Сансара 2

Взгляд хозяйки – недобрый и пристальный. Глаза, как два янтарных омута, горящих изнутри пугающим золотым светом. Они гипнотизируют, лишают воли, заставляя смотреть в них, даже когда инстинкт самосохранения вопит об угрозе. Тонкие брови домиком и густые ресницы обрамляют эти ловушки для душ, делая взгляд пронзительным и еще более острым.

Черты лица – аристократически тонкие, словно вырезаны скульптором из холодного камня. Черные, как безлунная ночь, губы изогнуты в улыбке, обещавшей небыструю и мучительно сладкую смерть.

Одеяние было под стать – тончайшее паутинное кружево подчеркивало соблазнительные изгибы фигуры, создавая иллюзию, что она медленно погружается в черную бездну. Вуаль покрывала и голову, спадая на плечи невесомым узором.

Но и это еще было не всё. За стройной женской фигурой – шесть длинных, суставчатых паучьих конечностей, которые двигались с пугающей грацией, словно танцуя. Волоски на них слабо поблескивали в свете свечей, а острые кончики цокали слегка по камням, словно проверяя, насколько надежна земля под ногами.

Вся ее сущность – идеальный союз обольстительной прелести и первобытного ужаса. Она, как сама паутина, с легкостью путающая тело и разум.

Дети к ней бросились с радостным визгом:

– Бабуля, вот пирожки! – представила гостей девочка, показав пальчиком.

– Добро пожаловать. Я княжна Мэери! – представилась она, наклонив голову как насекомое. Голос был глубоким и мелодичным, но от него по коже бежали мурашки. – Спасибо, что пришли.

– «Спасибо» – еще не награда! – дерзко заявила ей Роби.

– Согласна. Награда здесь – я. За мою голову Орден Оракулов выплатит баснословные деньги. – Княжна нежно погладила прижавшихся к ней детей, и паучьи лапки за спиной шевельнулись, вторя ее ласке.

– Так тебя, тварь, надо убить? – прорычала Роби, прикрыв собой Моню, что боязливо жался за ней.

– И еще их. – Мэери вытянула руку, показывая на кладку яиц в паутине. – Если сможешь.

Там было два-три десятка – кожистые и мраморно-белые, с голубыми прожилками. Что-то внутри уже шевелилось, и Моня закашлялся от тошноты, подступающей к горлу.

Всё опять из-за Инь! Нашлась же добрячка! А ведь Фома говорил, что сюда только рейдом. Оракулы просто так деньги не платят. Здесь коконов, как новогодних игрушек на ёлке. И для парочки новых место найдут.

– А можно, мы просто уйдем? – пискнул он из-за спины Роби.

– Тогда малыши бегали зря? – хмыкнула Мэери. – Они же старались и сделали то, за чем посылали. Детский труд должен быть щедро оплачен. Разве не так?

– В этом нет смысла, «искатель» бессмертен! – напомнил он, понимая, что аргумент выглядит слабым. Судя по коконам, проблему решили давно.

– И потому они для меня особенно ценны. – Одна из лапок поднялась и нежно погладила над головой княжны кокон. – Видишь? Там никто больше не стонет. «Искателю» нет смысла ресаться, если кладбище здесь же. Мне даже ловить не придется – везде паутина, поэтому они бросают тела. Мне нужны все. Одни будут делать мне деток, другими я их буду кормить. Чудесно, не так ли?

Моню прошиб холодный пот, как только осознал чудовищность ее слов. Тут живьем закатают, как в консервную банку. И даже смерть ничего не изменит. Игрок воскресает через час рядом с трупом или на кладбище, с которого к нему еще надо бежать. А оно уже здесь. Как тюрьма, выхода нет, и никто не поможет. Порыпавшись, «искатель» после долгих мучений бросает аккаунт, оставив здесь тело уже насовсем.

– Ах, ты тварь! – Роби, подняв над головой меч, с воплем рванулась к монстру.

