Сансара 2

«Вертушка!» – как из издалека Инь услышала вопль, которым Роби анонсировала свой коронный удар. Видимо, разбудил шум внизу.

Раскрученная по спирали скамейка снесла всех, кто толпился над жертвой. Хруст костей, дерева и крики смешались в одно. Вторая скамья врезалась в оконную раму, выбив на улицу.

Роби подхватила Инь, как пушинку и с нечеловеческой силой швырнула в проем. К счастью, она смогла сгруппироваться и сбив с ног кого-то еще. Это серьезно смягчило удар, но не спасло от болезненного падения на мостовую.

Прыгнув следом, Роби подняла дезориентированную и оглушенную Инь на руки, но сделала лишь пару шагов и, пошатнувшись, обессиленно села. Ноги ее еще плохо держали. Пальцы тоже дрожали, лицо было бледным, с темными кругами под глазами, но взгляд, как горел.

Громко хлопнули двери. Кто-то прыгал в окно.

«В карету обеих. Живей!» – услышала голос Анджела Инь.

Ее вновь подхватили, понесли и бросили в открытые двери кареты на мягкий диван. Рядом, тяжело дыша, плюхнулась Роби – тоже вся в синяках.

Свистнул хлыст, карету дернуло вперёд, и копыта зацокали по мостовой, быстро набирая скорость. Вопли затихали вдали, а за окном мелькали дома – будто кривые и темные, искаженные скверной и магией.

Инь прижалась лбом к холодному стеклу, чувствуя, как кровь стучит в висках, а тело ноет, словно по ней топтался весь город. Хватило и тех, что дрались над ней.

Роби взяла ее за руку, будто боялась, что отчудит что-то еще, и пробормотала сквозь зубы:

– Дура ты, Инь. Но хоть живая.

5

– …потом Инь спустилась в таверну и станцевала так, что там всё разнесли и перетрахали даже друг друга, – завершил рассказ Моня, умолчав о том, как сирена пожинала плоды своих действий. Этот момент решил опустить.

– Какая крутая! – восторженно ахнула Юлька, хлопнув в ладоши.

Ее щеки залились румянцем, а глаза блестели, как у ребенка, увидевшим фокус. Отчет был подробным. Она потребовала мельчайших подробностей, и Моня с мстительным злорадством удовлетворил ее любопытство, вывалив самые интимные детали той драмы.

Там Инь, наконец, познала очевидные истины: секс далеко не всегда сопряжен с наслаждением. Она легкомысленно отнеслась к его собственной травме. Была наивна, глупа и доверчива – так пусть получает сполна.

Моня надеялся, что Юльку его откровенный рассказ отрезвит и хоть чему-то научит, но та извлекла из него нечто иное. Она не преисполнилась гнева, сочувствия или тем более страха. Напротив – во взгляде угадывалось маниакальное почти восхищение. Похоже, у нее появился новый кумир.

– А где Инь сейчас? – спросила сестра с придыханием, подавшись вперед, словно ждала эпилог романтической и прекраснодушной баллады.

– Последнее, что еще помню – Анджел вез ее с Роби куда-то в карете, – буркнул с раздражением Моня, скрестив на груди руки.

Он был неприятно удивлен реакцией на личную трагедию Инь. Ожидаемого им воспитательного эффекта нет вообще. Где же ошибся? Возможно, всё дело в подаче. Слишком увлекся, дав много деликатных деталей, за которыми главное прошло уже фоном.

– В карете? На белой, с куклой, цветами и ленточками с гремящими банками, да? Как романтично! – едва не всхлипнула от умиления Юлька, прижав к щечкам ладони. – Какой он красавчик! Еще раз расскажи про ее чудесное платье!

– Юль, ты дура? – спросил, покрутив у виска пальцем, Моня. Только звон свадебных колокольчиков в пустой голове! – Подонок держал, когда ее поимели! Кажется, с двух сторон даже кончили вместе. Это не хентай, не понарошку, там мир такой же реальный, как наш. Это не легкое чтиво с розовых сайтов, это больно и страшно!

