Сансара 2

– Ребята, вы что… – пискнула Роби. Губы правдоподобно дрожали, в глазах виден страх. – Своих же нельзя. Оракулы выдадут бан-перманент.

– А если б можно, была бы не против? – мерзко осклабился тот. Экипирован был парень щегольски. Плащ с красным подбоем тянул минимум на пять золотых.

– Фомушка, испанский стыд! Вот дурак… – их спутница смерила его укоризненным взглядом.

– Правда, Фомич! Не страдай ты хернёй! Это ж милашки, зачем так пугать? – толкнул в плечо маг. Ярко-синие глаза намекали на большой запас маны. И резной посох не из дешевых. Добротный у них всё же шмот. – Красавицы, дадите нам номерок?

– Сори-сори! – беззлобно рассмеялся старший. – Шучу так дурацки. Образ отыгрываю, мы ж, типа, банда, а я ролевик.

– Тогда мы пошли? – продолжила Роби спектакль.

– Да кто же вас держит? Только оставьте нам сосунков.

– Как это? Кто нашел, тот и взял! – дерзко заявила она.

– Да ну? – задохнулась от возмущения девушка. – Раз наша дорога, то наше и всё, что на ней. Фомушка, покажи им трофеи!

Тот с гордостью вытащил из инвентаря связку маленьких ушек. Вытянув руку, потряс перед Роби:

– Видала? По червонцу здесь обещают за них. Наш это бизнес, а вы нагло крадете. Девочки, давайте по совести, чтоб без обид.

– Ууу… Так вы мельчите! – презрительно фыркнула Роби. – Мы-то к боссу ведем.

– Ага, так и поверили. Ты босса-то видела? На него надо рейд собирать. Не парь нам мозги! – разозлился Фома.

– Ну, попробуй отнять, – пожала Роби плечами.

Инь прочистила горло, держалась у нее за спиной.

– Сука, чо о себе возомнила? Откуда такие? И что за наряды? С панели вы что ли?! – взорвалась девушка, подойдя к ней вплотную.

– Лохудра, на себя посмотри! Сиськи что ль где-то оставила? – хихикнула Роби, нанеся оскорбление, простить которое уже невозможно.

Вскипев, та потянулась к ней скрюченными, как у гарпии, пальцами. Но Роби шагнула в сторону и влепила пощечину, отбросив назад. Девка была ниже ростом и уступала во всем, включая размеры груди.

Поняв это, она сорвалась на визг, обращаясь к своим:

– Чо пялитесь? Мочите блядей! Вашего хилера бьют!

Парни, с интересом наблюдавшие за женской дуэлью, переглянулись. Кавайные ж девочки, как таких бить?

– Фомич, чо делать-то? – нерешительно спросил старшего маг.

– Ну, сами нарвались… – пожал тот плечами. – Давай нежно, но сильно. И не в лицо.

Хлопнув в ладони, Роби угрожающе зашевелила губами, изобразив предельную концентрацию сил. Ее костыль мало походил на магический посох, но легендарные вещи могли иметь непритязательный вид.

Синеглазый не стал ждать и, затыкая ей рот, влепил антикаст. Следующий возможен лишь через пару минут.

Роби кастовать не умела, но, изобразив потрясение, опустилась на землю. Палка выпала из якобы слабеющих рук.

Обезоружив «магичку», бандиты переключились уже на подругу, что, потупившись, скромно стояла у нее за спиной. Озадаченно хмыкнули, не понимая, каков ее класс. Но подстраховались и отнеслись с уважением, приняв всерьез.

Воин издал обезоруживающий клич, провоцируя атаковать его первым. Разбойник вышел из стелса, двигаясь бесшумно и быстро, едва не размываясь в пятно. Хилерша прокляла зловредным дебафом, а маг кинул метку замедления, чтобы цель не смогла убежать.

Нападавшие удивились бы, узнай, что всё это уже было зря. Сирены брали совершенно другим. И это «другое» ломало планы и тактики самых суровых бойцов. Спасти их мог антикаст, но его уже слили на Роби.

