banner banner banner
Хаос времён года
Хаос времён года
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Хаос времён года

скачать книгу бесплатно

Я не расслабляюсь до тех пор, пока красный огонек Флёр не занимает привычное место за четвертой партой во втором ряду класса. Чувствую укол сочувствия к Чиллу, моему бывшему куратору. Вероятно, и он волновался всякий раз, когда я выходил из дверей Обсерватории в течение тех тридцати лет, что я был Зимой. Должно быть, ему попеременно то снились кошмары, то нападала бессонница от беспокойства обо мне, пока я пребывал в большом мире.

На одном из экранов вспыхивает входящий видеовызов.

– Профессор, – приветствую я Лайона, пристегивая наручный монитор. Я еще не привык называть его Кроносом и не уверен, что он сам привык им быть. Наклоняюсь, чтобы надеть кроссовки, и добавляю приглушенным голосом: – Вы, как всегда, пунктуальны.

Я синхронизирую свой наручный монитор с программой отслеживания Флёр, убеждаясь, что красный огонек мигает. Еженедельные проверки профессора Лайона обычно долго не длятся. Если я потороплюсь, то успею добраться до парка и пробежать несколько миль, прежде чем Флёр вернется домой. Она даже не узнает, что я выходил из дома.

– Как и ты в кои-то веки. – Юмор Лайона сух, и иногда трудно понять, что выражает его формальный тон, сардонический он или искренний. – Кажется, ты собираешься уходить. Я тебя надолго не задержу.

– Прошу прощения. – Я настраиваю видеокамеру и сосредотачиваю все свое внимание на профессоре. – Все в порядке?

У Лайона вытягивается лицо. Он проводит пальцами по вискам, откидывая назад свои седые волосы, и трет глаза. Давненько я не видел у него такого простого человеческого жеста. Улыбка затрагивает его по-зимнему голубые глаза.

– В Обсерватории выдалась трудная неделя.

– Труднее, чем обычно? Я думал, что самое худшее для вас с Геей осталось позади.

После убийства Майкла, бывшего Кроноса, профессор Лайон и Гея вернулись в Обсерваторию с продуманным и ясным планом ее освобождения и преобразования – планом, который они тайно разрабатывали веками. Верные Майклу Стражи были пойманы и помещены в стазисные камеры Обсерватории. После продолжительного сна их будили группами и подвергали слушаниям в течение последующих месяцев, а Лайон с Геей тем временем заменяли их собственной командой безопасности, состоящей из Времен года и их кураторов, за которыми они долгое время наблюдали, не спеша выстраивая дружеские отношения.

Когда со старым режимом было покончено, Лайон и Гея разрушили прежнюю систему. Были установлены новые правила, осуждающие насилие по отношению к Временам года и поощряющие сотрудничество между ранее разделенными частями Обсерватории. Секретные отделы библиотеки были открыты для всех, и Временам года было предложено восполнить пробелы в знаниях о собственной истории, узнать правду о своей магии – правду, о которой мы с Флёр догадались сами и поведали миру: что в парах мы можем выжить даже за пределами сложной системы лей-линий, к которой нас привязал Майкл.

Были сформированы мозговые центры и комитеты действий, полностью состоящие из добровольцев, что позволило Временам года и их кураторам высказать свое мнение, вступить на путь, ведущий к мирному сосуществованию. Когда рейтинговая система лишилась смысла, пали и преграды между Зимним, Осенним, Весенним и Летним крыльями Обсерватории, и Времена года получили возможность общаться, вместе тренироваться и принимать пищу. По словам Лайона, случилось несколько драк, но по большей части переход прошел гладко. Тем, кто не хотел продолжать жить в Обсерватории, вроде нас с Флёр, было предоставлено право уйти. Их выпускали парами при условии регулярного мониторинга, и они получали ограниченную свободу передвижения для сохранения экологического баланса и обеспечения их безопасности.

Когда мы с Лайоном разговаривали на прошлой неделе, все вроде бы шло прекрасно: план Лайона и Геи осуществился относительно мирно. Трудности начального перехода остались позади, и мне показалось странным, что сейчас он выглядит таким измученным.

– Мы с Геей разбудили последних членов прежней Стражи.

– Самое время, – с горечью замечаю я. Одной угрозой меньше.

