скачать книгу бесплатно
– Лучше бы кобель старый позаботился о том, чтобы обеспечить своего сына статусом в обществе! Взял бы и усыновил тебя официально! Дал бы тебе свою фамилию Ордоновский и свой баронский титул! С его-то деньжищами, властью и связями давно бы мог все это устроить. Был бы ты барон Ордоновский. Так звучало бы лучше, нежели Михаил Богдан. Не понимаю таких отцов, которые дают своим отпрыскам жизнь, увековечивая свое продолжение в них, а потом ничего не предпринимают для того, чтобы помочь несчастным в непростых реалиях земного существования. Знаю немало случаев, когда приемные родители своим приемным детям, заметь, даже не кровным, а приемным, выбивали дворянство по «Высочайшему соизволению». А этот свою родную кровь без подтверждения его шляхецкого происхождения мурыжит!..
– Да, ладно тебе, Станек, чего уж об этом говорить. Каждый живет, как ему судьбой предписано. Значит, судьба у меня такая, обездоленным быть…
– Не смей так говорить, Михаська! Ты прекрасно знаешь, что у тебя еще есть я! Просто зла на твоего Ясно Вельможного папашу не хватает! Скончается рано или поздно – и оставит тебя на всю жизнь под фамилией твоего неродного отца Селивестра Богдана, мужа твоей матери. Так и будешь всю жизнь просто – Михаил Богдан, просто сын обыкновенного крестьянина Селивестра, который живет с твоей матерью в деревне Каленевцы и вычищает навоз из-под свиней и коров. Разве это справедливо по отношению к тебе, к человеку, по жилам которого течет кровь польской шляхты и голубые крови немецких аристократов?!!
– Не знаю, Станек, почему ты так неуважительно о моем отце Селивестре Богдане отзываешься? – болезненно поморщился Михаил.
– Да какой он тебе отец!.. Так!.. – махнул пренебрежительно рукой Станислав.
– Как это, какой он мне отец?!! – остолбенел Михаил. – Я же с самого рождения рос в его доме, под его крылом…
– Ну, положим, в доме – это громко сказано! – не без издевки подметил Станислав.
– Ну, хорошо!.. В хате! – поправил себя, с горестными нотками в голосе, Михаил. – Такое уточнение тебе по нраву будет?..
Ничего не ответил ему на это Станислав… Только присмотрелся к нему насмешливо – и отвернулся в сторону…
– У тебя что, пан Войцеховский, яду много скопилось?! – раздосадовался Михаил. – Для чего ты меня в гости пригласил? Чтобы свой желчный пузырь освободить?! Тогда мне здесь нечего делать! Нечего!!! – резко рванул он с места и, не до конца отдавая отчета, в какую из многочисленных дверей дома своего друга ему следует идти, пошёл, куда глаза глядят, не выбирая пути… Но Станислав успел ухватить его за рукав визитки, желая остановить, однако тот отпихнул его руку и снова ринулся неведомо куда…
– Ну, всё, Михаська, всё! Прости меня! – пытаясь поспевать за ним, виновато проговорил Станислав. – Я совсем не собирался тебя обидеть… Сам не пойму, почему у нас с тобой такой никчемный разговор получился. Да, соглашусь, что у меня присутствует злость на барона Ордоновского, и это несомненно! А с чего это я к твоему отцу Селивестру Богдану прицепился, доброму, трудолюбивому человеку, и сам до конца не пойму. Не психуй на меня, брат! Прости! – попытался он вновь приостановить Михаила и повернуть к себе лицом. Однако тому и на сей раз удалось высвободиться от него… Но Станислав проявил настойчивость и снова ухватился за рукав его визитки, и снова повторил попытку повернуть его лицом к себе. И на сей раз ему удалось обратить его взгляд на себя. «Прости меня, дружище!.. Ради Бога, прости!..» – взял он его руку в свою и, крепко её сжав, виновато посмотрел ему в глаза…
Когда Михаил увидел в глазах друга искреннее раскаяние, то от души его немного отлегло… Устало вздохнув, он, хоть и с долей отчуждения, но все-таки ответил пожатием своей руки на его пожатие.
