Полная версия:
Мужем будешь? Настя против всех
Сегодня они много целовались. Слишком много для третьего свидания, но какая-то сумасшедшая сила тянула ее к нему, и девушка позволяла и ему, и себе эти моменты счастья на остановке, в парке, в кино, в кафе, в вестибюле метро…
* * *Стейш нервно постукивала кончиками пальцев по резиновому поручню, стараясь не думать о том, сколько людей его облапали и у какого процента из них была экзема. Запах пыли, горячей резины и железа щекотал ноздри. Эскалатор двигался слишком медленно…
* * *Он подхватил ее за талию и поставил на ступеньку выше. Так они оказались наравне, смотреть друг другу в глаза, прикасаться губами и шептать глупости стало удобнее. Кто увеличил скорость эскалатора? Они начали целоваться наверху. Одно прикосновение губ. Одна вспышка. И только благодаря отличной реакции Настя успела вовремя среагировать и не полететь носом в пол. К счастью, у Петьки реакция и устойчивость были не хуже, все-таки будущий великий борец – несмотря на юный возраст, его уже взяли в сборную на чемпионат мира. Ей же только предстояло показать себя на чемпионате юниоров.
– Ты будешь звонить?
– Они забирают телефоны, но я что-нибудь придумаю.
– Не сомневаюсь.
Он всегда что-нибудь придумывал и никогда не сдавался. Даже когда она двадцать пятый раз отказалась идти с ним на свидание, все равно не сдался. И добился своего. Месяц назад неприступная крепость Анастасия Эндшпиль пала, распахнула двери и позволила себе наслаждаться сладким поражением.
* * *– С ума сошел? Здесь же люди! – Юная блондинка хлопнула своего ухажера по плечам и чуть оттолкнула, не дав поцеловать.
– Да ладно, всем плевать! – Парень решительно притянул ее к себе, и очередная женская крепость пала перед мужской настойчивостью.
А всем и правда было наплевать. Стейш хмыкнула и медленно обвела взглядом вагон: почти все едут в наушниках, уткнув носы в телефоны. Старушки, которые могли бы стать гарантом безопасности невинной девицы, задумчиво читают книжки или мирно дремлют под шум летящего сквозь темноту поезда.
Стейш всё видела, все слышала, но думала совсем о другом: «Дураки. Целоваться в метро лучше ночью, когда в вагоне только вы двое и мелькающий свет ламп».
Воспоминания тяжелым камнем легли на плечи, пытаясь придавить к грязному полу вагона. Но Стейш не такая. Она выдержала многое и уже не сломается. Больше никогда не поддастся чувствам и не сдастся ни одному мужчине. Даже если это раскаявшийся Шведов.
Нет. Ничего уже не исправить.
* * *Они жили на одной ветке. Ей от Дворца спорта до дома четыре станции, ему пять.
Железный поручень холодил ладонь, а теплый взгляд карих глаз согревал, проникал в душу и заставлял бешеной птичкой трепетать сердце. Он смотрел так пристально, что у Насти не хватало сил отвести взгляд.
«Станция „Лесной проспект“. При выходе из вагона не забывайте свои вещи!»
– Не уходи! – Горячая рука накрыла ее пальцы, и от холода не осталось следа. – Настя, не уходи сегодня.
Мурашки вдоль позвоночника. Голова слегка закружилась от предвкушения, от охватившего безумия.
Всё решили секунды и «мама во вторую смену». Двери закрылись, а Настя осталась.
* * *Иногда Стейш казалось, что Настя осталась в том вагоне навсегда. В той безумной ночи, в тех поцелуях и желании, разлитом по телу раскаленным золотом.
А через несколько недель она узнала страшную истину, которая до сих пор эхом отдавалась в ушах: «Ты такая неприступная крепость, что тебя можно взять только на спор».