– Не выкупаешь! Я постиронично! – отмахнулась, закатив глазки, сестренка. – Слушай, познакомь меня с ней.

– Это как? Да и зачем? – насторожился он, смерив ее подозрительным взглядом. – У нас договор: ты не ходишь в Сансару.

– Не тупи! Я там даже физически не смогла б ее встретить. Пригласи к нам. Ты туда, она – сюда, это ж просто, – деловито предложила она. Словно звала подругу на чай, а не вызывала некую сущность из параллельного мира.

– Свихнулась? Как это себе представляешь? – Моня откинулся на стуле, потирая виски. Ее наивность бесила, но с Юлькой надо тактичней. Возможно, она хочет больше свободы. Бунтарский дух, как у всех в этом возрасте, пока жизнь их не стукнет по носу.

– Как-как… Переключи себя в режим «Инь». Какой используешь триггер? – вкрадчиво спросила она и наклонилась ближе, как заговорщик. – Дам свои трусики, лифчик? Это сыграет? Или у тебя уже есть?

– Слушай… – Моня поморщился и глубоко вдохнул, набираясь терпения, которого почти не осталось. – У меня нет разных масок – надел ту, надел эту. Мы не просто разные личности, мы отдельные люди. Представь, что ты как-то залезла мне в голову. При этом же не появился Моня в режиме «полоумной сестренки»? Просто она в его теле.

– Не обзывайся, дурак! – вскипела Юлька и ущипнула за брюхо.

– Пс-с-с… – зашипел он от боли. – Сама вот подумай: Моня в школе, а Инь у себя там чудит что-то снова. Я ж не могу быть в двух местах сразу? Это не кнопки на пульте.

– Ну ладно, – она нехотя с ним согласилась. – А что насчет Сири?

– С ней всё иначе. Сири появляется только со мной. Ее нет, если там Инь. Значит, она это и есть, но в темной и больше знающей форме, – предположил Моня, как ему казалось, логично.

– Да черт с ней. – Юлька не стала вникать в его рассуждения. – Скажи, Инь про наш разговор ведь узнает?

– После того как войду. У нас одна память, – кивнул он, почувствовав внутри холодок.

– Тогда забей. В общем, она меня слышит, – ухмыльнулась сестра и сложила в рупор ладошки, будто обращаясь к ней через пространство и время. – Инь, приходи! Ты классная, я хочу узнать тебя ближе!

– Ну-ну… – закатил глаза Моня, показывая тщетность ее глупых попыток.

На самом деле он был сильно напуган. Непонятно, возможно ли это. Вдруг Инь правда придет, а его там оставят? А туда уже скоро…

Тату ныло с тех пор, как вернулся из школы, намекая, что пора бы в Сансару. Теперь с каждой минутой боль будет только сильнее. Ему придется влезть в чертов «Харон», но неизвестно, кому дадут рулить телом. Инь наверняка сейчас там не в духе. Видимо, так же как он после…

Тяжело вздохнув, Моня сунул голову в шлем, точно в петлю. Сейчас хотелось просто забыться, предоставив Инь всё уладить самой. Она же эту кашу вчера заварила, пусть и расхлебывает. Он-то при чем?

Но получилось иначе.

Моня открыл глаза, сидя на одеяле у ночного костра, что трещал и шипел, выбрасывая в темноту мелкие искры. Она была плотной, точно смола, но отсветы выхватывали из нее бледные лица.

К счастью, Моня был не один. Роби и Анджел сидели по разным сторонам от него, наблюдая, как неохотно лижет пламя еще сырые дрова. Тепла едва хватало сейчас согреть ноги, а сидеть, видимо, придется всю ночь.

Лесная дорога, узкая и заросшая, ныряла во тьму, а ветви сплетались в плотный полог, закрыв, как гробницей. Где-то ухала сова – низко, протяжно, предостерегая о монстрах во мраке. Вдалеке слышен волчий вой, то ли голодный, то ли тоскливый. Жутковатое место.