Рассекая воздух, клинок сверкнул в свете свечей, но Мэери не сдвинулась с места – лишь улыбнулась шире, обнажив жвалы, что прятались у нее за губами. Оранжевые глаза вспыхнули, как раскаленные угли, а паучьи лапы за спиной начали двигаться плавно и быстро.

Одна из конечностей княжны метнулась вперед. Острый кончик целился в грудь, но Роби увернулась, и он лишь высек искры об камень. Сделав кувырок в сторону, девушка нанесла удар – меч скользнул по суставу, оставив царапину на черной броне.

Мэери засмеялась – глубокий, мелодичный звук, от которого у Мони задрожали колени.

– Какая красотка, – почти пропела она, наклоняя голову, словно любуясь. – Ты родишь нам столь же красивых детей.

Моню это, наконец, разбудило – он тоже петь может! Пусть и не так, как спела бы Инь, но тело ведь то же! Естественная акустика здесь только поможет. Резонанс превратит пространство в ловушку. Ирония в том, что хозяйка пещеры привыкла ставить их для других.

Две лапы взметнулись одновременно, и на этот раз отпрыгнуть Роби уже не успела. Одна из них чиркнула ее по бедру, а вторая, схватив, подтащила к себе и прижала к земле. Меч упал со звоном на камень. Нога княжны его отбросила в сторону, а паучьи конечности засновали вокруг Роби, как ткацкий станок, стягивая ее в белый кулек.

Паутина липла к рукам, ногам, груди – тонкая, но прочная, как леска. Роби, с красным от напряжения лицом, еще не сдавалась – дергалась, грызла нити, как пойманный зверь. Глаза горели яростью, а из горла вырывались хриплые проклятья, обещая выжечь гнездовье.

– Моня! – крикнула она, но звук вышел сдавленным и почти неразборчивым. – Делай… что-нибудь!

Он пытался, но всё это время беззвучно открывал рот, как выброшенная на берег рыба, но не мог извлечь из себя слова песни. Они попросту не появлялись пока в голове. Скорее всего, виной тому страх. Слишком боялся, что ничего не получится, и он только рос. Мелодия, что должна была их спасти их, растворялась в глубинах тонувшего в панике разума, не в силах выплыть наверх.

Роби замычала громче, напрягая все мышцы – паутина натянулась, но не порвалась. И тогда она еще раз посмотрела на Моню. Их глаза встретились. У него – полны страха, у нее – веры в него. Она ждала, что всё же спасет. А он просто не мог.

– Бедная девочка, – прошептала Мэери, наклоняясь к ней ближе. – Ты больше не воин. Ты теперь мамочка. Но не сейчас.

Закончив пеленание, она повернула голову к Моне. Янтарные глаза сузились, словно приклеив к земле одним только взглядом.

– А ты что стоишь? Язычок проглотила? Подожди, я тебя заверну.

Мэери подошла ближе. Лапки цокали по камням, оставляя за собой вязкие нити. Одну ножку протянули к нему – не для удара, а чтобы вытереть слезы. Кончик ее коснулся щеки, холодный и острый, и Моня отпрянул, споткнувшись о камень.

– Куда это ты? Не упади.

Его мягко подхватили и подняли несколько лап. Словно взвешивая, повертели, пощупали ноги и грудь.

– Какая ты сочная… – уже задумчиво сказала Мэери, закончив беглый осмотр. – Такую жалко на корм. Займусь тобой прямо сейчас…

Как оказалось, там не только лишь лапки. С расширенными от ужаса глазами Моня смотрел, как поднимается за ее спиной членистый хвост. Жало на его конце маслянисто блестело, сочась чем-то склизким. Видимо, под ним яйцеклад.

Растянув прямо в воздухе, Моне раздвинули ноги и стащили трусы. В голове калейдоскоп образов: хлев. Конюх. Кузнец. Гибель наги. Всё вернулось в один миг – запах сена и крови, сопение потных тел над собой. А потом сразу – Мейса. Она умирала у него на глазах. Серебристые волосы слиплись от крови, а он не мог даже крикнуть, не то что спасти.

