Мертвые хризантемы

– Нет, мы по другому делу. – Кучеров развернул удостоверение. – Она у себя?

– Да, но у нее пациент, – немного растерянно произнесла девушка. – Сеанс прерывать запрещено…

– Ничего, мы подождем, – сказала Полина.

– А вы не подскажете, кому принадлежит во-о-он та «Мазда»? – отодвинув в сторону полосу жалюзи, спросил Кучеров, указывая на машину.

Девушка выглянула в окно:

– Это Людмилы Васильевны машина.

Полина и Вячеслав переглянулись.

– Присаживайтесь. Могу я предложить вам чай, кофе или, может, минеральную воду? – заученно спросила администратор.

– Нет, спасибо, ничего не нужно. Скажите, а до конца сеанса осталось много времени?

– Около десяти минут, – бросив взгляд на настенные часы, сказала девушка. – Людмила Васильевна никогда не задерживает пациентов.

– А следующий прием у нее во сколько?

– Через час.

– Прекрасно, нам как раз хватит времени побеседовать.

Кучеров, отойдя в сторону, негромко разговаривал по мобильному, и Полина, прислушавшись, поняла, что он отдает распоряжения Речковскому – тот должен был поехать за списком гостей к домработнице и попутно ее допросить.

Ровно через десять минут дверь кабинета распахнулась, и оттуда вышла женщина в ярком костюме и ядовито-оранжевого цвета ботинках на высоких каблуках. Она прикладывала к глазам платочек и, подойдя к стойке, пожаловалась:

– Машенька, она не восстановила мои рецепты!

– А я вас предупреждала, Валентина Павловна. Оплачивать будете картой, как обычно?

– Картой, – всхлипнула женщина. – И запишите меня на следующий понедельник.

– Конечно, Валентина Павловна.

Пока администратор вела этот разговор с клиенткой, Полина вошла в кабинет, предварительно постучав, но не услышав ответа.

– Можно? – толкнув дверь, спросила она.

У большого окна стояла невысокая темноволосая женщина довольно крепкого телосложения. Стильная стрижка с удлиненными прядями у лица, неброский макияж и аккуратный брючный костюм.

– Вы ко мне? По записи? – спросила она чуть удивленно. – Если я правильно помню, сейчас у меня часовой перерыв.

– Да, я знаю. Меня зовут Полина Дмитриевна Каргополова, я старший следователь, – Полина развернула удостоверение, и в этот момент в кабинет вошел и Вячеслав. – Это майор Кучеров из убойного отдела.

Лагутина вдруг выпрямилась, поправила лацканы пиджака и решительными шагами подошла к шкафу, вынула оттуда плащ и сказала:

– Я собиралась прийти к вам сама, но раз уж вы тут – я готова. Наручники будете надевать? Думаю, что это лишнее, я никуда не побегу.

Полина потрясла головой, словно пыталась выбросить из головы то, что сейчас услышала:

– Простите, что?

А Лагутина, словно не слыша, продолжала, надевая плащ:

– Удивительно быстро вы меня нашли. Я все-таки надеялась, что у меня есть еще какое-то время, чтобы закончить дела. Но что ж… Значит, так и должно быть, так правильно.

– Погодите, Людмила Васильевна, я не совсем понимаю…

– Давайте не будем отнимать друг у друга время. Это я убила всех троих – Максима, Константина и Игоря. Я, а не Кику. Я могу все подробно рассказать, написать и даже показать на месте. Только, ради бога, давайте скорее с этим покончим, я больше просто не могу.

Она открыла ящик стола и вынула оттуда заколку – хризантему на металлическом стержне, украшенную нитями белого жемчуга:

– Вот, – передав ее Кучерову, Людмила завязала пояс плаща, выключила компьютер, повесила на плечо сумку и вышла из кабинета. Кучеров, потрясенный не меньше Полины, двинулся следом.