– Прости меня, Михаська! Еще раз прости! Я искренне раскаиваюсь! Слышишь меня? Искренне! Мне очень стыдно за этот разговор и перед тобой и перед твоим отцом Селивестром Богданом. Я знаю, какой это прекрасной души человек, знаю, какой это чудесный столяр-краснодеревщик. Мне, действительно, очень неприятно…
Михаил же вдруг поймал себя на мысли, что с восхищением вглядывается в образ своего любимого друга Станислава и искренне зачаровывается его красотой.
Высокий, ладный Станислав, одетый в идеально подчеркивающий его стройную фигуру фрачный костюм, стоял перед ним во всем своем величии. Белолицый, кареглазый, златокудрый, такой изысканный, такой холеный и так приятно пахнущий парфюмом…
И тут Михаил отчетливо осознал, насколько к образу этого роскошного аристократа, воспитанного с детства в любви и уважении ко всему изящному, не знающего, что такое кланяться, пресмыкаться, завидовать, завоевывать положение в свете, не клеятся рассуждения о каком-то там плотнике Селивестре Богдане из какой-то там деревни Каленевцы. Ох…. как же ему не клеились все эти рассуждения!.. Но он, Станислав Войцеховский, стоит сейчас перед ним, перед Михаилом Богданом, перед сыном плотника и, унижая свое достоинство, вымаливает у него прощение. Михаилу стало неловко перед Станиславом… Очень неловко…
– Ладно, Станек! Забудь об этом разговоре! – отвел он от него глаза в сторону. – Забудь!..
– Михаська! Ты действительно не обижаешься на меня?! – попытался отыскать его взгляд Станислав…
– Ни в коем случае, Станек! – наконец, посмотрел на него Михаил. – Ведь ты искренне попросил у меня прощения, и это совершенно очевидно… А ведь мы с тобой, братишка, знаем, что нет на свете грехов, кроме грехов нераскаянных…
– А также нет грехов непрощённых, если они искренне раскаянные, – подхватил его мысль Станислав. Друзья крепко обнялись и наконец-то открыто посмотрели в глаза друг другу.
– А что касается Селивестра Богдана, моего неродного отца, – вернулся к прежнему разговору о своем приемном отце Михаил, когда друзья вновь продолжили свое путешествие по дому, – так он за всё время моего существования в его семье ни разу не попрекнул меня тем, что я не родной ему сын. А ведь я, Станек, самый настоящий байстрюк. Да, да! Байстрюк! Внебрачный ребенок пана. Нет, Станек…. Селивестр Богдан мне – самый настоящий отец! Если бы не открылось, что я сын местного барина, я бы до самой смерти не догадался, что Селивестр Богдан может быть мне неродным отцом. Никогда этот человек не обделял меня своей заботой, никогда не делил нас, детей, на своих и чужих. Всю жизнь буду благодарен ему за это.
Станислав внимательно выслушал Михаила и ни разу его не перебил… Когда же он закончил свой пламенный монолог, склонился к его уху и ненавязчиво пояснил: «Прости, Михаська, но для меня приятнее было бы осознавать, что ты сын ни какой-то крестьянки, а сын особы «голубых кровей». Да, да! Особы «голубых кровей»! Самого барона Стефана Ордоновского! Уж прости, старина, но для моего утонченного слуха так было бы благозвучней».
Ничего не ответил ему на это Михаил, только скромно потупил взор и сдержано улыбнулся. На этом конфликт между друзьями был исчерпан…
Между тем, они вошли в просторный, залитый солнечным светом обеденный зал, оклеенный светлыми обоями с белым багетом. Все четыре окна зала были распахнуты настежь. Легкий ветерок с улицы играл белыми шелковыми занавесками, поднимая их то высоко вверх, то неторопливо опуская книзу…
Интерьер зала был выдержан в стиле «Прованс»: теплота и уют деревенского домика в предместьях Парижа. Вся мебель, украшающая его интерьер – стол, стулья, два больших буфета и комод – была белого цвета. Дверцы буфетов и их выдвижные ящики, а также выдвижные ящики комода украшали пейзажи французских деревень, утопающих в виноградниках и оливковых рощах. Пейзажи были выполнены художником в ярких терракотовых, лавандовых, бирюзовых и желтых тонах.