Личная гвардия Майкла – группа элитных Стражей, обладающих магией всех Времен года разом, – выследила нас и совершила нападение всего в нескольких милях отсюда, и Стражи, которые дольше всех провели в стазисе, считались для нас с Флёр самой большой угрозой. Не думаю, что когда-либо забуду прищуренные глаза Кай Сэмпсон за мгновение до того, как она выпустила в меня целую тучу стрел. Или звериный оскал Дуга Лаускса, когда он бежал по замерзшему озеру, намереваясь убить меня. Я более чем готов к тому, чтобы Лайон назначил им заслуженное наказание.

– Что с ними произойдет? – спрашиваю я, вспоминая пчелу, которую Лайон раздавил ботинком в тот день, когда помог нам сбежать из Обсерватории, – пчелу, некогда бывшую Временем года… или, по крайней мере, вместилищем души одного из них. После того что Дуг и другие Стражи с нами сотворили, мне трудно испытывать к ним хоть какое-то сочувствие.

Лайон вздыхает, как будто не совсем уверен в принятом решении.

– Они будут лишены магии. Как и всем прочим, мы предоставили им возможность жить здесь, в Обсерватории, занимая должности обслуживающего персонала.

Я поднимаю бровь, и Лайон в ответ делает то же самое, признавая мое удивление.

– Большинство благодарны за то, что им вообще дают право выбора, учитывая альтернативу.

– Даже Дуг?

В глубине глаз Лайона мелькает тень.

– Я не уверен, что его можно убедить мирно отказаться от своей магии.

– Почему бы вам просто не заглянуть в свою волшебную палочку – то есть посох – и не увидеть, к чему это приведет?

Посох времени таит в себе неограниченные возможности: способность даровать бессмертие, останавливать мгновение и являть проблески будущего.

– Я предпочитаю этого не делать.

– Отчего же нет? Думаю, это помогло бы вам найти решение проблемы.

– Неужели? – Он склоняет голову набок. – Поправь меня, если я ошибаюсь, но, сдается мне, я не единственный, кто боится последствий собственного могущества. Возможно, мы с тобой достаточно мудры, чтобы признать риск, сопряженный с принятием подобных решений.

Я принимаюсь ковырять трещинку на поверхности стола, не находя в себе силы взглянуть на свивающееся спиралями темное облако в стеклянном шаре на столе Лайона.

– Пусть случится то, чему суждено случиться, – продолжает он. – Я не собирался использовать посох для тех же целей, что и мой предшественник. Боюсь, однако, что Дуг не оставит мне выбора. Время покажет. – Он качает головой. – Но довольно об этом. Как вы с Флёр поживаете?

– У нас все хорошо.

Лайон откидывается на спинку кресла, изучая меня поверх сцепленных пальцев, и фокус перемещается на обстановку его кабинета: плакат с видом Куэрнаваки висит на том же месте, где и всегда. Меня удивляет накатившая вдруг тоска по дому. Я совсем не скучаю по Обсерватории, но кабинет Лайона в моем представлении похож на лей-линию. Все эти годы он оставался единственным местом, где мне не нужно было высказывать свои мысли или признаваться в тайных устремлениях сердца, потому что каким-то образом Лайон уже все знал.

– Как Флёр спит? – серьезно интересуется он.

– Тут вы меня подловили. Лучше. – На самом деле это ложь. Флёр до сих пор почти каждую ночь просыпается в холодном поту и кричит. Иногда она дергается и произносит имя Дуга, Денвера или Ноэль, как будто все еще борется с ними во сне. Мы оба сражаемся с собственными демонами, поэтому незачем добавлять Лайону беспокойства. – Она немного нервничает. И мечтает отправиться в путешествие.

– Понимаю. Прошло много времени с тех пор, как вы навещали своих друзей. Мы с Геей будем рады организовать для вас поездку в Калифорнию, чтобы повидаться с ними.

– Вообще-то она хочет отправиться куда-нибудь на нашу годовщину. Ну, знаете… заняться осмотром достопримечательностей. Только мы вдвоем.

Последняя ремарка относится, скорее, ко мне, чем к Флёр. Флёр, вероятно, пришла бы в восторг от возможности позвать Хулио и Эмбер в тур по Средиземному морю или махнуть в гости к Поппи и Чиллу, чтобы полюбоваться видами Аляски. Но со времен нашего восстания мне тяжело находиться рядом с ними. Я больше не Время года. В последний раз, когда Хулио и Эмбер приезжали в гости, мне казалось, что я сторонний наблюдатель, глядящий на них с улицы, прижав руки к оконному стеклу. Я сидел рядом с Флёр, но чувствовал себя бесконечно далеким от нее.