– Вы уходите, Людмила Васильевна? – спросила Маша.

– Да.

– А когда вернетесь?

– Я не вернусь, Маша. Отмените, пожалуйста, всех клиентов.

– На сегодня? – уточнила администратор, и Лагутина, печально улыбнувшись, ответила:

– Навсегда.

Мэр

Следователь и начальник убойного отдела ушли, а Анита бессильно обмякла в кресле. Напряжение было чрезмерное, вынести такое ей было уже не по силам. Возможно, Анюта Горюнова придумала бы выход, выкрутилась бы почти без потерь – но ее больше не было.

«Мне надо избавиться от кассеты и бумаг, – вдруг решила Анита. – И я перестану бояться. Ведь верно же говорят: если боишься что-то потерять, потеряй и не бойся. Вот и мне так нужно».

Она выбежала из кабинета и, перескакивая через ступеньки, как девчонка, понеслась на улицу, провожаемая удивленными взглядами сотрудников мэрии. Плюхнувшись на заднее сиденье машины, она велела водителю как можно скорее доставить ее домой.

– Что-то случилось, Анита Геннадьевна? – спросил он, выруливая с парковки на проезжую часть.

– Мне просто срочно нужно домой. Не отвлекайтесь от дороги, Сергей.

Из машины у ворот коттеджа Анита выскочила почти на ходу, бросилась в кабинет, не забыв, однако, запереть за собой дверь. Толкнув стеллаж, вошла в комнату, открыла сейф и обмерла от ужаса. Он был пуст. Не веря своим глазам, Анита шарила рукой по холодной поверхности, щупала стенки и потолок, словно кассета и папка могли прилипнуть, но их, конечно, не было.

Анита без сил опустилась на пол и принялась лихорадочно соображать, как вообще могло произойти подобное. Кику? Это был единственно логичный вариант, но она отмела его. Если бы Кику взяла содержимое сейфа, то непременно намекнула бы на это в разговоре – ведь ей всегда нравилось чувствовать, как нервничает Анита, доставляло удовольствие наблюдать за этим. Но она ни разу не обмолвилась, значит, точно не брала. Но тогда – кто?! Домработница? Она не знала о существовании этой комнаты, да и никто не знал, даже Кику. Как, кто?! Ответов не было – как и материалов, способных уничтожить ее быстрее и с большим шумом, нежели арест Кику.

«Я не могу себе этого позволить. Я слишком долго и трудно шла к тому, что имею, чтобы потерять вот так, из-за глупой случайности… Нет, все. Я не стану сидеть и ждать, когда на мою голову обрушится ушат грязи. Какого черта вообще я не уничтожила все это раньше? Для чего, ну, для чего хранила в доме? Идиотка… Нет, надо действовать, что толку сидеть тут и сокрушаться? Вставай, Анька, иди и делай!»

Заказать билет на ближайший рейс было делом двух минут, смахнуть в большой дорожный саквояж драгоценности, документы и кое-какие мелочи заняло тоже около получаса. Вещей она решила взять минимум – на первое время, потом купит все, благо с деньгами нет проблем. Осталось только надеть парик и очки, незаметно выскользнуть из дома через заднюю калитку, поймать такси и уехать в соседний крупный город, где есть аэропорт. Через сутки она будет уже там, где ее никто и никогда не найдет.

В это же время в квартире Натана Славцева сидел оперативник Илья Речковский. Он задавал помощнику мэра самые обычные вопросы и никак не мог понять, почему молодой человек так нервничает и вздрагивает всякий раз, когда слышит имя Аниты.

– Натан Михайлович, давайте вспомним, как проходил день рождения Аниты Геннадьевны. Гостей было много?

– Я не считал… но, мне кажется, меньше обычного. Это была такая закрытая вечеринка только для близкого круга. Минимум журналистов, все от лояльных изданий и каналов… – немного нервно ответил Славцев, то и дело бросая взгляд на лежащий рядом мобильный телефон.

