О нем

Послание

– И это все? Господин Такеда больше ничего не написал?

Сарутоби Саске только вздохнул. Последние два года письма Тигра из Каи к своему врагу стали уж очень длинными и какими то мудреными. Кроме обязательной части: дескать, я желаю встретиться с Вами в бою там то и там то, была так же часть необязательная. В ней Такеда рассуждал о негладком течении жизни, о пути, назначенном Богами, о предназначении людей в этом мире… И Саске, как верный шиноби, обе эти части выучивал и запоминал. Но, что еще хуже, с каждым разом, письма делались все длиннее и учить их приходилось больше и дольше.

Последнее письмо (его он, кстати, потерял в лесу во время стычки с целым отрядом ронинов), тоже было невероятно длинным и запутанным. Помимо всего, о чем Такеда писал в предыдущих письмах, он писал в нем так же о том, каким должен быть истинный воин, вспоминая в связи с этим и ветер и пожар и скалы… Наверно, тогда, когда он писал, он вспоминал свою встречу с Уесуги Кенсином и теперь, спустя пять лет, хотел видеть его там, где увидел в первый раз?

Саске посмотрел на правителя Этиго. Тот по прежнему сидел в непринужденной позе, однако в его взгляде, устремленном на шиноби было ожидание. Взволнованное и отчаянное.

Он снова вздохнул.

– Мой господин написал, что любит Вас с первой встречи и чтобы не случилось и какой бы не была воля Богов и судьбы, его любовь к Вам, господин Уесуги, так и останется неизменной, жаркой, как огонь, неистовой, как ветер и непоколебимой, как скала.

Сны

Сны обычно сбываются. Хотя обычно, Тесокабе Моточика, Демон Западного моря – их не видел. Разве что, иногда… Как, например, перед этим сражением.

В тот вечер, он долго не мог уснуть. Почему то ему на память упорно приходил последний бой с Мори. Вспоминались горящие на солнце круглые лезвия, изящное, гибкое тело, затянутое в зеленые одежды… Чуть приоткрытый рот, с тонкими губами… И глаза, тоже зеленые, под цвет той же одежды, сосредоточенные и застывшие, точно у холоднокровной рептилии, а не живого человека!

"Что ты будешь делать на этот раз, Мори? – мысленно вопрошал Тесокабе. – Что ты рассчитываешь получить от Тоетоми? Ведь в любом случае, преимущество на моей стороне. А значит… Значит ты неизбежно проиграешь!" Последняя мысль заставила Демона улыбнуться. С той же улыбкой он и уснул. И именно тогда – увидел сон.

Во сне он видел обломки кораблей, небо, охваченное огнем, землю, такую же пустынную и огненную, как небо, а так же себя. Избитого, безоруженого, проигравшего… Он стоял на коленях и смотрел, как к нему подходит победитель. Мори Мотонари.

Тесокабе судорожно вздохнул и открыл глаза. Вокруг было темно и – слава богам, рядом никого не было! Он находился на своем корабле и в своей каюте.

– Проклятый сон! – пробормотал Демон.

Больше спать ему не хотелось.

А дальше… Дальше был новый день, было новое сражение и этот проклятый сон, внезапно ставший явью. Правда, с одним единственным отличием. Его победителем, оказался Тоетоми, а не сам Мори… Но, тем не менее, он все же присутствовал. Тесокабе стоял и смотрел, как правитель Аки, все так же похожий на ядовитого гада, идет прямо к нему. Не один. С ним вместе шел генерал Тоетоми, тоже очень тонкий и очень изящный, только белокожий и одетый во все белое.

Словом, еще одна змея!

– Что Вы намерены с ним делать? – спросил Мори, вскидывая голову и впиваясь взглядом, в неподвижного, как гранитный утес, Тоетоми.

– Пока – ничего, – ответил тот. – Ханбей, он твой.

Генерал согласно кивнул. Тоетоми отвернулся и пошел прочь, в сторону разрушенной пристани. А Мори… Мори обернулся к Ханбею.

– Его нельзя оставлять в живых, – проговорил он. – Вы это понимаете?

– Да, понимаю. Не беспокойтесь.

Тесекабе вздрогнул. Эти слова, конечно, были вполне жесткими и уверенными, но они, казалось не соответствовали мягкому и нежному голосу. К тому же обладатель этого голоса, сделал несколько шагов и теперь стоял рядом. Близко. Совсем близко!

