скачать книгу бесплатно
Они огляделись: бескрайность леса давила со всех сторон. Как яма, из которой в жизнь не выбраться; как беспощадные объятия трясины. Закричать до хрипоты, звать на помощь – никто не услышит, потому что за далью леса – мир, не подозревающий о существовании этого места.
«А где… Леонтий?» – стуча зубами, выдавила из себя Ненила.
Глаза различали в темноте силуэты: на дороге, где остались растоптанные следы от подков, лежал распростёртый человек.
Екатерина одна никогда не видела смерти. Но первая кинулась к нему. Наклонилась над его лицом, дотронулась до макушки. Войлочный колпак был горячий и мокрый, пар от него растворялся в морозном воздухе. На пальцах осталось что-то липкое.
– Леонтий! – хрип в горле заглушил её голос.
Подбежал Раффаеле, с неаполитанской расторопностью потормошил его за плечи и руки и приподнял под спину. Леонтий охнул. Из темени его на утоптанный песок вытекала тёмная кровь. Екатерина смяла колпак и попыталась промокнуть.
– Чем перевязать? – спросил Раффаеле.
– Погодите! – Ненила уложила Алёнку в траву на обочине. – Погодите, я найду!
Она развязала узелок, вытащила чистую пелёнку и разорвала пополам. Они втроём склонились над Леонтием, стоя на коленях на влажном песке.
– Потерпи, голубчик, – прошептала Ненила, обматывая ему голову.
– Пробили череп, – сказал Раффаеле. – Нужна тугая повязка. Но прежде – удалить осколки кости.
– Вы сможете? – спросила Екатерина.
– Без света и чистого ножа…
– Нам неоткуда ждать помощи, сеньор Раффаеле. Углич в одиннадцати верстах. Нам не дойти туда ночью с раненым человеком.
– Близко деревни могут быть, – он покрутил над коленями немеющими руками.
– Если пойдём искать, мы заблудимся, – сказала Екатерина. – Надобно дожидаться рассвета.
Лиза дрожала. У неё в ногах в траве сопела Алёнка.
– Который час? – Раффаеле сунул руку в карман. – Dannazione![39 - Проклятье! (неап.)] Они украли мой брегет!
– Чего делать, Катерина Иванна? – всхлипнула Ненила. – Будем ждать на дороге чью-нить повозку?
– Мы не сможем стоять на дороге неведомо сколько. Нам не остаётся иного, как ночевать в лесу. Как рассветёт, так и подумаем, как выбраться отсюда.
– Вы правы, Каттерина. Мы должны уйти с дороги. Ночью проезжают не только хорошие люди, – Раффаеле не признавался, какая усталость одолевала его после бессонной ночи в сарае. Сколько бы он отдал теперь, чтобы туда вернуться…
Он приподнял Леонтия под шею. Повязка промокла, почернела – хоть отжимай.
– Н-надо остановить кровь.
Ненила оживилась:
– Подорожником! Я пойду поищу!
– По-дорожь-ни-ком. Что это?
– Это круглые полосатые листья, – Екатерина ползала по обочине, ощупывала слизкую траву. – Не то, сеньор Раффаеле, это лопухи! Подорожник меньше.
Ненила нащипала листьев в подол. Не жалея пелёнок, туго примотала их к голове Леонтия. И Раффаеле понёс его в лес. Ветка схлестнула ему шляпу, и она пропала в пространстве ночного леса – но это было теперь не важно.
Екатерина шла впереди, раздвигая тенёта ольхи, лещины и молодых берёз. Под ногами шуршало, трещало и ломалось. Нашли сухое место под двумя осинами. Уложили Леонтия на покрывало опавшей листвы.
– Глядите, как бы ссыканцы не бегали! – беспокоилась Ненила. – Да не замёрз бы, страдалец, на голой-то земле! Ишь как сентябрит!
Держа на одном локте Алёнку, другой рукой она повесила клетку с голубем на сучок.
Повсюду пахло сыростью, болотом и еловой смолой. Кто-то хлюпал носом. Раффаеле, на коленях перед Леонтием, откинул с глаз прядь волос: Лиза дышала на руки – вот-вот посинеет.
– Мы можем зажечь огонь? – обратился он в небо, будто к самой Деве Марии.
Пока Ненила отламывала безжизненно висячие ветки ольхи, а Екатерина собирала хворост, он завернул Лизу в шерстяное одеяло. Как скульптуру Святого Ианнуария, привезённую после реставрации… А Лизе вспомнилось слово старой няни: «кузовенька». Когда после бани зимой её, четырёхлетнюю, кутали в толстый платок, а он ей оказывался до пят. Ласковое, домашнее и тёплое слово…
Сложили костёр пирамидкой. «Ог-ниии..», – стонал Леонтий.
