скачать книгу бесплатно
– Не знаю… Наверное, не придал этому значения, – пожал плечами заскучавший Станислав.
А Михаил уже снова увлекся рассматриванием картин. Смотрел и всё покачивал головой: «Красота!.. Ох, и красота! До чего же безупречная работа мастеров!»
– Да уж…. – еще больше заскучал Станислав…
– Видишь ли, Станек, картины – это моё всё!.. – только на мгновение оторвавшись от их просмотра, напомнил Михаил другу о своем увлечении. – Могу часами от них не отходить…
– Да неужели?!.. – с недовольством уставился на него Станислав. – Надеюсь, ты не для этого ко мне приехал?.. Ты мне лучше вот о чем скажи, – оттянул-таки он его от картин и увлек за собой в дальнейшее путешествие по своему дому, – ты в курсе дела, где сейчас Ясно Вельможный пан Ордоновский обитает? Когда ты последний раз своего папеньку видел?
– Последний раз видел его перед отъездом из Варшавы, – ответил ему Михаил. – Приглашал меня к себе в гости.
– Что-о-о?.. Приглашал тебя в гости?! – удивился Станислав.
– Да! Приглашал! А что?!
– В свой варшавский особняк приглашал?!
– Да! В свой варшавский особняк приглашал. А что тебя удивляет?
– Вот это да!.. А жить тебя, случайно, в свой особняк не приглашал?..
– Кого?!
– Тебя! Кого же ещё!..
– В качестве кого? – подавленно спросил его Михаил.
– В качестве сына, разумеется!.. Единокровного сына!!!
– Такими обязательствами, как жить под одной крышей со своим, хоть и единокровным, но все-таки официально не узаконенным сыном, барон Ордоновский никогда себя не обременял. И ты, Станек, об этом прекрасно знаешь…
– Да знаю, знаю…
– Тогда зачем спрашиваешь?!
– Не обижайся на меня! Это я так… От злости на твоего Ясно Вельможного папашу…
– Станек, почему ты на него злишься? У тебя для этого есть повод?
Но Станислав быстренько сменил тему разговора: «Михаська, судя по твоему варшавскому адресу, ты так и продолжаешь проживать на квартире у пани Стахи? Не так ли?..»
– Почему бы и нет? – рассеянно пожал плечами Михаил. – Милая, очень милая старая пани. И, что мне импонирует, очень аккуратная… Очень католичка она, что для меня тоже важно. Мы с ней много рассуждаем о Господе, ходим в костел на мессы. Она мне попросту как мать. Мне в её доме тепло и уютно. Да и привык я уже к ней. Родная она мне стала…
– Да, да… Помню её… Действительно, приятная пани, – согласился с его мнением Станислав. – Ну и слава Богу, коль так, – улыбнулся он, видя, как у его друга Михаськи потеплел взгляд при упоминании о пане Стахе.
Между тем…. молодые люди вошли в большую по площади комнату, обставленную вдоль стен книжными шкафами, полки которых были до отказа заполнены книгами.
– Кабинет мой, – со скукой во взгляде пояснил Станислав. – Работы по банковским делам у меня всегда много, вот и тружусь тут…
Михаил огляделся… Справа от входа два светлых окна, под которыми, торцом к ним, стоит массивный, изготовленный из дуба письменный стол. Столешница стола под зеленым сукном. На столе настольная лампа с зелёным стеклянным абажуром, большая чернильница из мрамора с несколькими подставками для перьевых ручек. А еще кипы каких-то документов, несколько раскрытых книг, отложенное в сторону печатное издание «Вестник Могилевского Земства»…
В одном углу кабинета – старинные напольные часы, в другом – камин из серого мрамора со скульптурными украшениями. На камине установлены большие, выполненные из бронзы часы и два больших, тоже из бронзы, подсвечника.
Над камином – величественный, во весь его рост, портрет деда Станислава – барона Генриха-Гедеминаса Ландсбергиса. На портрете он изображен в возрасте лет шестидесяти пяти, одетым во фрачный костюм, лацкан фрака которого украшает роскошная английская бутоньерка.
Художнику удалось уловить и передать присущую барону Ландсбергису надменность в его облике. Помимо этого, во взгляде больших, выразительных глаз барона присутствуют мысль, смелость, достоинство. Очевидно без слов, что этот господин принадлежит к тем людям, кому из века в век, из поколения в поколение принадлежат государство, могущество, власть и слава…
– О, Станек, – улыбнулся Михаил, – до чего же достоверно удалось художнику передать внутреннее содержание твоего деда, а также его внешний образ! Смотрю на портрет и вижу его, словно воочию. Словно живой стоит тут, рядом с нами. Даже придраться не к чему… Именно таким я и запомнил его на всю свою жизнь: светлые, с золотистым отливом волосы, зачесанные на боковой пробор, под цвет им – небольшие бородка и усики, бледная кожа лица, серые глаза, прямой с небольшой горбинкой нос. Да, да! Именно таким я его и помню, – улыбался портрету барона Генриха-Гедеминаса Ландсбергиса Михаил…
– Не тревожь душу, Михаська, – отходя от портрета своего деда, тихо сказал Станислав. – Пошли отсюда…
– Нет, Станек, подожди. Я еще твой кабинет не осмотрел.