По стенам обеденного зала были развешаны картины в белых рамах, ландшафты которых пестрели очарованием французских заливных лугов с пасущимися на них стадами тучных пестрых коров… А еще… пейзажами пшеничных полей, сплошь усеянными ярко-алыми головками трепетных маков, романтичных васильков, а также отражали жизнь и быт французского крестьянства. В простенках между окон стояли белые кадки с растущими в них пальмами.
В центре помещения располагался длинный, овальной формы стол с множеством стульев вокруг него. Пухлые сиденья и спинки стульев были обтянуты белым льном. На середине стола стоял розовый фарфоровый кувшин, наполненный цветами садовой ромашки.
– Твой обеденный зал?.. – расплылся в улыбке Михаил.
– Да, братишка! Трапезная моя… Будем с тобой тут пищу вкушать и пить чай с вареньем из твоих любимых ранеток. Кстати, Михаська, тебя дожидается варенье из нового урожая. И не только из ранеток, а также из малины, земляники, черники. Всё, как ты любишь…
– Спасибо, Станек!.. – смутила вдруг Михаила забота Станислава, и он отвёл от него глаза в сторону. – В таком очаровательном обеденном зале, братишка, даже самая скромная пища покажется царским угощеньем. А уж варенье из ранеток, земляники, черники… О!.. Об этом только мечтать можно, – взглянул-таки он на своего друга всё с тем же смущением…
Однако…. внимание Михаила вновь привлекла мебель, которой был обставлен обеденный зал. Он ходил вокруг стульев и с увлечением ощупывал их спинки… Подходил к буфетам и выдвигал их ящики, открывал дверцы, со знанием дела осматривая всевозможные крепления… С наслаждением гладил рукой поверхность стола, на ощупь напоминающую полотно атласной ткани, при этом ничего не говоря, а только довольно покачивая и покачивая головой.
– Да-а-а… Такой интерьер, Станек, такая прекрасная мебель – всё это очень располагает к длительным застольям и душевным беседам, – наконец-то, в приятной задумчивости вымолвил он. – А еще, братишка, я обратил внимание на то, до чего же качественно выполнена эта мебель! Несомненно, талантливый мастер ее сладил!.. – уже больше самому себе, нежели Станиславу, сказал он. – Мой отец Селивестр Богдан очень славился мастерством краснодеревщика, когда работал в имении барона Ордоновского, и мне, своему сыну, кое-какие секреты своего ремесла сумел передать. Так что, Станек, как человек, хорошо разбирающийся в плотницком деле, я с полной ответственностью заверяю тебя в том, что мебель твоего обеденного зала изготовлена безупречно!.. Просто безупречно! – ещё раз с великим наслаждением провел Михаил ладонью по атласной, на ощупь, поверхности стола.
Что же касается Станислава, так ему были отвратны откровения Михаила о его пристрастиях к плотницкому ремеслу. Станислава это вынудило вспомнить о том, о чем ему больше всего не хотелось вспоминать… Например, о том, что друг его Михаил Богдан принадлежит к другому, чуждому ему сословию. А если это так, то что же они делают вместе?..
Стоя в глубине комнаты, он с ледяным отчуждением наблюдал за той эйфорией, в которую ввела Михаила работа какого-то там «талантливого краснодеревщика». И только благодаря горничной Кристине, которая неожиданно появилась в дверях обеденного зала, Михаил не заметил того неприятия, с которым смотрел на него его друг Станислав Войцеховский.
Кристина держала в руках большой серебряный поднос, нагруженный стопками белых накрахмаленных салфеток. Увидев в помещении хозяина и его гостя, она засмущалась, а встретившись взглядом с Михаилом, и вовсе вспыхнула пунцовым румянцем…
Михаил безразличным взглядом окинул Кристину, которая, застыв в дверях обеденного зала, с нескрываемым вожделением ощупывала его глазами. Низкорослая, с объемными формами тела молодая девушка. Узколицая, тонкогубая, с небольшими глазами цвета темного пива, близко посаженными к тонкому, длинному носу и с пышной копной ярко рыжих волос…
– Кристи-и-на-а-а, – процедил сквозь зубы Станислав, – тебе не показалось, что тебя сегодня слишком много в наших с паном Богданом жизнях?!