Когда она заслонила собой, Инь опустила руки на ее ягодицы и мягко щипнула. Это незначительное, казалось, движение заводило лучше всего. Когда Роби рядом, нет нужды в сложных визуализациях, которые бы заняли время. Ведь всё под рукой – это можно потрогать, погладить, помять. Найти волнующую разум ложбинку в трусах, почувствовать под пальцами нежную кожу и упругую пружинистость мышц.

С готовностью подхватив этот настрой, муладхара загорелась, как порох. А когда Инь сорвала с себя лиф, столбик либидо прыгнул за сто единиц. Энергия закрутилась вокруг позвоночника и, вырвавшись через макушку, ушла хоботом в небо, где охотно приняли дар. Над телом образовалась воронка, а внутри грохотал водопад. Ресурса для песни сирены было хоть отбавляй:

Слушай, странник, слушай голос,Проникающий сквозь кости.В венах кровь твоя – как полоз,Замедляется, и вскоре…Мысли вязнут в темной глине,Руки словно стали камнем.Ноги – корни в древней тине,Взгляд туманится и вянет.Покорись глубин напеву,Дай волнам себя окутать.Я пою – и время встало,Я шепчу – и нет возврата.Взгляд мой – цепи для незваных,Звук мой – яд для неизвестных.Время стынет, как янтарь,Мысли тают, как туман.Ты не властен над собой,Пленник песни ты морской.Слышишь зов из глубины?Стань безвольным, словно пена,Растворись в моих напевах,Чтобы исчезнуть в темноте.

С каждой строфой ритмический рисунок замедлялся, вынуждая врага невольно подстраивать под него свой пульс и дыхание. Эти модуляции включали инфразвуковые тона, которые человеческое ухо едва могло уловить, но они вызывали чувство физического дискомфорта, заставляя забыться.

При этом Инь использовала особую технику многоголосия, когда кажется, что поет несколько голосов с разных направлений одновременно, дезориентируя жертву в пространстве. По мере погружения в песню, у нее замедлялись движения, будто стояла в воде, мысли путались, а конечности быстро немели.

Захватив, эффект песни нарастал постепенно – сначала замешательство, затем потеря координации и, наконец, парализация. Противник оставался в сознании, но полностью терял контроль над собой.

При отсутствии резистов это длилось бы примерно минуту, но экипировка у группы была очень хорошей. У девушки, как оказалось, вообще иммунитет.

Песнь действовала и на Роби, но близость сирены ее закалила, поэтому в себя приходила быстрее. Обычно ей хватало пары секунд, если враг стоял кучно. После того как песня переставала работать, наступала фаза «Прелюдии», которая выжигала столбик либидо. А когда кончалось оно, подпитка, как правило, уже не нужна. Инь не хотелось бы держать врага на себе, поэтому критически важно, чтобы к этому моменту он был уже мертв.

Тем временем Роби нащупала в пыли меч и завопила: «Вертушка!»

Услышав предупреждение, Инь бросилась навзничь, и огромный клинок пронесся над ней.

Вставая, фурия раскручивалась, как сжатая до предела пружина. «Пятерной аксель» – так назывался прием, превращавший ее в фарш-машину. Поднимавшийся по спирали цвайхандер делал ровно пять оборотов. Падая, тела рассекались снова и снова, как в мясорубке. И в этом был минус. Шинкуя кожу, мясо, металл, клинок безнадежно портил доспехи.

Куски бедолаг мягко шлепнулись в дорожную пыль, но вихрь острой стали достал лишь троих.

«В инвиз уходи!» – кричала хилерша, набрасывая на уцелевшего разбойника бафы. Один из них рассеял чары сирены, но «Прелюдия» уже излучала неощутимые, как радиация, волны. Пульсируя, она почти сразу повесила новый дебаф. И на саму Инь тоже.