Моня поёжился, чувствуя, как холод пробирается ему под подол. Не застудить бы самое ценное. Остатки свадебного платья сменил слишком откровенный наряд, как и всё из сета «Блудницы». Тонкая, как паутинка, сорочка зажигала бы взгляды, но сама согреть не могла.

Две лошади, привязанные к стволу кривой сосны, щипали траву, нервно косясь в темноту. Их уши дергались при каждом шорохе. На дороге припарковали карету. Украшенная увядшими цветами и пестрыми лентами, она выглядела здесь нелепо и неуместно. Жестяные банки и колокольчики предусмотрительно подвешены на веревке по кругу, образовав защитный периметр.

– Слава богам, это ты! – крепко обняла Роби, сжав плечи с такой силой, что Моня охнул. – Как себя чувствуешь?

– Да вроде нормально, – ответил он, с удивлением обнаружив, что синяки и раны исчезли. – Поспала неплохо. А этот зачем?

Моня показал взглядом на Анджела, что сидел сбоку. С ним лучше держать язык за зубами. Во всех прямо смыслах. Узнав про него, вдруг психанет?

Тот, уронив подбородок на грудь, дремал. Его дыхание было тихим, но неровным, как у человека, которого терзают кошмары. Камзол висел лохмотьями – порванный на плече и без шнуровки. Волосы торчали во все стороны, слипшиеся от пота и грязи. Синяков и ран тоже нет, но на голове красовалась пара маленьких рожек – кривых, темных, торчащих в разные стороны, как у молодого козленка.

– Что это с ним? – удивился им Моня.

– Ты же наставила мужу рога, – злобно хихикнула Роби, но, увидев, как изменился в лице, тут же добавила: – Да нет, побочный эффект, понимаешь. Паленое зелье исцеления хлопнул. Хотела сама было рога обломать, но каялся, плакал, валялся в ногах. Нет, говорит, мне больше прощенья – «ненавидит меня».

– Дорогая, как ты? – встрепенулся тот, резко вскинув голову.

Его глаза, воспаленные и закисшие после сна, заморгали, пытаясь навести фокус. Анджел потер их ладонью, оставив грязный след на щеке.

– Как ты? – повторил он дрогнувшим голосом – то ли от страха, то ли еще лелеял надежды.

– Отвали, мудачье! – брезгливо отшатнулся Моня, чувствуя, как кожа покрылась мурашками. Он сжал кулаки, подавляя желание врезать по роже и рожкам, а лучше по яйцам.

Анджел замер, его лицо исказилось, будто ударили. Он сглотнул, опустил взгляд и медленно протянул руку, раскрывая ладонь. На ней – кольцо Мейсы. Вернулось, как бумеранг.

– Прости. Моя жизнь – твоя. Вот… – пробормотал Анджел, не поднимая глаз. Его пальцы дрожали, голос был тихим и умоляющим. – Кажется, оно тебе всё ещё дорого.

Помедлив, Моня его всё-таки взял. Эта вещь Инь, пусть и решает, как только вернется.

Поднеся к лицу руку, посмотрел на другое – с великолепным сапфиром, которое так и осталось на пальце. Камень поймал свет луны, блеснув холодным синим огнем, заблудившимся в гранях. В нем словно отражение слез легкомысленной Инь. Ее грёз – наивных, доверчивых, разбитых этим мерзавцем. Кольцо было красивым. Слишком красивым для боли, которую оно принесло.

Анджел проследил за взглядом, и в его глазах мелькнула тень слабой надежды. Он чуть подался вперед, пальцы сжались в кулак, а зубы прикусили губу, выдавая волнение.

– Оставь, как память, – тихо сказал он. Голос дрожал, как у потерявшего игрушку ребенка. – Я… я не хотел, чтобы так вышло. Не снимай…

Моня стиснул зубы, чувствуя, как закипает внутри. Сжав кулак, отвернулся к костру, но колечко не снял. Не его это право.

