Предназначенные

Типичное самоубийство

– Типичное самоубийство. Очень жаль.

Рик Вэнс, молодой детектив из уголовного отдела, с удивлением посмотрел на криминалиста. Употребленное тем словосочетание показалось ему неудачным или, вернее, неправильным. Провинциальным. Впрочем, он тут же напомнил себе, что так оно и есть. Ведь здесь действительно была провинция.

– Вы хотите сказать – обычное? – уточнил Вэнс.

Криминалист вскинул голову. В его взгляде промелькнуло что-то похожее на раздражение, но ответил он так же ровно и холодно:

– Да, если угодно, обычное. Точнее, конечно, покажет вскрытие.

Вэнс осторожно взял карточку регистрации жертвы. Карточка выглядела чистой и аккуратной, так что скорей всего выдана она была недавно. Детектив посмотрел на дату регистрации.

– Два года назад, – задумчиво проговорил Вэнс. – Значит, ему двадцать?

– Через неделю должно было исполниться двадцать один.

Детектив обернулся к говорившему. Это был сосед умершего, старый и угрюмый бета. Час назад он вернулся с работы и обнаружил в комнате труп.

– Вы хорошо его знали? – спросил Вэнс.

– Нет, – ответил тот. – Можно сказать я его совсем не знал. Но недавно он сам говорил об этом. – У него была семья?

– Семья? – переспросил старик. – Ну, что вы, разумеется, нет! Подумайте хоть немного, детектив, кому нужен какой-то бета?

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего…

– Я, между прочим, тоже бета!

– А? – старик сразу сбавил тон. – Простите. Я принял вас за альфу.

Вэнс сжал карточку.

– Я спрашивал о его родителях, – сказал он.

– Он поддерживал с ними отношения?

– Нет. Зачем?

– Он тоже говорил вам об этом?

– Не было нужды говорить, – старик пожал плечами.

– Он все время проводил здесь. Мы же работаем по суткам. Сутки работаем, сутки – отдыхаем. Так что времени с кем-то общаться у нас нет. Разве что с друг другом и то очень редко и мало.

– Кроме погибшего здесь еще кто-нибудь живет?

– Да, есть еще один парень. Он сейчас на работе.

– Вы работаете в одном месте?

– Верно. Только смены у нас разные.

– С друг другом эти двое общались? Не ссорились?

– Нет.

– Совсем?

– Гм… А чего им делить-то?

Вэнс слегка прикусил губу.

– И все же он упоминал о своих родителях? Старик задумался.

– Да. Его отец вроде в автомастерской работает, слесарем.

– А мать?

– Омега? Ну, конечно же, дома сидит.

– А второй родитель?

– Бета, что ли? Лоис о нем не упоминал. Скорей всего его просто нет.

– Как это просто нет?

Старик криво усмехнулся.

– Вы шутите, детектив? Или с неба сюда упали?

– Я, вообще-то, из столицы приехал.

– А-а, – улыбка старика стала еще более натянутой. – Ну, тогда извините.

– Больше вы ничего не хотите сказать?

– Нет.

Вэнс опять закусил губу. – Вас еще вызовут в полицию.

– Я понял.

Дальнейшее расследование мало что показало. Погибший Лоис ни с кем не общался, никуда не ходил и в общем-то ничего из себя не представлял. Обычный бета, без способностей и с не слишком хорошим аттестатом, он после окончания школы ушел из дома и устроился уборщиком в магазин. В нем Лоис проработал три года, а потом в один не слишком прекрасный осенний день, вернулся в квартиру, которую снимал с еще с двумя бетами и – повесился.

– Это самоубийство, – через какое-то время сообщил ему паталогоанатом. – Так что не тратьте зря время.

– Он не оставил предсмертной записки…

– Да Бога ради, детектив! Забудьте вы о записках! Их только омеги пишут… И то не всегда.

– Но…

– Не тратьте зря время, – повторил паталогоанатом. – Парень сам наложил на себя руки. Тут никто не виноват. – А вы не слышали о наказании за доведение до самоубийства?

– О доведении? Не смешите меня, детектив. С ним никто не общался, так о каком доведении может идти речь?

– Об этом может идти речь. Тяжелая работа и отсутствие общения…

– Его никто силой на работе не держал. Мог бы и уйти.