«Кишки, мясо, жир и гавно! Кишки, мясо, жир и гавно!» – затараторила она, чувствуя ритмичные сокращения в области таза. Соблазн загрузить его полости был слишком велик. Пучины разврата звали к себе, умоляя выпустить всех внутренних демонов.

Дабы не пасть, Инь зажмурилась, наскоро принимая прибежище в несвойственных ей добродетелях. Но как найти их в пороке? Для целомудрия и отречения уже несколько поздно – не отмолить.

К счастью, «мантра отвращения» снизила градус, подобно ушату холодной воды. Но это не решало возможной проблемы. Она была в том, что коронный удар Роби отнимал все ее силы, а разбойник до сих пор еще жив.

Инь с задравшейся юбкой лежала в пыли, а тот, пялясь на объект своего вожделения, бежал к ней, срывая одежду.

Перехватив по пути, Роби снесла его буйну голову с плеч и, тяжело дыша, оперлась на меч, не в силах двинуться с места.

На всякий случай Инь осталась лежать, опасаясь от хилерши еще какой-то подставы. Невидимый другим хобот в небо над ней стал тонким, как нить, и вскоре погас. Дыра в облаках разочарованно стянула в точку края и пропала. Похоже, там рассчитывали на куда больший размах, но с оргией не сложилось пока.

– Вот ведь кретины! Будто сисек не видели… – досадливо чертыхнулась на своих хилер. – Ну давай, сука, бей! – Она с вызовом посмотрела на Роби.

– Да ну тебя в жопу! – та лишь устало махнула рукой.

Инь медленно встала и вывела детей на дорогу. С радостным визгом те сразу же бросились к трупам. Реснутся «искатели» лишь через час.

– Это плохие дяди! Наверное, у них были конфетки! – заключила девочка, копаясь в кишках.

Деловито сопя, ее братик обгладывал свежее ребрышко мага. Сладости им уже не нужны.

2

Моня скинул ботинки у порога и, не глядя швырнул в угол, где глухо стукнулись в стену, оставив грязный след на обоях. В прихожей они облупились, обнажив штукатурку. В воздухе висел запах борща – густой, приторный, как напоминание об усталости мамы. Она в одиночку тянет двоих, а Юлька не любит готовить.

День в школе тянулся, как резиновый жгут, что вот-вот лопнет, но так и не рвется. Рафик со своими сегодня как-то странно смотрел. Его ухмылка, кривая, как серп, и запах перегара, пробивавшийся через мяту жевачки, уже не пугали, а злили, что лучше скрывать. Для открытого бунта одной дерзости мало. Нужна сила, союзники, а их нет и не будет. Эту горькую правду приходилось глотать, как пилюлю каждый раз, если видел кого-то из них.

Раздраженно сбросив на пол рюкзак, Моня замер. Тишина в квартире была какой-то неправильной – словно слишком густой. Будто кто-то затаил дыхание, когда он пришел.

Сердце ёкнуло. Может быть, воры? «Харон» дорогой, но настроен лишь на него, и для других бесполезен. Они могут об этом не знать.

Моня на цыпочках прокрался на кухню. Пальцы сомкнулись на рукояти большого ножа – холодного, тяжелого, с пятнами ржавчины у основания. Сердце стучало так, что его было слышно. Успокоив дыхание, встал у своей комнаты. В ней вроде тихо.

Осторожно открыв дверь, Моня выставил нож, готовый пырнуть любого, кто посягнул на святыню.

Кто-то сидел в его кресле! И в его шлеме!

Юлька!

Первым порывом было броситься к ней, сорвать «Харон» и дать леща, чтобы башка отвалилась. Но степень его синхронизации с мозгом была неизвестна. Что, если это ей повредит?

Сам Моня будто исчезал, когда надевал шлем, и уже не воспринимал никаких сигналов снаружи. Но Юлька, возможно, не вся еще там. Сам поначалу голос ведь слышал. Как «Харон» ее вообще пропустил?

– Юля? – тихо позвал Моня.

Никакой реакции. Но губы чуть шевелились, словно эхо того, что говорила кому-то.