– Как понимаю, в город нам возвращаться нельзя? – Роби вопросительно посмотрела на Анджела.

– Вам точно нет, – покачал тот головой. – После такого дебоша Инь опознают, связав с пожаром у Мири. Поймают – сожгут. Не видели заголовки местных газет?

– Нет. Мы ж тока пришли. А какие они? – спросила с интересом она.

– «Семерых одним ударом», «В закат на свинье», «Девушки разрубили всадника вместе с конем» – это всё «Вестник Искателя», – перечислил Анджел. – А после разгрома «красного дома» желтая пресса посходила с ума. Пишут об одержимой в нижнем белье – «Черная Блядь», как ее все зовут.

– А про красную, значит, ни слова? – Роби скорчила гримаску обиды.

– Только черная до смерти насилует конюхов, кузнецов и даже свиней. Буквально ездит на них. Кое-где мужики боятся на работу. Шепчутся, что пострадавших не счесть.

– Вот суки… – прошипел Моня. – Врут про свиней. А тебе в город можно? С нами ты не пойдешь.

– Мне, думаю, можно. Я тоже жертва, – признал с грустью Анджел. – Изнасилован и околдован. Для нашего бизнеса связь с тобой – козырь. Тариф на услуги теперь можно поднять.

– Не «нашего» – твоего! – фыркнул Моня. – Знать тебя не хочу. И попробуй дотронься – убью!

– Мои деньги – твои деньги, – кротко пожал тот плечами. – Мы формально семья. Я всё равно тебя всегда буду ждать.

– Да иди ты… – брезгливо поморщился Моня, давая понять, что шансов нет вообще.

Ну почему все домогаются только его? Роби не менее красива, чем он, но у нее таких проблем нет. Сирена же буквально притягивает к себе причины, условия и обстоятельства, которые непременно закончатся сексом. Летят как мухи на мёд! И так каждый день!

– Ладно вам, – успокаивая, взяла его за руку Роби. – Теперь-то куда? Нас везде будут искать.

– Думаю, в шахту, – предложил задумчиво Анджел. – Там легко затеряться, если пролезть. Передам туда оружие, продукты, зелья – всё что угодно. А как здесь поутихнет, я за вами приду и уедем подальше, где уже не найдут.

– Хорошо, – согласилась с ним Роби. – Где лучше пройти?

– Вход только один. Вот там за горой, – показал пальцем он. – Не высовывайтесь и ждите где-нибудь рядом. Мне понадобиться день или два, чтобы туда пропуск взять.

– Кто держит шахту? Самим что, никак?

– «Алкобратья» там с прошлой недели. Ввели квоты, на фарм-споты продают пропуска, – пояснил Анджел ей.

– Зачем еще тратиться? Без них обойдемся, – беспечно махнула Роби рукой.

– Там серьезные люди. И деньги. – Он бросил на нее снисходительный взгляд. – Блокпост, патрули. Золотая ведь жила, уникальное место. Ресурсов тьма, монстров тоже, кач так и прёт. Наверху лоу-лока, внизу хай-контент. Люди работают в поте лица, пока кто-то насилует кузнецов и коней.

– Про коней тоже врут! – подал голос, не выдержав, Моня. – И в остальном всё было не так.

– Я-то вам верю, а люди – вот нет. Да и со мной ты как обошлась? – спросил Анджел с укором. Видимо, злополучного Тёму припомнил сейчас.

– Вот здесь согласна, – поддержала вдруг Роби. – Тут я на твоей стороне. Мы с тобой жертвы этой холодной, как рыба, сирены. Она тоже динамит меня.

– Я замерзла, а ваш костер не горит. – Моня решил сменить тему, но зубы у него уже и правда стучали.

– Так ложись между нас, согреем тебя. – Роби сделала невинное лицо и похлопала по одеялу рядом с собой.

Моня помедлил, подозревая подвох, но холод пересилил его осторожность. Роби обняла, прижалась бедрами, и тепло ее тела стало просачиваться через одежду, растекаясь по коже, как мёд.