Он был чуть выше Мори и его волосы горели серебром, как волосы самого Тесокабе. Конечно, его тонкость и изящество никуда не делись, но поблизости они не выглядели такими уж змеиными. Да и его кожа, не смотря на белизну, не вызывала отвращения. Скорее, наоборот! Она напомнила ему жемчуг, гладкий и прохладный и вызвала желание прикоснуться к ней пальцами и губами.

Что за хрень?

Что еще с ним происходит?

Очередной кошмар?

– Будьте осторожны, – голос Мори прозвучал заглушено, словно издалека.

Генерал Тоетоми снова кивнул, в знак согласия. Но когда его взгляд опять обратился к Тесокабе, то тот вдруг заметил в нем необычный блеск. Так ярко и необычно, в лучах солнца горит фиолетовая гладь моря… За несколько часов до шторма.

– Он опасный зверь, – теперь в голосе правителя Аки явно послышалось шипение.

Обозленной и смертельно раненной гадюки.

– В самом деле? – Ханбей улыбнулся. Он, как видно, был удивлен, но ничуть не растерян. – Что ж, хорошо. Я всегда мечтал иметь… Зверей.

Мори побледнел… И больше не произнес ни слова. А вокруг них, все так же продолжало полыхать зарево. Все тот же кошмар, от которого нельзя не проснуться, не убежать.

– Что-то ты поздно хватился, Мори, – наконец, после недолгого молчания, сказал Тескокабе. – Знаешь, кто не успел… Тот опаздал.

Однажды ночью

Тогда тоже была ночь. И пол тоже качался у него под ногами. И так же, как и тогда, он был пьян. Не от спиртного, конечно, а от обиды и ярости. На себя. И на него.

– Ты когда-нибудь поумнеешь, Тесокабэ? – в голосе Мори явно слышиться презрение. – Или по крайней мере научишься слушать тех, кто умнее?

– Это ты что ли умный?

– Что? – брови у Мори изумленно взлетают вверх. И на его лице, обычно невозмутимом, тоже появляется изумление.

– Тебе самому не мешало бы поумнеть! – Тесокабэ стремительно разворачивается к нему. – Думаешь, что ты все можешь рассчитать, да? Вот только настоящий бой на море – это тебе не партия в сеги!

Он хватается за стол руками. На нем, как и тогда, ворох бумаг. Расчеты, одни расчеты. Будь они прокляты! И Мори тоже! Командир, чтоб его… Крыса бумажная!

– Прекрати сейчас же. Ты что себе позволяешь?

Тесокабэ не отвечает. Его по прежнему трясет, но теперь уже не от злости. Мори смотрит на него с тем же изумлением, а он делает еще один шаг и валит того на стол, прямо на эти чертовы бумаги.

– Пусти! – шипит сквозь зубы Мори. – Идиот! Иначе я позову людей.

– Зови кого хочешь.

Мори не зовет. Даже не стонет. Ну, почти не стонет. Даже когда он входит в него, пренебрегая самой элементарной подготовкой.

– Черт… Черт…

Голос Тесокабэ срывается. Вместе с ним срываются и последние остатки осторожности. Впрочем, ну ее к черту, эту осторожность! И все остальное тоже. Кончают они тоже вместе…

Как, вдруг вспоминает Тесокабэ и тогда…

– Мори…

– М-м? – тот оборачивается и вопросительно смотрит на него.

– Мори, – повторяет Тесокабэ и его глаза становятся такими же вопрошающими, как у командира. – А нам обязательно делать это… Раз в пять лет? И на твоем столе?

Треугольник

Влюбленные слепы. А когда они любят в первый раз и не безответно – то слепы вдвойне. И это несмотря на то, что один из них умен и проницателен, а другой – обладает восприимчивостью и настороженностью дикого зверя.

Иэясу переводит взгляд с одного на другого. Мицунари выглядит спокойным и довольным, да и Ханбей смотрит на своего воспитанника так же, как и раньше… "Неужели он ничего не замечает?" – вопрошает себя Иэясу.

А Ханбей, тем временем, подходит к Хидэеси. Тот продолжает сидеть неподвижно, как каменное изваяние, но руки… Руки сжимают подлокотники так крепко, что пальцы белеют, и голос его звучит глуше обычного:

– Оставьте нас.

Они выходят. Иэясу оборачивается и на этот раз друг замечает его взгляд.

– В чем дело, Иэясу? – спрашивает он. – С чего ты так на меня смотришь?

– Как – так? – переспрашивает Иэясу.