– Огниво! – догадалась Ненила.
А он всё тянул дрожащую руку к груди, открывал сухие губы, издавая слабые стоны. Раффаеле наклонился к нему, приставил к уху ладонь… «За… па-зуфой».
Ненила сообразила – расстегнула большие пуговицы его старенького зипуна и нашла огниво.
Кучка хвороста вспыхнула. Пламя озарило лица оранжевым рассеянным светом. Все встали вокруг костра и с удовольствием стали греть руки.
Затихло. Влажная свежесть болотного воздуха смешалась с запахом дыма. Тоненькие веточки корчились в огне, тихо потрескивая. С деревьев, шелестя, скатывались листья. Ни одно птичье крыло не задевало покойных крон над головой. Лес спал.
– Повните того мужика в трактире? – шёпотом заговорила Ненила. – Мене кажется, он был средь них. От него смердело так же.
Барышни молча посмотрели на неё, высвеченную мигающими всполохами.
– Я не думал, что русские злые, – произнёс Раффаеле. – Когда надо защищать свою землю от врагов, они сами – враги друг друга. Нападают, убивают, грабят… Ненавидят… Мне жаль вашу страну… У нас в Неаполе тоже есть разбойники… Неаполитанцы, как русские, могут ненавидеть… Теперь они предали короля и свергли его…
– И наши однажды предадут и свергнут царя. Как я говорю, так и будет! – ответила Екатерина.
Леонтий блестящими глазами смотрел на умиротворяющее пламя. Не привык он лежать в присутствии господ, когда они так нуждались в его верном служении. Он силился найти в себе прежнюю мощь, но здоровье уходило из тела, и боль дробила седую голову.
От дороги их закрывала огромная пушистая ель. Нижние тяжёлые лапы её лежали на земле. Поверх осыпанной хвои Екатерина расстелила одеяло.
– Кто-то из нас должен смотреть за костром и стеречь от опасностей, пока другие будут спать, – сказала она.
– Вы сможете уснуть – на земле? – Раффаеле ткнул пальцем под ноги.
– Сеньор Раффаеле, в военный лагерь мы с вами едем тоже не на перинах спать!
«Едем, – повторила она шёпотом, развязывая шляпные ленты. – Знали бы мои бедные родители… Знала бы Нина, где я этой ночью. Знал бы Александр…»
Под осинами покоился толстый ствол древнего дерева, заросший мягким мхом и лишайником. Раффаеле сел на него, уже не думая о чистоте белых панталон, – сейчас большим несчастьем мог бы быть только дождь. Саблю ротмистра Чубарова он вынул из ножен и воткнул в землю перед собой.
Барышни повесили шляпки на сучья и легли рядом, чтобы греть друг друга. На своём одеяле оставили место и для Ненилы. Она пряталась за деревьями – кормила Алёнку.
Странно было лежать на земле, чувствовать её неровности, видеть плывущую бесконечную даль чёрного неба – словно на плоту посреди штилевого моря. Спать не получалось. И Лиза, и Екатерина молчали, наблюдая едва уловимое кружение земли. Облака то и дело закрывали и открывали небесные светила. А вдали виднелась особая звезда – словно зависшая в своём падении, с маленьким золотым шлейфом. Её тоже то скрывали, то освобождали движущиеся тучи. Это было прощальное блистание кометы, дивящей Россию последний год.
Екатерина отвернулась к костру: слёзы не поддавались воле и не могли остановиться. Лиза тряслась и жалась к ней, как птенец.
– Ложись ближе к костру, – не дрогнул голос, ни всхлипа не выдала Екатерина, против воли захлёбываясь горячими слезами.
– Я боюсь спать возле костра.
И она отдала Лизе свой редингот – укрыться. Ей было жарко. И не жалко.
«Бай-бай-бай, А-а-А-а-А», – за деревьями мелькал Ненилин белый платок. Девочка беспокоилась, хныкала. Разгорячённое тельце сквозь ватное одеяло калило матери руки.
Тихо похрустывал сгорающий хворост. Лиза согрелась и уснула. С закрытыми глазами лежала и Екатерина – силой воли нагоняла на себя дрёму. А за костром в тишине слышались подавленные вздохи Леонтия.
Раффаеле сидел один на поваленном дереве и усердно строгал палочку позаимствованным у Леонтия ножом, чтобы побороть усталость. Ненила подошла, села рядом на мшистый ствол.
– Не спит. И не плачет. А глазки-то открыты.
Герцог глянул на неё, затачивая палочку под гусиное перо.
– Вы позволите здесь сидеть? – робко спросила Ненила. Брови чернели у барина уж больно сурово…
– Да. У огня теплее, – в его голосе звучало обычное дружелюбие.
