. Даже ветер больше не тревожил желтеющую листву, не заставлял её шуршать и хлопать, как делал прежде. Тишина, однако, длилась недолго. Вскоре на смену звукам дня пришли другие – непостижимые и таинственные. Вдалеке что-то затрещало, залепетало, защёлкало.
Селена поёжилась.
– Оставайтесь здесь, – предложила Эли. – Идти вам сегодня всё равно некуда. Переночуете в моём логове, а на рассвете – в путь.
– Даже не спросишь, куда мы идём? – удивилась девочка.
– Каждый куда-то идёт, – философски заметила мидава. – У вас своя жизнь, у меня – своя.
Селена благодарно улыбнулась.
В логове оказалось на удивление уютно, но на устланном мхом полу могли без труда разместиться только двое.
– Я ещё поохочусь, – пояснила мидава. – Спать как-то совсем не хочется.
Похоже, она просто проявила гостеприимство, но Зебу был так обижен, что даже не поблагодарил. Заполз внутрь логова, вытянулся на моховой подстилке и засопел.
В просвет между верхушками деревьев выползла белая луна, похожая на половину сырной лепёшки. Помахав Эли, Селена нырнула в щель между камнями, подоткнула под голову торбу и закрыла глаза.
Братство ветра
Никогда прежде Никлас не бывал в Ристоне и, как выяснилось, зря. Город ему сразу понравился. Если бы нужно было охарактеризовать вторую столицу Миравии одним словом, то это было бы, несомненно, слово «простор». Зажатый между морем и горами город был, как ни странно, вовсе не тесным.
Непривычно широкие улицы вели к сердцу Ристона – Белолунной площади с южной королевской резиденцией и Дворцом Малого совета. Минуя площадь, Никлас успел взглянуть на роскошные светло-серые здания, будто бы сделанные из невесомого кружева, походя восхититься модной двухцветной брусчаткой, выложенной недавно а, потому, ещё не отполированной башмаками горожан и даже попить из крошечного фонтанчика с украшением в виде собачьей головы. Говорят, каждый питьевой фонтан в городе имеет собственный символ, будь то собака, кабан или, к примеру, ястреб. Убедиться в этом Никлас, правда, не смог – не хотел терять время.
Его путь лежал в южную часть Ристона, где расположился крупнейший университет Миравии с окружавшим его университетским кварталом. Это место стало для Гастона вторым домом. Конечно, в Туфе условия были не в пример лучше. Лаборатории квартала Сов считались едва ли не лучшими в мире, и это, пожалуй, не было преувеличением. Однако, из немногих оставшихся вариантов, Ристон всё же оказался самым подходящим.
Известное в научных кругах имя позволило магистру без труда получить кафедру, а прекрасная архитектура «южной столицы» вполне соответствовала его представлениям о прекрасном. Так или почти так писал Никласу Гастон, обосновавшись на новом месте. С тех пор связь надолго прервалась и, если бы не визит Карли, наверняка, возобновилась бы нескоро.
Двигаясь вдоль моря, Никлас разглядел вдалеке знаменитый ристонский маяк. Строго говоря, старинное сооружение располагалось не в городе, а на мысе близ его южных ворот. Маяк был неизменным символом Ристона. Его рисовали на открытках и гравюрах, чеканили на монетах, вышивали на гобеленах. Каждый путешественник, оказавшийся в Ристоне, приезжал сюда, чтобы взглянуть на двухсотлетнюю каменную башню, которая и поныне выполняла прежнюю функцию – указывала кораблям дорогу к порту.
Никлас, однако, взглянул на маяк лишь издали – его ждал университетский квартал и лучший друг, нуждавшийся в помощи.
Карли отстал ещё близ приморского Туспена. Всё оттого, что его лошадь не вовремя расковалась. Первого кузнеца, найденного по рекомендации местных жителей, не оказалось дома. Второй – слёг с лихорадкой. Никлас не мог ждать и, нисколько не колеблясь, оставил слугу в одиночестве. Вот почему никто не сопровождал его в дороге, и путь к дому Гастона пришлось разыскивать самостоятельно.