– Вы все время были в доме Аниты Геннадьевны, до конца вечеринки?

– Я? Да… а почему вы об этом спрашиваете?

– Мы проверяем кое-какую информацию, не волнуйтесь. Значит, вы уехали одним из последних?

– Самым последним, если быть точным.

– Анита Геннадьевна провожала гостей?

– Конечно, – чуть удивленно ответил Натан. – Это ведь неприлично, если хозяйка не выйдет попрощаться с гостями.

– А теперь сосредоточьтесь, пожалуйста, и вспомните – ее прическа выглядела так же, как в начале вечера?

Лицо Славцева выразило крайнюю степень удивления:

– Я не совсем понял…

– Давайте по-другому… в начале вечера как выглядела Анита Геннадьевна? Как были уложены ее волосы?

Между бровей Натана залегла морщина, он долго молчал, думая о чем-то, а потом потянулся за телефоном:

– У меня есть, кажется, снимок… сейчас… ах, да, вот. – Он протянул мобильный Речковскому, и тот увидел фотографию Аниты с высокой прической, в которой красовалась заколка-канзаши. Лейтенант уже собирался вернуть телефон Славцеву, как вверху экрана всплыло сообщение: «Ну что – все у тебя, могу забрать?», подписанное «Зимин».

Славцев буквально выхватил у него мобильный, но тут же постарался взять себя в руки и скрыть слишком явно охватившее его волнение:

– Простите, одну минутку… это по работе…

«Конечно, по работе, – усмехнулся про себя Речковский. – Только вот на кого ты работаешь на самом деле, паренек? Зимин – один из кандидатов на мэрское кресло, и с чего бы ему задавать тебе такие странные вопросы? Ладно, меня не касается».

– Так о чем мы говорили? – спросил Натан, закончив набирать текст в телефоне. Лицо его стало заметно спокойнее, да и руки прекратили совершать хаотичные движения по подлокотникам кресла.

– Я спросил, не изменилась ли прическа Аниты Геннадьевны в конце вечеринки. Ну не знаю – может, она волосы распустила, еще что-то…

– Волосы? Ах да! – оживился Натан. – Аните Геннадьевне стало нехорошо буквально за час до того, как начали разъезжаться гости, она уходила в дом на несколько минут и вернулась с волосами, собранными в хвост, а не с уложенными, как до этого.

– А праздник проходил во дворе? – уточнил Речковский, записывая ответ.

– Да, мы вызывали кейтеринговую службу, накрывали половину двора тентом на случай дождя, но его, к счастью, не было.

– И гости все время провели во дворе?

– Конечно.

– А была у кого-то возможность войти в дом?

– Разумеется. Там ведь туалетные комнаты, и вход на первый этаж был свободный. Кто угодно мог войти и воспользоваться, как же иначе? Ну вот Люся, например, заходила, подруга Дины Александровны, потом… заместитель Аниты Геннадьевны, жена его… да полно народа.

«Засада, – с жалостью к себе подумал лейтенант. – Придется отрабатывать весь список гостей, а он, как я подозреваю, будет не на три фамилии».

– Если у вас больше нет вопросов, товарищ лейтенант… – начал Славцев нерешительно. – Мне нужно срочно уехать.

– Я вас не задерживаю, спасибо, что уделили время, – Речковский поднялся и вышел вслед за Натаном в прихожую.

Когда за его спиной захлопнулась входная дверь, Илья, движимый скорее любопытством, чем служебным долгом, постоял еще пару минут, прислушиваясь к происходившему в квартире. До него доносились только обрывки фраз, из которых Илья сделал вывод, что Славцев торопится на встречу с Зиминым, которому должен что-то передать.