Вздрогнув, Кристина взглянула на хозяина, сверлившего ее исподлобья недружелюбным взглядом… Станислав же, понимая, что ни внешний образ горничной, ни внутреннее ее содержание не помогут ему относиться к ней, как к достойной его внимания личности, молча ее ненавидел…
– Простите меня, пан Войцеховский! – поникла Кристина. – Я не знала, что вы со своим гостем здесь, в обеденном зале, – принялась она потерянно топтаться на месте…
– Ой, ли!.. – прямо-таки всплеснул руками сражённый ее враньём Станислав. – От вашего, сударыня, бесхитростного лукавства меня прямо-таки затошнило сейчас! Ты что, за дураков тут нас держишь?! – сдвинул он к переносице брови.
– Я принесла салфетки от прачки, – не зная, что ему ответить, сказала Кристина. – Вот они, – указала она глазами на поднос с салфетками. – Мне их нужно переложить в ящик буфета.
– Так ступай же! Перекладывай! – в состоянии крайнего недовольства выкрикнул Станислав. – Чего же ты все топчешься и топчешься на месте, при всём при этом уже успев раз десять догола раздеть моего друга глазами?!
Щеки Кристины сделались еще более пунцовыми. Часто-часто моргая, она продолжала растерянно топтаться на месте.
– Так ступай же рысью и перекладывай, наконец-то, свои салфетки! – приказал ей вконец обозлённый Станислав. – Чего же ты всё топчешься и топчешься на месте, словно застоявшаяся кобыла в стойле?!
Кристина, сжавшись в комочек, сорвалась с места и проскользнула мимо Станислава в сторону комода. Едва справляясь с волнением, она стала укладывать в его ящик накрахмаленные салфетки.
– Ну что, братишка, не желаешь рассмотреть негласное предложение барышни воспользоваться ее услугами? – поглаживая пальцем свои усики, с бесстыдством посмотрел на Михаила Станислав…
Его вопрос ввел Михаила в конфуз… Он прямо-таки отпрянул от него…
– А что?.. Барышня сама себя предлагает! Чего же теряться-то?..
– Нет! Не хотел бы! – показал ему кулак Михаил…
– Ну и дурак!.. – рассмеялся Станислав…
Кристина же, наконец-то справившись со своими делами, подобно перепуганной птахе, пойманной сильными руками человека и неожиданно заполучившей свободу, тут же выпорхнула из столовой…
– Всё!.. Сорвалась девка с крючка!.. – сделав горестное лицо, констатировал Станислав. – Ладно! Черт с ней! – махнул он рукой и стал доставать из кармашка своего белого жилета карманные часы. – Ого!!! – озадаченно воскликнул он, – времени-то уже сколько! Пойдем, Михаська, скорее, провожу тебя в твою комнату…
Михаил и Станислав покинули помещение обеденного зала и направились по коридору дома в сторону комнаты, которая уже давно дожидалась приезда своего гостя.
– Не помнишь, братишка, о чём мы с тобой разговаривали, пока эта сумасбродная не нарушила нашу идиллию? – спросил Михаила Станислав, когда они шли по коридору.
– О бароне Ордоновском мы с тобой говорили, Станек, – обреченно вздохнул Михаил. Ему уже изрядно поднадоела тема, касаемая его Ясно Вельможного папаши.
– Точно!.. – вмиг расцвел Станислав. – Именно о нём мы с тобой и говорили… Так говоришь, братишка, Ясно Вельможный пан в последнее время все путешествует?
– Да! Путешествует! – со скучающим лицом подтвердил свои слова Михаил. – А что ему ещё делать? Денег старику на десять жизней хватит. Надо же успеть их до смерти размотать. С собой-то в могилу не заберёшь. А оставлять кому попало жалко будет…
– А я, Михаська, вот о чем думаю, – призадумавшись, погладил свои усики Станислав, – вот бы старик тебе дом купил. Не всю же жизнь тебе у пани Стахи угол снимать. Тем более, ни жён, ни законных детей Ясно Вельможный пан за всю свою жизнь так и не нажил. Наследников, как мы знаем, у него тоже нет.