– Ну, смотри, – с недовольством посмотрел на него Станислав.
И Михаил принялся дальше осматривать рабочий кабинет своего друга. Слева от входа – большой диван, обтянутый коричневой кожей, и два стоящих напротив него таких же кресла. Вдоль стен книжные шкафы со стеклянными дверями. Михаил окинул взглядом книжные полки шкафов, пробежал глазами по переплетам книг. Названия книг выдают профессию своего хозяина, его интересы и приоритеты в выборе книг для чтения на досуге. Тут книги по юриспруденции, по финансам, по экономике… Много книг по философии, истории, искусству. Огромные энциклопедические тома. Книги на английском, французском, польском и немецких языках… Всевозможные словари.
– Рутина, Михаська! – поморщил свой красивый нос Станислав. – Пошли отсюда. Умоляю…
Михаил хотел было уже послушно направиться вслед за ним, но тут совершенно отчетливо почувствовал на себе призывный взгляд барона Генриха-Гедеминаса Ландсбергиса, направленный на него с портрета.
– Подожди, Станек, меня твой дедушка позвал, – сказал он Станиславу и вернулся к портрету.
Михаил внимательно посмотрел в глаза барона и ощутил, что тот смотрит на него очень доброжелательно и приветливо. Даже почувствовал его ласковую улыбку, притаившуюся в уголках губ…
– Я смотрю, Станек, ты никогда не расстаешься с портретом своего деда, везде его с собой возишь. Этот его портрет у тебя и в Питере в кабинете висел, и тут ты его повесил…
– Дед – это моё всё, Михаська! Ты же сам прекрасно знаешь, как мне его не хватает в жизни! – погрустнел Станислав. – Очень не хватает! – посмотрел он с печалью на портрет деда. – Пожалуй, сейчас он мне необходим более, чем когда-либо…
Михаил ничего не ответил Станиславу на это, только тяжело вздохнул и легонько погладил его по спине…
– Спасибо, Михаська, что хоть ты у меня есть!.. Мой дед очень тебя уважал…
– Я его тоже очень уважал, Станек. Барон Генрих-Гедеминас Ландсбергис был добропорядочным человеком. Честный он и очень справедливый. Я всю свою жизнь буду поминать его тёплым словом. Ведь он первый пришел ко мне на выручку в гимназии, когда меня клеймили позором за то, что я сын женщины, которая находится в услужении пану. А уж как он тебя, Станек, любил! Слов не подберешь, чтобы выразить всю глубину его чувств. Могу представить, что ты пережил, потеряв такого дедушку. Это невосполнимая утрата…
– Да! Это так! – еще больше поник Станислав. – Ладно….. пошли отсюда, Михаська, пошли, – словно очнувшись, вымолвил он, – покажу тебе мою гостиную.
Друзья направились по коридору к другим дверям дома…
– Вот моя гостиная, братишка, – как-то безынициативно произнес Станислав, не сбросивший еще со своей души горестные воспоминания о деде.
Михаил окинул взглядом большое помещение зала, паркетный пол которого был натерт до зеркального блеска. Высокие потолки зала украшала лепнина, стены были обтянуты бордовым шёлком с рисунком из золотых и белых корон. Мягкая мебель гостиной – два угловых дивана, стоящих справа и слева от дверей балкона, а также кресла с подлокотниками, стоящие вдоль стен – были обтянуты бордовым шелком.
Торжественность залу придавал ослепительно белый рояль «Steinway» с большим ажурным пюпитром и золотыми педалями, красиво гармонирующий со стоящим у правой стены зала белым мраморным камином, на котором были установлены большие позолоченные часы с маятником.
Посередине комнаты – овальный стол, вокруг которого расставлены мягкие стулья, обтянутые всё тем же бордовым шёлком.
На потолке – массивная бронзовая люстра с хрустальными подвесками. По стенам развешаны такие же светильники.
Михаил обратил внимание на то, что на одном из кресел стоит новенькая гитара.
– Чья это гитара, Станек? Уж не твоя ли?..
– Моя!.. – смущенно улыбнулся Станислав.
– Разве ты умеешь играть на гитаре? – изумился Михаил. – Знаю, что ты великолепно играешь на рояле. А вот на гитаре… не знал об этом.