– Да, так… – Мицунари хмурится. – Ты чем-то недоволен?

Иэясу отводит взгляд, затем кивает, в знак согласия.

– Ну, в чем дело? – продолжает расспрашивать Мицунари. – Что произошло?

– Твой наставник… – Иэясу по прежнему смотрит в сторону. – Не думаю, что ему понравится, если он узнает…

– Узнает? – Мицунари нетерпеливо передергивает плечами. – О чем ты говоришь?

– О тебе, – Иэясу тоже поводит плечами. – И… О Хидэеси-сама. Твой наставник… Ведь он…

– Возможно, он будет не в восторге. – раздраженно замечает Мицунари. – Но я уже давно не ребенок. И он должен это понять.

– Неужели ты полагаешь, что он сможет понять… такое?

– Полагаю – да. Ханбей-сама очень умный человек. Он быстро сообразит, что к чему… И оставит все, как есть.

– Ты уверен? – изумленно спрашивает Иэясу.

– Уверен! – с тем же раздражением отвечает Мицунари. – И знаешь, что Иэясу… Я сам решу, где и с кем буду время проводить. Так что твои советы и советы наставника мне не нужны.

Какое-то время они молчат. Мицунари – потому что не хочет больше ничего говорить, а Иэясу обдумывает сложившуюся ситуацию.

– Но ты все же собирался ему рассказать? – наконец произносит он.

– Не знаю, – вполне честно признается Мицунари. – Я как-то не задумывался над этим. А ты считаешь, что надо сказать?

– Нет, не надо, – Иэясу делает над собой усилие и улыбается. – Наверно, ты прав, о некоторых вещах лучше помолчать…

– Ну, хоть в чем то мы согласились, – замечает Мицунари и выглядит таким довольным, словно говорит не с ним, а с Хидэеси-сама… Или со своим Наставником.

Да, влюбленные, действительно, слепы – думает Иэясу.

И еще – глухи… Ко всему. И – ко всем.

Отрава

Он знал, что нечто подобное произойдет. Когда – вопрос лишь времени. Но то, что Такенака прибегнет к этому, сомневаться не приходилось. Ведь он такой скользкий и расчетливый мерзавец! Катакура стискивает руки. Ладони уже не ощущают прикосновения пальцев, да и в голове появляется странная легкость. Зелье действует, как крепкое саке. Но саке, не смотря на всю свою крепость, никогда не туманило ему разум. А вот как на него подействует наркотик, Катакура не знает… И в данный момент, он жалеет о том, что не знает.

За дверью слышатся шаги и Катакура прикрывает глаза. Такенака снова здесь и теперь его присутствие действительно, становится невыносимым. Кажется, он обволакивает все вокруг, как дым идущий от пламени или как, не менее душный, запах благовоний. А его голос… Голос звучит, как музыка или как ветер. То есть он не может разобрать ни одного слова.

Катакура усмехается про себя. Затем открывает глаза. Такенака склонился над ним и его лицо, обычно столь невозмутимо спокойное, теперь выражает недоумение. Почти обиду. И именно это вызывает у Катакуры приступ веселья. Он начинает смеяться. Такенака смотрит на него потемневшими глазами и ничего не говорит. А Катакура явно не прочь продлить веселье. Он хватает стратега Тоетоми за плечи и притягивает к себе. Тот не сопротивляется, так что Катакура продолжает. Слишком давно он не веселился. И просто не веселился и так… С кем то.

– Останься со мной, – шепчет он. – Тебе понравится.

– Как хочешь. А ты точно хочешь?

– Да. Останься.

Больше Такенака не задает вопросов. До утра. А утром…

– Такенака! – голос Катакуры срывается от гнева и других не менее злобных чувств. – Ты… Ты посмел напоить меня отравой?

– Тебе не о чем жалеть. – хладнокровно замечает Такенака. – Я ведь ничего не добился.

– Не добился? Я с тобой переспал!

– И что из того? – стратег Тоетоми по прежнему невозмутим. – Разве это что-то меняет?

– Нет, но…

– Забудь тогда обо всем, что произошло и подумай о моем предложении. Мне нужен твой ответ, когда я приду в следующий раз.

– Если ты и в следующий раз…

– Нет. – усмехается Такенака. – Больше нет. Какой смысл прибегать к средству, которое совершенно не действует?

– Чего ты хотел от меня?

– Ты и сам знаешь, Катакура. – стратег пожимает плечами. – Сведений. О твоем господине и о ваших возможных союзах.