Лайон почесывает щеку.

– Ты уверен, что это разумно, Джек?

– Всего на недельку. Погоду обещают достаточно теплую. С Флёр все будет в порядке.

– У меня есть опасения…

– Касательно чего?

– Ты тут ни при чем, – уверяет он. – Я знаю, что вы с Флёр сделаете все, что в ваших силах, чтобы позаботиться друг о друге. Но время не вполне подходящее… Есть еще несколько несогласных Времен года, которых мы не смогли отследить, и слух об окончательной Зачистке неминуемо нарушит хрупкое равновесие. Я бы предпочел отправить охрану, чтобы незаметно следить за вами, но не могу выделить на это людей…

– Ничего страшного. Вы правы. – Глянцевое изображение из журнала Флёр гаснет перед моим мысленным взором. – Наверное, это была ужасная идея.

– Вовсе нет. – Лайон со вздохом проводит рукой по покрытой щетиной щеке. – Вы с Флёр заслуживаете этого. Я поговорю с Геей. Возможно, мы сумеем что-нибудь придумать. Давай вернемся к этому вопросу, когда снова встретимся на следующей неделе.

Я едва заметно киваю, не в силах избавиться от ощущения, что чего-то он мне недоговаривает.

– Вы уверены, что с вами все в порядке, профессор?

– Просто устал. – Он заставляет себя улыбнуться. – Я в порядке.

– Все еще преподаете? – продолжаю я расспросы.

– К большому огорчению Геи. Она обеспокоена тем, что я взваливаю на себя слишком много обязанностей. Стараюсь быть вездесущим.

– Может, она и права.

Я перевожу взгляд на шар в углу экрана. Прозрачная сфера покоится на своем обычном месте на медной подставке на столе Лайона. Дымный туман внутри этого шара – призрачный хранитель магии, некогда принадлежавшей мне и вверенный на хранение Лайону, когда я решил отдать жизнь за наше дело. Магия самого Лайона тоже прежде была заключена в подобном шаре – магия, от которой он добровольно отказался, чтобы быть ближе к Гее, а затем отказался еще раз, взвалив на себя куда более тяжелое бремя обязанностей.

Я отворачиваюсь от экрана, опасаясь выдать себя тоскливым взглядом.

– Я дал тебе клятву, Джек. Я сохраню его, – Лайон кладет руку на стекло. – Я в неоплатном долгу перед тобой. Если ты когда-нибудь захочешь вернуть свою магию, достаточно лишь попросить.

Серая дымка беснуется внутри стеклянного шара в стремлении выбраться наружу. Но за возвращение моей магии придется заплатить. Она уже не та, что была раньше. Когда магия покинула меня, Гея почувствовала, что с ней что-то не так, появилась примесь чего-то темного и злого. Она предположила, что самые истерзанные части моей души – худшие страхи и обиды, болезненные осколки самых глубоких и самых ужасных воспоминаний – ушли из меня вместе с силой, как будто предвидели, что это единственный способ пережить то, через что я прошел. Но я всегда подозревал, что дело тут в чем-то большем. А вдруг мой туман почернел не от того, через что мне довелось пройти, а от того, что я сделал?

И тот факт, что, несмотря на это, я все еще жажду вернуть свою магию, беспокоит меня больше всего на свете.

– Есть способ примириться с этим, Джек. Встреча со своими демонами может стать первым шагом к прощению себя. Мы с Геей предупреждали, что это будет болезненно, но никогда не говорили, что невозможно.

Я задвигаю эту мысль в дальний уголок сознания.

– Нормально иногда ставить жизнь на паузу и уделять время тому, чтобы исцелиться и как следует все обдумать после перенесенной травмы, как это сделали вы с Флёр. Но еще не поздно, Джек. Ты всегда можешь выбрать другой путь движения вперед. Мы с Геей будем рядом, если ты решишь попробовать, – мягко говорит он. – Мы не позволим тебе пройти через это в одиночку.

Я прикусываю язык. Я ведь поклялся охранять Флёр. И уважать ее выбор. Я не стану бросаться ей в лицо подобными заявлениями, только чтобы сберечь собственную гордость.

– Я в порядке.

– Очень хорошо, – говорит Лайон. – Я перенаправил ваши ежеквартальные доходы на ваши счета. А еще раздобыл для вас с Флёр постоянные визы, так что можете оставаться в Мексике столько, сколько пожелаете. Курьер доставит их на этой неделе вместе с новыми паспортами на случай, если передумаете возвращаться в Обсерваторию…

– Или когда мы с Флёр решим спланировать поездку, – напоминаю я.