Часто Стейш думала о том, что было бы, выйди она тогда из вагона. Как сложилась бы ее жизнь? Она стала бы чемпионкой? Не потеряла веру в мужчин и удачно вышла замуж? Что было бы, если…
Одно она знала точно. Если бы Настя Эндшпиль в тот день вышла из вагона, то Катюши Зиминой – яркой девочки, компьютерного гения и ее «доченьки» со скверным характером – не было бы на этом свете[3].
* * *Лучшая подруга Саша сидела в огромном кресле с чашкой в руках и рыдала. Муза Загорская – трогательность и сентиментальность их дружеского трио – смотрела на подругу сочувствующим взглядом и кивала, позволяя той выговориться.
Обычно Стейш называла такие женские страдания идиотизмом и в утешениях не участвовала, но на этот раз повод у подруги был – и весомый.
– Безвыходная ситуация, Муз. Мне некуда идти, не на что жить, меня бросил жених, и я беременна…
Стейш понимала, что еще пара минут страданий – и Саша изменит свое мнение по поводу аборта. Сдастся. Пойдет по пути наименьшего сопротивления и никогда себе этого не простит. Год назад Стейш цинично убедила бы ее сделать аборт в хорошей клинике, жить дальше и уже потом, лет в тридцать, родить нового ребенка. Год назад, но не теперь.
– Ты еще башкой об стенку побейся! У Музы большая квартира и куча денег, а если еще и замуж выйдет, будет еще больше и свободная квартира. Когда нет сборов, у меня учебы на физкультурке не так много. Саша, ты смелая и сильная, твоим характером можно стены ломать и потом им же отстраивать новые. Мы что, втроем одну девку не вырастим?!
В комнате повисла тишина. Решение, которое она высказала, было радикальным. Зато таким правильным, что у всех присутствующих зазвенело в ушах. В конце концов, их трое! Обычно ребенка растят двое родителей и мужчина не всегда активно участвует. А есть и матери-одиночки, у которых нет никакой помощи. А их трое, черт возьми! Трое на одного ребенка.
– А почему девку? – шепнула Саша.
– Потому что мужик в нашем дурдоме не выживет!
* * *И как это работает? Стоило подумать о Катюхе, как внутри всё успокоилось. Всё, что было прожито и выплакано, оказалось не зря. Сама судьба будто вела ее к этому. Да, узкими, кривыми тропами через тернии, зато прямо к маленькой звездочке по имени Екатерина.
Единственная проблема – как бы они с Музой ни любили эту непоседливую девчонку, у нее только одна настоящая мама.
Кому скажи – не поверят, что суровая темная госпожа Анастасия Викторовна Эндшпиль иногда плачет в подушку, потому что мечтает взять на руки собственного малыша. Но эта мечта навсегда останется лишь мечтой.
Илья СеровОн лишь усмехнулся, проводив взглядом улепетывающую к метро фигуру. Рассмотреть что-то под джинсами и мешковатой толстовкой было сложно, но взгляд все-таки зацепился за необычную манеру ходить – резкие движения, словно она пыталась ударить воздух. Или отшлепать дождь за то, что посмел намочить небрежно собранные в хвост волосы?
От созерцания прекрасного отвлек телефонный звонок. Илья хотел сбросить, но увидел имя абонента и принял вызов.
– У тебя на почте список того, что нужно сделать в кабинете перед тем, как Саша выйдет на работу.
Серов глянул на тяжелое серое небо, будто спрашивая «за что мне это?», но вместо ответа получил каплей в правый глаз.
Перевел по-своему: «Терпи, казак, а то всю жизнь директором будешь!»
– А сразу Лике переслать слабо? Я занят.
– И чем же ты так занят в рабочее время? – Креспо врубил босса скорее в шутку, чем всерьез.
– Сижу в засаде.
– С каких пор ты стал охотником?
– С тех пор как одна неуловимая дамочка поцарапала бок моей любимой Лабри. – Серов почти с нежностью погладил кончиками пальцев царапину на некогда идеально алом боку. Ничего, уже завтра он отвезет ее в сервис, и будет его детка как новенькая.