Никаких трудностей тут, правда, не возникло. Первый же прохожий, в котором Никлас безошибочно распознал студента, не только показал дорогу, но даже вызвался проводить путника к дому магистра, которого знал лично. Так доктор Кариг оказался в опрятном, переулке с одинаковыми жёлтыми домиками, к каждому из которых притулилось по несколько горшков с увядающими розами.
Раскланявшись, студент убежал, а Никлас взялся за дверной молоточек, не зная, что ждёт его внутри, и оттого готовясь к худшему.
К его удивлению, дверь открыл сам Гастон. Увидев друга, он лишь покачал головой, обнял его и увлёк за собой.
– Рад видеть тебя в добром здравии, – Никлас вовсе не хотел начинать разговор с банальности, однако не смог придумать ничего более подходящего.
Четырнадцать лун – срок, на первый взгляд, небольшой. Но, увы, лёгкость общения, свойственная близким друзьям способна улетучиться и за это короткое время.
– Вижу, ты где-то потерял моего верного Карли, – пробормотал Гастон вместо ответа. – Надеюсь, с ним всё в порядке?
– Он скоро будет здесь, – сказал Никлас, осматриваясь.
Жилище отражает характер хозяина лучше, чем что бы то ни было, и домик Гастона был тому доказательством. Внутренним убранством он поразительно напоминал дом в квартале Сов, где магистр жил прежде – та же плетёная мебель, те же полки с массивными фолиантами, те же светлые стены без каких-либо украшений. Никласу даже на мгновение привиделось, что они снова в Туфе, на узкой улочке, ненавязчиво пахнущей озоном.
– Как же я рад! – Гастон усадил приятеля в неудобное кресло на гнутых ножках и придвинул крошечный столик точь-в-точь такой же, как тот, что стоял в его прежней гостиной.
– Карли уверял, что ты болен, – замялся Никлас. – Выходит, это не так?
– Это чистая правда, – заверил Гастон. – Ума не приложу, как мне удалось выкарабкаться!
– Значит, ты и вправду был плох?
Только теперь Никлас обратил внимание на бледность и непривычную худобу товарища. Гастон кивнул:
– Я чуть было не отправился к праотцам, но вызвал тебя по другой причине.
– Вот как! Карли заставил нас поволноваться, когда сказал, что ты при смерти! Вилла едва не сошла с ума!
– Вилла… – голос магистра стал теплее. – Как она?
Никлас пожал плечами:
– Всё как всегда: работа, лаборатория… Ах, да, – он лукаво прищурился, – забыл сказать: скоро свадьба.
– Свадьба?! – голубые глаза магистра на мгновение расширились. – Чья же?
– Вилла выходит замуж, – буднично поведал Никлас, наблюдая за реакцией друга.
– Вот как! – вздохнул Гастон. – Передай ей мои наилучшие пожелания. Кто же счастливый избранник?
Лицо его при этом сделалось задумчивым и мрачным.
Порой даже самые умные из людей ведут себя на удивление глупо. Гастон вёл себя не просто глупо, а чудовищно, невероятно, немыслимо глупо. Просто как последний болван.
– Болван! – вздохнул Никлас.
– Болван?! – удивился магистр. – Ты называешь будущего зятя болваном?!
– Я называю болваном человека, который, похоже, никогда моим зятем не станет. То есть тебя.
– Как это понимать?!
– Гастон, я пошутил! Никакой свадьбы не будет. Во всяком случае, пока. Вилла слишком увлечена своей работой, чтобы думать об этом, но так будет не всегда, поверь мне!
– Что ты хочешь сказать?
– Ты знаешь, что! Но я здесь не для того, чтобы обсуждать Виллу, верно?
– Верно, – нахмурился обидевшийся за «болвана» магистр. – Это касается короля.