Попробовать снять шлем? А если это выжжет мозги? Черт его знает, как всё работает. Лучше попробовать как-то разбудить аккуратней.

Моня осторожно тыкнул пальцем в плечо, прикрытое пижамкой с котятами. Ткань была мягкой, чуть влажной от пота – давно сидит, здесь уже душно.

Опять ничего. Может быть, посильнее?

И тут, неожиданно для себя, сделал то, чего не планировал. Рука сама потянулась вперед, пальцы сомкнулись на груди и сжали, ощутив ее мягкость и форму.

Давно так хотел. Но лишь хотел! И никогда бы не сделал, а сейчас, точно вспышка – импульс, дикий и необъяснимый, будто кто-то другой дернул за рычаг в голове. Будто после Сансары можно удивить его сиськой. Будто там своей нет. Ну не кретин ли?

Упругость под пальцами его обожгла – теплая, невинная и абсолютно запретная. Настоящее женское тело дышало сейчас под рукой. И… кажется, вздрогнуло?

Кровь ударила в виски, и Моня отдернул руку, словно боясь, что ее там откусят. Сердце колотилось так, что отдавалось в ушах, а ладонь, запомнившая запретное для нее ощущение, тут же вспотела.

Волна стыда и раскаяния накрыла теперь с головой. Что он творит? Это же Юлька! Сестра! Да, не родная, но своя в доску!

Смущение жгло, щеки пылали, а под пальцами будто то же тепло – мягкое, податливое и живое. В ушах звон. Возбуждение боролось в уме с отвращением. Там будто шептало: – «ты ж псих, тебе можно».

Юлька вздрогнула, шлем чуть съехал набок, открыв бледное лицо с глазами, как блюдца. Она рывком стянула «Харон» с головы, и черные волосы с красными прядями рассыпались, прикрыв шейку, как у цыпленка.

Онемев, Моня стоял, точно столб, гадая, – поняла ли, что лапал?

Несколько очень долгих секунд они растерянно друг на друга смотрели, не зная, – уйти в оборону или устремиться в атаку? Каждого жгло чувство вины, и неизвестно, чье было острее.

– Я… я просто проверяла, – выдавила Юлька, осторожно пятясь к двери. – Ты ж молчишь как рыба об лед! Хотела лишь глянуть, всё ли нормально. Монитор хоть бы включил.

– Глянула? – выдавил Моня, отводя взгляд.

Чисто физически не мог сейчас злиться. Не сделай он глупость, обрушил бы на нее весь свой праведный гнев. Бушевал бы как буря, ревел бы, как разъяренный слон: «да как ты посмела?!»

Но нет же, теперь чувствует себя идиотом. Как мало, оказывается, для этого надо. Он потерял моральное право обвинять ее в чем-то. А вот сестра уничтожит его застыдив.

Она, должно быть, это сразу считала, и уже сама устремилась в атаку:

– И вообще, почему всё тебе? «Харон» стоит почти как машина! Потому что ты псих? Ладно, а следить за тобой кто-то должен? Или нам тебя потом с веревки снимать? Твоя Роби мне всё рассказала!

– Просто скажи мне, как ты залезла. – Моня остановил жестом, давая понять, что ничего ей не будет.

– Как, как… – Юлька уже стояла за дверью, готовая кинуться в бегство. – Вошла раньше тебя – вот как! Ты ж неделю вестей от Рафика ждал. Вот и решила, пока ты там в школе…

– Постой, так это… – простонал Моня, хватаясь за голову.

– Да, выбрала девочку. Откуда мне было знать, что больше не дадут других персонажей? Я просто хотела на нее посмотреть.

Голова закружилась, и Моня сел в кресло, опасаясь, что хлопнется в обморок. Подумать только – так попал из-за Юльки! Всё, что прошел, пережил, прострадал – потому, что сестра зашла первой, выбрав не того персонажа!

Несколько минут оба молчали – он, смотрел в пустоту, а Юлька, притихнув, стояла за дверью. Шлем лежал на столе – холодный и безмолвный свидетель их драмы. Тишина снова сгустилась, но теперь была совершенно другой – тяжелой, пропитанной стыдливой неловкостью и горечью.