– Куда?

– А вот это нас не касается.

– Его родители вряд ли обрадовались, если бы он захотел вернутся к ним. Кроме него, у них есть еще один сын, альфа, сейчас он учится и отец оплачивает его обучение.

– И что же?

– Возможно, из-за этих обстоятельств Лоис и впал в депрессию.

– Возможно. А возможно и нет. Кстати, он мог и по другому поводу впасть в депрессию…

– По какому поводу?

– Из-за несчастной любви, например. По результатам обследования могу вам сообщить, что этот Лоис не был невинным мальчиком. Увы!

– Странно, что его соседи ничего не могут припомнить. Где и с кем он мог встречаться?

– Да, ладно вам, детектив. Вовсе не обязательно трахаться дома. Для этого дела вполне хватит перерыва и подсобного помещения на той же работе.

После этого разговора Вэнс отправился на место работы умершего. Там никто ничего не видел и никто ничего не знал. Управляющий, правда, заметил, что месяц назад у них работала омега. Но ни ее имя, ни ее внешность он так и не смог вспомнить.

– Иногда к нам приходят омеги, – сказал он. – На одну или две смены… Без оформления. Понимаете?

– Понимаю. У вас все работают без официального оформления.

– Да. Это наша обычная практика. Так вот… О чем я говорил?

– Об омегах.

– Они, как правило, все замужем. Постоянная работа им не нужна. Так что они отрабатывают смену, мы с ними расплачиваемся и больше их не видим.

– Сколько у вас хранятся записи с камер наблюдения?

– Три дня. Больше нам не нужно.

Вэнс задумался.

– А в подсобных помещениях камеры у вас установлены? – поинтересовался он после недолгого молчания.

Управляющий бросил на него недоуменный взгляд.

– Нет.

– Вам следует их установить, – заметил Вэнс. – И предупредить ваших работников о возможной уголовной ответственности.

– За что? – управляющий недоумевал все больше.

– Два месяца назад был принят закон о донорстве. К любому донорству можно прибегать только в специальных медицинских учреждениях.

– Не понимаю…

– Вы говорите, что все омеги, которые приходят к вам работать – замужем?

– Да. Но при чем тут это?

– Вы же знаете, как происходит зачатие? – поморщился Вэнс. – Чтобы забеременеть омеге кроме альфы нужен еще бета.

– Ну, разумеется. Подождите… Вы хотите сказать… – Установите камеры во всех подсобных помещениях, – повторил Вэнс, с той же брезгливой гримасой.

Он вернулся в участок только к концу смены. Там его уже поджидал начальник отдела, очень хмурый и недовольный.

– Детектив, я рад, что вы так усердно работаете, но неплохо бы уже увидеть конечный результат. Он у вас есть?

– Да.

– Так что же?..

– Самоубийство.

– Но ведь это же было ясно с самого начала!

– Да, но тем не менее, нужно было убедиться и проверить все факты, – Вэнс помолчал и добавил уже не секунды не сомневаясь: – Это действительно оказалось типичное самоубийство. Очень жаль.

Праздник

В воздухе пахло праздником. Этот запах одновременно сырой и прохладный был неотъемлемой частью Нового Года и Антон его особенно любил. Да и сам праздник – тоже. Ему нравилось сидеть за накрытым столом, любоваться украшенной серебряными гирляндами комнатой, слушать песни на любимой волне и мечтать о будущем. Разумеется, светлом, радостном и главное – обеспеченном. Антон довольно улыбнулся. Родные его будущей жены были очень обеспечены, так что о будущем он мог уже не беспокоиться. Будущий тесть уже нашел для него подходящую работу, будущая теща занималась обустройством дома… Да и с будущей женой все обстояло вполне-вполне. Света была хорошенькой девчонкой, в меру веселой, в меру наивной. И вдобавок еще – влюбленной в него без всякой меры.

Антон снова вдохнул сырой воздух. Неделю назад одна из его недавних подружек увидела Свету с ним и помчалась к той домой, выяснять отношения. Света не стала ничего выяснять. Она незамедлительно вызвала полицию, а затем, когда полиция увезла настырно ломившуюся в чужую квартиру омегу, позвонила ему. Антон сразу же приехал и легко утряс возникшее недоразумение. Радуясь, что при этом родителей Светы не было дома. Их бы ему так легко одурачить не удалось. Впрочем, они скорей всего предпочли бы закрыть на это глаза. Ведь молодыми, здоровыми, непьющими и неглупыми женихами – не бросаются. Даже если жених не бета, а альфа.