«Уж не компроматом ли на свою начальницу приторговываете, господин Славцев? – хмыкнул про себя Речковский, спускаясь пешком с пятого этажа. – А прокачусь-ка я следом, мало ли…»

Илья передвигался по городу на мотоцикле, что давало возможность для маневра, и в случае чего он мог легко скрыться с глаз того же Славцева, если тот вдруг обнаружит за собой слежку.

Славцев колесил по улицам, как будто потерялся, Илья старался держаться в двух-трех машинах от него, чтобы не примелькаться. Наконец машина Славцева свернула к тем самым ангарам, где было найдено одно из тел, и Илье стало сложно прятаться. Он повернул за первый ангар, оставил там мотоцикл и бегом направился к следующему, где припарковался Натан. Тот, с кем была назначена встреча, еще не появился, и Илья, прижавшись к стене ангара, постарался максимально приблизиться к объекту, чтобы иметь возможность слышать разговор или хотя бы рассмотреть того, кто приедет.

Ждать пришлось довольно долго. Славцев, видимо, нервничал, то и дело выходил из машины, закуривал и, сделав пару затяжек, выбрасывал сигарету. Наконец с противоположной стороны показалась машина, и Илья, напрягая зрение, постарался увидеть номер. Автомобиль остановился, из него вышел высокий мужчина в костюме и направился к Натану. Но то, конечно, не был Зимин – Илья неплохо знал, как выглядит один из кандидатов в мэры, и это точно был не он. Мужчина приблизился к Натану и что-то сказал, тот попятился к машине. «Так… давайте только без драки, господа политики», – подумал Илья, осторожно выглядывая из своего убежища.

Однако без драки не обошлось, более того – в тот момент, когда Славцев все-таки протянул мужчине какой-то пакет, в руке у последнего оказался десантный нож. У Речковского совершенно не было времени, чтобы сообразить, как сделать лучше, потому он поступил так, как смог – выхватил пистолет, заорал, выстрелил и побежал к упавшему на землю Славцеву. Мужчина, прихрамывая, бежал к своей машине, но пакета в руках у него Речковский не увидел. Автомобиль сорвался с места и унесся прочь с такой скоростью, что запросто мог бы привлечь внимание сотрудников ДПС. Правда, Илья отдавал себе отчет в том, что у водителя наверняка имеется какой-нибудь волшебный документ…

Славцев лежал на боку, прижимая обе руки к правой нижней части живота, и стонал. Илья опустился на колени и спросил:

– Кто это был?

– Вы?! – вздрогнув всем телом, прошептал Натан. – «Скорую»… пожалуйста…

– Вызову, вызову, – кивнул лейтенант, осматривая землю вокруг. – Что в пакете было? Быстро говори, а то передумаю, ну?

– Кассета… и бумаги… банковские документы… – простонал Натан, закатывая глаза.

Пакет обнаружился под колесом машины – видимо, в последний момент Славцев успел бросить его туда, за что и получил удар ножом. Илья сунул пакет за пояс джинсов и набрал номер неотложки.

– Сейчас приедут. Дай-ка я посмотрю. – Он попытался убрать руки Натана от раны, но тот застонал еще громче, и Речковский решил его не трогать. – Это ты, выходит, решил переметнуться? Подсобрал материал на свою работодательницу и решил перепродать? Ну и дурак. За такое не платят. Скажи спасибо, что я любопытный и мотоцикл вожу хорошо, сейчас бы ты уже с ангелами беседовал. Хотя – какие тебе-то ангелы, предатель?

Славцев открыл глаза:

– Это… не мое… я не собирал… эта кассета Зимину принадлежит. И документы тоже…

– Интересно девки пляшут… а как это добро у Аниты оказалось?

– Не знаю… Зимин попросил только достать и привезти ему, обещал хорошо заплатить. Анита не выиграет выборы… а мне куда деваться? Уехал бы…

– Ну вот чуть и не уехал – метра на два вниз. Ладно, молчи пока, не трать силы. Вон уже неотложка…

Со стороны города приближалась, завывая сиреной и мелькая синей мигалкой, машина «Скорой помощи».