Катакура смотрит на сломанный меч, лежащий на полу и молчит. Такенака тоже не говорит ни слова. Он одевается, выходит из камеры и идет по коридору, нарочито медленным шагом. Ведь этой ночью, он все же кое-что узнал о Драконе. То, о чем Дате Масамуне никогда не узнает… И в чем Катакура никогда ему не признается.

– Тем лучше, – говорит про себя Такенака. – То, что мы скрываем, очень скоро становится нам неприятным. Будь то болезнь… Или любовь. Ты скоро возненавидишь своего господина, Катакура. Хотелось бы, конечно, чтобы скорее. Пока… Пока у меня есть еще время.

Все повторяется

Час поздний, но ему не спится. В последнее время он часто проводит ночи без сна. И эта ночь тоже, похоже, не будет исключением.

Такенака оглядывает комнату. Да, конечно, он бывал здесь и раньше… Вместе с Катакурой Кодзюро. Но тогда Катакура был узником, а он тюремщиком. Теперь же – они поменялись местами.

Такенака прикрывает глаза. Время и место наводят на определенные мысли и вызывают определенные чувства. Вот и теперь ему кажется, что Катакура находится здесь. И стоит только ему обернуться и он снова встретит его пристальный и тяжелый взгляд.

За дверью слышатся шаги, затем шум отодвигаемой двери. Такенака вздрагивает, открывает глаза и видит… Катакуру. Тот подходит к нему. Такенака замечает, что ступает он тяжелей обычного, а его взгляд, хоть и пристальный, кажется каким-то странным. Как и в их предыдущую встречу здесь, генерал Дате явно не в себе. Но теперь это не наркотик. Саке. Или какой-нибудь другой напиток. Покрепче.

Такенака снова ощущает на своих плечах его пальцы и пытается отстраниться. А Катакура наклоняется к нему ближе. Глаза у него по прежнему странные, но он улыбается.

– Тебе тоже не спится? – голос генерала звучит сдавленно. – В такую ночь не стоит оставаться одному. Как считаешь?

– Считаю, что – да. – Такенака сжимает его руки и Катакура снова тянет его к себе.

Следующее утро тоже мало чем отличается от прошлого. Катакура сначала никак не может понять, где и с кем он находится, а когда, наконец, понимает, впадает в ярость.

– Ты? – сквозь зубы спрашивает он. – Ты… Что творишь?

– Ты сам пришел сюда, Катакура. – хладнокровно возражает стратег. – Очевидно, тебе не следует так злоупотреблять опьяняющими напитками. Когда твой господин уехал и оставил тебе командование.

– С чего ты взял, что он уехал?

– Будь он здесь, ты бы не напился. – пожимает плечами Такенака. – И не пришел бы ко мне. Верно?

– Нет!

– Зачем отрицать очевидное? – усмехается Такенака. – Масамуне уехал и скорей всего, уехал не один. С Санадой Юкимора, молодым тигром из Каи. Не так ли? Катакура молчит. А Такенака продолжает, уже без тени насмешки: – Через год, самое большее, через два, между ними все закончится. Когда молодой Тигр уже не будет таким молодым, он сам начнет интересоваться мальчиками.

– Меня это не касается!

– Если бы это было так, ты бы не пришел ко мне. – стратег умолкает. Затем после паузы, он понижает голос до шепота: – Ты хоть помнишь, Катакура, что ночью ты называл меня именем своего господина?

Вместо ответа генерал Дате натягивает на себя одежду и направляется к выходу. Такенака смотрит ему вслед и когда тот уже собирается открыть дверь, замечает:

– Тебе следует отдать приказ о моей казни. Прямо сейчас.

– Почему? – не оборачиваясь, спрашивает Катакура.

– Потому что, это сразу пресечет все пустые разговоры, среди твоих подчиненных.

– Я сам разберусь со своими людьми!

– Не сомневаюсь, Катакура-кун.

Генерал выходит. Он идет по коридору, обдумывая предложение Такенаки. Что ж, оно вполне разумно, обоснованно и что важно – оно действительно пресечет пустую болтовню. Вот только…

– Зачем это нужно ему? – спрашивает он себя. – Со мной все ясно: я был не в себе, но он то – нет! Зачем же тогда он согласился? Да еще – дважды?