Креспо на том конце явно чем-то поперхнулся.
– Ты решил поохотиться на Стейш?
– Ну не все тебе девиц осаждать. Может, я тоже хочу? – притворно возмутился Серов.
– Так я тебе и не запрещаю. Обычно они тебя осаждают, а Стейш больше похожа на телохранителя, чем на дичь. Что-что, а распугивать людей она умеет.
– Креспо, – Илья против воли расплылся в предвкушающей улыбке, – тебе говорили, что ты гений?!
Идея для праведной мести была простая, емкая и с размахом, свойственным большому боссу. Не просто поймать эту неудержимую дамочку, но и привязать к себе, захватить всё ее время и…
А что дальше? Дальше он придумает потом. А пока пусть дичь бегает на свободе, ведь чем дольше ловишь добычу, тем больше удовольствия от момента, когда она наконец-то оказывается в клетке.
– Илюх, что ты задумал?
– Месть. Настоящую. Качественную и с размахом.
– Всё из-за Лабри? – Кажется, друг от таких масштабов офигел.
– Не только из-за Лабри, не только.
За наглость. За поцелуй. За побег. За разбитый мобильник. За странные чувства, которые на минуту шевельнулись в глубине души. Эта засранка ответит за всё!
Почему? Да просто так. Имеет он, в конце концов, право немного поразвлечься?
* * *Директор Дворца спорта, увидев его визитку, сначала покраснел, потом побледнел и тут же покрылся мелкими капельками пота.
– Сам Илья Серов у нас. Какая неожиданность. Что ж вы не предупредили? Мы бы подготовились, стол накрыли…
«Подготовили список всего, что нужно купить», – мысленно продолжил Серов, но и бровью не повел, оставаясь привычно невозмутимым и отстраненным. Таким его видели все, кому не положено больше.
– Не стоит суетиться. Я по личному вопросу.
– Конечно-конечно. Чем я могу вам помочь?
Станислав Сергеевич Малкин выдохнул, явно сообразив, что приехали не по его душу, да и в расходные книги, на которые он так выразительно покосился, никто заглядывать не будет. И расплылся в елейной улыбочке.
– Меня интересует ваша сотрудница. Эндшпиль Анастасия Викторовна.
У директора пару раз нервно дернулся глаз, но недаром он был опытным руководителем: тут же взял себя в руки.
– К моему глубокому сожалению, с этого дня Анастасия Викторовна здесь больше не работает…
– …находится в отпуске по семейным обстоятельствам, – с нажимом исправил Серов. – И за то, что она прекрасный сотрудник, вы пошли ей навстречу и сохранили заработную плату в полном объеме.
– С ума сошли?! – Самообладание Малкина дало трещину.
В ответ на выпад Илья молча стукнул кончиком пальца по своей визитке, ненавязчиво напоминая, кто является главным спонсором Дворца спорта, кто помогает закупать самое современное оборудование для тренировок и кто финансирует дорогостоящие поездки на чемпионаты. Не говоря уже о том, что большинство секций для детей тоже спонсирует фонд Креспо, что позволяет городу по праву считать себя «кузницей чемпионов» и привлекать к занятиям детей из малообеспеченных семей. Почему-то именно из них чаще всего получались самые выдающиеся спортсмены.
– Хорошо-хорошо! – устало выдохнул вновь вспотевший директор. – В отпуске с сохранением заработной платы.
– Рад, что мы поняли друг друга. – Серов поднялся и небрежным жестом одернул дорогой пиджак. – Завтра в три часа дня Анастасия Викторовна должна быть в вашем кабинете. Пригласите ее подписать документы, выпить чашку чая или что угодно на ваше усмотрение. Если ее здесь не будет, – он выразительно глянул на злосчастные расчетные книги, – то мой визит перестанет быть личным делом.