– Витаса?
– Витаса. Боюсь, что он в опасности.
– Откуда ты знаешь? Неужели слухи о его болезни дошли до Ристона?
– Так Витас болен?
– Ты сам только что сказал…
– Я имел в виду совсем другое, но если король болен…
– Степная лихорадка. Я оставил его, решив, что тебе нужна помощь, но надежда ещё есть. Если Вилла привезёт сыворотку…
– Сыворотки не существует!
– Её сделали в лаборатории Гарцова. Там давно искали формулу…
– Впервые слышу. В тамошней лаборатории работает мой старый товарищ, магистр Омаль. Он рассказал бы мне…
– Омаль! – воскликнул Никлас. – К нему-то я и должен был ехать!
Гастон развёл руками:
– Всё это очень странно. Кто лечит короля в твоё отсутствие?
– Доктор Иллария Амиди из гарцовского университета.
Взгляд Гастона вдруг вцепился в его лицо и сделался ещё более напряжённым:
– Ты ей доверяешь?
– Я с ней едва знаком. Но в чём дело? Что ты хотел мне рассказать?
Гастон снова вздохнул и вытянул губы трубочкой – задумался.
– Они называют себя «братьями ветра».
– Никогда о таких не слышал.
– Меня это не удивляет. Они хорошо скрываются. «Братство ветра» – тайная организация, что-то вроде секты. Их цель – свержение королевской власти. Уверен, что они подбираются к Витасу.
– Думаешь, его хотят убить?
– Они не станут действовать в открытую – убийство короля вызвало бы в народе ненужное возмущение. Скорее, «братья» попытаются инсценировать смерть от естественных причин. Ты уверен, что Витас болен именно степной лихорадкой?
– Абсолютно. Налицо все симптомы.
– Что ж, во всяком случае, это не действие яда. Возможно, заговорщикам просто повезло, и я поторопился с выводами. Что ты знаешь об этой Илларии Амиди?
Если говорить начистоту, Никлас не знал о докторе Илларии ничего. Вернее, он знал, что у неё рыжие волосы, тёмно-болотные глаза, бледная кожа с голубоватыми прожилками на висках, низкий, хрипловатый голос и решительный характер. Но всё это было, пожалуй, несущественно.
– Она приехала из Гарцова, – Никлас вцепился в это утверждение подобно тому, как утопающий хватается за соломинку.
– Возможно, – согласился Гастон. – Я вовсе не утверждаю, что она причастна к заговору, но тебе всё же стоит немедленно возвращаться. И прошу: не спускай глаз с короля! Если бы он был здоров, всё могло обернуться иначе, но король болен и рядом с ним человек, о котором мы совсем ничего не знаем.
Никлас впервые осознал всю опасность своей ошибки. Он проявил недопустимую, преступную беспечность, доверив жизнь короля доктору Илларии из Гарцова. Да вот из Гарцова ли?
– Ты должен ехать прямо сейчас! – повторил Гастон.
– Как ты узнал об этих заговорщиках? – опомнился Никлас.
– Мне рассказал один юноша. Он был моим студентом, но бросил учёбу из-за… Неважно. Семь лун тому назад он связался с этой шайкой, и они едва не втянули его в неприятную историю. Ему удалось скрыться от «братьев». Теперь он живёт в постоянном страхе. Боится, что его найдут и убьют, ведь он знает имена тех, кто готовил покушение на короля.
– Я могу с ним встретиться?
– Боюсь, что нет. Мальчик слишком напуган. Он умолял меня никому не выдавать его убежища, и я дал слово. Сейчас тебе нужно возвращаться в Лаков. Надеюсь, ты застанешь Витаса живым. И вот ещё, – он помолчал что-то обдумывая, – постарайся догнать Виллу. Скажи ей, чтобы обращалась только к магистру Омалю, и ни к кому другому. Кто знает, сколько этих «братьев» сейчас в Гарцове… Я поехал бы сам, но боюсь, что не осилю дорогу.