Моня вновь ощутил себя беспомощным, слабым и жалким. Но это отчаяние, наконец, вырвалось криком, и внутри будто грохотал водопад. Прорвав пелену страха, он хлынул мощным потоком уже в виде песни, словно поставившей на паузу мир:

Древний хитин, замри в тишине,Предки твои спят в глубине.Нити судьбы, что ловко плела,Станут оковами – такова их цена.Янтарные очи, погасни их свет,Слушай напев мой, спасения нет.Замри, паучиха, на веки веков!Дети уже не услышат твой зов,Воздух сгущается вокруг твоих лап,Голос сирены сильнее тебя.

Сам того не понимая, Моня сделал акцент на ритм, который резонировал с естественными циклами монстра. Жесты, имитирующие плетение ее паутины, активировали генетическую память княжны, вызывая образы предков – примитивных паукообразных из моря, что мешало координации между человеческой и паучьей частями ее существа.

Мэери замерла, словно в ее механизме что-то сломалось. Ее лапы запутались в собственных нитях. Видя это, Моня монотонное повторял тот же куплет, воздействуя на их нервные центры. Каждый повтор вызывал микроскопическое сокращение мышц паучихи. Для этого использовалась частота вибрации самой паутины, когда она подает сигнал об опасности, давая им команду «замри!»

Не переставая петь, Моня подобрал меч и яростно резал еще влажный кокон, боясь не успеть. Мэери понемногу приходила в себя, и вряд ли получится так держать долго.

Роби отсекла пару лапа, как только взяла меч у Мони. Из обрубков брызнула черная кровь, и княжна, шипя от боли, в несколько прыжков достигла норы, в которой мгновенно исчезла.

Цоканье эхом отдавалось в пещере, растворяясь в лабиринте ходов. Преследовать Мэери было бы глупо. Она видит в темноте и даже с половиной лапок опасна. Но Роби рвалась отомстить. Клочья паутины всё еще липли к одежде. Грудь тяжело вздымалась, лицо пылало от гнева, с бедра капала кровь.

Моня стоял, точно в трансе, чувствуя себя словно пустым. Потрачено всё. Выжал, что мог. Ему даже не верилось, что они еще живы. Сорвав голос, не знал, в состоянии ли вообще хоть то-то сказать.

– Сожгу всё к чертям! – прорычала Роби, ее голос дрожал, переполненный злостью. – И выродков всех!

В углу пещеры к стене испуганно прижались сестра с братиком, которые сюда привели. С ними было еще несколько детей. Они дрожали, вцепившись друг в друга, их лица были бледными, а глаза полны слез. Взгляды устремлены только на Моню, безошибочно найдя слабое место. В них не было злобы, лишь страх и мольба. Казалось, малыши даже не поняли, что здесь случилось. Возможно, думали, что такая игра.

– Роби, стой! – крикнул Моня. Слабый после песни голос дал петуха.

Она остановилась, бросив на него острый, как лезвие, взгляд.

– Ты спятил? – рявкнула, стиснув огниво так, что побелели костяшки. – Эта сучата нас бы сожрали. Адское отродье, с ними надо кончать!

– Я знаю. – Моня покачал головой соглашаясь. – Паучиха едва не отложила яйца нам в брюхо. Но это все равно только дети. Или были детьми. У всех правда своя.

Роби резко обернулась, но меч не опустила. Она посмотрела на малышей, и на миг ее лицо чуть смягчилось – но только на миг.

– Дети? – выплюнула она. – Это приманка, пойми! Они заманили нас сюда, чтобы сожрать! Мы – пирожки!

– Может быть, – голос вновь дрогнул. Моня взял Роби за руку. – Но я не монстр. И ты тоже не монстр.

Роби опустила меч, но не до конца – ее рука дрожала, а во взгляде смешались злость, растерянность и что-то ещё, чего не было раньше.