– Не такой он дурак, Станек, кому попало дома покупать!
– Что значит, кому попало?! Сыну своему, Михаська, сыну, а не кому попало…
– Станек, – посмотрел на него с укором Михаил, – ты прекрасно знаешь, что я никогда не стану просить у отца денег на дом, а сам он мне их никогда не предложит… Тогда зачем же впустую воду в ступе толочь?..
– А знаешь, Михаська, я сам попрошу барона об этом!
– О чем?!
– О том, чтобы он тебе денег на дом дал! Как только найду возможность состыковаться с ним, так и поговорю об этом…
– Даже не вздумай! Даже не вздумай этого сделать!!! – всполошился Михаил и на нервном взводе прибавил шаг…
– Почему нет? Почему?! – успел ухватить его за руку Станислав и приостановить…
– Потому, что ты этим моё достоинство унизишь! – оттолкнул его от себя Михаил. – Если бы отец пожелал, уже давно бы сам этот вопрос решил. Думаешь, он не знает, что я на квартире у пани Стахи живу? Естественно, знает! Захотел бы, и дом давным-давно мне купил, и фамилию свою дал. Но, как видишь, воз и ныне там. Зачем лезть в душу человека, которая от тебя на тысячу засовов закрыта? Тем более, положа руку на сердце, я на него не в обиде! Деньги на жизнь даёт, и на том спасибо. Пусть немного, но даёт. Я и за это ему благодарен…
– Да-а-а… Ну и гад же он, твой папаша! Если бы ты только знал, Михаська, какое у него состояние! О-о-о… Мрак!.. Да ему купить тебе особняк или даже два особняка – все равно, что нищему на паперти копейку подать. Да он гарем жен в состоянии содержать, не то что единственного сына!..
– Гарем жен, говоришь?.. – разулыбался Михаил. – Насмешил ты меня, Станек! Да ему и одна-то жена в тягость. Человек привык жить в своё удовольствие, в своё наслаждение, в бесконечном познавании новых партнёрш, которым уготовано судьбой услаждать его в постели и развлекать в нескончаемых любовных игрищах. Это всегда стимулировало его жизненный тонус, тешило его мужское самолюбие, давало пищу его уму, его душе и плоти.
– О, да! В этом и есть преимущество холостой жизни!.. – с пониманием дела воскликнул Станислав. – Живи, гуляй в свое удовольствие, не страшась семейных драм и разборок. Никаких тебе обязательств перед кем-то. А ведь всё это так тяготит и раздражает, – поморщил он свой нос.
– А я смотрю, братишка, тебе жизненная позиция барона по душе… Я прав?
– Почему нет?.. В этом есть своя прелесть… Да ладно, Михаська, что это мы всё о нем да о нем! Соскучился я по тебе, дружище! Очень соскучился! – приобнял он Михаила за плечи.
– Я тоже, Станек, по тебе очень скучал. Ощущение, что лет десять тебя не видел!
Тем временем друзья вошли в небольшую комнату с одним распахнутым во двор окном, обставленную маленькими уютными диванчиками. Из этой небольшой комнатки, которой, скорее всего, была отведена роль небольшой прихожей, высокая двухстворчатая дверь с позолоченными ручками в виде головок льва вела в какие-то ещё другие апартаменты дома…
– Пришли!.. – просиял Станислав. – Твоя обитель, братишка, – распахнул он перед ним двери…
– О!.. Это моя комната?! – приятно удивился Михаил, увидев просторное светлое помещение.
– Тебе нравится?