Никлас поспешно поднялся:
– Я еду немедленно. Вилла навестит тебя, как только вернётся.
– Буду ждать, – улыбнулся Гастон.
На обратном пути Никлас заблудился, да так глупо, как можно заблудиться лишь в большом городе, когда решаешь, что одна улица идёт параллельно другой, а она вдруг бессовестно сворачивает в сторону и выводит тебя вовсе не туда, куда предполагалось. В результате такой глупейшей ошибки доктор Кариг неожиданно выехал к порту.
Миновав старую крепостную стену, он оказался на площади, выходящей прямиком к морю. Вокруг сновали люди: тащили, катили, перекидывали грузы всеми возможными способами. Толстый маленький человечек, пыхтя, толкал деревянную бочку. Пёстрая толпа красноземельцев грузила на подводы тяжёлые сундуки. Лошади ржали и фыркали. Купцы вяло поругивали носильщиков. Словом, порт жил обычной жизнью, и для человека, не раз оказывавшегося в подобных местах, здесь не было ничего интересного.
Никлас уже намеревался повернуть назад, но внезапно передумал. Здесь, в порту, много кораблей. Что если один из них идёт в столицу? Если так, то стоит попытаться передать капитану послание для маршала Нордига, а самому отправиться в Гарцов и лично встретиться с магистром Омалем. Мысль была не то чтобы блестящая, но вполне стоящая, и Никлас зашагал к пристани, где покачивались в предвечернем мареве разновеликие корабли.
Вдруг он увидел подростка в серой униформе королевской гвардии. На нём были сапоги с высокими голенищами и длинный камзол, окантованный серебряной тесьмой – всё точь-в-точь как у настоящего гвардейца. Только мягкий берет вместо привычной тулейки выдавал в нём кадета. Заметно прихрамывая на левую ногу, мальчик шёл к причалу, и Никлас тотчас узнал его.
– Гараш! – позвал он, спешиваясь.
Мальчик обернулся, заулыбался, узнав старого знакомого, и двинулся навстречу.
– Что ты здесь делаешь? – Никлас взял мальчишку за плечи, встряхнул и обнял. После вновь отодвинул от себя, разглядывая. – Как вырос-то! Не узнать!
Гараш и вправду изменился: над его верхней губой уже пробивался заметный пушок, да и ростом он стал почти с Никласа.
– Я здесь по поручению маршала Нордига, – пояснил мальчик. – Секретная депеша для капитана «Морского льва». Вон та белая шхуна, видите?
– Так уж и секретная? – шутливо нахмурился Никлас, разглядывая корабль.
– Ещё какая! – Гараш понизил голос. – Думаю, скоро этот порт будет закрыт.
– Военная тактика?
Гараш вздохнул:
– Война тут ни при чём. Сдерживать Тарию на море мы можем сколько угодно. Их флот гораздо слабее нашего, так что, пока они не найдут способ переправить сюда пехоту, бояться нам нечего.
– Когда ты закончишь обучение?
– Осталось девять лун, и меня зачислят в королевскую гвардию.
– А Риша? Кажется, я не видел её больше года.
– Маршал Нордиг её хвалит. Надеюсь, мы и дальше будем служить вместе. Я уже научился понимать её язык.
– Помнится, они с Селеной прекрасно ладили…
Гараш вновь улыбнулся:
– Хотелось бы мне её увидеть.
– Селену? – идея, посетившая Никласа на этот раз, была куда лучше предыдущей. – Это проще простого. Мне как раз нужна твоя помощь, сынок. Дело в том, что я должен как можно скорее возвращаться в столицу, а Вилла с Селеной направляются в Гарцов за лекарством для короля. Если бы я мог просить тебя догнать их и передать кое-что на словах…
Гараш скрипнул зубами:
– Меня накажут. Маршал Нордиг велел возвращаться в Лаков сразу после встречи с капитаном.