– Вы не скажите который час? – услышал он вдруг голос, немного хриплый и какой-то странно знакомый. Рядом с ним неожиданно оказалась омега. В короткой, немодной куртке, бледная, темноволосая и совершенно не симпатичная. Но хуже всего – от нее исходил запах, сырой и прохладный.

– Запах наиболее тебе приятный, будет запахом твоей омеги, – сказал когда то ему отец. – Но хотелось бы надеяться, что вы никогда не встретитесь.

– Почему же?

– Тоша, а тебе очень нужна какая то дурочка, у которой за душой ничего нет? – усмехнулся родитель.

– Но ведь ты женился?

– Да, потому что был полным дураком. К тому же это было почти тридцать лет назад, а тогда все верили в этот бред про предназначение и счастливые браки с истинными. Да и государство тогда помогало, давало квартиры и пособия. А сейчас, извини, добиваться нужно всего самому. Да и омег развелось тоже как собак нерезаных…

– И что теперь их резать надо?

– Не помешало бы, – согласился отец. – Ведь толку от них – никакого. Одно только и умеют, что по койкам валяться, да еще плодиться не хуже кроликов. Тьфу!

– Ну, не все же они такие…

– Все, сынок, все. Уж лучше поверь мне и найди себе лучше бету. Она и способнее будет и побогаче. И к тому же не так помешана на трахе.

Антон не стал возражать. Тогда он только-только окончил школу и готовился поступать в институт. Омег рядом оказалось больше чем достаточно и каждая мечтала только об одном – побыстрее затащить его в койку. ВУЗ в их представлении не был высшим учебным заведением, где приобретались знания и будущая профессия. Они полагали, что прибыли в то место, где можно подцепить альфу и выйти удачно замуж. Или, если не получиться удачно, просто выйти. А в браке, естественно, родить ребенка и предоставить альфе ее и его обеспечивать. Не больше и не меньше. Антону это не нравилось. Совсем не нравилось. Однако природа брала свое и за пять лет учебы он переспал со всеми омегами на своем курсе. А потом…

Потом ему все же повезло и он познакомился со Светой. Симпатичной бетой из обеспеченной семьи. Антон снова окинул взглядом стоявшую перед ним омегу. Немодную, страшную и похоже, не имеющую за душой ничего. Разве что запах. Его любимый запах… Антона передернуло от отвращения.

– Простите, что? – спросил он. – Что вы сказали?

– Который час? – повторила омега, отступая на шаг.

– Без четверти шесть, – буркнул Антон и зашагал прочь, по направлению к остановке. Омега за ним не последовала. Хотя, возможно, она быстро потеряла его в толпе, надушенной и выпивающей в честь Нового Года. А он ехал домой. Там его ждали родители, ждала Света и конечно же, ждал вкусный ужин. Праздник продолжался. И Антон был совершенно счастлив.

Златоокая

Принц заметил ее сразу. Она появилась в самый разгар пира, невысокая, стройная и изящная девушка, с огненными глазами и с волосами, тоже напоминавшими огонь. Сначала он решил, что она надела парик, но когда та подошла ближе, Принц подумал, что эта девушка, скорей всего чужеземка, а не жительница Черной Земли. Уж слишком светлыми были ее кожа, ее глаза и, конечно же, ее волосы… Девушка склонилась перед ним в поклоне.

Принц улыбнулся, протянул к ней руки и вот она оказалась с ним рядом. Его губы ощущали сладость ее кожи, нежной и упругой, он вдыхал сладкий аромат ее волос и тогда же он понял, что изведает ее, изведает неприменно, всю до конца, а там пусть будет, что будет! Даже если ее огонь окажется огнем смертоносного Сета, он не остановится. Ни за что!

Девушка застонала. Принц приоткрыл глаза и, встретив ее взгляд, на мгновение замер. Этого мгновения ей вполне хватило: она вырвалась из его объятий и исчезла за дверью, быстрая, как дуновение того же Сета в пустыне… И тут же в зале наступила тишина.