А в голове эхом гудело: «Выбрала девочку… выбрала девочку… выбрала девочку…»

Откинувшись в кресле, Моня сжал виски ладонями, пытаясь уложить в голове новые схемы. Его Инь, его тень, его альтер эго – обрела свободу из-за Юлькиной выходки. Всё это не судьба, а случайность. Уж так получилось. Но что, если выпавшие карты были краплеными? Что, если их сдавал Мара?

Юлька, конечно, тоже тут отмочила, но как ее в этом винить? На ее месте сделал бы так же. Совсем же не дурочка, да еще любопытна. И понимая, что натворила, сама убивалась. Ведь сколько рыдала… Но почему не сказала?

А он бы сказал? Нет, разумеется. Юлька даже смелее, раз залезла после того, как увидела Мару. Думала, сама всё разрулит? Зато теперь много знает. Вопрос – что и сколько?

– Юль, что Роби тебе рассказала? – спросил Моня, морщась от мысли, что отчет был подробным, включая детали, о которых бы лучше не знать.

– Что она ждет тебя. Чтобы ничего не стыдился и не боялся. Что «она меч, а ты ее ножны». И что твоя Инь – просто сука.

– И всё? – с облегчением выдохнул он.

– Что после группового изнасилования у тебя посттравматический стресс, осложненный хроническим неврозом и паранойей с…

– Хватит! – рявкнул он, стукнув по столу ладонью так, что шлем подпрыгнул и замигал синими искрами.

Язык без костей! Роби, что – специально?! Мало унижения там, надо добить еще дома?

Моня медленно выдохнул, чувствуя, горят его щеки. Подкалывать Юлька, конечно, не будет, но видеть в ее «блюдцах» жалость и так будет больно. И ведь не врубаются даже, как это позорно!

Возможно, Роби и впрямь подталкивает вернуться быстрее. Банальный шантаж. Мол, не появишься сам, займемся сестрою. Что, если тату перейдет на нее? Инь не справляется, он должен там сам разобраться! Главное – больше не пускать туда Юльку!

– Юль, – его голос прозвучал хрипло, будто из-под земли. – Ты там?

– Да. Всегда.

Тишина. Потом лёгкий шорох, и ее голова выглянула из-за косяка – глаза как у настороженной кошки.

– Иди сюда.

– Зачем?

– Кричать не хочу через двери.

– Ну? – буркнула она, встав в проеме. Руки скрещены именно там, где ее лапал.

Моня поспешно отвел взгляд, чувствуя, как кровь снова приливает к лицу. Знает? Не знает?

– Прости, – выдавил он, смотря в пол. – За… ну, ты поняла. Я не хотел. Просто… так вышло.

Юлька хмыкнула, но в её голосе не было злости – только усталость и что-то похожее на облегчение.

– Да ладно, псих, – она шагнула обратно в комнату и оперлась спиной об косяк. – Я не святая. Но ты реально меня напугал. Сидишь, как зомби целыми днями, серый совсем.

Моня поднял глаза, встретив ее взгляд. В нем нет осуждения – только тревога, которую пыталась спрятать за дерзостью. Он вдруг понял – сестра делает вид, что не чувствовала, как ее лапал. И от этого стало лишь хуже. Юлька защищала даже сейчас, когда показал себя полным придурком.

– Я очень прошу тебя туда не ходить. Не прощу, если…

– Хорошо, – перебила она, вдруг легко согласившись. – Тогда…

– Что? – насторожился Моня, ожидая подвоха.

– Будешь рассказывать мне всё-всё-всё. Да, в тех самых деталях, как между девочками.

– Ты совсем, что ли?! – простонал Моня, закрывая ладонью лицо. Удар ниже пояса.

– Я взрослая девушка, что тут такого? – искренне возмутилась она. – А у тебя теперь опыт…

– Заткнись!