Он продолжает, скривив рот:

– Новые документы выдержат обычную проверку в аэропорту, но я бы посоветовал вам обоим избегать любых юридических осложнений, чтобы предотвратить более глубокое расследование касательно ваших личностей. Будучи за рулем, следите за ограничением скорости, не ввязывайтесь ни в какие стычки с полицией.

Ясные глаза Лайона мерцают, как хрустальное око посоха, отражая все мои прошлые решения и все будущие возможности. Я невольно улыбаюсь. Последние тридцать с лишним лет он практически заменял мне отца, и даже при том, что мы теперь нечасто встречаемся лично, приятно осознавать, что он присматривает за мной.

– Я буду хорошо себя вести.

– Ну, на это я не стал бы рассчитывать, – криво усмехается он. – Передавай мои наилучшие пожелания Эмбер, Хулио и остальным, когда будешь с ними разговаривать.

– Непременно.

– И вот еще что, Джек, – добавляет профессор с оттенком грусти в голосе. – Я знаю, что у вас с Флёр нет никакого желания возвращаться в Обсерваторию. После всего, что вы пережили, я не имею права ожидать иного. Но вы оба всегда можете считать это место своим домом. Никогда в этом не сомневайся.

Если сейчас я закрою глаза, то почувствую запах его кабинета – насыщенный аромат кофе и старых книг, привкус мела во рту. Я киваю, подавляя ноющее желание вернуться. Чтобы навестить мой дымный туман. И самого Лайона.

– До следующего звонка, Джек.

– До встречи, профессор. – Я удерживаю на лице улыбку, пока его изображение не исчезает с экрана.

3. Мозоль на его душе

Дуг

Выйдя из кабинета Лайона, я не успеваю сделать и десяти шагов, как меня окружают четверо его новых Стражей, чтобы сопроводить по ярко освещенному коридору. Я стискиваю зубы. Один из них, прижимая к уху телефон, соглашается с чем-то между продолжительными паузами. Отрывистым кивком головы он велит мне сменить направление, уводя в сторону от галереи, которая должна была вывести обратно к лифту в Перекрестье, где находится моя комната.

– Куда мы идем? – заносчиво интересуюсь я, когда он убирает телефон в карман. Чем скорее я доберусь до своей комнаты, тем быстрее начну планировать, как мне отсюда выбраться.

Страж открывает дверь на знакомую лестничную клетку, откуда поднимается запах земли и застоявшейся сырости. Мои ноги словно приросли к полу, и тогда меня толкают сзади.

– Тебя переселяют.

– Куда?

– В камеру предварительного заключения.

Команда ведет меня вниз по лестнице. Температура воздуха понижается, и по моей спине пробегает холодок. В катакомбах расположены камеры строгого режима, из которых невозможно выбраться.

Итак, исполнение моего плана откладывается.

Белые стены и яркие перекрытия сменяются винтовой лестницей, высеченной из камня и освещенной факелами. Стражи прогоняют меня по извилистым туннелям пещер под школой, и мы оказываемся в коридоре с дверями камер, ограниченными тяжелыми железными решетками. Ворона – одна из шпионок Геи – пронзительно каркает и нахохливается, когда мы проходим мимо ее насеста. Меня направляют в открытую камеру и запирают.

Я оборачиваюсь на звук, чувствуя, как вокруг меня смыкаются каменные стены. Стражи уже ушли, их шаги растворяются в отдаленном гуле генераторов и царапанье когтей вороны по жердочке.

Я принимаюсь мерить шагами свою камеру. За те недели, что я охотился за Джеком, так и не удосужился подстричься, и упрямая прядь волос продолжает падать мне на глаза, сколько бы я ее ни откидывал. В обмен на ножницы и бритву я готов даже на убийство, но Лайон ничего мне не дал. Очевидно, он не верит, что я сумею выдержать неделю без происшествий. И не зря. Я скорее сожгу тут все дотла, чем соглашусь расстаться со своей магией и прислуживать в Обсерватории до конца жизни в качестве простого смертного.

