Щерба

Первый разряд.

Упырь через болезненную игру тока схватил холщовый мешок.

Второй разряд.

Бегом, чтобы не расстраивать удачу хамской дерзостью, сталкер ныряет под юбку железнодорожной платформы, где имелось пространство безопасности.

Третьего разряда не случилось. “Электра” крайне недовольно щелкнула искрой – ей не только не удалось завладеть жертвой, но к тому же обманули, заставив поработать на здоровье крайне хитрого сталкера.

В мешке плавало зеленоватое желе. Упыря потянуло на смех. Сидя под бетонной надстройкой платформы, он заговорил сам с собой: “Ну надо же, как всё сладко получилось. И убивать не пришлось, и патроны не потратил, и свидетелей нет, и артефакт заработал. Если кто спросит, то поклянусь богом, что не уследил за новичком – сам ведь полез в аномалию!”.

Рука сталкера прикоснулась к медленно переворачивающемуся шару со стеклянистой массой. Слюда осталась Слюдой, очень дорогим и редким артефактом, всего лишь сменила владельца. Упырь, подняв взгляд на труп сталкера, который мечтал о быстрых деньгах и выздоровлении брата, а стал жертвой человеческой жадности и жестокой аферы, самодовольно заулыбался:

– Какой же ты всё-таки тупой баран, Филя.

Майор и кум

I

– Ты на меня не кричи, Валера, – из трубки донеслось недовольное бурчание Кузьмука. – Я по-хорошему предупредить хотел, а ты мне в ответ ругань. Некрасиво.

Валерию Морозову, командиру войсковой части под бывшим селом Красиловка, ныне почти без остатка поглощенным Зоной, взаправду стало стыдно.

– Прости. Дуркую.

Тишина в трубке.

– Злое у тебя сердце, Валера, – пришел намеренно придержанный ответ. Кум знал, как давить на Морозова.

Снова тишина. Командиру показалось, будто весь воздух из кабинета откачали.

– Ты мне не чужой дурак, Валера, – просопевший голос Кузьмука дал понять, что извинения приняты. – Я ж себя подставляю этим звонком, сам понимаешь.

– Понимаю. Так когда?

– Скоро. Я уже видел подписанный приказ начальника. Вылет завтра утром, внепланка у тебя. Надеюсь, Валер, в батальоне всё в порядке? На днях одного майора проверили в Волчкове, до сих пор в пятому углу сидит и боится высунуться.

Морозов громко вздохнул. Это какой-то кошмар.

– Ну, что делать будешь? – Кузьмук снова забурчал. Сквозь трубку слышался ритмичный стук карандашом.

– Нарисую картину, – признался Морозов.

– Принято. Слушай, у тебя на носу повышение. Идешь на подполковника. Обещали в Киев перевести, так что думай. Спотыкаться не разрешаю.

– Кум дорогой, ну подсоби немного! – взмолился Морозов.

Тишина в трубке. Затем – крепкий мат.

– Дело дрянь, Валера?

– Дрянь…

Тишина.

– Ладно. Давай-ка сверимся по календарю. На Воздухофлотском считают потенциал выброса по методике Сахарова, но аппаратура может подвести, всякое бывает. В какой день у вас прогнозируется выброс?

Морозов нервно стряхнул ненужные бумаги со стола. Под стеклом лежал майский календарь двенадцатого года с красными отметками. Восемнадцатое число обведено трижды.

– По нашим расчетам – восемнадцатого.

– По нашим – это по каким? – усомнился голос Кузьмука.

– Докладывали со станции Янтарь и с института “Агропром”. Эрхабэшники тоже прислали измерения: аномальная активность в ближайшие дни резко возрастет до семи баллов.

– Принято. Погоди-ка, на Янтаре же этот энйштейнов Сахаров работает? Ай, пусть так. Семь баллов, говоришь? Это чрезвычайная ситуация. Значит, генералу только через неделю прилететь разрешено. Вот и хорошо, а то мне эсбэушники звонят, всё спрашивают: “Верить или не верить примерным сводкам из Дитяток?”

Морозов засмеялся. В Дитятках блокпост давно заброшен после очередного расширения Зоны.

– Только учти, Иван Алексеевич, что после выброса у нас не всегда спокойно. В Красиловке хоть и предбанник, так всё равно стрелять по зверью приходится.

– Разберись с бардаком, Валера. Сердечно советую. Всё, бывай.