Музыканты смолкли, танцовщицы жались к стенам и в ужасе переглядывались с друг другом. А один из придворных поднял с пола маленькую сандалию, сплошь усыпанную драгоценными камнями и похожую на дорогое изделие ювелира.

– Найди ее! – нетерпеливо воскликнул Принц. – Отправляйся сейчас же, не медли!

С тех пор прошло много времени. Принц не считал сколько. Но что значило для него время, если оно скользило, словно ветер или вода? Многое ушло без возврата, многое изменилось, однако одно оставалось неизменным – он по прежнему оставался Принцем. И однажды он снова увидел ее. На этот раз, правда, был не пир, а бал. Но она снова появилась, в самом его разгаре. И Принц узнал ее, с первого же взгляда, хотя выглядела она не так, как и в их первую встречу. Сейчас только ее кожа отливала все той же восхитительной белизной, да глаза по прежнему хранили огонь Сета. Она улыбнулась ему, слегка наклоняя голову. А он смотрел на ее волосы, собранные в затейливую прическу и перевитую нитями крупного жемчуга, на обнаженные плечи, на грудь, скрытую вышитым корсажем и думал, что ее сандалии тоже должны измениться. Ведь иначе и быть не может… Ведь не может? Девушка подала ему руку. На этот раз Принц не привлек ее к себе, а только повел ее в танце. Но те, кто присутствовали в Зале, смотрели на них, как и тогда, и перешептывались так же…

– Ваше Высочество, – голос девушки звучал певуче и сладостно и взгляд ее тоже был исполнен сладости: он обволакивал, манил и ласкал. Принц с улыбкой пожал ее руку. Он снова давал ей возможность погрузить взгляд в его глаза. О, она должна увидеть то, что видела когда-то, и что, конечно же, должна была вспомнить! И она вспомнила. Она все вспомнила…

Принц отпрянул назад. Девушка вскрикнула, вырвала руку и бросилась бежать. Прочь от него, прочь из дворца. А он продолжал стоять неподвижно, пока к нему не подошел один из придворных. В руках у него была маленькая туфелька, украшенная золотой розой.

"Мой прекрасный цветок," – подумал Принц, а вслух сказал:

– Найди ее! Отправляйся сейчас же! Не медли.

Придворный с поклонном исчез. Принц проводил его взглядом и подумал, что в следующий раз, он неприменно отправится за ней сам. Но пока… Пока он не мог. Слишком много было у него врагов, слишком сильно он дорожил короной. А она подождет. Ведь что такое время, для ламии и вампира, если оно скользит по ним, подобно воде или ветру – и не может изменить ничего?

Он и она

Время идет. Впервые он видит ее еще ребенком. Худенькая, высокая девочка, с острым подбородком и большими глазами, она смотрит на него с любопытством и с недоумением, которое в силу своего возраста не может скрыть, и под ее взглядом он чувствует свои годы особенно сильно. Он стар, слишком стар. Его ровесники давно уже мертвы, впрочем, большинство из них, умерли не своей смертью. Но в такие времена это неудивительно. Удивительно, как раз то, что он до сих пор жив и до сих пор не утратил рассудок. Он отворачивается и уходит, но долго думает об этом и о ней, конечно, тоже. Но тогда, в первый раз, он не спрашивает себя, почему? И она тоже себя ни о чем не спрашивает.

Проходит несколько лет.

Второй раз он видит ее на коронации ее брата Артура. Она стоит рядом с младшей сестрой своей матери и ее взгляд, как и лицо, ничего не выражает. Она не видит никого и ничего, по крайней мере, не видит здесь. А потом она отворачивается и уходит, а он смотрит ей вслед и хочет только одного: побежать за ней, взять ее за руки и спросить, глядя ей в глаза, какая беда и какое горе с ней случилось? Но он продолжает стоять неподвижно и только спрашивает себя – почему? Почему он так хочет утешить ее? Почему он уверен, что она попала в беду и страдает? А она страдает. Страдает мучительно, отчаянно и неутешно и ей не до вопроса – почему?