Катакура пытается отогнать непрошенные мысли. Хотя бы на время. Однако, он понимает, что ему нужен ответ. Пусть не прямо сейчас. Потом. Когда Дате Масамуне и молодой Тигр из Каи вернуться и снова уединятся вдвоем в одной комнате. На всю ночь.

Ночь и ревность

Он поступил опрометчиво. Впрочем, Дракон всегда поступал именно так. Сначала делал, потом думал и никогда не о чем не жалел. По крайней мере – до сегодняшней ночи. Масамуне сидел у раскрытой двери, смотрел на серебристый диск луны и испытывал сожаление, что поступил именно так. Но тогда он был уверен, что поступает справедливо и любой другой на его месте поступил бы так же. А оказалось… Что – оказалось? Когда к нему привели стратега Тоетоми, он передал его Кодзюро и предложил тому поступить с ним, как сам считает нужным.

Его генерал счел нужным не убить его на месте и сразу. Масамуне это удивило, но не слишком. В конце концов, у Кодзюро было достаточно поводов не убивать Ханбея слишком быстро. Так он подумал тогда, а потом у него появились другие дела и он совсем забыл о пленном стратеге. Однако, сегодняшней ночью он о нем вспомнил.

А ведь все начиналось прекрасно. Днем к нему приехал его новый приятель Тесокабе Моточика и почти следом за ним пожаловал Санада Юкимура, с поручением от Такеды и – в чем Дракон ни на секунду не усомнился – так же от себя лично.

Они отлично проводили время: строили планы на будущее, спорили и веселились. С весельем они, правда, перебрали. Санада с непривычки сильно захмелел и, сопровождавшему ему шиноби пришлось буквально унести своего господина в комнату для гостей.

– Похоже, сегодня у тебя не получиться с ним позабавиться, брат Дракон, – смеясь, заметил Тесокабе.

– Похоже на то, – согласился Масамуне.

Какое-то время они еще поговорили. Потом Тесокабе, сославшись на поздний час и усталость, тоже отправился отдыхать. Так что он остался один.

Спать ему совершенно не хотелось. Он был слишком возбужден и от саке, и от долгих разговоров, и от ускользнувшего удовольствия. Дракон вспомнил о Кодзюро, подумал, что было бы неплохо с ним поговорить, но Кодзюро не было рядом. Конечно, он знал, где его генерал.

В начале вечера Кодзюро сказал, что ему нужно уйти к себе и Масамуне отпустил его без всяких вопросов. Теперь вопросы появились. Тем более – Кодзюро стал уходить так слишком уж часто. "Какого черта? – размышлял Масамуне. – Почему он уходит каждый вечер и чем он занят? Или кем?"

Последнее предположение – заставило его скривиться. Стоило только представить, что Кодзюро и этот… Он даже точно определил какой именно, возможно сейчас… И возможно не в первый раз!

– Что за?.. – в ярости прошипел Дракон. – С ума он сошел, что ли? В моем доме, да еще чуть ли не при мне?

Он бросился вон из комнаты. Прохладный, ночной ветер ударил его в лицо, но ничуть не отрезвил. Однако когда Масамуне заметил, что по его рукам перекатываются синеватые искры – что сила дракона пробуждается в нем, как перед боем – он опомнился.

"Я сам спятил, – подумал он. – Напился и бегаю к своему генералу, чтобы застать его врасплох с любовником! Прямо, как брошенная баба или ополоумевший от ревности мальчишка. Да с чего я взял, что Кодзюро с ним будет что-то иметь? Но если так… То почему он до сих пор жив?"

Масамуне замотал головой, словно рассчитывал отогнать мысли. Но они не проходили. Напротив! Чем больше он старался не думать, тем больше думал.

"У нас давно ничего не было, – лихорадочно думал он. – Я не изъявлял желания, да и Кодзюро не настаивал. Хотя… Он не посмел бы настаивать! Ведь я его господин. К тому же он знает о Санаде. Но разве это что-нибудь меняет между нами? Дурак! Он мой и только мой! Я не позволю ему! Никогда не позволю! Да еще с этим… Белобрысым гадом!"

– Масамуне-сама?

Дракон остановился. Занятый своими мыслями, он не заметил, как дошел до покоев Кодзюро. И вот теперь они стояли – лицом к лицу, друг против друга.

– Ты не спишь? – Дракон быстро оглядел своего генерала.

– Нет, – ответил тот. – Мне не спиться.

Они помолчали. Затем Масамуне заговорил.

– Ты ушел из-за Ханбея? – спросил он. – Да?

Кодзюро согласно кивнул.

