скачать книгу бесплатно
– Бабаклара? Он разве ходит на эти занятия?
– Иногда ходит. Говорит, ради интереса. Чтобы поспорить… Нынче спросил: «Отец Борис, эта Юта, она что? Наказание Господа или просто космический кавардак? Вляпает она в нас или пролетит?»
– А тот?
– Отец Борис говорит: «Уверен, что пролетит, Господь милостив…»
– На Бога надейся, а сам не плошай, – сказал я.
– А как тут «не плошать»? Молиться только… Не пошлешь ведь навстречу этой Юте ядерные ракеты, как в американском кино…
– Можно бы и послать! Общими стараниями! Лучше, чем воевать там и тут…
– Сейчас уже поздно. Денег не наскрести на это дело: мировой финансовый кризис… Клим, а ты почему не ходишь на уроки отца Бориса? Из принципа или времени жалко?.. Он интересно рассказывает…
Я почувствовал, что надо отвечать честно. Не такой момент, чтобы валять дурака.
– Чибис, ты вот очень боишься щекотки, да?
– Ну…
– А я очень боюсь боли и крови… Когда мне было пять лет, меня сильно покусали бродячие собаки. Накинулись почему-то… Следов не осталось, но боль запомнилась. И с-страх ос-стался… – Это проснулось давнее заикание. – Понимаешь, теперь я даже не для себя боли боюсь, а вообще… Когда мушкетеры в кино втыкают шпаги в гвардейцев, я зажмуриваюсь незаметно… как дурак…
– Вовсе ты не дурак, – тихо сказал Чибис. – Но при чем тут отец Борис?
– Он-то ни при чем… Но когда рассказывают, как распинали Христа… гвоздищами… Я слушать про такое не могу. И на картинах не могу это видеть… Потому что беспомощный… У него такая боль, а я ничего не могу поделать, не могу заступиться. Будто виноват…
Чибис долго шагал молча. Чуть сутулился. Потом сказал, поддавая кроссовками снятый рюкзак:
– А ты… вот и рассказал бы про это отцу Борису.
– Нет, я про это никому… только тебе, первый раз…
Чибис покивал на ходу: понятно, мол. И встряхнулся, перескочил на другую тему:
– Книжку-то японскую не забудь завтра, ладно?
Поздно вечером собралась гроза. Я стоял у окна. Сначала пространство за открытой рамой заполнилось глухой, как черная вата, мглой. В окнах домов почему-то не горел свет, а на улице не стало автомобилей. И прожекторы не светили на колокольню, – наверно, их выключили, опасаясь грозовых разрядов. Ночь пуще прежнего запахла теплой пылью, бензином и клейкой тополиной листвой.
Потом в пространстве что-то щелкнуло. Тьма сделалась прозрачной. Не было проблесков, но прозрачность стала ощутимой, как прохлада. И вдруг ее распахнул моментальный синий свет! Возникли над крышами провалы и выпуклости туч, вспыхнул зеленым костром большой тополь, колокольня засияла белизной… Все это – на миг и в полном беззвучии. Но почти сразу раздался шорох, а воздух как бы качнулся весь разом. Его качание сразу вымело с улицы запахи бензина и пыли. А запах тополей стал сильнее в десять раз. А еще – запах дождя. Дождь накатывал, шуршал каплями, струями. Зашумел наконец потоками. И ка-ак грохнуло! И снова синий свет!
– Ура… – выдохнул я.
И вобрал воздух, как включенный на всю мощь пылесос. Взметнулась штора, полетели со стола взъерошенные тетрадки – от сквозняка. Это шагнула в комнату мама.
– Клим! Ты с ума сошел! Закрой окно!
– Ма-а-а! Зачем?!
– Потому что молния может влететь в комнату!
– С какой стати?
– Из-за разницы давления здесь и на улице!
– Где ты про это слышала?
– Была передача в «Мире природы»…
– Ее делали параноики!.. У нас на доме громоотвод!
– Знаю я эти громоотводы…
В этот миг опять шарахнуло. Кажется, прямо над крышей. Вспышка была такая, будто зажглись и тут же разлетелись вдребезги тысячи синих лампочек.
– Ай! Закрой немедленно! – Мама зажала уши. – Ты хочешь моей смерти? Если не от молнии, то от инфаркта!..
Я не хотел – ни от того, ни от другого. Этого еще не хватало! Двинул от себя две тяжелые створки пластмассовой («европейской»!) рамы. Они чмокнули пазами и сразу отодвинули гул грозы.