Доводить человека до инфаркта не стал, просто развернулся и вышел, оставив после себя запах дорогого парфюма и серебристую визитку с черным тиснением.
Малкин проводил гостя усталым взглядом, достал из кармана пиджака мятый носовой платок, промокнул лоб и проворчал:
– И что они все в ней нашли?
День у него и без этих угроз прошел под именем Анастасии Эндшпиль. Сначала Россеев за нее просил, потом Антипов звонил в гневе и пугал уходом, следом пришел Шведов и заявил, что без помощницы Насти не может работать. Теперь и сильные мира сего подтянулись.
Что она делает с этими мужиками, раз они вокруг нее стаей вьются?
Стейш– Настенька! Как хорошо, что ты ответила! Я места себе не нахожу! Ну прости меня, дурочку старую. Я ведь о тебе беспокоюсь. Уже тридцать, а рядом нет ни одного мужчины! Так в девках и…
– Мам, я еду домой, – коротко прервала поток сознания Стейш и вышла на своей остановке, хотя должна была проехать еще две, ведь жила последние три дня в огромной квартире Музы Загорской.
Много лет они обитали там вчетвером: Муза, она, Саша и Катюша. Но Зимины не так давно переехали в свою уютную квартиру рядом с парком, в которой Стейш всегда была желанным, но все равно гостем.
С того дня как они с Музой остались вдвоем на двухстах пятидесяти королевских квадратах, Стейш и у второй подруги стала чувствовать себя просто гостем. Раньше была Катюха, за которой нужен был присмотр, потом няня понадобилась и самой Музе Загорской. Но время успешно залечило старые раны подруги, теперь помощь не требовалась никому. Все были относительно счастливы.
Ну, кроме Елены Сергеевны Эндшпиль, которая спала и видела, как будет нянчить карапузов. И рожать их почему-то должна была Стейш. Видимо, на ее старшего брата мать давным-давно махнула рукой. Еще бы: какие внуки, если сын укатил во Францию и уже несколько лет носа домой не кажет?
Витая в нерадостных мыслях, Стейш шлепала прямо по лужам. Кеды промокли, хвост растрепался, и мокрые пряди противно липли к лицу. Покажись она в таком виде Шведову, он словил бы совершенно неспортивный инфаркт!
Родной дом встретил запахом жареной курочки с чесноком. Мама готовила ее, только если ждала гостей.
– Мам, а что происходит? – устрашающе протянула Стейш, заправляя мокрые волосы в капюшон.
Из кухни выглянула чуть полноватая женщина под шестьдесят в ярко-красной косынке на голове. В этом образе она сильно напоминала девушку с коммунистического агитплаката, постаревшую вдруг на сорок лет.
Мама традиционно убирала этим пережитком прошлого короткое пшеничного цвета каре, начиная готовить. На тонких, как у Стейш, губах Елены Эндшпиль играла довольная улыбка.
– О, Настенька, уже пришла?! Да я тут Василину Ивановну в гости пригласила. Мне же было так одиноко.
– Одну? – настороженно уточнила блудная дочь.
– А с кем же еще? У нее сын давно в Москву переехал. Кстати, очень хороший мальчик и не женат.
– Мама, я сейчас уйду, – предостерегающе рыкнула Стейш.
– Все-все. Заходи. Приводи себя в порядок, отдыхай. Через час придет наша гостья и будем ужинать.
Вот только мироздание сегодня ополчилось против Анастасии Эндшпиль и даже против ее мамы, потому что гостья пришла не одна.
Глава 4
Есть такие люди, которые входят в помещение и заполняют собой все пространство: кто-то энергетически, а кто-то физически. Василина Ивановна – мамина бывшая коллега из бухгалтерии – относилась ко второй группе. Узкий коридор гостья заняла весь, от стены до стены, и так лучезарно улыбнулась, что Стейш прикинула, а не надеть ли солнечные очки. К счастью, приветственная улыбка тут же опасливо сменилась на смущенную, золотой зуб в верхней челюсти застенчиво блеснул в неярком свете лампы.