– Да, не монстр. Ты идиот, – буркнула она, но голос стал тише.

– Нет, я твои ножны, – напомнил он ей.

Будто растаяв, Роби улыбнулась и развела руками. А потом обняла.

Мальчик с испачканным грязью лицом поднял глаза и прошептал: «Спасибо, дяденька» – так тихо, что Моня еле расслышал.

Тишина повисла в пещере, тяжёлая, как сырой воздух. Дети не шевелились, но иногда всхлипывали, прижимаясь к стене. Коконы покачивались на сквозняке, а где-то внизу что-то скреблось и шуршало.

Моня бросил последний взгляд на перепуганные детские лица, и впервые за долгое время ощутил себя не никчемным и слабым, а большим, чем есть. Еще не герой, но смог кого-то спасти.

Свечи синхронно погасли, как только пещера осталась у него за спиной, словно выключив свет.

3

Стол в таверне был шершавым и липким, словно его не скоблили несколько лет. Моня сидел, задумчиво водя пальцем по кромке с щербиной, стараясь на Роби сейчас не смотреть. Та голодна и всё еще зла – развалилась на стуле, сверкает глазами, и ее можно понять.

Квест с Мэери благополучно провален, но за детские ушки бы им заплатили. Теперь ни славы, ни денег – сидят на мели. Если бы не Анджел, который согласился оплатить этот ужин, ловили бы кроликов в окрестных полях.

А тот примчался, едва вошли в город. Видимо, оставил приметы кому-то из стражи, и пока регистрировались, ему донесли. Пришлось расписаться в паре журналов, пройти инструктаж, а потом битый час слушать о местных бандитах, чудовищах и, конечно, налогах. И только после лекции гостей пустили за стену, где встретил Анджел, устроивший им эскурс по городу.

Он небольшой, но очень богатый из-за подземелья, за которое сражалось несколько гильдий. Там разведаны только верхние уровни. Это отличная зона для фарма, но места под солнцем хватит не всем. Тот, кто контролирует шахту, получит все плюшки, продавая лицензии тем, кто слабее.

Таверна гудела – гомон, стук кружек, скрип половиц под ногами. Народец здесь пестрый, но «искателей» нет. Они собирались в другом заведении, но Анджел опасался, что его гостей кто-то узнает, поэтому привел их сюда. Они не были в розыске, но мало ли что. После пожара в деревне там решили, что ведьма сгорела, а трупы у черного хода списали на зверя, который выл по ночам.

– Что будете брать? – подойдя, широко улыбнулась дварфиха, протянув в пухлой ладошке меню. Чистенький фартук, большой бюст и широкая кость.

– Баранину с грибами, две пинты медовухи… – сказал Анджел и вопросительно посмотрел на Моню. Мнение Роби, видимо, не интересовало совсем.

– Нам, как ему! – выпалила та, дорвавшись, наконец, до нормальной еды. – И еще тарелку поглубже с гречневой кашей и колбасой. И кувшин побыстрее – зверски устала, нажраться хочу.

Моня поблагодарил Анджела взглядом. Разумеется, «чаепития» ему не забыл, но зла не держал. Инь по-своему отомстила тому в «красном доме», и беднягу было сейчас даже жаль. Воистину нет никого коварнее женщин. С другой стороны, парнишка любил пострадать.

Дварфиха поставила на стол два кувшина, кружки и, посмотрев на Моню, как-то загадочно вдруг подмигнула. Переглянулась с Анджелом и отошла, качая широченными бедрами. Лавируя между столами, она ловко избегала щипков, уворачиваясь рук от пьяных мужланов. Кого-то даже беззлобно хлестнула по лицу полотенцем, вызвав одобрительный хохот и свист.

– А знаете, – прокомментировал Анджел, – дварфы размножаются из земли почкованием. У них даже младенцы появляются на свет с бородой. Им при рождении сразу кирку дают. А вместо грудного молока у дварфих – пиво. Говорят, специальный сорт даже есть.