– Вот… И опять духотища…
Но духотищи уже не было – влажный ветер успел просвистеть комнату.
– И не вздумай открывать снова, – с облегчением сказала мама. – Подумаешь, храбрец какой…
Я никогда не был храбрецом! Наоборот… Если составить список всего, чего я боялся в жизни, он не влез бы на тетрадный разворот. Я и грозы побаивался, но только под открытым небом. А в родной «каюте» громы и молнии казались мне безопасными – они сверкали и грохотали как бы в ином измерении…
Мама взяла меня за плечи, двинула назад, усадила на постель. Села рядом. При новом громовом ударе прижала к себе плечом. Я снисходительно сказал:
– Теперь-то уж не бойся… Шла бы лучше к Лерке. Она небось пищит от страха.
– Она благополучно дрыхнет. Допоздна скакала с подружками в «классики», еле ноги принесла…
– А папа?
– Он еще больше измотанный. Они с Глебом Яковлевичем дорабатывали последнюю серию…
– Все равно она какая-то… не такая. Почему, если парень и девушка любят друг друга, они должны выпендриваться? «Ах, значит, я тебе не нужна? Оставь меня, я все поняла!.. Я уезжаю на Сахалин!»
В ответ на мою дерзость гром снова встряхнул заоконную глубину, однако мама уже не испугалась. Только прижала меня покрепче. И посмеялась:
– Папа, кажется, учел твою критику. Они с Садовским там что-то переделывали…
– Давно бы так… – пробормотал я. – А то строят сюжет на фундаменте из кислой капусты…
– Ну не папа же строит! Сюжет разработал Глеб Яковлевич, а папа занят лишь редактурой… Ты же помнишь, он два раза хотел отказаться от этой работы, да только… сам понимаешь.
– Понимаю. «Что тогда будем кушать…» Ну и не померли бы…
Мама запустила пальцы в мои отросшие волосы на затылке, покачала голову:
– Хорошо, что ты такой…
– Какой?
– Нетребовательный… Другие детки изводят родителей: «Хочу мобильник за двадцать тысяч, хочу горный велосипед, хочу джинсы из Калифорнии…»
– Хочу мороженку с клубникой, – хмыкнул я. – Можно возьму в морозильнике?
– Лера слопала последнюю…
– Я же говорил: клизма…
– Клим! Она – ребенок.
– А я?
Мама посмеялась и снова потрепала мой затылок.
– Мур-р… – отозвался я. И внутри у меня вдруг будто заиграла флейта – ту мелодию, которую сегодня я слышал на выставке кукол…
Насчет нетребовательности мама сказала точно. Я и правда не мог понять, чем калифорнийские джинсы лучше наших местных, фабрики «Восход». Тем, что всяких нашлепок больше? Зато наши легче и мягче, не натирают там ничего… И старый мобильник (отцовский еще) меня устраивал. Ну и пусть без всяких наворотов! Лишь бы слышимость была отчетливая и сигналы без перебоев. А влезать в Интернет через телефон – на фиг мне надо. И копить в мобильной памяти картинки с голыми девицами я не собирался. Этого добра и так полно на всех каналах, ребята правильно сегодня говорили, когда обсуждали Чибиса…
Вот суперсовременный горный велик хорошо бы заиметь! Но… чего прыгать в мечтах выше головы: он стоит как мотоцикл. И к тому же такой велосипед накладывает определенные обязанности. Надо показывать себя на треке в цирковом сквере, где всякие трамплины, крутые въезды, серпантины. А я… ну ведь сказано, что не храбрец. Так что пусть уж пока будет старенький «Орленок», я у него до отказа поднял седло и руль…
А вот чего мне хотелось по-настоящему, так это чтобы папа не тянул с покупкой «мазды». Наплевать, что не новая! Лишь бы скорее в путешествие! Мы давно задумали: как появится машина – сразу в Крым! Папа так умел рассказывать про Черное море, про Севастополь! Он там жил, когда учился в начальной школе, и сейчас любил говорить, что нет лучшего города на земле…
Я считал, что путешествия – самое замечательное дело в жизни. И я уже успел побывать с родителями и Леркой в разных местах. Даже за границей, в Чехии (от Праги я просто обалдел). А еще мы ездили (только не на машине, а поездом) на Байкал, летали в Питер, в Москву и в Нижний Новгород, к папиным друзьям. Там тоже было здорово. Я только огорчился, что Волга шире нашей Туры. Но потом утешил себя: Волга впадает всего лишь в Каспийское море, а Тура – через разные реки – в Карское море, которое часть Ледовитого океана… Вырасту – буду ездить по всему земному шару!