Накрывшись одеялом, они просто лежали, не делая ничего, что можно ждать в тесной близости с Роби, но это лишь усилило сомнения Мони. С ней что-то не так. Она не из тех, что будет лишь греть. Взяла обет целомудрия или стесняется домогаться, когда Анджел рядом? Это ничтожество формально ведь еще муж.

Да нет, вряд ли это ее остановит. Очередная ловушка, скорее всего. Или думает, что он пережил сильный стресс из-за Инь?

Через какое-то время Моня стал беспокойно ворочаться, не понимая, что происходит. Лежать с тесно прижавшейся, но неподвижной Роби – сущий ад. Тепло ее сильного тела манило, близость дразнила, а тишина звенела в ушах, как струна. Да и соседство, неподвижно лежащего «мужа» вызывало тревогу. Не хотелось бы, чтобы даже случайно коснулся, но тот, похоже, «невесту» боялся.

Теряя терпение, Моня сам положил руку на талию Роби – вроде бы невзначай, но с легким нажимом.

Но опять ничего!

Зато чувствовал ее дыхание шеей – горячее, чуть влажное, еще с легким запахом медовухи после нескольких кувшинов вчера. Оно будто жгло, и Моня сглотнул, ощущая, как растёт нетерпение, смешанное с любопытством и возмущением: неужто вновь спит? Раз так, появился прекрасный повод полапать, не опасаясь излишне агрессивного секса с ее стороны.

Моня замер прислушиваясь. Ее грудь мерно поднималась и опускалась под рубашкой, которую ей пришлось дать, благо в его сете их много. Глаза Роби закрыты, но длинные ресницы чуть трепетали, как в фазе быстрого сна. Чувственные и влажные губы полуоткрыты. За ними видны влажные белые зубки, по которым так и тянет провести языком.

Руки потянулись сами, но Моня осторожничал, словно сапер, нащупывающий опасный контакт. Под ними манящий, но крайне взрывоопасный объект.

Моня начал с талии и, медленно скользя под рубашкой ладонью, почувствовал мышцы пресса под нежной кожей – чуть влажной от сырости ночи. Пальцы поднялись к груди – полной, упругой, горячей. Она так пружинисто и удобно лежала в ладони, что жар начал подниматься уже в нем самом. Моня осторожно потрогал, чуть сжимая сосок, и пожалел, что пока не может к нему прикоснуться губами. Тут дыхание Роби чуть сбилось – или ему показалось?

Его рука скользнула ниже, к бедру под ее юбкой. Он провел по нему, ощутив силу ног, и пальцы задрожали, когда добрался до их внутренней стороны, где кожа нежнее. Медленно и аккуратно раздвинув чуть шире, просунул между них руку и замер, чувствуя, как тепло там становится влажным, проникая сквозь тонкую ткань.

Моня облизнул губы и сделал паузу, опасаясь, что бешено стучащее в его груди сердце может разбудить Роби. Осторожно оттянув резинку трусов, скользнул в них ладонью к горячей, пульсирующей и влажной промежности, которую так хотелось ласкать.

Бедро девушки дрогнуло, но глаза всё еще были закрыты, и он, осмелев, двинулся к ягодицам. Его большой палец прошелся по ложбинке между ними, чуть нажал, и Моня задохнулся – жар в нем самом стал нестерпимым.

И тут он попался – Роби «взорвалась».

Ее глаза распахнулись – темные, горящие, с хищным блеском. В них нет и тени сна. Она прижала его к себе с такой силой, что Моня охнул и затрепыхался в объятиях, ожидая кары за свое преступление. Он его готов искупить!

Роби поцеловала его – голодно, с укусом, до крови в губах, которую слизала с них языком, и опустившись к соскам, жадно в них впилась.

Моня застонал, выгибаясь под ней, а ее пальцы уже были в трусах.

– Сейчас ты получишь, засранка! – хрипло выдохнула Роби, поднимая его ногу повыше. – Мы накажем тебя прямо сейчас.