– Остряк, что ли? – мрачно посмотрела на него Роби, вытирая губы ладонью. Свой кувшин выпила залпом, как воду, и теперь тянулась к другому. – Сколько можно потратить? Огласи наш бюджет.

– Пей и ешь сколько влезет, – сдержанно разрешил Анджел, не зная, что совершает ошибку.

Влезет там много. Его разорят. Ела и пила Роби, как здоровенный мужик.

– Вот удружил! – Она показала ему большой палец и подняла руку, требуя принести поскорее кувшин.

Анджел изменился в лице, а Моня не смог сдержать улыбки. Глупец не знает, насколько прожорлива Роби. В это сильное, но стройное тело, казалось, физически столько влезть не могло.

Наголодавшись, та не сводила взгляда с подноса, который несли кому-то другим. Ее ноздри слегка шевелились, втягивая божественные ароматы еды. Кружки эля покачивались, угрожая пролиться, а на тарелках парили горки желтого риса с тушеным мясом и овощами.

Но эти гастрономические сокровища радовали глаза и желудок за соседним столом. Жрецы в рясах обсуждали там что-то свое, смотря на всех свысока. Гладковыбритые лица выражали скуку и легкую степень презрения к таверне и дварфам, как бы спрашивая: «Зачем они здесь?»

Моня подобный вопрос бы себе не задал. Ему нравились и местная кухня, и дварфское пиво. Еще нравились деньги, на которые всё это можно купить. Жаль, что в партии с Роби богатым не стать. Ее меч превращал трофеи в металлический лом, не давая хоть что-то на них заработать.

– С деньгами у вас, как понимаю, проблемы, – предположил Анджел, проследив ее взгляд.

– Хорошо, у тебя с ними порядок, – фыркнула Роби, опрокинув еще одну кружку в себя. – Нам с тобой повезло, а то голодна, как бешеный груммель. А ты, судя по цацкам, неплохо живешь.

– У меня с финансами как бы тоже непросто, – признался он с горечью и торопливо подлил себе в кружку. Кувшин был уже почти пуст.

Не сразу поверив, Роби смерила взглядом.

Его темно-зеленый камзол с высоким воротом расшит золотыми нитями, а на груди красовалась крупная брошь с красным камнем. На пальцах – массивные перстни. Один с гербом, другой с изумрудом. Шнуровка на рукавах, отороченная серебристой тесьмой, и широкий пояс с пряжкой в виде оскаленного волка оставляли впечатление богатства и связей, но внимательный взгляд замечал трещины в этой картинке.

Казалось, Анджел шикарно одет. Но лишь казалось. Нитки на камзоле кое-где расползлись, обнажая подкладку, а «золото» потускнело, выдавая латунь. Огранка якобы драгоценных камней слишком небрежна, игры света в них нет – явно стекло. Да и герб на перстне, наверно, кого-то еще. «Искатель» – наемник, им платили, терпели, но они чужаки. Нечисть, пришельцы лишь похожие на нормальных людей. Титулы и дворянские звания им не давали. По крайней мере, пока.

– С тобой что-то случилось? – спросил Моня, гадая, кому тот успел насолить. Торговля информацией вроде бы выгодный бизнес. Разориться там еще надо суметь.

– И ты меня спрашиваешь, моя прекрасная Инь? – криво улыбнулся Анджел. – Я спустил на тебя состояние. В долгах, как в шелках. Видишь? – Он кивнул на окно, за которым переминались несколько крепких мужчин с цветками в петлицах. – Мои инвесторы и кредиторы. Много занял, теперь охраняют.

– А я-то при чем? – возмутился Моня, не понимая, о чем идет речь.

Деньги у него взял лишь один раз, да и то мелочь. «Состоянием» они быть никак не могли. С такой-то подружкой как его заработать? Он много думал, порой его преследовали умные мысли, но он, похоже, был для них слишком быстр.