Кассету они смотрели втроем, закрывшись поздно вечером в кабинете майора Кучерова. Сделали они это по единственной причине – Анита Комарец исчезла. Ее мобильные телефоны были вне сети, домой ее отвез водитель, но домработница категорически утверждала, что хозяйка будто сквозь землю провалилась – как приехала, видели все, а вот куда и как ушла – никто. Полина попросила Галину Васильевну осмотреть вещи и выяснить, не пропало ли чего, а Кучеров в это время делал запрос на вокзал.

Речковский ходил по кабинету и заметно нервничал – только что майор наорал на него и пообещал, что выгонит со службы за нарушение приказов старшего по званию. Илья за собой вины не чувствовал. Ну да – вместо того, чтобы отправиться в коттедж Аниты за списком гостей, поехал за Славцевым, решившим сделать маленький гешефт – но ведь получилось, что это был правильный выбор, и Натан теперь останется жив, хоть и будет долго лечиться после операции. Однако у Кучерова было другое мнение, каковое он и довел до сведения своего подчиненного, использовав выражения далеко не парламентские.

– Она купила билет на рейс в Москву из соседнего города, – вдруг произнес Кучеров, мониторивший что-то на экране компьютера. – И уже улетела. А в Москве она пересаживается на рейс в Прагу. Мы ее больше не увидим. Что, интересно, ее заставило так скоропостижно бежать?

– Содержимое кассеты, – произнесла Каргополова. – Зимин оказался человеком, который в курсе того, что на ней записано. И Анита не могла допустить обнародования этой записи. Думаю, теперь мы можем это посмотреть.

Запись на кассете была не очень качественной, то и дело полосила, но это объяснялось еще и датой, стоявшей в углу кадра – в буквальном смысле прошлый век. В кадре – большая кровать в совершенно пустой комнате, на кровати сидит миловидная стройная девушка в короткой юбке и облегающей маечке на бретельках. Лица сначала не было видно, но в какой-то момент девушка повернулась к камере, о существовании которой, очевидно, не знала, и Полина с удивлением узнала в ней Аниту Комарец – только очень молодую и с немного иными чертами лица.

– Погодите… – произнес и Речковский, подавшийся вперед, ближе к экрану. – Это не Анита?

– Она, – кивнул Кучеров. – Нос другой и скулы, но это точно она.

В это время на пленке появился мужчина – взрослый, явно старше пятидесяти, и начал раздеваться так буднично, словно пришел домой после трудового дня.

– Порнуха, – со вздохом констатировал Кучеров.

Но все оказалось еще хуже. Как только мужчина, оставшись в трусах, повалил безучастно сидевшую Аниту на кровать, в комнату ворвались трое в масках и принялись избивать его. Анита же только перебралась подальше, к спинке, и поджала под себя ноги. Через пару минут мужчина уже лежал на полу почти без движения, и один из напавших, вынув пистолет с глушителем, выстрелил ему в голову. Двое других стащили с кровати Аниту и несколько раз сильно ударили в лицо – кулаками, с размаху. Она, видимо потеряла сознание, потому что осталась лежать без движения до тех пор, пока запись не оборвалась.

– Ну и кто что-нибудь понял? – спросил Кучеров, закуривая.

– Что тут понимать? – пожал плечами Речковский. – Трудилась наша Анита Геннадьевна в молодости женщиной нетяжелого поведения. Налетели какие-то ребята с разборками, она просто под замес попала, вот и все.

– Нет, не все. – Полина, изучавшая бумаги из папки, показала им счет из швейцарской клиники. – Лицо Аните Геннадьевне поправляли за границей, в очень хорошем заведении. И сумма тут указана немалая. А вот эти бумаги – документы о продаже рыбоперерабатывающего завода в одном из дальневосточных городов. Продавец – Зимин Николай Спиридонович, покупатель – Ярошенко Павел Дмитриевич. Знаете, кто это?