Трубку на той стороне повесили. Морозов с минуту глядел в окно, не вставая с кресла, всё так же держа в руке телефон. Когда разум прояснился, а по спине прошлась волна мурашек, майор рванул из кабинета.

II

Майский луч чистым светом согревал яблоню, разросшуюся возле штаба. Дерево было гигантским, а белые цветы – большими и пахучими. Запах крепок до того, что перебивал вонючий бензин, недавно пролитый на плац.

Ветви гнулись к проклятой земле, окропленной кровью павших и радиоизотопами.

Богдана, командира экипажа злосчастной машины Т-80, у которой каждый день что-то да отваливалось, радовало солнце. Сигарета быстро закончилась, и он взялся за вторую. Рапорт, сложенная вдвое бумажка, дожидался своего часа.

– Тащ командир, разрешите доложить? – к Богдану явился Михаил Петров, или Динь-дон на языке батальона, механик-водитель боевой машины. Отцовские часы, когда Миша отдавал приветствие, стальным ремешком дернули его за волос на запястье, от чего на секунду он подумал, как бы замечательно было бы кинуть их в ближайший гравиконцентрат.

Миша был хорошим, поистине добрым и безобидным человеком, чьи мохнатые лапы способны спасти почти любой загинувший в Зоне механизм. Всё, кроме своего танка, он мог починить быстро и качественно, несмотря на острый дефицит подручных материалов. Динь-доном Миша стал потому, что всегда свои неудачи по службе скрывал за радостным докладом. Он никуда не рос, только старел потихоньку; его копеечное жалование в батальоне оперативного реагирования, с надбавкой в десять процентов за тяжелые условия службы, устраивало, и даже ооновские ребята не смогли переманить к себе в миротворческую бригаду.

– Разрешаю, – лицо Богдана сморщилось, и подчиненный не мог понять, то ли командир недоволен его появлением, то ли слишком ярким солнцем.

– К выполнению боевой задачи машина не готова.

Машина требовала нового двигателя после того, как прошлым месяцем попала в “карусель”. С минуту, если не больше, Мише пришлось вытаскивать из аномалии танк на высоких оборотах. Газотурбина не подвела, не заглохла в самый ответственный момент, и к общей радости порождение Зоны не раскрутило на запчасти танк с экипажем. Но после возвращения в часть двигатель категорически отказывался запускаться.

– Да и пох… – расслабленно произнес Богдан. – Без нового движка ты не запустишь колымагу.

Лицо Михаила побелело.

– Товарищ командир, так ведь…

– Мишка, сгинь! – вскрикнул Богдан. Третья сигарета вспыхнула алым огоньком. Мехвод ничего не понял, в недоумении почесав голову.

Из штаба выскочил командир части. Двое встали по стойке смирно.

– Вороненко, где сейчас замком Шмелёв? – Морозов, злобно глядя на Богдана, вынудил последнего позабыть о своем рапорте.

– Товарищ командир, начальник МТО в ангаре.

– А что с твоей машиной?

– Не фурычит.

Услышанное взбесило командира. Отправив подчиненных в гараж чинить безнадежно потерянный танк, он снабдил их воодушевляющей бранью, да к тому же с наказом не возвращаться, пока машина не двинется своим ходом.

Морозов ушел быстрым шагом. Богдан достал рапорт, но окликнуть майора так и не решился. Михаил, заприметив бумажку, всё понял и заметно сник.

III

Ангар пропах машинным маслом, дизелем и старой копотью; на полу – черные пятна, местами пропесоченные. Два уазика стояли без передней колесной пары; подорвавшись на внезапно возникшем “трамплине”, они сиротливо ждали новых запчастей, которых нет уже полтора года.

– Шмелёв! – Морозов рыскал по ангару в поисках подчиненного.

– Я тут, Валера… – увидев гримасу командира, начальник МТО быстро встал в стойку смирно. Его форма выглядела обыкновенно грязной. – Тащ майор, разрешите доложить.

Морозов, будучи коренастым, чувствовал себя великаном на фоне Тараса Шмелёва. Его подчиненный и внешне, и внутренне соответствовал своему предназначению: в части постоянно что-то исчезало, хотя изредка это случалось по согласию с Морозовым. Но сейчас от Шмелёва требовалось совершить обратное чудо.

– Тарас, нам хана. Сюда едет генс из ГВИ.

Начальник МТО поперхнулся, раскашлялся, побежал к шкафчику, где стояли полупустые бутылки. С горла напившись, он спросил:

– Где сейчас генус?

– В Киеве.