Роби со значением посмотрела на Анджела, а тот вдруг болезненно скривился и охнул. Вероятно, пнула его под столом. Это легко объясняло гримасу.

– А давайте за встречу? – предложила она как ни в чем ни бывало. Язык уже слегка заплетался – третий кувшин.

– Что происходит? – воскликнул Моня, переводя взгляд с одной на другого. – Что замолчали? Колитесь уже!

Дварфиха принесла, наконец, заказ и ловко снимала с подноса тарелки с аппетитно дымящимся мясом. Роби тут же набила им полный рот, делая вид, что занята только едой. Сказать хоть что-то бы уже не смогла.

– Ну-у… – косясь на нее, замычал Анджел.

– Раз начал, так говори! – рявкнул Моня, теряя терпение. Интуиция кричала, что лучше не спрашивать, но подвесить этот вопрос он не мог.

– Я люблю тебя, Инь, – выдавил тот уже с каким-то отчаянием.

– А это при чем? Деньги-то где?

– У Мири, – опустил он глаза. – Я был твоим спонсором там.

– И? – Моня привстал, почти догадавшись. От возмущения едва мог дышать, в горле ком, в глазах – едкие слезы. Женские эмоции обусловлены телом. Они не его.

«Будь осторожна, здесь всё не так, как может казаться» – вспомнилось предупреждение Роби.

– Я скупал сеансы с тобой, чтобы больше никому не досталась, но там же аукцион. Даже с кредитами взять всё не смог… – Анджел замялся, теребя край камзола. – Мири… она продавала тебя, Инь. Каждый день. Ты была золотой жилой для них.

Уставившись на него, Моня замер. Слова долетали до него, как далекое эхо, но их смысл укладываться в уме не хотел. Слишком чудовищно то для него.

Продавала? Его? В публичном доме? Но это же бред!

Ведь Инь помнила все эти занятия – гимнастику, вокал, танцы и прочее-прочее. Мейса часами ее готовила к ним – ванна, массаж, макияж. Создавала образ, наряжала, как куколку, чтобы…

Нет! Неправда! Инь бы узнала. И он бы узнал, почувствовал – такое не заметить нельзя!

– Ты врешь, – выдавил Моня. Его голос дрожал, пальцы согнули вилку в дугу. – Я… меня там учили. Это были уроки, а не…

Роби оторвалась от тарелки, пьяно вытерла рот тыльной стороной ладони и посмотрела с жалостью и раздражением вместе. Проглотив кусок баранины, буркнула:

– Там жила Инь, а тебя я бы у них не оставила. Уроки, действительно есть, но там был бордель, а не вечерняя школа.

Онемев, Моня стоял, не в силах принять это как данность. Кровь прилила, в ушах будто звенело. Нет-нет-нет! Всё не так! Быть такого не может!

Он помнил, как нага массировала Инь спинку и плечи. Как ее холодные пальцы скользили по коже перед тем, как сделать укус. Но дальше всё выглядело таким же реальным: занятия, болтовня с девушками, боль в мышцах и усталость после тяжелого дня, который заканчивался уже в спальне с Мейсой. Теперь под всем этим словно всплывал нижний фон. Там другие образы – смутные, как тени за шторой. Чьи-то руки, чужое дыхание в шею, запах пота, вина, разгоряченное ласками тело.

Осознание таки пробилось, завоевало доверие, ударило молотом. Моня упал на стул, хватая ртом воздух. Таверна вдруг стала тесной, душной – гомон голосов, стук кружек, запах еды – всё давило, словно стены сжимались.

Мейса…

Он догадывался, что укус как-то влиял на его восприятие. «Рыбкина Память» могла что-то стереть, но не умела подменять реальность иллюзией. А яд, видно, мог. Да, Инь окружили заботой, учили, лелеяли, но только для того, чтобы продать подороже. А дурочка верила, что Мири была для нее доброй мамой. Что Мейса любит и никогда не предаст.