– Научился и на гитаре, Михаська. Честно сказать, всегда об этом мечтал. Многие считают это мещанством, но я не разделяю их точку зрения. Глупость! Самая настоящая глупость! Я в восторге от гитары!.. Нравится мне, как она звучит, люблю слушать романсы под ее аккомпанемент…
– И что, получается играть?
– Получается! И очень неплохо получается… Потом развлеку тебя. Знаю много старинных романсов.
– Вот это да! – продолжал смотреть на него с восхищением Михаил.
– Да ладно тебе удивляться! – смутился Станислав. – Нет ничего в этом сложного… Только желание и терпение требуется. Будем петь с тобой дуэты…
– Дуэты будем петь?! – увеличились в размере и без того большие глаза Михаила. – Ну, братишка, я просто восхищен твоими талантами! Просто восхищен!
Между тем, взгляд Михаила привлёк к себе портрет молодой, очень миловидной женщины, выполненный в полный её рост. Портрет этот в большой, овальной формы позолоченной раме висел над камином зала.
Незнакомка была одета в белое бальное платье с очень глубоким декольте, красоту которому придавали воланы, кружева и множество голубых атласных бантиков. Светло-русая её головка была украшена локонами с вколотыми в них живыми цветами. На мир она смотрела большими серыми глазами, наполненными ясным светом. Женщина была весела, немного кокетлива и озаряла свой образ ровной белозубой улыбкой.
– Неужели пани Войцеховская?.. – узнал Михаил в женщине мать Станислава.
– Она! – без доли каких-либо эмоций ответил ему Станислав.
– Совсем еще молоденькая! – неосознанно улыбаясь, всё смотрел и смотрел на нее Михаил…
– Этот портрет писали с неё сразу после того, как она родила меня. Отец захотел увековечить её в том возрасте, в котором она подарила ему сына.
– Да-а-а… как быстро летит время и как быстро мы стареем, – продолжая вглядываться в образ матери Станислава, немного удручённо вздохнул Михаил.
– О чем это ты, братишка?
– Видел я твою матушку совсем недавно, в Варшаве, когда шел в гости к барону Ордоновскому.
– Вот как?.. И что же она тебе поведала?
– Видел её со стороны… Она шла к экипажу, который ожидал её около ворот особняка. Скажу только одно – всё так же хороша собой, всё так же стройна и всё так же легка ее походка. Но….. уже далека от образа, запечатлённого на этом холсте.
– Что ж поделать, Михаська, почти тридцать лет прошло с того момента, когда моя матушка, увековечивая себя для потомков, позировала своему портретисту. Да ладно о ней, о матушке моей! – прервал он самого себя. – Ты сейчас, Михаська, снова Ясно Вельможного пана Ордоновского упомянул. Ну? И как же он там, в Варшаве, поживает? Здоров ли?
– Ты, Станек, что-то сегодня много времени уделяешь разговору о бароне. С чего бы это, не могу понять?
Ничего не ответив, Станислав пропустил его в двери своей спальни: «Опочивальня моя, Михаська», – улыбнулся он ему.
К удивлению Михаила, спальня Станислава оказалась оформленной в персидском стиле, с большим количеством ярких цветов и узоров в её декоре.
Михаил осмотрел комнату, стены которой были драпированы золотой парчой. В простенке между двух окон – большой камин, обрамление которого выложено разноцветной мозаикой. Слева от входа – большой деревянный комод, на котором теснятся всевозможные персидские вещицы: какие-то вазы и вазочки, статуэтки в форме людей, слонов и диковинных птиц… С правой стороны от входа – широкая, с высокими спинками деревянная кровать с балдахином, застланная бордовым атласным покрывалом с золотистыми кистями на четырех его углах. Из той же ткани – балдахин, подхваченный с обеих его сторон витыми шнурами с тяжелыми золотистыми кистями на их концах.
В изголовье кровати разложены подушки различных форм, различных цветов и размеров, расшитые бисером, цвета которых хорошо сочетаются с персидским ковром ручной работы, лежащим на полу. С обеих сторон кровати – тумбочки с настольными лампами. Рядом с тумбочками высокие напольные канделябры из бронзы. Совершенно очевидно, что свечи, зажжённые в спальне Станислава ночами, привносят в её интерьер неуловимую тайну и добавляют своему хозяину, возлежащему на вольготной кровати, романтичный настрой и усиливают его наслаждение от потаённых пламенных фантазий.