Проходит еще несколько лет. В третий раз он видит ее при дворе короля Артура. Теперь она первая среди женщин и все мужчины провожают ее взглядами. Только теперь он старается на нее не смотреть. Он говорит с ее братом, просит того найти ему жену, так как именно этого требует его статус и укрепление их политического союза. И первым – произносят ее имя…

Произносит его не король. О ней говорит королева Джиневра и он не может скрыть своей растерянности и радости. Король смотрит на него, затем переводит взгляд на жену… И та встречает его взгляд улыбкой. А потом он остается, а король с королевой направляются к ней. И он ждет. Наконец, король выходит под руку с сестрой. Она согласна. Она согласна! Он смотрит на нее, пытаясь поймать ее взгляд, но она опускает глаза и он понимает, почему. Она дала согласие только ради брата. А он… Он любит ее, любит давно и будет любить вечно. Теперь он это понимает. Но она – нет.

Через несколько лет он все же умирает. Спокойно и без мучений, осознавая, что в следующей жизни он непременно найдет ее… И будет находить всегда, снова и снова во всех своих будущих воплощениях. Пока этот мир существует. А она… Она проживет еще долго. Она переживет и брата и своего сына. Она увидит, как изменится мир, как сменят обличье боги и люди. Но другого мужа у нее не будет. Потому что он все время будет стоять перед ее глазами, где бы и с кем бы она не была. И она со временем осознает, что в следующей жизни они непременно найдут друг друга и проживут не несколько лет, а целую жизнь, долго и счастливо. Время идет.

Он

В первый раз это происходит как обычно, ей исполняется 13 лет.

Анна просыпается глубокой ночью, от боли. За окном бушует непогода: молнии зигзагами пронзают холодное, ноябрьское небо, гром гремит и грохочет, а дождь льет так, словно разверзлись все хляби небесные. Девочка сначала не может понять, что происходит – ее левая рука от запястья до локтя кажется обожженной и болит так же. Проснувшаяся от крика своей маленькой госпожи, толстая и неповоротливая служанка Кэт, бормочет что-то совсем непонятное о ее рождении и о наступившем тринадцатилетии. Но после того, как Кэт зажигает свечу и приносит мазь натереть ей больную руку – Анне становится все ясно и понятно.

Ей исполнилось тринадцать и в час ее рождения на ее левом запястье появляется Знак, первая буква имени ее Избранника. Анна смотрит на нее, до крови закусив губу, а служанка натирает ей мазью руку и твердит, что утром все пройдет и Знак исчезнет. Девочка ничего не отвечает, только хмурится. Имя ее Избранника начинается на "Р", а в замке нет ни одного человека с таким именем.

Разве что муж той же Кэт, старый садовник Реми. Анна вспоминает его лицо, изрезанное морщинами, худые, жилистые руки, вечно сгорбленную спину… Конечно же, это не Он, это не может быть – Он! Вот только ее родные думают иначе.

Второй раз Знак появляется через три года. Анна снова пробуждается от боли в левой руке и сначала никак не может понять, что происходит. Реми умер год назад, значит Знак не должен появиться! Но он вновь проступает на ее запястье, все та же "Р" и на этот раз девушка плачет не от боли, а от радости. Слава Всевышнему, она может наконец-то вернуться домой, к родным! Но утром Настоятельница вызывает ее к себе и говорит, что она останется в монастыре и примет постриг в положенное время. Родные не хотят ее видеть и она должна их понять… Но Анна ничего не понимает.

Она продолжает настаивать на своем, возмущенно кричит и под конец – плачет. Ее, чуть ли не силой, уводят в келию и там, она мечется, словно обезумевшая. Будь проклят этот Реми, будь проклят этот Он! Да за что же ей все это?!

Третий раз наступает, как ему и положено, через три года. Анна проводит пальцами по горящему от боли запястью. "Р" все там же, никуда не делось, хотя все уверяли, что после Пострига, Знак больше не появится. Но он появляется снова и это означает только одно: данный ей Обет не имеет никакой силы. Выходит тогда… Что же тогда?

Она спрашивает о том на исповеди, у Святого Отца. Священник сначала теряется, а затем начинает сам задавать вопросы. О ее родных, о том хотела ли она дать Обет добровольно? Анна отрицает свое желание, объясняет, что ей просто некуда было идти. Родные от нее отказались, а как можно просить помощи у чужих? Как?