– Нет, – в один голос отозвались Речковский и Кучеров.

– А это, уважаемые, очень крупный в прошлом криминальный авторитет Паша Ярый. А вот что еще тут лежит… – она вынула две фотографии, сделанные на модный в те годы пленочный фотоаппарат. На снимках был изображен мужчина лет сорока в обнимку с Анитой Комарец – но до того, как лицо ее претерпело изменения. – Видите? На коленочках держит. И сдается мне, ребята, что вот этот человек, которого на видео убили, это и есть Зимин. Как, кстати, зовут вашего кандидата в мэры?

– Иван Николаевич, – сказал Кучеров.

– Еще вопросы есть?

– А то! Но ответов на них мы совершенно точно уже не получим. Анита Геннадьевна благополучно долетела до Москвы и торопится пройти таможню в Шереметьево.

– Может, так оно и лучше? – задумчиво сказала Полина, убирая бумаги в папку. – Ушла сама, без скандала и позора.

– Так что – Кику выпускаем? – спросил Вячеслав, открывая форточку.

– Кику выпускаем. А я, пожалуй, поеду в гостиницу и посплю. Слишком много всего сегодня…

– Вы Лагутину-то допросили?

Полина только рукой махнула:

– Ужасно это все, парни… Но давайте об этом завтра, а? Я с ног валюсь, а надо еще разговор этот как-то из головы выбросить.

– Так, может, по коньячку? – предложил Речковский. – По пятьдесят – и по норам? Слово даю – помогает.

Полина переглянулась с Вячеславом, тот пожал плечами, и все трое направились в ближайший бар.

В это время в московском аэропорту Шереметьево Анита Комарец уже прошла регистрацию на рейс и таможенный контроль и теперь сидела за столиком в кафе и наблюдала сквозь оконное стекло за тем, как взлетают и приземляются самолеты. Через полтора часа один из них унесет ее отсюда навсегда – и она забудет все, как ночной кошмар. Забудет маленький поселок на окраине земли, бордель в Южно-Сахалинске, убитого на ее глазах бизнесмена Зимина, оказавшегося отцом одного из ее нынешних соперников на выборах. Забудет собственное изуродованное лицо и несколько пластических операций, слегка изменивших ее внешность. Забудет день, когда Паша Ярый принес ей новые документы на имя Аниты Горской, а также студенческий билет одного из сибирских вузов и документы на квартиру, принадлежащую теперь ей. Пять лет учебы, редкие «подработки» – встречи с нужными Ярому людьми, потом вполне предсказуемая гибель Паши в расстрелянном «Мерседесе». Она в то время уже была адвокатом, помогавшим его людям избегать серьезных наказаний, потому пришлось срочно продавать квартиру почти за бесценок и бежать из города куда глаза глядят – в буквальном смысле. Так она оказалась в крошечном городке под Осинском, купила там скромную квартирку, устроилась адвокатом в одну из частных контор и первые годы отчаянно боялась темных улиц, незнакомых мужчин и медленно едущих по дороге машин с тонированными стеклами. Но ее никто не искал, а кассету и бумаги, прихваченные в сейфе Ярого, она так и не уничтожила, хотя надо было сделать это сразу – именно при помощи кассеты Паша заставлял ее делать все, что ему было нужно. Она была свидетелем убийства, она знала, что случится с Зиминым в комнате борделя, сама заманила его туда по приказу Паши. Но время шло, а за ней никто не охотился, и Анита осмелела, стала появляться на людях, а потом познакомилась с Александром Комарцом, немного странным, но очень перспективным профессором. То, что у него были жена и дочь, сперва не смущало Аниту, но со временем она поняла, что хочет наконец выйти замуж и стать респектабельной уважаемой дамой. Письмо, написанное жене Александра, произвело на ту слишком сильное впечатление. Но Анита и в этом не считала себя виноватой – каждый выживает как может. Да, остался неприятный побочный эффект в виде Кику, но она не видела в этом большой проблемы. Правда, здесь немного просчиталась, и избалованная взбалмошная девка попортила ей немало крови и нервов, однако и Кику теперь нет в ее жизни.