Но жертва и сама уже этого страстно хотела – лишь бы утолить свою животную, сжигающую возбуждением, жажду. Поэтому, когда в разгоряченной, уже готовой вагине, пальчики Роби сменил твердый пенис, бедра охотно ему подыграли. Решившийся, наконец, Анджел ворвался голодным, неистовым зверем, но к этому времени «режим Инь» уже был включен, поэтому ожидаемого сопротивления так и не встретил. Напротив – его желали и ждали, задаваясь вопросом, почему же так медлил. Но он технично и быстро загладил вину, повторив несколько раз, пока не выжали досуха.

Треск разгорающегося наконец-то костра смешался со стонами, вздохами и ритмичным звуком шлепков, которым аккомпанировал волчий вой за холмом и уханье филина, изумленного таким градусом страсти. Пламя, пожирая подсохшие ветки, поднималось всё выше, отбрасывая танцующие тени на обнаженные, будто вросшие друг в друга тела, измученные приступами утомившей всех страсти.

Достигнув пика, она медленно гасла. Костер догорал, и тишина, мягкая, как пепел, укрыла их всех, знаменуя конец безумной и жаркой ночи, оставив лишь слабый треск углей и усталое дыхание, сливающееся с шепотом леса. Внезапный порыв ветра пронесся сквозь ветки, подхватывая и унося букет ярких искр, словно упавшие звезды возвращались на небо. А на востоке уже поднималась заря, обещая новый день и новые «подвиги».

6

Комната Мони встретила тишиной – густой, почти осязаемой, нарушаемой лишь гудением вентилятора и гулом за окнами. Свет пробивался сквозь щели в шторах, рисуя потрепанном ковре тонкие полосы. С кухни тянулся запах борща – густой, мясной, с ноткой укропа.

Кресло жалобно скрипнуло, когда Инь сняла шлем. Его светодиоды горели не синим, а красным, намекая на сбой. Шокированная таким поворотом, она с минуту приходила в себя.

Нет, разумеется, всё это видела раньше, но видела Моней, а не собой. Через фильтры его органов восприятия, опыта, эмоции, мыслей и прочих настроек, не оставляющих от нее почти ничего. Безмолвный и незаметный свидетель чужой, в принципе, жизни. Но сейчас придется принять ее как свою. По крайней мере, пока «Харон» светится красным. Лишь бы не сломался совсем.

Инь не понимала, как и почему поменялись местами. Она не прилагала для этого каких-то усилий. Как, впрочем, и Моня. Он считал, что ему дают разрешение побыть в ее теле, но это не так. Да и сам бы не дал ей своё. Кто-то делает всё это за них, тасуя, как карты из одного мира в другой. Может, случайный процесс?

Инь не знала так или нет, но после «свадьбы» хотелось перевести дух. Последнее, что еще помнит – побег, а карета остановилась в лесу. Видимо, в этот момент сменил Моня, который всё еще там. Вероятно, и к лучшему. Ей нужен отдых, да и любопытно побыть как бы им.

Первое, что бросилось в глаза – непривычное отсутствие бюста. Это казалось уже катастрофой, пока не дошло, что так должно быть. И всё же воспринималось потерей, словно боевой корабль лишили главных орудий крупных калибров, а те, что остались, дать отпор не могли. Сейчас Инь чувствовала себя унизительно плоской. Гордиться ей нечем, что отбирало мотивы и смыслы, обесцветив уже никчемную жизнь.

Влачить столь жалкое, безгрудое существование было бы мукой, так не вернуться ли быстрее к себе?

Подумав, Инь решила дать миру попытку понравиться ей. Собой она уже его не украсит, но вдруг что-то хорошее в нем всё же есть? Хотя бы из любопытства стоит проверить. Возможно, быть Моней лучше. Она возмужает, завоюет себе место под солнцем, а его пусть трахают вместо нее. Там между ними и так уже большой разницы нет.

Инь резко встала и подняла майку, обнажая торс – угловатый, с грубой кожей, прыщами и редкими волосками, что топорщились на груди, как сухая трава.