Я хватаюсь за прутья решетки и трясу их, просто чтобы выпустить накопившееся в душе раздражение, но чертовы штуки не двигаются с места! Эти камеры были специально созданы для заключения в них Времен года. Стены каменные, краны и водопровод оснащены регуляторами низкого расхода жидкости. Поджечь в треклятой темнице нечего, как нет и корней, способных пробиться сквозь толстые каменные плиты. Я это знаю, потому что в течение короткого времени, когда был новобранцем, мне было поручено охранять эти камеры. Тогда они были темнее, холоднее и гораздо противнее, чем сейчас, что подтверждает чрезмерную мягкосердечность Лайона – он слишком слаб, чтобы держать в своих руках бразды правления.

Кусочек белого мыла являет собой единственное светлое пятно в помещении. Расстегнув верхнюю пуговицу комбинезона и спустив его до талии, я, насколько возможно, смываю с себя стазисную вонь и запах кабинета Лайона под струйкой воды в раковине. Собственное отражение в ее стальной поверхности кажется изможденным и постаревшим, и я брызгаю в лицо, сожалея о невозможности стереть все произошедшее с тех пор, как я в последний раз был здесь.

Кран резко закрывается, и отмеренная мне порция воды, которую я израсходовал, утекает в канализацию. Я поднимаю голову. От сырого леденящего воздуха влажная кожа покрывается мурашками. Жар расположенных в дальнем конце коридора факелов не достигает моей камеры, но он мне и не нужен. Холод успокаивает нервы, пробуждает воспоминания о времени, проведенном с Денвером и Ноэль, и взывает к моей самой старой, самой знакомой магии, ведь до того как стать Стражами, мы были Зимами.

Я оставляю комбинезон на поясе и, чувствуя капли холодной воды на своих плечах, ощущаю шевеление зимней магии после долгого периода бездействия. Сырые волосы превращаются в лед, который мягко похрустывает, напоминая треск огня в тускло освещенной комнате. Сделав глубокий вдох, я взываю к сокрытому во мне внутреннему холоду, пока он полностью не пробуждается. Дыхание вырывается облачками белого пара, руки затягивает тонким слоем льда. Это усилие вызывает тошноту и головокружение.

Опустившись на нижнюю койку, я стираю тающий иней с кончиков пальцев. Перед мысленным взором возникает непрошеный образ Флёр, а вслед за ним отражающиеся в зеркале заднего вида поднимающиеся в воздух клубы черного дыма автокатастрофы, которую я предпочел бы забыть. Я завидую тому, с какой охотой и дрожью желания земля разверзлась по приказу Флёр. Я бы убил за возможность прямо сейчас заиметь хоть толику этой силы! Обладай я такой магией, поставил бы всю Обсерваторию на колени.

Раздается скрежет металла о металл, и в двери камеры открывается щель, сквозь которую мне просовывают поднос с небольшой бутылкой воды и бумажным стаканчиком, доверху заполненным витаминами.

Я ставлю поднос на пол, мельком замечая Стража с другой стороны двери, но он поспешно закрывает задвижку. Вот тебе и еда. Несмотря на стазисную тошноту, в животе урчит, но я знаю, что подкрепиться будет нечем. Должно пройти еще несколько дней, прежде чем мой организм сумеет переварить что-то посущественнее пресной жидкости и пищевых добавок, а к тому времени Лайон уже закончит Зачистку.

Растворяясь на языке, таблетки превращаются в меловую пасту, но я все равно проглатываю лекарство, чтобы подкрепить силы, и сползаю по холодной каменной стене, прижимая бутылку с водой к виску.

У меня есть неделя, чтобы отсюда выбраться.

А потом… потом я буду охотиться за Джеком.

Из других камер доносятся приглушенные голоса, некоторые из которых мне знакомы, но пронзительное карканье вороны быстро заставляет их умолкнуть. Открыв глаза, я стряхиваю тяжелую пелену сна, вслушиваясь в приближающееся эхо шагов в туннелях. Снова Стражи – судя по всему, целая команда. Замки на двери моей камеры щелкают, и я напрягаюсь, когда она распахивается, задаваясь вопросом, не поумнел ли старик, не передумал ли касательно выделенной мне на размышление недели.

Мысленно настраиваюсь на битву, которую не смогу выиграть. Если Стражи потащат меня наверх для Зачистки, можно употребить последние силы на то, чтобы дать им повод прикончить меня здесь и сейчас. Поднявшись на ноги, я отступаю от двери, когда на пороге появляется Кай Сэмпсон и на слабых ногах ковыляет к койке. Засовы с лязгом захлопываются за ней. Она моргает, ее темные глаза широко распахнуты над резко очерченными скулами, заострившиеся черты лица болезненно-бледные.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.