А лицо бессонные ночи исказили.
От жара костра щёчки ребёнка закраснелись. Ненила поцеловала дочку в горячий лоб. Она верила, что волшебство материнской ласки способно побороть любой недуг.
У Раффаеле кончались силы облачать мысли в русскую речь. Но он искал способы развеять силы Морфея и старался говорить.
– Тоскуешь ли ты по своей деревне, Ненила?
– Как не тосковать? Всё ж выросла там. Только о тамошней жизни вспоминать горестно. А в дороге горе-то, оно как-то и забывается.
Он рассмотрел в руках соструганное остриё. Лесные звуки ночной тишины располагали к беседе.
– Ненила. У тебя красивое имя. В Неаполе есть слово, похожее на твоё имя. Так мы называем любимую женщину. Nennella…
Задумался Раффаеле. Не нашёл у русских подобия этому неаполитанскому слову. Хоть и говаривал Ломоносов, что в одном русском языке – «великолепие испанского, живость французского, строгость немецкого, нежность итальянского», «мудрость греческого и латыни».
– Нен-нел-ла, – Ненила, как ребёнок, показала маленькие, словно молочные, зубы. – Надо же! Вот бы Мирону сказать. А он и не знал, как меня звать ласково.
Она замолчала, и уголки рта её опустились. Как дитя, не умела она притворяться.
– А этот ваш Не-а… Не-а-поль далеко? – неграмотные губы забавно раскрылись на звуке «а».
– Неаполь – далеко… Это по-русски «Неаполь», а мы его называем «Napule».
– На-пу… А каков он, ваш город? Он, чай, не похож на наши города?
Раффаеле сунул нож за голенище сапога, как делал Леонтий, и бросил палочку в костёр.
– Неаполь.., – он улыбнулся и прикрыл глаза. – Неаполь – это «кусок неба, упавший на землю». Так сказал один писатель. В Неаполе сейчас тепло… Солнце яркое, рано встаёт и быстро заходит. Ночи в Неаполе в сотню раз темнее, даже когда звёзды и луна светят. В Неаполе воздух пахнет цветами. Ты не знаешь, Ненила, какие там сады! Какие там розы… Магнолии… Дерево – другое. Листья жёсткие, как кожа сапога. Там олива растёт с вкусными плодами – из неё делают масло. И пальма. Нашу сосну зовут «пиния». Она похожа на зонт. Мы прятались под ними от солнца.
– Под соснами???
– Они другие, Ненила. Они не похожи на русскую сосну. Без них древний город Помпеи был бы как пустыня. Теперь на месте этого города руины и песок.
– А чего с ним сталось?
– Этот город погиб в давние времена, когда люди не знали Бога и верили в Юпитера. У нас есть большая гора. Из неё всегда выходит дым. Гору зовут Везувио. Когда из неё извергается огонь, земля дрожит, и Неаполь озаряется огненным светом. Огонь залил города Помпеи и Эркулану, и они остались под камнями.
– Как страшно там! – Ненила поёжилась. – Это ж и Неаполь ваш может залить огнём! Как же вы не боялись там жить?
– Мы давно привыкли жить рядом с вулканом, Ненила. Русские не боятся жить в деревне среди частых лесов с медведями – и мы также не боимся. У всех неаполитанцев особое состояние души: мы каждый час готовы к неожиданности и опасности. И даже имеем к этому вкус.
– А как туда добраться?
– Можно по земле: через Австрию и Италию. И можно морем на корабле.
– Море… А какое оно – море?
Раффаеле сладко вздохнул и улыбнулся:
– Море всегда разное. Когда солнце светит и небо прозрачно – море синее. Как небо, но темнее и ярче. Когда погода пасмурная, море серое или белое. Мы не видим, где кончается море и начинается небо. Зимой, когда идёт дождь, море зелёное.
– Ишь ты! Зимой – дождь. Вот диковина какая!
– Море шумит, как живое, и волны плещут на берег. Вода морская – солёная, как слёзы.
– А правду говорят, будто море такое широкое, что за ним берега не видать?
– Далёкая земля не видна. Но в Неаполе с берега мы видим остров Капри.
– Кап-ри… Надо же! Вы как будто сказку сказываете. Аж не верится. Неужто такая жизнь где-то есть?
– Сейчас и мне не верится, – Раффаеле вздохнул, глядя на русские породистые ели.
– Ох… Вот бы увидать, хоть одним глазком. Чего за море такое…
– Это возможно, Ненила. Ты молода и свободна.
– Нет, – она покачала головой. – Моря я никогда не увижу.
– Ты не можешь знать, что будет.