– Прости, Леночка. Я сегодня не одна. Сын прилетел из Москвы, я не смогла оставить его дома одного.
«Ему что, пять лет?» – не удержалась от злой мысли Стейш, предчувствуя скорое несварение желудка. Что за невезение! Хотела спокойно поужинать с мамой, а тут этот… из Москвы.
– Сын? Из столицы?
Елена Сергеевна широко (не сказать бы «плотоядно») улыбнулась, но под сердитым взглядом дочери поспешила сделать серьезное лицо. Да-да, какой кошмар – незваный гость. Холостой. Успешный. Перспективный будущий зять. Отравить! А потом на скорой – в ЗАГС. Глядишь, очнется и наделает ей внуков. А если не очнется? Статус бездетной вдовы лучше славы старой девы.
Все это было крупными буквами написано на мамином лице. Стейш передернуло. Меж тем Василина Ивановна продолжала вещать грудным голосом:
– В командировку приехал. Хотел мне сюрприз сделать. Мы чуть не разминулись, чудом столкнулись в дверях. Вадик, заходи!
Вошедшему Вадику должно было поплохеть с порога, но он оказался на удивление непрошибаемым. На тощем со впалыми щеками лице улыбка опытного менеджера по продажам крема от загара пингвинам, в руках коробка с киевским тортом, а на шее отвратительный ярко-красный галстук.
И если Елена Сергеевна Эндшпиль мгновенно определила в нем перспективного будущего зятя, то Стейш автоматически активировала протокол СУДАК. Он действовал на всех потенциальных партнеров и, не дай бог, мужей. Если мужчина ему соответствовал, то мог надеяться на благосклонность. Если нет, то мог хоть самолет угнать – никаких шансов.
С – спортивный;
У – успешный;
Д – добрый;
А – «афигенно» любвеобильный;
К – кривенький.
Что ж, командировочный Вадик был точно спортивным и успешным – судя по неплохой фигуре и брендовому плащу. И не слишком симпатичным: достаточно крупный рот, тонкий крючковатый нос и очень глубоко посаженные огромные глаза. Он отчего-то напомнил ей стервятника. Но вот ДА – доброго и «афигенно любвеобильного» – надо было еще проверить. Или не надо.
В любом случае он СУДАК больше чем на пятьдесят процентов, значит, его можно потерпеть за ужином и не заработать гастрит. А поматросить и бросить она всегда успеет.
Хотя после всех сегодняшних злоключений желание было одно – стянуть кусок маминой фирменной курочки, закрыться в комнате и посидеть в тишине и покое. Но полчаса спустя Стейш как хорошая дочь сидела за столом, накрытым столь обильно, будто мама ждала в гости не свою подругу, а толпу прожорливых потенциальных женихов.
Злосчастный Вадик вел себя достойно: похвалил угощение, разлил мамам неизвестно откуда взявшуюся бутылку вина и торжественно нарезал торт. Разговор поддерживал ровно и сдержанно, постоянные намеки на то, что сидящая с каменной рожей девушка не замужем и было бы неплохо вам познакомиться поближе, успешно игнорировал.
Вообще, гость казался таким безупречным, что Стейш в какой-то момент почувствовала себя молчаливой негостеприимной сволочью. В конце концов, мама не знала о ее возвращении домой и не могла подстроить этот ужин. А мужик в идиотском галстуке не виноват в ее бедах, его так же притащила не в меру активная родительница. Может, и невиновен? Хоть индульгенцию заочно выписывай.
Разговор тек обо всем и ни о чем: бывшие коллеги, повышение Вадика и, наконец, мамино последнее увлечение – фиалки.
– О! Совсем забыла, Василин, у меня тут такое чудо расцвело. Идем покажу!