– Он умирает от смертельной болезни, – сказал он. – Врач говорит, что ему осталось не больше двух или трех дней, – тут Кодзюро запнулся. – Впрочем, большую часть времени он и так в беспамятстве.

– Зачем тогда тебе понадобилось его видеть?

– Я хотел убедиться окончательно, – в голосе Кодзюро явно слышалось сожаление. – Врач перепробовал все средства, но напрасно. Мне очень жаль, Масамуне-сама, но боюсь, он так и не очнется.

– А тебе чего бояться? – нахмурился Дракон.

Кодзюро зябко повел плечами.

– Я боюсь, что придется оставить все как есть. – сказал он, с тем же сожаление в голосе. Масамуне сжал кулаки. И зубы.

– Меня это мало волнует! – проговорил он.

Кодзюро опустил голову. Вид у него был расстроенный и виноватый.

– Я понимаю, Масамуне-сама. Я сделал все что мог, для того, чтобы привести его в себя и казнить как полагается. Наверно, мне не стоило быть таким упрямым и тратить на него время, но…

Генерал умолк. Потому что заметил улыбку своего господина. Радостную и удовлетворенную.

– No, Кодзюро, – сказал Масамуне. – Наоборот! Это очень даже… Стоило.

Часть 4

Выписка

  Мацунага Хисахидэ лениво потянулся с кресле. Взгляд его упал на часы. Не первый раз, между прочим, но большой разницы между первым и вторым разом – не было. Стрелки часов, казалось, пребывали все на том же месте. И двигаться не собирались. "Ну почему всегда так происходит? – подумал он. – Как середина рабочего дня, так время останавливается. А как – конец, так начинаются всякие проишествия: то с больными, то с персоналом. Уверен, что сегодня будет тоже самое".

– Можно?

– А? – Хисахидэ оторвал взгляд от часов. – Доктор Акети?

– Я могу с Вами поговорить? – вошедший довольно рослый, еще молодой мужчина с обесцвеченными волосами и в не очень отглаженном халате, выглядел расстроенным и обескураженным. – У меня возникли кое-какие сложности.

     "Ну, да, – с каким-то злорадством подумал Мацунага. – Отработал всего ничего и уже жалуется. А что дальше будет? Заявление на стол, и, скорее в Токио, дяде Оде под крыло?"

– И что же это за сложности, доктор Акети? – голос Мацунаги в противоположность его мыслям был наредкость мягким и участливым. – Надеюсь, не личные?

– Нет. – доктор отрицательно покачал головой. – У меня возникли сложности с выпиской пациента.

– Ему стало хуже?

– М-м… Нет.

– А в чем тогда проблема?

– Он заявил, что не может выписаться в пятницу.

     Какое-то время главный врач честно пытался осмыслить услышанное. Но, увы! Не смог.

– И в какой же день Ваш пациент желает выписаться? – осторожно осведомился он. – Если пятница его не устраивает?

– Он желает выписаться в воскресенье. Так как по его словам, воскресенье устраивает его больше.

– Да неужели? – Мацунага нахмурился. – А Вы разве не объяснили ему, что у нас не магазин, а специализированная клиника? Причем, государственная, а не частная? И он здесь не товары приобретает?

– Конечно, я ему говорил. – Акети испустил тяжелый вздох. – Но этот мальчишка совершенно невменяемый. Он ничего не желает слушать.

– А с его родителями Вы говорили?

– Вот с этим проблема. Они здесь практически не бывают.

– Надо полагать, они оба работают?

– Надо полагать – да.

– Надо полагать? Вы не знаете?

– Не знаю.

– Они не указали где работают?

– Они постоянно меняют работу. Меня это мало удивляет – кто будет терпеть таких… безответственных и совершенно ни к чему не пригодных людей! А этот мальчишка еще хуже своих родителей. Ведет себя так нагло… Просто недопустимо нагло и мерзко.

– Что ж, придется с ним поговорить. – теперь тяжело вздохнул Мацунага. – Пригласите его ко мне, доктор Акети.

     Пациент доктора Акети явился достаточно быстро и на первый взгляд показался достаточно милым четырнадцатилетним мальчиком. Впрочем, сомнения в том, что он милый, тоже появились достаточно быстро: это хрупкое создание в темных очках и с ослепительно-светлыми (похоже тоже обесцвеченными) волосами, без подобающего случаю приветствия и без всякого приглашения уселось в кресло, да еще закинуло ногу за ногу.