– Он простит тебе небольшое отклонение от маршрута, ведь речь идёт о жизни короля, сынок. Как только я буду в Лакове, сразу же пойду к маршалу и объясню, что произошло…
– Это настолько серьёзно?
– Боюсь, что да. Витасу грозит опасность.
Мальчик задумчиво почесал переносицу и, наконец, кивнул:
– Я постараюсь их разыскать. Скажите, что нужно делать.
Сушёная краснопёрка
Когда Гараш, наконец, выбрался из порта, небо на горизонте уже розовело в ожидании заката. Выдвигаться в путь на ночь глядя – не лучшая затея. С другой стороны, до темноты можно ещё проехать добрый десяток тарелов, а это гораздо лучше, чем коротать время в портовом кабаке, рассматривая подгулявших матросов.
Гараш не любил сидеть без дела. Избрав военную карьеру, он стремился, так или иначе, посвящать ей всё своё время. Потому что трезво оценивал шансы.
Если бы не погиб отец, всё могло сложиться иначе. И, хотя наследство и титул, в любом случае достались бы старшему брату, будущее остальных, в том числе младшего, выглядело вполне определённым. Получив образование, о котором говорят «блестящее» и при этом даже прикрывают глаза, будто оно и впрямь блестит так, что больно смотреть, Дум Квестин Алекрос Мармиллион Вегар Тумай сделался бы послом в каком-нибудь государстве, настолько маленьком, что на карте его обозначают просто точкой. Там бы он провёл едва ли не всю жизнь, и лишь к старости, вернувшись домой, начал бы писать мемуары. Если же, несмотря на блеск образования, литературный талант так и не пожелал бы проявиться, бывший посол утешился бы выращиванием роз, коллекционированием янтарных трубок или разведением породистых лошадей.
Будучи ребёнком, Гараш не противился такой участи, принимая её как должное. Повзрослев, начал вяло сопротивляться, но в настоящее противостояние его борьба так и не переросла. Отец погиб, и Гараш остался один.
Военную службу мальчик избрал неслучайно. Дело в том, что в ней был порядок, которого ему так недоставало. Ещё были правила, а это, пожалуй, даже важнее. Не будь этих правил, подчас необычайно серьёзных, а порой и откровенно комичных, Гараш захлебнулся бы ненавистью.
Пятнадцать лун спустя, он ещё помнил слова подземного короля. «Месть – плохая цель, она ведёт к слабости». Кажется, так. Гараш не хотел стать слабым, поэтому заставил ненависть замолчать. Он утешался тем, что это не навсегда. На время. Только на время.
Теперь, когда у него была цель, жизнь вновь сделалась простой и понятной. А Шамшан ещё получит своё. Гараш это знал и готов был ждать, сколько потребуется.
Выйдя за крепостную стену, мальчик подогнал коня. Теперь стоит поторопиться, иначе придётся ночевать под открытым небом.
– Тумай! Это вы? – послышался за спиной девичий голос.
Гараш обернулся. Навстречу ему шагали две всадницы. Первая оказалась одетой на мужской манер широкоплечей девицей с лохматыми жёлтыми бровями, бледным лицом и убранными в тугой узел золотистыми волосами. Вторая – малышкой лет десяти в синем платье.
Сначала Гараш решил, что его окликнула старшая, и принялся рассматривать незнакомку, почти не взглянув на её спутницу, но малышка вдруг заговорила, обнаружив его ошибку:
– Как вы здесь оказались, Тумай?
Только теперь Гараш, наконец, обратил на неё внимание. Та, которую он принял за несмышленого ребёнка, была ему знакома.
– Ваше Высочество! – выдохнул Гараш.
Этого просто не могло быть! Принцесса Лайда, погибшая четырнадцать лун тому назад, с улыбкой шагала ему навстречу. Гараш не верил в привидения, и тотчас решил, что обознался, но Лайда повторила:
– Доброй луны, Тумай! Вы мне не рады?