– Что? Так он на вертолете прибудет? Валера, у нас же ничего не готово! Хоть сбивай вертушку, коли всё пропало. А кто хоть едет?

– Без понятия. Нужно что-то придумать, Тарас. Рисовать картину.

Морозов прошелся по ангару. В рыжей голове кипела армейская смекалка. Мысль о внеочередном звании подполковника красила его воображение и топила печаль от поганой службы на периферии Зоны, где люди помирали порой чаще, чем военспецы на оперативном задании. Нужно что-то сделать. Но что?

Он слегка стыдился своего нытья. Все стенания по охране периметра Чернобыльской зоны казались ему нытьем, позорящим офицерскую честь; была служба страшнее и опаснее, вроде экспедиций с военными сталкерами, патрулирования территории возле завода “Янтарь” и десантных операций по “выявлению преступных элементов” рядом с бывшей РЛС. Служба на периметре редко заканчивалась двухсотыми, хотя цинковые гробы из его батальона всё-таки вывозили на Большую землю.

– Будем рисовать, – повторил Морозов.

– Но как? – сопливо прожжужал Шмелёв.

– Что у нас по боевым машинам?

– Да как сказать… Негусто. Из бэтэрок только две семидесятые в деле. Из танков шестьдесят четверка.

– А машина Вороненко?

– Тьфу, там дерьмо страшное, – Шмелёв с досады сплюнул, немного измарав себя. – Эти ослы проегорили танк.

– Ясно. В общем, план таков. Пусть этот генус к нам приезжает, погоду от этого не испортит. Посидим, покумекаем, в тире постреляем, ещё раз покумекаем, в бинокль всё посмотрим, а на конец проведём инспекцию за забором.

– Прям через забор генуса закинешь?

– Ну да, – усмехнулся Морозов. – По колее, вдоль колючей проволоки, и в каждом кусте через пятьсот метров по бойцу с гранатометом. Пусть смотрит себе сколько угодно на эту Зону, будь она проклята.

Морозов взял в руку бутылку. “Что за дрянь ты пьешь, Тарас? – молча возмутился майор. – Воруешь на сотку, а живешь от силы на десятку”

– Сколько у нас времени, Валер?

– Неделя на приведение в порядок дел. Машину Вороненко поднимите, что угодно сделайте, но к началу инспекции она должна стоять заведенной.

– Чего тебе так его танк пригляделся?

– Это единственная новая машина в батальоне, с нормальным дозиметром и детектором аномалий. И с газотурбинкой мне будет спокойнее, я не хочу, чтобы генерал застрял посреди дороги и в аномалии. К завтрашнему утру сведи весь учет по готовности. Спрашивай с каждого по всей строгости, – Морозов оглядел коренастого Шмелёва. – Господи, приведи себя в порядок, свинья мазутная!

IV

Сутки до инспекционной проверки. Выброс случился в точности по методике Сахарова, так что генерал в штабе ждал зря. Ему, впрочем, кум Морозова по-товарищески разъяснил, что на Зоне всё иначе, что лучше перебдеть, чем сгинуть по глупости. Генерал сопротивлялся не стал, но к утру следующего дня планировал на вертолете уже прибыть в расположение батальона.

Богдан с мехводом ковырялся в танке. Настроение было паршивейшим – емму обещали, что если всё будет сделано на отлично, то рапорт будет подписан немедленно и без проволочек. Проблема заключалась в том, как исполнить приказ. Танк категорически сопротивлялся, двигаться не желал и всем своим мамонтовым видом показывал смирение с участью.

В части нет ни одного рабочего двигателя, подходящего под восьмидесятку. В боксах стоят два Т-64 – оба разбитые в хлам, обгоревшие после попытки прорваться на Агропром. Конвой шел с дозиметристами по бортам – их метко обстреляли диггеры, пришлось оставить двухсотых в ближайшем сарае. Кроме них грамотно измерять аномальные возмущения никто не умел. Вот и влетели на танках в едва приметные для глаза аномалии.

К тому же только на Т-80 установлен детектор ДА-2М, с которым можно мало-мальски обнаружить почти все известные аномальные поля, кроме тех, что находятся в центре Зоны. Единственный танк, на котором не страшно спровадить генерала на внутреннюю инспекцию, немо стоит в гараже и ждет себе новое сердце.

– Что ты всё ковыряешься там? – возмутился Шмелёв. Он проверял готовность машины каждый час, и каждый раз слушал просьбу Богдана достать новый двигатель.

– Сколько уже можно говорить, что двигатель не заводится?