Поморщившись, Инь брезгливо потрогала их. Да и пальцы не лучше – большие, с обгрызенными ногтями – выглядели так, словно надела перчатки не по размеру. Им срочно необходим маникюр.

Вспомнив с тоской сервис Мейсы, сжала и разжала кулак, чувствуя, как мышцы напрягаются как-то иначе – без изящества, но хватка надежна. Жаль тело неуклюже, точно старый доспех.

Она сделала несколько шагов по комнате, привыкая к нему. Центр тяжести заметно сместился, и тело сутулилось, словно нас спине вырос горб. Выровнять и держать долго осанку не вышло – это требовало напряжения мышц, которые Моня еще не развил. Да и вообще наплевательски к ним относился. Они ответили тем же. Понятно, почему чморят в школе. Удивительно, что вообще еще может ходить. Почему бы ему не подкачаться слегка? Может, хоть…

Ммм… Вот это и всё?

Разочарование было особенно сильным там, что интриговало больше всего. Конечно, опыт у Инь уже был. Даже больше, чем бы хотелось, поэтому уже могла оценить. Она многое видела, знала, но одно дело – знать, и другое – ощущать своей частью. А эта не впечатляла совсем.

Он был похож на хоботок – сморщенный, маленький, нелепо свисающий – недоразумение, один только смех. Вероятно, потому, что видела их, когда потенциал уже как бы раскрыт. При ней по-другому и быть не могло. Но это… Нефункционально – болтается, трется, цепляется. Всё время приходится его поправлять. Он неудобен! Как с таким жить?

Первичный осмотр и пальпация показали, что орган нежен и уязвим. Его надо беречь, а более неудобное место для него сложно найти. У наги всё устроено гораздо разумнее, почему бы не спрятать, как у нее? А с терморегуляцией вопрос можно решить, раз есть риск перегреть.

Столько мороки! Несмотря на еще свежие впечатления после таверны, Инь даже пожалела мужчин. Кстати, надо бы сделать интимную стрижку. Моне-то некогда, он будет ей рад. А как с остальным?

Самого важного предмета комнате не было. Как без зеркала можно здесь жить? Его точно нашла бы Юли, но Инь не рискнула пойти и спросить.

Она повернулась боком и хлопнула себя по бедру – звук вышел глухим, без привычной упругости и сотрясения. Кожа да кости, жировой прослойки там почти нет.

– Ну и дрянь, – выдохнула Инь уже вслух, и чужой грубый голос Мони только усилил ее раздражение. – Господи, как они со всем этим живут?

Вот бы сюда ее настоящее тело…

Закрыв глаза, Инь с тоской вспомнила высокую грудь – полную, с торчащими гордо сосками, что проступали под шелком из сета «Блудницы». Ткань скользила по коже, подчеркивая каждый изгиб совершенной фигуры, останавливающий на себе любой взгляд – будь то голодный блеск мужских глаз или сдержанное восхищение Роби под маской сарказма.

Инь провела ладонью по голове – на ощупь волосы, как шерсть верблюда – жесткая, спутанная и неприятно короткая. То ли дело ее: шелковые, тяжелые, черные как смоль, струящиеся по плечам и спине водопадом, что падал на грудь, обрамляя ее.

А ноги… Ее длинные, стройные ноги, что заставляли сердца биться быстрее. Идеальные полушария попы, обтянутой шелком, вообще сводили с ума. Женское тело – сокровище, оружие, власть, а это подобное дать не могло.

Инь едва не прослезилась, вспомнив себя совершенно другой и внезапно почувствовала, что в паху шевельнулось, словно там была мышь.

Взвизгнув, подпрыгнула и, суча ногами, упала на кровать, срывая трусы. Но там ничего, кроме… него.

Осторожно, двумя пальцами, как будто держала ядовитую тварь, приподняла, разглядывая, словно ждала подвоха с его стороны. Неизвестно, как это себя поведет. Лишь бы по незнанию не причинить ему вред.