Святой Отец ее не перебивает. Только когда она умолкает, он говорит, что Знак Избранницы появляется и у него. Это начальная буква, буква "А". А его собственное имя – Рене. Так может, статься, они и есть Избранные и отмеченные Богом друг для друга? Анна судорожно хватается за прутья решетки. Вот Он, она, наконец, нашла Его и Он теперь поплатиться за все! Она так решила.

…И Она все исполнит!

Джинни молчит

Джинни молчит. На нее это не похоже, от слова "совсем", и он, ее муж, разумеется, знает о том. Или, что вернее, он как раз предпочитает не знать о том. Хотя, может быть – о той? В их доме Чжоу появляется очень редко. Стройная и изящная, в зеленых одеяниях и в золотых украшениях. Гарри разглядывает гостью и всякий раз удивляется. С каждым годом Чжоу делается все красивее и он иногда спрашивает у жены, есть ли у женщин-волшебниц какой-нибудь особый магический секрет?

Вместо ответа Джинни краснеет, а Чжоу смотрит на нее и на него и – заливается смехом. Она уверена, что Гарри ни о чем не знает и уж, подавно, не о чем не догадывается. Наивная Чжоу! Джинни же продолжает молчать. Это, наверное, самое лучшее, что она может сделать, но Гарри это не нравится. Он предпочел бы чуть больше доверия с ее стороны, тогда как Джинни уверена, что со своей личной проблемой она справиться сама. Как будто это возможно, справиться со своим соулмейтом?!

Гарри отворачивается к окну. Сейчас ему неприятно смотреть на Чжоу, да и на Джинни – он тоже смотреть не хочет. Его жена выглядит просто жалко: она то краснеет, то бледнеет и явно не знает, что сказать. Впрочем, на ее месте, Гарри чувствовал бы себя не лучше. По счастью, его соулмейт в их доме не появляется. По счастью?..

Гарри вдруг вспоминает бледное лицо своего соулмейта и его глаза, растерянные и почти испуганные. Драко Малфой явно не ожидал этой встречи, случайной встречи, после стольких то лет! Гарри чувствует, что при мысли о нем, он начинает краснеть, ну, совсем, как Джинни. А Джинни… Джинни молчит.

Имена

…Ее дочь зовут Розой. Сама Гермиона предпочла бы дать ей другое имя. Но Рон! Рон настоял именно на нем и она с ним согласилась. Наверное, потому, что тогда ей было очень жаль его и, наверное, потому, что она полагала, что так будет правильно. Ведь самое меньшее, что Рон мог сделать для Розы Беккет, своего погибшего соулмейта, с которой он при жизни даже словом не перемолвился – это назвать ее именем свою дочь.

Роза Беккет… Она погибла во время сражения с Темным Лордом. Маленькая, щуплая девушка, с невыразительным круглым лицом и с двумя смешными косичками, тонкими как крысиные хвостики. Гермиона совершенно не помнила ее. В тот день, она вместе с Роном стояла возле погибших, смотрела на них и вспоминала, что вот с ним или с ней, она сталкивалась и разговаривала в библиотеке или в столовой. Но Розу Беккет она нигде не видела. Вернее, она просто ее не замечала. Как и Рон…

Рон! Он стоял бледный, совершенно потерянный и сжимал ей руку.

– Гермиона, – бормотал он. – Пожалуйста, Гермиона. Ты видишь?

Разумеется, она видела. На запястье у погибшей Розы Беккет четко выступал рисунок – дом с треугольной крышей. Такой же дом был на запястье и у Рона. А вот у нее…

Гермиона закрывает глаза и переводит дыхание. Сердце колотится где-то в горле, по спине пробегает дрожь. Интересно, а Рон знает хоть что-нибудь о ее соулмейте? Она ничего ему не говорила, но тем не менее… Гермиона разглядывает свой знак на запястье.

Глаз, тусклый, с посиневшими краями, уже почти исчезнувший. Ее соулмейт тоже мертв. Он погиб, как и Роза Беккет, во время боя за Хогвартс. Вот только сражался он не бок о бок с ними, а был против них – на стороне Темного Лорда. И все же… Ну, почему, почему судьба, боги и магия – оказались так несправедливы? Почему они не оставили ей даже имени?!

…Его имени?