– Хватит придуриваться. Заставь Петрова отремонтировать. Наш Кулибин разучился? Родите уже работающий движок.

Богдан утерся тряпкой. Сейчас бы гаечным ключом Шмелёву по харе дать. Без интонации, сухо он произнес:

– Нужен новый двигатель, тащ замкомандира батальона. Закажите с Харькова, установлю за несколько часов.

– Да не будут ничего заказывать тебе, Вороненко! – Шмелёв заорал так, что ноги Петрова, видные из-под днища танка, вздрогнули. Каждый раз, когда Шмелёв орал, его лицо покрывалось красными пятнами, багровел и превращался в истерика. Он заколотил по танку кулаком, всё больше распаляясь. – Роди сам, если так надо. Ты солдат или пиджак гражданский? Утром танк должен проехаться по дороге!

– Я что, похож на волшебника? – Богдан повысил голос. – Ну сколько можно говорить, что двигатель не работает?

– Делай что хочешь, или напишу на тебя особистам, – в злости Шмелёв превращался в противнейшего гнома. – Если вы такие косорукие и в бронетанковом научились только крепко держать хозяйство, то возьмите артефакт и приложите подорожником. Вдруг поможет! – начальник МТО вышел из гаража не прощаясь.

Богдан яростно заматерился: мат строчил по броне, стенам и рикошетом задевал самого командира экипажа. Сбросив напряжение, он потянулся за пачкой сигарет в кармане. Из-под танка выкатился Миша.

– Истеричка знатный…

– Не говори-ка. Ты слышал? Пугануть меня решил. Три года службы в войсках, и теперь я саботажником оказался.

– Забудь, он погорячился, – Миша похлопал по плечу.

Ночь в звёздах. Возле гаража, присев на пни, оба закурили, смотрели в черное небо и гадали, как дальше жить.

– Слушай, командир, а давай и правда воспользуемся артефактом? – словно не веря своим словам, Миша дернул волосы на запястье.

– М? – рассеянно, будто не услышав предложения, спросил Богдан. Он потрогал голову, и на ладони осталась маленькая копна. Нервы или радиация, но к концу службы командир уйдет совсем лысым.

– Пошли в секцию А. Там же конфиската полно.

– И зачем?

– Как зачем? Это же артефакт. Нарушает законы физики. Глядишь, двигатель заведётся.

– Ерундой занимаешься. Лучше присобачить Дашку на шестьдесятчетверку.

– Бать, я детектор если спилю, то вместе с корпусом. Там всё намертво прикреплено, с мясом сдирать придется.

Ухнула сова.

– Там и радиации полно, Миш.

– Я схожу за Фроловым с дозиметром.

Богдан пожал плечами, тряхнул пепел в консервную банку. Выбирать не приходилось. Из всех вариантов осталось только чудо, а из чудес под рукой лишь конфискованные артефакты.

– Да всё получится, командир!

– Ну, давай… Динь-дон ты настоящий, Миш.

Фролов, штатный дозиметрист в батальоне, нехотя пошел в секцию А. Скуластый и черноглазый, он с самого начала эхал и кстати и некстати упоминал, как ему хотелось спать. Прямо у входа дозиметрист и вовсе встал, будто окопанный, явно выдавав шкурный интерес к делу. Тогда Богдан сказал, что взамен за услугу даст в награду что-нибудь из хранилища.

Дозиметрист сразу ожил.

– А Шмелёв? – недоверчиво спросил он.

– Договорюсь.

Секцией А на блокпосте обозначали склад конфискованных вещей, предполагаемо имевших аномальное происхождение. Обычно это прямоугольное хранилище по типу погреба, где расположены по бокам стен два стальных стеллажа. Артефакты стараются хранить в пластиковых боксах и в удалении друг от друга, во избежание неизвестных процессов взаимодействия.

Желтый свет растворил тьму в помещении. Фролову показывали артефакты из номенклатуры, и он говорил: “Норма. Норма. Зашкал”. Один раз дозиметрист, как только артефакт блеснул яркой вспышкой белого света, да так, что его черные радужки стали коричневыми, шарахнулся от увиденных показателей на приборе:

– Убери это немедленно! Годовую дозу получили.

– А вот это что? – Богдан добрался до последней полки стеллажа. – Золотой шар какой. И тёплый к тому же.

– Норма, – Фролов убрал дозиметр. Он подвел руку к артефакту. – Надо же, тёплый какой.

Шар переливался изнутри, как будто вязкую лаву заключили в стекло. Тепло тоже было необычным: мышцы в теле задубели, отяжелели, в жилах загустилась кровь.