Анита много думала, пока ехала в такси до аэропорта, и пока летела сюда, в Москву, и точно поняла, кто украл кассету у нее. Это была не Кику – той просто нравилось изводить ее намеками, и, брякнув про темное прошлое и получив реакцию, она использовала это потом просто ради своего удовольствия. Кассету же взял Натан. Больше просто некому, а он имел доступ в кабинет и часто там оставался. Для чего ему нужна была эта кассета, Анита не знала. Да и какая теперь-то разница, если все закончилось? Еще несколько часов – и мэр Осинска Анита Комарец исчезнет точно так же, как когда-то Анюта Горюнова, девочка из заброшенного рыбацкого поселка на самом краю земли.

Убийца

Вы помните, о чем мечтали в детстве? Я всегда мечтала иметь отца. Да, я хотела, чтобы мой папа забирал меня из детского сада каждый вечер, а не оставлял на пятидневке, как мама, чтобы он приходил на утренники и водил по воскресеньям гулять. Я завидовала всем, у кого были отцы, даже тем, у кого они появлялись только в выходной, зато проводили с ними весь этот день. Мой папа умер, когда я еще не родилась, и мама не любила говорить об этом. Я росла с мыслью, что меня в чем-то обделили, кто-то злой отнял у меня то, чего мне так не хватало – отцовскую любовь. «Пусть у меня будет папа», – думала я, засыпая в Новый год и накануне своего дня рождения, и это было самой большой моей мечтой, хотя я и понимала, что она, увы, несбыточная.

О том, что мой отец жив-здоров, я узнала случайно. Моя мама не отличалась изобретательностью и, как большинство матерей-одиночек того времени, выдумала историю о погибшем родителе. Правда, не учла, что, став старше, я начну подслушивать ее разговоры с тетей Людой – сестрой, в честь которой меня назвали. И вот однажды в таком разговоре промелькнуло имя «Александр» и название «Осинск». Тетка сокрушалась, что, живя совсем недалеко, «этот козел» ни разу даже не навестил родную дочь, не посмотрел, как она выглядит – не говоря уже о том, чтобы «подкинуть деньжат». Мама возражала, что и без его помощи справляется, а Люсе (то есть мне) вовсе незачем такую травму наносить – ребенок, мол, считает, что отец погиб, пусть так и будет. Помню еще, как тетка возмущенно говорила, что законную дочь «козел», небось, балует, а у Люськи даже туфель праздничных нет. Так я выяснила, что, помимо оказавшегося живым отца, у меня есть еще и сестра. Не могу сказать, что именно испытала в тот момент – шок ли, обиду, злость… Скорее – любопытство. Мне исполнилось десять лет, я выросла в уверенности, что папы у меня нет исключительно по трагической случайности, а теперь нужно было привыкать к мысли о том, что он все-таки есть и даже живет в соседнем городе. Любопытство заставило меня однажды перерыть спрятанную мамой жестяную коробку от печенья, в которой она хранила документы и все, до чего не должны были дотянуться мои руки. На самом дне коробки я нашла конверт – единственное письмо маме от отца, датированное годом моего рождения. С трудом разбирая острый мелкий почерк, я выяснила, что моего появления на свет отец вовсе не хотел, уговаривал маму «избавиться» и отказывался от всех обязанностей по моему воспитанию в случае, если она решит рожать. Я была слишком мала, чтобы понять все до конца, но одно уяснила четко – он не хотел, чтобы я родилась. Он меня не любил. На конверте не стояло адреса, но имя и фамилия отца были написаны полностью – Александр Комарец.