Но только… Вот мама сегодня днем сказала: «Уедешь в какие-нибудь дальние края…» Конечно, уеду. И не раз. Только не навсегда. Я буду возвращаться.
Я знал, что мой город – самый хороший, несмотря на все чудеса и небоскребы в тысячах стран.
«Вермишель быстрого реагирования»
Ночью прогремел еще один ливень. Я осторожно встал на подоконник, приоткрыл наверху узкую форточку. Я же не нарушал маминых запретов, просто сделал щель. Чтобы опять запахло дождем и тополями. Потом свалился на тахту и заснул.
Утром улица сверкала – отмытая такая и свежая. Мои кроссовки хлопали по лужицам на асфальте – брызги кусали за ноги, а солнечные зигзаги разлетались по кюветам с одуванчиками. Впереди меня шагала тощая темно-синяя тень.
Дежурные у входа не стали придираться и цапать за плечи. Наверно, потому что без формы оказался теперь не я один. То и дело проскакивали в школу пацаны в разноцветной одежке и с голыми ногами. И малышня, и такие, как я. В коридоре перед «математическим» кабинетом тусовался наш шестой «Б». И тоже кое-кто был без формы. Бабаклара, например, в пятнистых бриджах и рубахе с немыслимым узором.
Мама Рита оказалась здесь же, беседовала с молодым математиком Геннадием Валерьевичем.
– Здрасте, Мам… Маргарита Дмитриевна. Здрасте, Геннадий Валерьич! А правда, что сейчас контрольная?
– Здрасте. А вы, юноша, не знали?
– Знал, но надеялся: вдруг вы передумаете?
– Увы, это не я, а гороно. Судьба неумолима, друг мой, – посочувствовал мне Валерьич. И опять повернулся к Маме Рите: – Какие они сегодня у вас разноцветные…
– Да… Вчера я необдуманно выпустила джинна из бутылки.
– Нормальных детей выпустили. А то похожи на официантов из «Метропля»…
– Но ведь форма дисциплинирует!
– Боже мой, какой ду… душевно тупой теоретик пустил в обиход эту фразу! Каждому свое! Солдаты должны выглядеть как солдаты, милиция как милиция, а дети как дети… Ох, как мы в наше время ненавидели синюю робу с оловянными пуговицами и клеенчатыми нашлепками на рукавах!..
«Хороший мужик, – подумал я. – Но если не решу уравнения, двойку все равно вклепает. Он, как и мы, жертва системы…»
А Чибиса не было. Ни в коридоре, ни в кабинете. Лишь перед самым звонком он появился в дверях. С бинтом на щиколотке. Я – к нему.
– Что с тобой?
Он чуть прихрамывал.
– Симулировал растяжение связок. А то тетя Ага бдительно следит, чтобы я выполнял весь комплекс утренних упражнений. Обрыдло…
– Тяжкая у тебя жизнь…
– Да не-е! Вполне нормальная… Книжку принес?
Я вытащил из рюкзака сочинение Мичио Накамуры. Моя постоянная соседка Лёлька Ермакова понимающе сказала:
– Садитесь вместе, если у вас какие-то дела. Я пересяду к Светлане Баковой, она одна…
– Хитрая! А у кого я спишу контрольную?
Я не однажды сдувал у Лёльки математику, потому что был туп в расчетах и формулах, как «перезрелый кочан».
Белобрысая добродушная Лёлька покачала зелеными сережками:
– Про параллельные миры читаешь, а простые правила по математике не можешь выучить.
– Ну и что? Великий Эйнштейн придумал теорию относительности, а простых формул тоже не помнил. Его в детстве звали «тупеньким»!
– Ты разве уже Эйнштейн?
– А ты не знала?!
Контрольная оказалась нетрудная. В задачке по определению вероятности я разобрался сам, а кое-что специально для меня решила Лёлька (вообще-то у нее был другой вариант). Обошлось.
День – субботний, поэтому четвертым и пятым уроками была физкультура. На школьном дворе. Бег на шестьдесят метров и прыжки в длину. Чибис, покачивая ногой, объяснил про растяжение и уселся в сторонке, верхом на гимнастическом бревне. Галина Антоновна посмотрела на него и решила:
– Тогда гуляй домой. Не разлагай своим праздным видом коллектив.
Я заикнулся было про больное горло, чтобы тоже «гулять», но Галина Антоновна сказала:
