скачать книгу бесплатно
– Попробуй.
– Что я тебе? Некрофаст? Точнее некрофил? Тьфу ты, великий и могучий русскый язык, каннибал?
В это время Тhe бомж Олег, потрясенный неожиданным ракурсом любви братьев наших меньших, добирается до вокзала.
– Стоять! – останавливает его наглый молодой сержант при попытке проскользнуть сквозь рамку металлодетектора. – Куда прешь?
– Мне Зинку-билетершу, – униженно гугнит бывший начальник отдела.
– Зинку? Зачем?
– Малява до нее есть.
– Пошли, проведу, – сержант крепко берет бывшего коллегу за рукав и ведет за угол вокзала. На большой картонке сидит слепая в очках.
– Вот она.
– Зинка? – не верит Олег.
– Зинка. Какая-то тварь плеснула ей кислотой в лицо. Ослепла она. Вот, теперь милостыню просит да левые билеты в туалет при вокзале продает лохам.
Олег подходит к слепой.
– Зинаида?
– Молодой человек, у вас необычный голос. Он жесткий и ритмичный, словно одеревенелый перестук поездных колес. Он гонит тревогу прочь, рассеивает заскорузлые звуки дурманящим светом.
– Чего? – ошалевает Олег.
– Краски вашей речи снова падают мазками на холст моего слуха. Ты тот человек, что чернее той беспроглядной мглы, что вижу перед собой каждый день после того как какой-то кипрский ублюдок отомстил мне за преданного Багета. Так, скажи мне, когда ты отправишься во тьму, разве сможешь сам найти выход оттуда? Тебе обязательно потребуется проводник.
Олег потрясенно молчит.
– Я знаю, что должна помочь вам. Так говорит мне ветер, и воздух, и мир вокруг.
– Ну, это да, помочь, надо, – собирает обрывки мыслей Олег.
– Тогда поехали ко мне. Платят нормально, работа рядом с домом, call-центр, все для твоего удобства. Раз в два дня тебя будут посещать социальный работник и бесплатный проктолог.
– А зачем проктолог?
– Ты же хочешь быть готовым к следующей встрече с псом-призраком?
– А она будет? – вздрагивает бомж.
– Будет. Ты же должен вернуть козу матери.
– Поехали, – решается Олег. – Коза – это святое!
22 оттенка черного (шестая серия) – Белая пуговица и сорок штук
– Все мы, в своем роде, огрехи сканера, и живем, своего рода в матрице, – толковала Олегу Зинка-билетерша, когда они ехали в ослепительно-белой маршрутке, туда, где Олега ожидали социальный работник и бесплатный проктолог. – Вот бывает, вроде как кольнет что, а это вовсе и не то, что надо бы, а оно во как шершаво идет, как язык теленка, лижущего вымя мертвой матери.
– Так что делать? – попытался прервать бывший следак этот бред. Фильм «Матрица» он смотрел и приблизительно представлял, когда самоназначенная Пифия объявит его «избранным».
– Как скользок язык твой, как масла кусок, купающийся в сметане, – как тетерев продолжала токовать Зинка. Вся маршрутка остолбенев слушала этот аудио спектакль. Пассажиры настолько откровенно рассматривали странную парочку, что Олегу мучительно хотелось встретить их всех в своем служебном кабинете и раскрутить на признанку по статье, тянущей на пожизненное.
В маршрутку втиснулась белая девушка в белом халате. Безупречную белоснежность халата нарушал фиолетовый штамп «Палата 46». Пассажиры попытались отодвинуться от странной девушки, подозревая в ней скрытую рекламу какого-то стирального порошка. Она достала из сумочки узкий белый конверт, извлекла оттуда рыжую пятитысячную и протянула водителю.
– Сдачи нет, понимаешь, да? – ответил водитель. – Могу на все тЭбя повозить, красавЫца.
– Люди добрые, помогите на проезд, – заголосила девушка. – Сынок мой, Павлик, в реабилитации, вот еду – везу денежку, что пингвин для Павлика от Бога принес. Вот, в аккурат восемь бумажек пятитысячных – сорок штук рубль в рубль. Помогите на проезд. Кто сколько может.
Парень, по виду студент-девственник, сильно смущаясь и пунцовея, как украденная в теплице роза, протянул водителю полтинник.
– Спасибо, – поблагодарила девушка, засовывая бумажку в конверт и небрежно швыряя конверт мимо сумочки. – Сегодня мужу Артему про твою доброту расскажу. Здоровья тебе, счастья и невесту богатую. Давай, погадаю? – она схватила парня за руку, от чего у того случилась заметная даже Олегу эрекция, и начала водить наманикюренным пальчиком по ладони. – Меня Настя зовут, а тебя?
– Игорек, – на брюках паренька появилось и стало расплываться мокрое пятно. – Мне выйти надо… Остановку!
– Вместе выйдем, – девушка, трепеща пола развевающегося халата как огромная летучая мышь-альбинос, ловко выпрыгнула вслед за студентом.
– И добыча шахтным методом углеродов, а именно скребущего угля и гладкого алмаза в северных лесах, позволяющая воровать налобные фонарики не может не ввести нас… – продолжала Зинка-Пифия.
Олег посмотрел на конверт, оглянулся на мелющую языком Зинку, схватил конверт и выскочил из маршрутки. Маршрутка тронулась дальше, увозя билетершу. Олег догнал девушку, гонящуюся за юношей.
– Девушка! Девушка!..
Она отшатнулась.
– Ну что вы, девушка! Я за вами от самой остановки бегу. Возьмите, вы потеряли.
– Ой, мужчинка, – переключилась Настя. – Спасибо, – по-московски растянула она слова. – Выпьем кофе за знакомство?
– А почему бы и нет? – оглянулся Олег на скрывшуюся в густом, как венозная кровь умирающего, потоке машин маршрутку. – Можно даже и не кофе…
– А, давайте, – бесшабашно махнула рукой безутешная мать. – Я вам расскажу как мой Павлик с девочкой Лизой, у которой рак, познакомился. А потом и на брудершафт выпьем.
Унылый дождь из Измайловского парка просто охотился за лейтенантом Билялетдиновым, поливая стоящий на вершине холма автомобиль. И что я сделал этому дождю? – думал лейтенант, привычно теребя резиновую дубинку. Дедушка Фрейд многое бы наворотил из этого невинного, как казалось лейтенанту, ритмичного движения. Внизу, прихрамывая, бродил какой-то черный человек в налобном фонарике, с удочкой и медной флягой в руках. Молчать больше было невмоготу.
– Места тут какие-то унылые, – оглядел окрестности из окна лейтенант, задержав взгляд на странном рыбаке.
– Помещик-коннозаводчик Карташов тут жил при царе,
– Баркашов? – не расслышал смуглолицый лейтенант.
– Нет, Карташов. Он с крестьянами в прятки-охоту играл, – прояснил курящий как в немецких порнофильмах Анатолий Дема.
– Это как?
– В пролески крестьян гонял, чтобы прятались.
– А что такое пролесок?
– Эт просека такая в лесу.
– А как они на просеке прятались?
– А он глаза себе завязывал и на буром жеребце полудохлом гарцевал. На звук стрелял из ружья.
– Что ты говоришь!
– А раз хромого конюха Аристарха, который ему подельником в травле крестьян был, туда погнал. Тот арабского чистопородного жеребца тридцати лет до смерти загонял.
– Ишь ты, как у Абдуллы – Аристарх. Вот подлец!
– Вот, значит, конюх крестьян подговорил, они взяли и замерли на пролеске. Барин слушает, слушает, а тишина – только вороны орут как шальные, с грачами воюя. А тут жеребец споткнулся, барин сам себя на звук и застрелил. Крестьяне конюха повесили, а усадьбу сожгли.
– Во как! Брешешь поди?
– Реальные события, у меня тут бабка жила – рассказывала. Мы еще с пацанами в детстве на барском пепелище несметные богатства искали.
– Нашли?
– Если бы нашли, то я бы сейчас не таксовал и трупы бы дяде Мурату не продавал на мясо.
– Совсем ничего не нашли?
– Вот, – Дема, взмахнув огромными, длинными ресницами, достал висевшую на цепочке большую белую пуговицу с черными прожилками. – Меня эта пуговица в походе от байки о Черном человеке спасла.
– Расскажи, а, – невольно залюбовавшись ресницами подельника, попросил Билялетдинов. – Все равно тут куковать до рассвета, как два тополя на Плющихе.
– Ну, – замялся Анатолий, – Был с нами в походе длинный такой малолетний садист, Игорем-сухостоем звали. На подходах к городку Пестово добавил молока в соленые огурцы, а дальше сам понимаешь… Украл я у него и медную флягу, и удочку, и спиннинг дорогой. Еще и пряниками сухими с килькой в томатном соусе разжился.
– А пуговица тут при чем?
– А я знаю? Я ее тогда все время в руке теребил, чтобы онанировать не хотелось – вот и спасла. Ношу теперь как талисман.
– Помогает?
– Помогает – когда она со мной, то онанировать не тянет. А она всегда со мной.
– А со мной дубинка, – продолжал полировать резиновую палку Билялетдинов. – А что за чмо внизу шарится? Это не он должен нам бабло принести? Может сразу сольдо вытрясем, как из Буратино, чего до рассвета куковать?
– Не, это потомок хромого скотника – брата Аристарха. Все надеется несметные сокровища барина найти. У них в роду теперь все с таким отклонением рождаются.
– А в руках что?
– Якобы священные реликвии – флага помещичья и удочка, которой конюх арабских жеребцов гонял.
– Может и правда, того?
– Что, того?
– Фляга старинная, дорогая?
– Да не, мы с пацанами в детстве отнимали, смотрели. Написано «Олимпиада-1980», отдали назад дурачку, пущай играется.
– Жалко.
– Не жадничай, нам сорок штук принесут за бэху, а ты какие-то медяхи тырить собрался.
– На майонез много денег надобно, да. Может и правда на медь сдать?
– Лучше для дяди Мурата это чудо прихватим – все выгоднее будет. А ты, так уж и быть, сдавай флягу, дитя гор.
Они вновь замолчали, слушая дождь и дожидаясь рассвета, который обещал им деньги из рук Черного человека.
22 оттенка черного (седьмая серия) – Солнце взойдет
Олег и Настя шумно кутят на сорок тысяч в ресторане «Поморье». На столе лежат бутерброды: между хлебом и сыром пролегал тонкий, едва блестевший на свету слой масла. Попеременно, как заевшая пластинка звучит то Юрий Антонов: «По зелёной глади моря, по просторам океана…», то знойный красавец грузин Вахтанг Кикабидзе: «Па аэродрому, па аэродрому!». Когда парочка расправлялась под холодную водку «Пикша» с фирменным блюдом – хлебно-куриными шницелями под беломорским соусом, мимо их столика ломающейся походкой дефилировала приятная блондинистая дама бальзаковского возраста с пышным бюстом медведицы Гамми.
– Гриша! – воскликнула она и обрушилась плюшевой тяжестью необъятного бюста, которого бы хватило на двоих, на Олега.
– Чё за херня? – сузила глаза Настя. – Это что за особь женского пола, глупая в подобного рода вопросах?
– Меня Ядвига зовут, – обозначилась «особь», поправляя, съезжающие с носа, огромные круглые очки в изумрудной пластиковой оправе. – Ядвига имя польское, старинное королевское, между прочим. Могу я пригласить молодого человека перепихнуться в туалете?
– Тетя, вы можете пригласить The бомжей на Казанском. Причем, всех сразу, – Настя вытянула гудящие от усталости ноги и сняла тесные туфли, приготовившись нещадно бить соперницу длинными, тонкими каблуками.
– У меня жена беременная! – пропищал Олег, сраженный головокружительной смесью аромата французских духов «Шанель» с салатом из сельди с луком от «Помора».
– Тогда позвольте пригласить вас на «белый танец», – не растерялась Ядвига. – Заодно расскажу про Барбару Брыльски…
– Я, наверное, предпочёл бы сейчас настоящую Валентину Илларионовну, – потерянно отозвался Олег. – Говорят, она чертовски обаятельна и остроумна.
– В свои двадцать семь я уже успела вложиться в крупный бизнес и воспитать ребенка-инвалида, который меня кормит, – отрезала Настя. – Советую тебе найти нормального мужика, дочка обезьяны!
– Эх, бедный, настоящих женщин ты не видал, – сочувственно провела рукой по щеке Олега Ядвига, – оттого член твой ссохся и ты перешел на темную сторону Силы.
– Катись отсюда, кошка польская! – вскакивает Настя и замахивается туфлей, но кто-то перехватывает ее руку. Повернувшись, она видит человека с полевой рацией за спиной. Его толстая добродушная физиономия расплывается в широкой хмельной улыбке.
– Позвольте представится, – по-гусарски щелкает он стоптанными кедами. – Старший электромеханик и просто хороший человеку Василий Семёнович Кот! Позвольте пригласить вас со спутником домой к Ядвиге, ее на самом деле Людмилой кличут, они сиамские сестры с общей грудью, перепихнуться по парам под бутылку сухого вина?
Настя резко втыкает каблук в нос радиста. – Заполучи фашист разврату!
– Тикаем, Мишка! – кричит она и срывается к выходу. За ней бегут сразу пятеро Михаилов, не понявших к кому она обращалась, но воспользовавшихся паникой чтобы сбежать, не заплатив по счетам.
Ошалевший Олег, как Фокс в любимом фильме «Место встречи изменить нельзя», с громким криком: А теперь горбатый! Я сказал, горбатый! – швыряет единую в двух грудях Ядвигу-Людмилу в витрину кабака, и выскакивает следом.