– Ты… знала? – Моня повернулся к Роби, голос сорвался на хрип. Кружка опрокинулась, медовуха растеклась по столешнице, но на это было плевать. – И молчала?!

Он судорожно стащил с пальца кольцо Мейсы и с яростью бросил. Оно зазвенело где-то за стойкой. В таверне притихли и явно прислушивались, с удовольствием наблюдая за драмой.

Роби пожала плечами, отрывая кусок колбасы.

– Конечно. Мне нужен лишь ты. Какое мне дело до Инь?

– Постойте, – забеспокоился Анджел, пытаясь понять их слова. – А ты тогда кто? Сколько вас здесь?

– Не лезь! – заткнула его взглядом Роби, подливая себе в кружку еще. – Играем мы так. Входим в роль.

– А ты?! – Моня повернулся к Анджелу, угрожая согнутой вилкой. – Ты меня там… – Он задохнулся, не в силах сказать это вслух. Руки тряслись, кулачки сжались, а в груди росло желание разбить что-нибудь – стол, кружку, лицо – всё равно.

– Инь, но тебе же зашло? Даже хвалила, – залепетал он краснея. – Вот я и решил… Выходи за меня! – Анджел рухнул на колени, протягивая на ладони кольцо. – Богатства не обещаю, но со мной будешь счастлива, Инь!

Таверна взорвалась аплодисментами, люди встали, грянула музыка. Кто-то выпустил бабочек, полетел серпантин, лепестки красных роз подбросили в воздух, усыпав весь зал. Анджел, видимо, серьезно потратился, готовя этот спектакль.

Оглушенный этим праздником жизни, Моня испуганно замер, выронив вилку. Более страшной ситуации невозможно представить, но именно эта неловкость уняла боль и гнев. Теперь остро хотелось убежать на край света и там испариться.

Моня больше не мог находиться здесь ни секунды, поэтому попросту вышел, не оставив даже запаха серы, благо был не в бою.

Он сыт этим миром по горло! С него уже хватит! Пусть свое дерьмо разгребает она!

После бегства Мони тело не осталось бесхозным, а Инь не могла обжить его сразу. Смена хозяина вышла бесшовной, но мозг перестраивал свои алгоритмы с задержкой и несколько минут она приходила в себя.

За это время сидевшие по соседству жрецы быстро прочитали молитвы, успев завершить ритуал. Роби была слишком пьяна, чтобы им возразить, и Анджел с триумфом надел Инь на палец кольцо. Всё выглядело так, словно он просчитал реакцию Мони, использовав паузу. Но этого, конечно, быть не могло – никто, кроме Роби не знал, что он вообще существует. Ну разве что, еще Мири и Карл, но Анджелу они бы точно ничего не сказали. Все видели только красивую девушку Инь и ее столь же эффектную спутницу Роби.

Расплывшийся в счастливой улыбке жених посадил невесту к себе на колени, и теперь принимал подарки и поздравления от соседних столов, где, видимо, были отнюдь не случайные люди. Время для подготовки перфоманса у Анджела было.

Инь справилась с шоком, но растерялась, не зная, что делать и как всё исправить. Ее взгляд упал на кольцо, и на миг в груди вспыхнуло странное, чужое тепло – тонкое, почти незаметное, но настойчивое, как шепот глубин.

Сапфир сиял, умножая и преломляя лучи: глубокий, как бездна, с холодным синим пламенем, что танцевало в гранях. Инь видела, что это уже не дешевка, а точно осколок упавшей звезды, украсивший теперь ее пальчик. На свету камень вспыхивал, переливаясь от темно-лазурного к белому, словно там поймана буря.

В каком-то смысле кольцо и было ловушкой – символ и венец древней, запрограммированной для женщины миссии. «Ты желанна. Ты нужна. Ты достигла цели» – будто шептало оно, и тело откликнулось, впрыснув награду на биохимическом уровне, разлило в уме эйфорию: «ну вот теперь уже всё»…