– Наверное, подойдет. От него прям энергией несёт. Только что с ним делать? – спросил Миша.

– Не знаю. Возле двигателя прикрепить? – Богдан не разбирался в артефактах. По общевойской инструкции от них следовало держаться как можно дальше. Его служба всегда заключалась в “предотвращении попыток проникнуть на территорию зоны экологического бедствия, а также недопущении выхода за пределы охраняемого периметра пораженных биологических видов и предметов”. Больше его в Зоне ничего не волновало.

– Давай шлифовалкой по нему пройдемся, а пыль натрем во входной патрубок? Или с топливом смешаем?

– Ты дурак? – Богдан покрутил пальцем у виска. – Газотурбинку пылью лечить собрался?

– Так это же артефакт! – наивно воскликнул Миша. – Он ведь нарушает физику в нашу пользу. Не стали бы сталкеры таскать из Зоны погремушки, не будь они полезны.

Как мертвому припарки, подумал командир. То ли отчаявшись, то ли и правда поверив в сказку про Зону и чудо-артефакты, он махнул рукой на танк и Мишу одновременно. Будь что будет.

Мехвод спросил, не радиоактивен ли артефакт внутри, если его расколоть. Скулы Фролова в рыжем свечении артефакта подобрели:

– Ну… По идее, нет. Вот ты вопросы задаешь, конечно. На всякий случай работай в противогазе.

Из хранилища трое вышли в разном самочувствии: Богдан шел понурым, не надеясь на успех и повинуясь злому року судьбы, что ему никогда не сбежать из Зоны, никогда не уйти с ненавистной службы, не уйти на гражданку, в люди, в мир, где люди танцуют в клубе и пьют Оболонь в заросшем деревьями дворике; Миша радостно шел в подсобку за инструментами, веря в то, что его руки впервые поработают с настоящим артефактом; весёлым шел и дозиметрист Фролов, неся в кульке едва светящийся кусок, напоминающий вырванный с плотью обломок берцовой кости.

В ночной майской тишине зашумела шлифовалка. Искры – алые, золотые, белые, – летели от шара, а светящийся порошок падал в поддон, откуда мехвод будет брать волшебную пыль.

V

Генерал Бурый оказался обыкновенным человеком с наставническими замашками. По-видимому, инспекцию он воспринимал как служебную командировку с бенефитом, а ещё как способ присесть на уши офицерскому молодняку.

Генерал был стар, но активен, брови у него постоянно в движении; руки крепкие, по-хозяйски проверили каждую деталь и каждую винтовку; прошелся по всей части, заглянул в каждый дом и пристройку, осмотрел технику.

– На ремонте, товарищ генерал, – виновато сказал Морозов, когда инспектор рассмотрел уазики под брезентом. – Аномальная активность в последние полгода очень высокая. Попали в “трамплин” на марше до базы в Агропроме.

Кучные брови инспектора поднялись вверх.

– А что, вслепую ездите по Зоне? Как же детекторы?

– Оборудование поставляется с перебоями, товарищ генерал.

Собеседник хмыкнул.

– Сраные тыловики, – тихо, только для майора улыбнулся Бурый. – Но технику надо беречь, товарищ майор.

– Есть беречь технику!

В тире постреляли из основного оружия, но в качестве презента принесли конфискат. Бурый лучше всего управился с LR-300, подчеркнув хорошую кучность стрельбы. От L-85 остались неприятные воспоминания: «Бестолковая какая!»

Решили подарить ему любое оружие из конфискованного, но генерал, памятуя о том, что в Зоне почти всё имеет аномальную природу, вежливо отказался.

Чем дольше инспектор сидел за столом, тем больше говорил о своем прошлом и тем меньше интересовался делами войсковой части. Морозов даже представил, будто генералу правда понравилась чистая и подстриженная лужайка, белые бордюры и свежий запах краски от каждой пристройки.

– У вас в батальоне спокойно, – заметил Бурый, туша сигарету в хрустальной пепельнице. На улице светло, в окно бил солнечный луч. Китель с орденской планкой висел на спинке стула, и яркие пуговицы от света становились ещё желтее. – Двухсотых мало, сталкерского отребья немного, прорывов почти нет.

– Верно, товарищ генерал, – соврал Морозов.

– Как после выброса живется?

– На этот раз всё спокойно, товарищ генерал. Стаи кабанов, слепых псов, тушканы всякие. Мелочь, снимаем автоматной очередью.