– Очень нравится!.. Очень!.. – начал осматриваться Михаил…
Напротив входа – два больших окна, распахнутых в сад. В простенке между окнами – камин, облицовочная рама которого выполнена из мореного дуба. В левом переднем углу комнаты – большое напольное зеркало в раме из того же мореного дуба. В правом переднем углу комнаты – деревянный столик на тонких ножках, покрытый белой вязаной скатеркой. На столике – фигурки Девы Марии и Иисуса Христа. Рядом с камином два больших, вольготных кресла, обтянутые зеленым гобеленом, и два приставных к ним пуфика для ног. Справа от входа – диван-атаманка под бежевым пледом. На диване множество всевозможных подушечек в пёстрых наволочках. Слева от входа, торцом к стене – большая деревянная кровать с высокими спинками, застланная бежевым покрывалом с кистями. Вдоль изголовья кровати – старательно взбитые руками горничной подушки всех размеров, облачённые в белоснежные наволочки. По бокам кровати – массивные тумбочки со стоящими на них настольными лампами под стеклянными зелеными абажурами. Над кроватью – огромная картина в деревянной коричневой раме. Чуть ниже – распятие Христа. Слева и справа от входа – по большому двухстворчатому шкафу, так же, как и вся мебель в комнате, из мореного дуба. В центре комнаты – круглый дубовый стол с четырьмя мягкими стульями, сидения и спинки которых обтянуты зеленым гобеленом. В центре стола, на белой вязаной салфетке – высокий керамический кувшин с цветами белых садовых ромашек.
– Прекрасно!.. Просто прекрасно!.. – пройдясь по комнате, снова воскликнул Михаил и направился к окну, распахнутому в сад.
– Я рад, что тебе понравились твои покои, – довольно улыбнулся Станислав. – Долго думал, какую из комнат в доме тебе выделить, и остановил свой выбор на этой.
– Какой очаровательный вид из окна! – огляделся по сторонам с высоты второго этажа Михаил.
– Сколько зелени вокруг!.. Фруктовые деревья просто усыпаны плодами! А яблок-то сколько! Сколько груш! – все не переставал восторгаться он. Постояв еще немного у окна, он направился к своей кровати.
– О!.. А какая вольготная кровать у меня! А какая она мягкая!.. – помяв ее руками, приятно удивился он. – Какие воздушные подушки! Так бы и зарылся прямо сейчас же в них с головой! Уютно… Очень уютно. А тихо-то здесь как!.. – прислушавшись, улыбнулся он.
– Да, здесь очень тихо!.. – подтвердил его слова Станислав. – Окна комнаты выходят в сад. Поэтому тут всегда будет спокойно, и ты будешь спать, как младенец. А еще, Михаська, в этой комнате очень приятно пахнет яблоками из сада. В этом 1915 году неслыханный урожай яблок уродился в садах Могилева. А ведь я, братишка, прекрасно помню, насколько ты любишь запах яблок.
– Спасибо, Станек, что ты об этом помнишь! – положив на его плечо руку, благодарно улыбнулся ему Михаил. – Спасибо!..
– Да ладно тебе! – засмущался Станислав и, скинув его руку со своего плеча, отошел от него в сторону…
Между тем, внимание Михаила привлекла картина, висящая в изголовье его кровати. На ней были изображены три молодые девушки в прозрачных одеждах, через которые просвечивали их тоненькие, изящные тела и стройные, длинные ножки. За их спинами просматривались едва заметные серебристые крылья. Златокудрые девушки с большими синими глазами, взявшись за руки, порхали в облаках, подсвеченных заходящими лучами солнца. Головки девочек были украшены цветами неземной красоты.
– О, какие прекрасные нимфы!.. – с упоением воскликнул Михаил. – Или это грации? – стал он внимательно присматриваться к девушкам на картине.
– Это три грации, Михаська, – пояснил Станислав. – Три красавицы, олицетворяющие Красоту, Любовь и Удовольствие.
– Это не те ли, что из свиты Венеры? – всё не сводил с красавиц своих восхищенных глаз Михаил.
– Они самые, братишка…
– А почему у этих граций крылья за спиной?
– А это для того, Михаська, чтобы в одну из ночей, как только проснутся ночные цветы, они, посредством этих крылышек, явились сюда, к тебе, в твое просторное ложе, и подарили тебе ночь красоты, любви и удовольствия.
Услышанное ввело Михаила в замешательство, щеки его зарумянились, как у молоденькой гимназистки. Станислав заметил его смущение…
– А что, Михаська, разве у тебя никогда не было в постели сразу трех девушек?
– Нет! Никогда! – искренне признался Михаил. – А у тебя, Станек?.. У тебя были?..
– Были!..
– Сразу три?!!
– Вот это да!!! Да ты что, брат, с луны свалился?!! Не думал, что ты такой целомудренный!