– Обещаю, что самому станет легче. Этим надо делиться. А со мной проблем больше не будет.

Дверь за ней закрылась, оставив Моню, наконец, одного. Он провёл пальцем по шлему – холодному, гладкому и равнодушному. В отражении стекла мелькнуло лицо. Инь словно мрачно смотрела оттуда, обвиняя его.

Если в нем еще есть что-то мужское, то прятаться за ней больше не будет. Ему придется вновь спуститься в Сансару. Или подняться? Да кто это знает…

Некоторое время Моня смотрел на «Харон», словно пытался прожечь его взглядом. Может, хоть тогда все наконец-то отстанут? Юлька ушла, оставив за собой шлейф ранящих слов – острых, но теплых: «между нами девочками». Проговорилась, что так его видит.

И ведь так может случиться, если пока будет там, Инь займет его место. Пойдет своей модельной походочкой в школу, тайком возьмет у Юльки белье и, конечно же, та ее спалит. От этого будет уже не отмыться. Вдруг ей нужен не брат, а подружка, раз так давит его?

Нет, Инь не дура, глупостей тут делать не будет. А вот сам там у нее налажал…

Моня не хотел больше думать об этом. Даже не понимая его, сестра всё же права – нельзя быть живым мертвецом, к этому можно привыкнуть. Инь не просто тень, она стала цепью, на которую посадил себя сам, безмолвно страдая. Хватит уже, пора брать всё в свои руки.

Глубоко вдохнув, Моня зажмурился и, задрожав, опустил на голову шлем, словно делал шаг в пропасть. Сейчас это воспринималось скорее, как казнь, а не осознанный выбор.

Какое-то время было темно – летел, как в колодец. Уже казалось, что на этом и всё, но в глазах просветлело. Лес Сансары сомкнулся над ним – густой, влажный, пахнущий мхом. Сквозь ветки видна ваниль неба, листва слабо колыхалась под ветром, в кустах шуршали зверьки.

Роби стояла спиной, ее волосы горели в последних лучах расплавленной медью. Склонившись, полировала свой меч, которому посвящала всё свободное время. Его блеск буквально слепил.

Моня шагнул вперед. Ноги дрожали, будто помня, чем кончился его прошлый визит. Такому хозяину здесь были не рады.

– Роби, – голос вырвался хриплый, чужой, почти незнакомый.

Она замерла. Медленно выпрямилась, повернулась – и ее глаза расширились. Меч выпал из рук, звякнув о камень.

– Моня? – выдохнула она.

В этом звуке уже было всё – удивление, радость и облегчение. А потом она рванулась навстречу.

Моня не успел среагировать. Роби бросилась на шею, обхватив руками так крепко, что вышибла воздух из легких. Она была тяжелее – выше, шире в плечах, легко свалив Моню в траву, придавив своим весом.

Ее колено раздвинуло ноги, прижалось – и жар разлился по телу. Дыхание обожгло шею – горячее, быстрое, легкое, с ароматом лаванды. Пальцы зарылись в волосы, язык скользнул ему в губы, а тела словно притирались друг к другу, зная, как им удобней.

– Вернулся, гад! – Роби оторвалась на секунду, дав Моне вздохнуть, и вновь заткнула рот поцелуем.

Он хотел что-то сказать, но не смог. Ее тело было тяжёлым, живым и реальным, распаляя каждым движением, будь то намеренным или случайным.

Их возню прервало замечание сверху:

– Дядя пришел без конфеток, значит, не злой, – доверительно сообщила девочка брату.

– Откуда ты знаешь? – подняла голову Роби.

– Эм… слезай, тут же дети, – использовав паузу, напомнил ей Моня. Услышать про «дядю», был очень рад. Хоть кто-то здесь видит настоящую суть.

– Ладно, давай быстро проводим, потом… Ну ты знаешь. Покажу, как скучала. И больше не бегай, а то привяжу, – пригрозила Роби, легонько похлопав его по щеке.

Это немного задело. Как жеребца приласкала, морковку еще был дала.