– Что, псы здесь правда слепые? – удивился Бурый.

– Так точно, – Морозов взял закуску, прожевал и громко проглотил, заметно двигая кадыком. – Последствия. Но они ничуть не слабее зрячих.

– Гораздо хуже на севере, ближе к границе, – продолжил генерал. – Там стоит отдельная танковая, так её после каждого выброса рвут на куски. Уже не знаем, что с ней делать, то ли ООН просить, то ли в НАТО жаловаться… Варшавского-то больше нет, понимаешь.

Морозов промолчал.

– Ещё годика три-четыре, и будем бетонной стеной заниматься, – сказал генерал, жуя лук-перо. – От Зоны только так нужно защищаться. Автоматические доты, минные поля. Вот выстроим эшелонированную оборону, тогда двухсотых будет по нулям, коррупционные схемы с артефактами поломаются. Ведь противник у нас кто? Не полководец же. Разбить стену не сможет. А ученые потом разберутся, как избавиться от мутантов, аномалий и артефактов.

Морозов снова промолчал. Ему становилось противно.

“Ну и осел, ей богу, – подумал майор. – Да что он понимает в здешних реалиях? Какая стена? Зона растет, пока стену построишь – экскаватор на обратном пути в аномалию угодит! А деньги откуда на мероприятие? – голова майора отвернулась от стола, чтобы взглядом не замечать генерала. – Это я должен разъезжать по Зоне с инспекциями. Я боевой офицер, а не паркетный звездонос. У меня боевой опыт, радиоактивную землю месил пузом, молокосов наивных за воротник тащил обратно под мамкину юбку…”

Через два часа, к позднему утру, когда у майора оставалось совсем немного сил, а у генерала, напротив, силы только возрастали от хорошего стола, в дверь постучался Вороненко. Командир батальона посмотрел на него насупившись:

– Чего тебе?

– Товарищ командир, машина готова, – радостный Богдан наблюдал, как у его начальника округлились глаза от удивления. – Экипаж ждёт приказа.

Морозов не верил подчиненному, но Богдан впервые за долгое время выглядел улыбающимся.

– Отставить. Товарищ генерал всё проинспектировал. Можешь идти.

– Погоди, сынок, – Бурый рукой осек Морозова. – О чем разговор?

– Инспекция периметра Зоны. Маршрут до блокпоста Дубовая-1. Боевая машина готова к выполнению поставленной задачи… – голос Богдана слабел под напором покрасневших от гнева глаз Морозова. Генерал же, охмелев донельзя, обрадовался внезапному вояжу.

– Хорошее дело! Готовьте машину, – всё более смелевший генерал, обратившийся к Морозову, решительно поднялся со стула. – Да ты не волнуйся, Морозов. Всё хорошо у тебя в части. Спасибо куму передай. Он у тебя мужик добрый.

Майор, понявший, что скоро взаправду уедет из богом проклятой земли, уже представил на секунду кабинет и соседствующих рядом полезных людей. А что дальше? Дружить, дергать за усы подчиненных, подписывать приказы? Ну мёд, а не сказка.

– Когда выступаем? – спросил он.

– Выступаем немедленно, – генерал стянул со стула китель, позвенев звездами. – Приказывай ребятам, пусть заводят машину.

– Товарищ генерал, позавчера прошел выброс, – испуганный майор представил, как танк по случайной оказии влетит в новорожденную аномалию, зажарив его будущее навсегда. – Эрхабэшники ещё не прошлись по маршруту. Возможно, появились новые аномалии на дороге, невесть что со зверьем. Дайте хотя б разведку провести.

– Отставить разговор. Мы и есть разведка. Приступаем к исполнению боевой задачи! – спина генерала уже показалась в дверях. Майору ничего не оставалось, как бежать за своим потенциальным будущим.

VI

Танк ехал ровно, вдоль тёмно-зелёного еловника, лязгая гусеницами на всю округу. Расставленный по маршруту караул, контрабасы, усиленные гранатометами, позевывал в кустах, пока машина проезжала мимо. Утренняя погода испортилась: шел моросящий дождь, тучи, как освинцованные, держали в оковах небо, дул ветерок, раскачивающий остатки кабелей на ЛЭП.

Морозов остался в расположении части, трясясь вместе с Шмелёвым. Последний, чтобы наверняка танк не подвел, перекрестил трижды экипаж Вороненко. В последний момент к Богдану прицепили нового наводчика по фамилии Бровко, который слишком часто поглядывал на орденосца.