Чудо, разумеется, показать решили только Василине Ивановне, оставив «молодых» пообщаться между собой. Притом мама Вадика так активно шмыгала покрасневшим носом, что Стейш заподозрила у нее аллергию на эти самые цветущие по всему дому фиалки. Но чем не пожертвуешь ради личного счастья сыночка, не так ли?
Стоило женщинам удалиться на сеанс созерцания вонючего и цветущего, как за столом повисла совершенно негостеприимная тишина. Стейш поддерживать дежурные разговоры не умела и с прямолинейным ожиданием уставилась на Вадика. Ну что, мужчина? Бери ситуацию в свои руки. И он взял. Так взял, что захотелось крикнуть: «Брось каку!»
– Анастасия, – он отчего-то называл всех полными именами, – я буду с вами откровенен. Вы как будущая жена меня в принципе устраиваете. Но я хотел бы обсудить нюансы.
Он окинул ее таким взглядом, будто отсканировал и оценил каждый параметр по десятибалльной шкале. Судя по лицу, получилось максимум на семь-восемь, но проходной балл набрала. И это было уже интересно. Кажется, этот идеально сдержанный тип – совсем неидеальный? Отчего-то захотелось посмотреть, насколько именно.
– Да, и какие же нюансы?
– Сущие мелочи. Я предпочитаю завтракать и ужинать дома, поэтому жена должна хорошо готовить и подавать мне еду в шесть утра и семь вечера. Без опозданий. На ужин не менее двух блюд, содержащих максимум белка и клетчатки. Также в своем доме я не потерплю никаких бабушкиных халатов и, – он окинул взглядом старую безразмерную футболку, – вот таких вот изношенных вещей. Только красивые домашние платья, я подберу варианты. И работа. Вы же работаете?
Выслушивая все это, Стейш устроилась поудобнее и подперла рукой подбородок, приняв вид внимательный и слегка придурковатый.
– Да, – улыбнулась она еще шире, предвкушая новые «нюансы».
– Придется уволиться. Жена должна заниматься домом и детьми. Минимум двумя.
– Да что вы говорите. – У Стейш уже ныли мышцы лица. – И откуда же ваша жена должна брать деньги на личные расходы?
– Хороший вопрос. Я рад, что вы понимаете необходимость ведения семейного бюджета. – Мужчина выпятил грудь, заставив взгляд снова зацепиться за отвратительный красный галстук. – Я буду выделять строго ограниченную сумму на твои расходы. Ты будешь сидеть дома, зачем тебе много денег? Если нужно будет что-то сверх нормы, согласуешь со мной. Я решу, нужно нам это или нет. Всё поняла?
Он как-то незаметно перешел на «ты», явно приняв ее идиотский вид за готовность рвануть в законный брак.
– О да. Но у меня тоже есть нюансы.
– Внимательно слушаю. – Мужчина откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что «не слушаю, а пропускаю мимо ушей бабский бред».
Стейш медленно поднялась сама и жестом попросила его сделать то же самое. Усмехнувшись женской причуде, Вадик послушно встал и замер напротив, еще и покрутился, всем видом говоря: «Ну что? Оценила свое счастье?»
Счастье она оценила и с той же дурацкой улыбкой, от которой болели щеки, подошла к нему вплотную.
– Что ж, начну с главного… – И поинтересовалась: – Дорогуша, с чего ты взял, что я хочу за тебя замуж?
Вадика явственно передернуло. Не этого он ожидал, ой не этого.
– Мама сказала, – брякнул этот то ли недоальфач, то ли полуабьюзер. Но тут же собрался и продолжил с вызовом: – Да тебе тридцатник уже. Такие, как ты, на всё пойдут, лишь бы замуж выскочить.
– Такие, как я? – прошипела Стейш сквозь зубы и выгнула правую бровь.
– Залежавшийся товар, – подписал себе приговор Вадик. – Так что не выпендривайся, а соглашайся. Кому ты нужна в своей старой футболке, без сисек и с волосами-сосульками?