Такой натиск обескуражил. Кроме того, Моня так далеко заходить не хотел. Но его мнения она же не спросит. И как только Инь укротила ее?

Он вернулся не для того, чтобы… Хотя… В любом случае это не главное. Хорошо бы понять, чего все хотят от «Той-Которую-Ждут», помимо и так очевидного.

Инь справилась с Роби, но не смогла расколоть, поэтому сделала замену в команде. Таки выпустила со «скамьи штрафников» после той катастрофы. Теперь только не спешить, не давить – рано или поздно всё будет ясно. Если проблема известна, ее можно решить. Спасти Инь, вывести Юльку из-под удара, отдать долги Маре, если остались. Всё это вертится вокруг чего-то. Его надо найти.

Смущаясь, Моня привел одежду в порядок под жадными взглядами Роби. Она по-мужски раздевала глазами. Ее как бы стало уже слишком много, что начинало уже напрягать. Буквально прессует, как делала раньше.

Дети смотрели на них с любопытством, но в глазах блестело что-то взрослое и нечеловеческое, словно мысленно пробовали мясо на вкус. Такие малявки, а в проницательности им не откажешь, если разглядели в девушке «дядю».

– Пойдемте быстрее, – сказала девочка, взяв Моню за руку. – Бабуля пирожки очень любит.

Он рассеянно кивнул, надеясь, что награда будет достаточно ценной. Роби оказалась права – мороки с малышами неожиданно много.

Лес вокруг дышал – шорох листвы, треск веток, далекий крик птицы, что прозвучал скорее, как стон. Детки тащили вперед, уверенно лавировали между кустов и ловко ныряли под ветки там, где Роби и Моня собирали лицом паутину.

Тропа сузилась, деревья расступились, и перед ними открылась пещера – темная пасть в склоне холма, скрытая за диким плющом и кустами. Воздух здесь стал густым, пропитанным сыростью и чем-то сладковато-гнилым. Дети остановились у входа.

– Добро пожаловать, – пригласил вежливо мальчик. – Бабуля гостям всегда рада.

Моня нервно сглотнул, зная, насколько Сансара могла быть жестока. Инь бы держалась уверенней. В отличие от нее, он не прошел школу Мири. А та, что прошел, заставляет до сих пор лить слезы в подушку. Сейчас рядом Роби, но всё равно ему страшно.

– Не дрейфь, – шепнула она, заметив, как его руки трясутся. – Я с тобой.

Они шагнули внутрь, и темнота обняла их, приглашая в логово монстра. Свет проникал только от входа, выхватывая из мрака неровные стены, покрытые слизью, и чем-то белесым под потолком.

Моня пригляделся – и замер. Там коконы – десятки коконов, подвешенных на тонких нитях, покачивались на сквозняке. От некоторых пахло уже неприятно. По форме угадывались внутри силуэты людей – безмолвные, скрюченные и неподвижные.

Сердце заколотилось, горло сдавило. Это не сладкое и нежно шибари Мири. Что за жуткая тварь здесь поселилась?

– Где оно? – пробормотал Моня, отступая за Роби. За ней как-то надежней.

– Тихо, – шикнула она, сжимая рукоятку меча. Голос был напряжённым, но не испуганным. – Смотри.

В глубине смутно угадывалась чья-то фигура. Сначала Моня услышал шорох – мягкий, скребущий, будто кто-то волочил ткань по камням. А потом щелкнули пальцы, и в пещере разом вспыхнули свечи, позволяя увидеть «бабулю» уже в полный рост.

Похоже, затхлость и сырость продлила ей молодость. Женщина неожиданно свежа и красива – пугающе красива, можно сказать. Возникнув из тьмы, словно соткалась из теней. Кожа мертвенно-бледная, с легким голубоватым отливом, будто лунный свет отражался от мрамора. И на этом безупречном холсте – сеть паучков. Трудно понять: то ли искусная роспись, то ли живые. Но подойти и рассмотреть их поближе кто-то бы вряд ли хотел.