– Станек! Я не знал, что ты стал приверженцем интерьеров в персидском стиле?! Красота, конечно, необычайная, но у тебя всегда был в приоритете стиль времен Людовика XV, французского рококо…
– Да, это так… Но как только я увидел в Питере такую спальню у одного сановного генерала, то тут же решил и себе такую приобрести, – улыбнулся Станислав. – Теперь не жалею. Одно удовольствие – отдыхать в подобном интерьере. Кстати, я с детства мечтал о такой спальне.
– Поразительно, просто поразительно, братишка, но твой вкус полностью перекликается со вкусом Ясно Вельможного пана Ордоновского! Он тоже любит украшать свои покои в восточном стиле.
– Знаю я об этом, Михаська! Знаю! – снова увлёк его за собой в дальнейшее путешествие по своему дому Станислав. – Именно такую спальню, ещё в детстве, я и увидел впервые в своей жизни именно у него, у барона Ордоновского. Мне очень нравилось бывать в его доме. К нему в имение мы частенько наведывались с моим дедом по каким-то его важным делам. Пока дед и барон Ордоновский разговаривали о чем-то и курили чубуки у камина, я бегал по дому барона и с интересом рассматривал обстановку его покоев, безумно большую коллекцию старинных книг в его библиотеке, многочисленные картины, статуэтки, мебель, ковры. А однажды…… проник в его
спальню и долго с раскрытым ртом рассматривал всю её шикарную обстановку в персидском стиле. Тогда я увидел подобное впервые. Перещупал все безделушки, которые украшали интерьер спальни…. примерил на себя расшитый золотой нитью шлафрок барона…. пристроился к его кальяну… Вот тут-то, на месте преступления, меня и застукали… Потом получил взбучку от деда за свое вздорное поведение. По возвращению домой, предъявил деду претензию – почему у нас нет такой красивой, в персидском стиле спальни, как у барона Ордоновского… Устроил ему истерику, почему у него нет такого же шлафрока, как у барона… Дед тогда мне ответил, что все это не в его вкусе… А я подумал, что, когда стану взрослым, то у меня тоже будет такая же спальня с балдахином, как у барона Ордоновского, и тоже будут персидские ковры и всевозможные милые вещицы, как у него. А еще тогда решил для себя, что у меня непременно будет такой же шлафрок из парчи, как у него, у Ясно Вельможного пана, и что я тоже, как и он, буду курить кальян.
Но потом я об этой своей голубой детской мечте благополучно забыл… А когда побывал в Питере в гостях у одного известного сановного генерала и увидел обстановку его дома, которая у него в том же восточном стиле, что и у барона Ордоновского, то тут же и вспомнил о своей давно позабытой детской мечте…
– Странно! Ты никогда мне об этом не рассказывал, – пожал плечами Михаил.
– Говорю же, забыл на время об этом. А сейчас часто вспоминаю нашего барона Ордоновского. Вспоминаю обстановку его дома… Его самого часто вспоминаю… Ох, и красив же он был! Подобных ему людей я не встречал никогда. Как он там? В здравии?
– Хмм… Ты опять о нем?..
– Да вот… – неопределенно пожал плечами Станислав, – интересуюсь…
– Да что ему сделается, Станек! В здравии наш Ясно Вельможный пан, в здравии. Не волнуйся за него…
– По-прежнему такой же ловелас? – подмигнул Станислав.
– Представь себе, немного утихомирился.
– Все так же по балам разъезжает? Ведь он такой любитель балов!
– И балы реже стал посещать… Зато теперь всё больше времени в путешествиях по разным странам проводит. Особенно часто бывает в Лондоне. Там у него любимый кузен живет. Вот он к нему и ездит. Кстати…. уже успел несколько раз посетить Америку.
– Америку?..
– Да, Станек, Америку… Повадился туда ездить, слушать своего любимого итальянского тенора Энрике Карузо. Говорят, что Энрике Карузо, сильно привязавшись к Америке, теперь окончательно покинул свой родной итальянский Неаполь.
– Да, да, Михаська, я тоже слышал, что Энрике Карузо так прижился в Америке, что уже и о своем родном Неаполе забыл. Его даже итальянцы упрекают в том, что он окончательно обамериканился. На что он, с присущим ему юмором, успокоил земляков тем, что это не он обамериканился, а поклонники его тенора, американцы, обитальянились.
– Наслышан я об этом, Станек, – улыбнулся Михаил.
– Да-а-а… Значит, такие вот пристрастия теперь у нашего барона Ордоновского?.. – ухмыльнулся Станислав. – Нет, вы только на него посмотрите, в путешествиях по разным странам он свое время проводит!.. Ну и ну…
– Ты чем-то недоволен, братишка? – созерцая озлобленное лицо своего друга, насторожился Михаил.
– Конечно, недоволен!.. – нервно одернул полы своего фрака Станислав. – А с какого черта я должен быть доволен?!!
– А что не так?