Инстинкт «уничтожение мудаков» сработал раньше, чем язык. Подсечка, хват за шею и с силой вниз. Горе-жених успел тихо вскрикнуть перед тем, как ткнуться лицом в оливье. Салат стало жалко, поэтому Стейш поспешила вытащить мужика обратно и, нажав на болевые точки у основания шеи, рыкнуть:
– А теперь слушай сюда, альфа-самец в бета-версии. Я, может, и товар с просрочкой, зато с чувством собственного достоинства у меня все в порядке. А на твои «нюансы» может согласиться только полная идиотка. И еще…
– Ма… ма… – сдавленно пискнул Вадик, с трудом прожевав попавший в рот салат.
– Настоящий мужчина. Мамочку зовет, – фыркнула Стейш, толкая его вперед. Вывела в коридор и, не дав одеться, вышвырнула за дверь. – Если еще раз увижу, с лестницы спущу. Чтобы ни ноги, ни руки, ни рожи твоей здесь не было.
– Чокнутая! Да кто на тебя, мымру, позарится?! Не хочешь – больно надо. Да я себе сотню таких найду!
Истеричный выкрик успешно заглушила дверь. Стейш бросила скорбный взгляд на мужские ботинки: «Эх, а первые полчаса этот тип казался нормальным человеком!» Таким нормальным, что начало подташнивать. Наверное, поэтому, когда он начал гадский монолог о «нюансах», она испытала не отвращение, а странное облегчение. Было бы намного хуже, окажись он СУДАКом. А еще хуже, если бы запал в душу и захватил сердце, как когда-то Шведов. Ну уж нет, лучше мордой в салат – и на улицу.
Взяла ботинки и, приоткрыв дверь, вышвырнула на площадку. Следом полетел плащ. Когда вещей этого типа не осталось в квартире, она наконец смогла выдохнуть.
– Настя, а где Вадик? – В коридоре, благополучно пропустив все самое интересное, материализовались сразу обе мамы.
«Надо же! Даже не подслушивали!» – успела удивиться Стейш.
– Ушел, – пожала плечами как ни в чем не бывало. – Позвонили с работы.
Вторя ее словам, из комнаты раздался громогласный звук рингтона. Скабрезная песенка, которую напевал пропитой мужской голос, стояла на нем уже много лет и проверяла на прочность нервы окружающих.
Мироздание услышало то ли слово «позвонили», то ли слово «работа» и поспешило вернуть Стейш кармический долг. Соврала? Вот тебе звонок с работы в девять часов вечера! Более того: звонок с работы, с которой ты несколько часов назад с триумфом уволилась.
Все три дамы от неожиданности едва не подпрыгнули на месте. Соседи снизу, должно быть, тоже нервно икнули, когда люстра от такого аттракциона опасно покачнулась.
– Настя! Когда ты уберешь со звонка эту кошмарную песню?! – тут же возмутилась мама, поглядывая на вытянувшееся лицо подруги. – Что за ребячество?!
– Вот прямо сейчас и уберу. Торт ешьте без меня, я на диете! – брякнула Стейш и рванула в комнату, радуясь возможности избавиться от расспросов в стиле: понравился ли ей жених и как будут звать их будущих детей.
Телефон обнаружился на широком, заваленном подушками подоконнике. Стейш по достоинству считала его лучшим местом в своей – честно отвоеванной у брата – комнате. Здесь удобно было сидеть, вытянув гудящие ноги, и смотреть, как закатное солнце окрашивает двор то в золотой, то в алый, а люди, не замечая красоты, спешат домой от автобусной остановки. Когда-то она сидела на этом подоконнике и говорила по телефону со Шведовым, смеялась над глупыми шутками и млела от романтических глупостей. А потом плакала, прижимаясь горячим лбом к ледяному стеклу, и кусала губы, чтобы не завыть от боли – мама испугается.
